***

- Элис, – тихо говорю я в темноту.

- Что? – спрашивает она, поворачиваясь на бок.

- Ты любишь Джаспера? – Я смотрю в ее сторону, но не вижу ее в темноте.

Она отвечает не сразу. Вместо этого Элис находит под одеялом мою руку и сжимает пальцы.

- Да, - восторженно говорит она. – Люблю. Еще как люблю.

Теперь мы поворачиваемся лицом друг к другу. Я вижу отблески сияния ее глаз. Она улыбается – я чувствую значительность этой улыбки. Я чувствую, как от нее волнами исходит светлота и хорошее настроение. Втайне от нее я знаю, каково это – быть влюбленной.

Любовь.

Гребаная любовь.

Любовь – она словно трепет и лучи солнца.

Она как слезы радости и лучший шоколад на свете. Это покалывание в груди и дополнительное биение сердца. Любовь – это наполненность, глупость. Безнадежность.

Любовь дарит тебе щекочущие прикосновения и широкие, широченные улыбки. Она не дает тебе спать. От нее тебе трудно дышать, моргать, волноваться. Любовь врывается в тебя потоком и заполняет целиком. Когда ты - да – влюблен, любовь всегда рядом.

Это чувство.

Любовь - она неописуемая, обременительная, глупо-эгоистичная, всепоглощающая, изменяющая жизнь, вызывающая мурашки, восторг от того, что знаешь все слова этой песни, сокрушающая осознанием, что невозможно здраво мыслить, когда его нет рядом, экстатическая, вызывающая тревожные симптомы громкого смеха без причины, веселая, заставляющая придумывать правила, стимулирующая ревность, вызывающая лягание ногами, дарящая мечты, прекрасная, наполняющая, доводящая до дрожи, до одержимости постоянно знать, где он, необходимая, требовательная и полная радости.

Наша любовь - она хранится в секрете, это встречи украдкой поздно ночью, дарение подарков, любовь к крем-соде, ваниль, проблемы и несравненная парочка – Дасти и Принцессочка.

Его любовью пронизано все мое тело. Его любовь – это «никогда и ни за что не уйду». Любовь Эдварда для меня проста… это совсем и навсегда.

Она только для нас и ни для кого другого.

Как бы мне ни хотелось сказать подруге: «Я тоже влюблена!», я не могу. Не скажу.

Наша любовь застегнута на замок.

Так что вместо этого я говорю:

- И на что это похоже, Элис?

Элис со вздохом сдувает с глаз челку.

- Это похоже на… вроде как… ну, это типа как… трудно объяснить.

- А ты попробуй. – Я улыбаюсь.

- Ладно. Вот смотри: это как когда ты делаешь сэндвич с арахисовым маслом и желе, и он такой вкусный, что ты улыбаешься все время, пока его ешь.

Я киваю.

- И он слишком вкусный, чтобы есть его очень быстро, так что ты ешь его медленно и размеренно, потому что знаешь, что когда этот сэндвич закончится, и ты попытаешься сделать еще один, он ведь не будет точно таким же.

Я киваю.

- Так что ты объедаешь его по кругу, сначала съедая корку. Затем ешь бока, но не касаешься середины.

Я киваю.

- Теперь у тебя осталась только середина сэндвича с арахисовым маслом и желе, и ты ждешь несколько секунд, чтобы съесть ее, потому что знаешь, ты просто знаешь, что это будет самое вкусное. Там густо намазано арахисовое масло, и желе липнет к пальцам.

Я киваю.

- Наконец, ты засовываешь последний кусок в рот, и он вкуснее, чем ты могла себе представить. Это самый вкусный кусок. Это верх совершенства, и его никогда не удастся повторить, не этот особенный сэндвич. Это то, что никогда не повторится.

Я киваю.

Элис улыбается.

- Ну, любовь - это нечто довольно близкое к этому.

Я знаю.

Позже этой ночью, после того, как я уснула, Эдвард будит меня. Он не пришел домой после игры. Он остался с Пити, Беном, Ким и Викторией. Я гадала, где он, но не спрашивала. Не знаю, почему. Просто не спрашивала.

Я бросаю взгляд на Элис. Она похрапывает, полностью укрывшись одеялом. Ее нога свисает с кровати.

- Пойдем, - шепчет Эдвард и тянет за руку, отрывая от подушки. – Пойдем спать со мной.

В полусне, я украдкой иду в его комнату. От него пахнет травкой и алкоголем. У него нетвердые шаги и неразборчивая речь. Я вынуждена несколько раз напоминать ему говорить потише. Сейчас без пятнадцати четыре. Скоро мне пора уходить из его комнаты. Я говорю ему: «Эдвард, я не могу остаться». Он говорит: «Только попробуй уйти».

Я остаюсь.

Мы лежим в кровати, и его телефон пикает. Он отвечает на вызов и громким шепотом говорит: «Блядь, просто оставь меня в покое!», а затем швыряет его через всю комнату.

- Кто это был, Эдвард? – спрашиваю я, прислоняясь спиной к его груди.

- Виктория, - быстро отвечает он.

- Почему?

Эдвард издает стон и садится в кровати. Я тоже сажусь, он снова притягивает меня к себе.

- Что «почему», Белла?

- Почему она звонит тебе в четыре утра? – Я стараюсь, чтобы мои слова не звучали неуверенно и недоверчиво, но это трудно. Трудно, когда дело касается Виктории.

Он не отвечает.

Это тоже трудно.

Я поворачиваюсь в его объятьях и встаю на колени лицом к нему. Эдвард не смотрит на меня, и я гадаю, почему. Я переношу свой вес на икры. Эдвард касается моего голого колена.

- Давай, просто закрывай глаза, сонная девочка.

Я качаю головой.

- Нет.

Он смеется, но язвительно и злобно.

- Я не собираюсь делать этого с тобой, Белла.

- Ты должен. Должен, потому что я принадлежу тебе. Потому что ты любишь меня, так? Так, Эдвард?

Он вылезает из постели, и я не знаю, когда все пошло не так. Весь день мне было хорошо. Весь день я чувствовала любовь, а сейчас вот – это. Почему все внезапно изменилось? Потому что он пьян? Он вечно пьян. Нет. Тут что-то еще. Что-то хуже.

- Блядь, ты говоришь как ребенок, - презрительно говорит он, стягивая через голову свое голубое худи. Показывается его футболка, и я вижу его спину, и она – что? Что? ЧТО?

Мои руки прижимаются ко рту.

- Ты не…

Эдвард хлопает по карманам в поисках сигарет. Он спотыкается. Он пьян. Он много чего.

- «Я не» что? – Он включает свет в комнате, садится, прислонившись к комоду, и ждет моего ответа.

Я двигаюсь на край кровати с трясущимся подбородком и практически промокшими глазами.

- Твоя спина.

Эдвард делает затяжку, отчего выглядит гораздо старше своих пятнадцати с половиной, и отчего я чувствую себя именно тринадцатилетней. Почти маленькой. Он заставляет меня чувствовать себя глупой – маленькой и глупой.

У него налитые кровью глаза, а руки вроде как дрожат. Теперь Эдвард смотрит на меня, возможно, пытаясь понять, что за херня происходит. И одновременно с тем, когда до него все доходит, мое сердце разбивается на куски.

Я трясу руками. Вожу ими взад-вперед по бедрам. Челюсть болит. Хочется плакать.

Он думает, думает, думает. Это трудно, потому что он обдолбан. Завял. Исчез. Эдвард курит, с любопытством пялясь на меня. Продолжая смотреть, запрыгивает на комод. Его ноги свисают, спина ссутулилась и обмякла, и он нагнулся вперед.

Раз.

Два.

А потом до него доходит.

Когда это происходит, он выпрямляется. Стонет себе под нос, проклиная Викторию. Затем его глаза расширяются, и сигарета быстро вылетает в окно. Эдвард передо мной, у кровати, на коленях.

- Это совсем ничего не значит! – клянется он. Он пытается коснуться меня, но я отодвигаюсь. Я не уверена. Не уверена, зачем я делаю то, что делаю.

В смысле, я уже вроде как все это знала, так? Но думала, что все не так. Я думала, любовь меняет все. Я просто думала, что любовь включает в себя все эти нормальные прелести, такие как не спать с другим человеком. Не позволять другой девушке – Виктории – касаться тебя. И если он любит меня, зачем вообще ему нужна она?

Я здесь.

Он любит меня.

А кто она?

Это ненормально, да?

Последний кусок сэндвича с арахисовым маслом и желе? Как я могла быть такой дурой?

Любовь – это и все остальное, но любовь – она сердце разрывающая, отрезвляющая, сводящая с ума, невероятно болезненная, горло сжимающая, душу вынимающая, жестокая, мучительная, злобная, обусловленная – весьма, весьма обусловленная. Это царапины, оставленные другой и секрет, который не имеет никакого значения?

Эта любовь – вышибающая дух и забирающая детство.

Может, мне и тринадцать, но моему сердцу сто лет.

С этого момента я никогда уже не изменю этого. Никогда.

Я только что выросла.

- Пожалуйста, детка. Пожалуйста. – Теперь он стоит. Сумасшедший. Он сумасшедший. Его руки в его волосах, гуляют взад-вперед. Его эмоции скачут: огонь и лед, любовь и нелюбовь.

- Ты злишься на меня? Почему? Ты не моя девушка. Мы просто друзья. Это тупо. Так, блядь, тупо.

И в следующую секунду:

- Белла, детка, бесценная принцесса, прости меня. Я попал. Я должен был. Что мне было делать?

Затем:

- Ты подруга моей младшей сестры. Ты ребенок. Ребенок!

Затем:

- Я не хотел. Ты же знаешь, что я не хотел, Белла.

Сейчас шесть утра, и я выплакала все слезы. Эдвард сидит на краю постели спиной ко мне. Его локти на коленях, лицо закрыто ладонями. Звонит будильник на его телефоне, и мне нужно уходить и забраться в постель Элис до того, как она проснется, но я не могу пошевелиться.

Любовь - это опустошение.

- Я не хочу больше ее здесь видеть, Эдвард.

- Ладно, - говорит он негромко. – Это правило.

- Блядь, это не правило, это камень преткновения, – говорю я, и тут же не могу поверить, что это сказала я, но это так. Вот что делает любовь.

- Ладно, я обещаю.

Я притворно смеюсь.

- Эдвард, мы же не обещаем, помнишь? «Не заставляй меня обещать, потому что тогда ты никогда не нарушишь обещания», помнишь? Мы не обещаем, Эдвард! – я снова злюсь, но мне только что разбили сердце, так как еще я должна себя чувствовать?

Он поворачивается, и у него очень грустное лицо.

- Я клянусь.

По крайней мере, если он не скрывает правду, он всего лишь клянется, а не обещает. Я не могу иметь дело с его нарушенными обещаниями.

- Мне пора. – Я выскальзываю из-под простыней, осторожно ступая босыми ногами по ковру.

***

Я не знаю, когда все вернулось в норму. Думаю, Эдварда легко прощать, а меня легко убедить. В следующие выходные я снова была в его постели, и мы были ближе, чем когда-либо. Тогда мы не говорили о той ночи, и с тех пор не говорили об этом. Вот чем все закончилось.

Прошло три месяца, и с тех пор Виктория ни разу больше не приходила к нему в дом.

Но они все еще разговаривают. Если верить ему, исключительно «при загадочных обстоятельствах». Она все еще рядом и они по-прежнему видятся. Виктория звонит ему домой и он тусит с ней, но клянется, что это все.

Любовь слепа.

Так что мы живем дальше, но все по-другому. Не только у меня с Эдвардом, но и у Элис тоже, Она остается закоренелой девочкой-скейтером – она никогда из этого не вырастет, но она повзрослела. Она красит губы ярко-красной помадой, а глаза – черным как смоль карандашом. Она каждый день моет волосы и ей удалось достать свою маму, и ей нарастили обломок ее переднего зуба. У нее полный шкафчик гелей для умывания и кремов, потому что она не выносит даже вида прыщей. Она носит настоящий лифчик (иногда) и пользуется дезодорантом.

Но ее эпохальное достижение – это Джаспер. Элис, наконец, официально признала, что она его девушка, и это хорошо для них.

На вечеринке в честь ее четырнадцатилетия, когда мы сидели во дворе и ели яблоки в карамели вместо торта, он спросил ее про это. Она ответила: «Конечно, Джаспер, о чем речь». И после этих слов у Элис появился первый настоящий парень.

На дне рождения Элис кое-что еще произошло впервые, только у меня с Эдвардом.

С Джаспером приходит Гарретт. Так бывает всегда. Они лучшие друзья, как мы с Элис. Неотделимые друг от друга, оба спокойные и располагающие к себе, грамотные и стильные. Я никогда не обращала на это особого внимания, особенно с тех пор, как Гарретт вроде как стал встречаться с той девушкой, Клэр, но, по-видимому, все наши друзья были уверены, что мы с Гаром вместе, потому что вместе Джаспер и Элис.

В тот вечер, когда наши друзья узнали, что Джаспер и Элис официально подтвердили свои отношения, начались подколки. Гарретт тихо рассмеялся, подняв руки в знак капитуляции, когда я посмотрела на него, ища поддержки. И вышло так, что именно в этот момент, когда я, смущенная и покрасневшая, оправдывалась и клялась, что мы с Гарреттом только друзья, Эдвард, Пити и Бен вошли в дом. Гарретт лишь пожал плечами.

Питер случайно услышал это и воспользовался удачной возможностью смутить меня. Они с Беном привлекли внимание Эдварда.

- Эй, Эдвард, у малышки Блисс есть парень, - выкрикнул Пити, обхватывая Гарретта за шею и прижимая к себе. Гарретт пытался разжать пальцы Пити, как всегда, оставаясь спокойным, а насмешки продолжались.

Эдвард с ухмылкой открыл холодильник.

- Это правда? – Он свирепо посмотрел на меня мертвыми глазами. – И кто этот лох? – спросил он, отхлебывая из банки колу. – Маленькая девочка. Принцессочка, - добавил он, а затем вышел из кухни с бутылкой отцовского виски.

Все были на подъездной дорожке, смотрели, как Джаспер с Элис катаются на досках, когда я забежала в дом, чтобы сходить в туалет и взять свитер. Я поднялась наверх, потому что совмещенный санузел внизу был занят. Я услышала музыку и смех, доносящиеся из комнаты Эдварда, но после того, как он вел себя со мной на глазах у Гарретта и моих друзей, я полностью проигнорировала его дверь и направилась прямиком в ванную.

Он был там.

- Прости! – пропищала я, закрывая глаза и пытаясь закрыть дверь. Я ничего не видела, но я слышала, как он расстегивает молнию на брюках, что само по себе было совершенно новым.

Прежде, чем я успела полностью закрыть дверь, Эдвард поймал ее. Он втянул меня внутрь, захлопнул за мной дверь и запер ее.

- Привет, принцесса, - прошептал он мне на ухо, приподнимая за бедра и усаживая на столешницу умывальника. – А где твой парень? - мстительно спросил он; он знал, что у меня нет парня.

Даже он не был моим парнем.

Он расставил руки по сторонам от моих голых коленей и раздвинул мне ноги. Встал между ними и пальцем поднял вверх мой подбородок. Я никогда не забуду, какими потерянными были его глаза. Они терялись в тумане его кайфа. Это был самый первый раз, когда мне вообще пришло в голову попросить Эдварда перестать курить, хотя бы ненадолго. Теперь он чаще был под кайфом – каждый день. И с каждым разом все сильнее.

- Эдвард. – Я вздохнула, прижимаясь щекой к его ладони.

Он слегка, до середины бедра, задрал мое платье. Потянул за тонкую лямку. Подцепил пальцем ворот платья, растягивая его.

- Почему ты так одета? Тебе не нравится этот парень, да?

- Гарретт? – спросила я, искренне удивленная.

Теплые ладони Эдварда задержались у меня под коленями, но пока мы говорили, они начали медленно двигаться вверх по бедрам, пока не отказались под платьем, и кончики его пальцев коснулись моего белья, зажигая во мне огонь.

- Ты любишь его так же, как любишь меня, Блисс? – тихо спросил он; его губы парили над моим ухом.

Любовь скептична.

- Я вообще его не люблю, - смущенно сказала, не дыша. Я не знала, куда деть собственные руки, поэтому положила их на столешницу, рядом с ногами.

И впервые Эдвард произнес одно из напоминаний, которых будет еще много:

- Блядь, держись от него подальше.

Он поцеловал меня в лоб, помог слезть со столешницы и сказал одернуть, блядь, платье, прежде чем возвращаться на улицу.

На следующее утро он извинился, но сказанного не вернешь. Собственнические замашки, продемонстрированные в ванной, были лишь началом крайне нежного и жесткого периода.

Любовь беспощадна.

Щелкнув пальцами мне по животу, Эдвард запускает руку под майку и трет мне спину, пока мы смотрим телевизор. Сейчас за полночь, и мы вместе около часа. Чуть раньше он покурил, пока я сидела у него на коленях у окна. После я скормила ему «Скиттлз» и умоляла изо всех сил принести мне печений «Ореос», пока не начался «Декстер».

Он полностью расслаблен, я под кайфом от сладкого, мы вместе и счастливы. Мне нравятся ощущения от его рук на моей коже. Все, что у меня есть – это время от времени мимолетные касания. Он такой теплый, и так приятно пахнет, что мне хочется, чтобы он был полностью моим. Но ко мне по-прежнему не прикасаются и ни разу не поцеловали.

Надо же.

В момент храбрости я сажусь в постели. Эдвард смотрит на меня с глупой ухмылкой на его роскошных губах. Когда моя рука забирается мне под майку за спину, Эдвард спрашивает:

- Что ты делаешь, Белла?

Я спускаю лямки своего расстегнутого шелкового розового лифчика и снимаю его, кладя на тумбочку. Эдвард делает глубокий вдох, ерзая на постели. Он наблюдает за мной в ожидании моего следующего движения. Встав на колени, я двигаюсь до тех пор, пока не оказываюсь прямо рядом с ним, и ложусь на живот.

- Почеши мне спину, - говорю я с улыбкой.

Его пальцы щекочут мою теплую спину под майкой. Я пытаюсь скрыть гусиную кожу на руках, но знаю, что он видит. Я ложусь щекой на предплечье, глядя на него, пока он делает мне приятно и позволяет расслабиться. Его ладонь широкая, горячая, жгучая, обжигающая.

- Почему ты никогда ко мне не прикасаешься, Эдвард? – спрашиваю я очень тихо.

Он мило улыбается, избегая моего взгляда.

- Ш-ш-ш-ш. – Он прикладывает палец к губам.

- Элис с Джаспером целуются, я их видела. А ты…

Он вытаскивает руку из-под майки и прикрывает ею мне рот.

- Ш-ш-ш. – В его глазах горит огонь. Щеки Эдварда покраснели, и он медленно теряет спокойствие. – Пожалуйста.

Я закрываю глаза, изо всех сил пытаясь успокоить пульс. Руки слегка дрожат, а между ног зудит. Я сжимаю ноги вместе, подавляя рвущийся наружу стон разочарования.

Такого рода разочарование.

Любовь соблазнительна.

- Эдвард… - шепчу я.

Неожиданно Эдвард падает на кровать, ложась рядом со мной. Я открываю глаза вовремя, чтобы увидеть, как он поворачивает меня на бок. Он просовывает одно свое колено между моих ног и нависает надо мной. Его глаза блестят от кайфа, а губы кажутся огромными и манящими. Мне хочется поцеловать его, но я не такая смелая.

Эдвард прижимается губами к моему лбу и челюсти, упершись ладонями в матрас у моей головы. Я тянусь и хватаю его за правое запястье.

- То, что у нас есть – это хорошо, Блисс, - шепчет он. Смеется. – Я знаю, что тебя бесит, когда я это говорю, но ты такая маленькая.

- Я…

- Ш-ш-ш. – Эдвард встает на колени, зажав между своих колен одну мою ногу. Он касается моего бедра, коленной чашечки, икры. Качает головой, проводя рукой по своим волосам. – Блядь, вот здесь я пытаюсь быть джентльменом и говорю тебе, что у нас будет полно времени для всего этого дерьма потом, да?

Я смеюсь, не отвечая.

- Ну же, Блисс. Скажи мне, чтобы я был джентльменом, пожалуйста. – Его глаза умоляют и настаивают. Он выглядит юным. Он выглядит как испуганный ребенок. Он выглядит на свой возраст.

Я мило улыбаюсь и тихо шепчу:

- Будь джентльменом.

Эдвард облегченно вздыхает. Он поднимает мое колено и целует заднюю сторону лодыжки, а затем роняет ее на матрас рядом со мной. Я поворачиваюсь на бок, пытаясь смотреть телевизор, но это бесполезно. Мысли мечутся и тело горит огнем. Я не знаю, что с этим делать. Эдвард всегда волновал меня, но это по-другому, и в последнее время это часто происходит.

У меня где-то болит. Я не знаю, что это. Жжет под ложечкой и щекотно в причинных местах. От этого краснеют щеки и становится трудно дышать. Если я думала, что от любви тяжело думать, то эта боль делает меня совершенно бесполезной. Это больно. Буквально. Мне хочется, чтобы это прекратилось, но не прекращается. Пока Эдвард рядом.

- Кто мы? – спрашиваю, выкашливая боль из горла.

Эдвард садится, прислоняясь к спинке кровати. Он выключает телевизор и кладет подушку себе на колени.

- Что?

- Мы вместе, верно?

- Прямо сейчас?

- Эдвард.

Он снова тянет себя за волосы и трет руками лицо.

- Да, думаю, да, детка.

Теперь я сажусь и кладу подушку себе на колени.

- Что это значит?

Он взволновал и раздражен. В такие моменты как этот он легко заставляет меня чувствовать себя неполноценной. Наша разница в возрасте - легкая мишень и лучшая отговорка, но этот секрет – петля висельника. Эдвард несколько раз напоминал мне, что случится, если хоть кто-нибудь застанет нас вместе. Таких людей полно, и один из них – Элис. Если быть честной, мои отношения с Эдвардом – это предательство нашей с ней дружбы. Я лгу ей каждый раз, когда выбираюсь из ее постели и залезаю в постель Эдварда. Каждый раз, когда я отвечаю на его звонок или испытываю эту боль, я снова лгу. Я лгу ей каждый раз, когда касаюсь его или когда говорю ему, что люблю его.

Мы лжем всем.



Мы прекрасно умеем избегать друг друга на людях. Это удивительно, как легко отключать все внешние эмоции, когда сердцу хочется кричать: «Он только мой!». Но когда с нами его родители или Элис, я снова становлюсь подругой его сестры и он – ее старший брат.

Еще лучше мы притворяемся, когда рядом Пити и Бен. Мы знаем свои роли назубок, и если только не оплошаем, наш секрет в безопасности.

Но это не означает, что наши отношения для нас двоих имеют хоть на йоту меньшее значение. Нам не повезло со звездами, но это не значит, что мы не чувствуем того, что чувствуем. Это не значит, что я не хочу, чтобы наши отношения имели официальный статус.

Любовь скрывается, но она крепка как бетон.

- Это значит, что я люблю тебя, но… я не знаю, Белла. – Эдвард вылезает из постели и прикуривает сигарету у окна. – Действительно ли я должен быть твоим парнем? – Он сплевывает наружу. – Мы – это правильно? Я думал, что правильно, Блисс.

- Так и есть.

- Тогда что за нах? – Он стряхивает пепел из окна. – Давай без сложностей. Блядь, у нас уже проблемы.

- Я знаю, - шепчу я в подушку, которую держу.

- Мы всегда будем вместе, Би. Ты - моя тихая гавань. Давай просто согласимся с этим, детка. – Эдвард захлопывает окно. Он снова в постели, прижимает меня к себе под одеялом. Наши ноги сплелись, а его руки обнимают меня. – Мое сердце принадлежит тебе, - тихо и осторожно говорит он. – Со мной тебе не о чем беспокоиться.