Ауттейк 6. Боль

«Девушка позвонила и спросила: «Умирать очень больно?» «Что ж, милая, - сказал я ей, - да, но гораздо больнее продолжать жить»
- Чак Паланиук -

Эдвард Каллен

Я был дезориентирован. Все будто в тумане и запутано. Все вокруг было искажено, словно двигалось само по себе. Комната сжималась, в то время как темные стены, казалось, медленно наступали на меня. Было чертовски холодно, холодный воздух дул из вентиляционного отверстия прямо надо мной, но мое тело все еще было словно в огне. Моя кожа горела, и я обливался потом. Разорванная и окровавленная рубашка прилипла к моему телу. Я не мог остановить дрожь, зубы стучали, а тело тряслось в ознобе. Я изо всех сил пытался сохранить самообладание, подкатывала тошнота, но я сохранял здравый ум и боялся, что, блядь, откину кони прямо на кресле.

Я попытался разобраться во всем, но не мог сконцентрироваться. Флуоресцентные лампы над головой мерцали и отвлекали меня от происходящего. Агент Ди Фронзо и другой мужчина, чье имя я даже ни хрена не мог припомнить, чтобы слышал, сидел напротив меня, тогда как мой адвокат – мистер Риччи – сидел справа от меня. Он предложил мне сотрудничество с правоохранительными органами, которые думали, что я отвечу на их вопросы, но сказал, что я не должен говорить ничего, что может разоблачить меня. Было легко справиться с этой задачей, потому что я и в самом деле был чертовски не в себе, а из-за этих гребаных ламп, не мог мыслить здраво.
- Кто первый начал огонь?

- Я не помню. Это произошло слишком быстро.

- Сколько людей стреляло?

- Не знаю. Несколько человек.

- Вы стреляли из пистолета?

- Нет.

- У Алека Эвансона был пистолет?

- Э-э… не могу сказать.

- Не можете или не хотите?

- Господи, это так важно? Есть какая-то долбаная разница?

- Да, большая разница.

- Тогда не могу сказать. Я не видел дерьма. Я же сказал, все произошло очень быстро.

- Хорошо, что вы делали, когда началась стрельба?

- Ничего.

- Ничего?

- Верно. Ничего.

- И вы не видели, что произошло?

- Нет.

- Вы слышали что-нибудь?

- Выстрелы.

- Сколько?

- Э-э, я не знаю. Много. Я, блядь, не считал их.

- Кто участвовал в перестрелке?

- Я не знаю.

- Значит это мог быть и Алек?

- Мог быть даже гребаный Джимми Хофа.

- Было бы лучше вам сдерживать ваш сарказм, мистер Каллен. У нас серьезная ситуация.

- Никакого сарказма. Я же сказал вам, что не видел, как все произошло. Я не знаю, кто выстрелил первым, кто в кого стрелял, кто, блядь, убежал, а кто нет, кто умер, а кто до сих пор жив. Все, что я знаю – это то, что сам делал.

- И что это было?

- Ничего. Я не делал ни хрена.

Мы ходили по кругу: те же расплывчатые ответы на все те же ебаные нелепые вопросы. Я ничего не видел, ничего не делал и не мог вспомнить ни хрена из того, что произошло. Оба пристально сканировали меня, не веря, но я, блядь, не знал, что они ожидали услышать от меня, потому что уже и так сказал им все, что мог. Даже если был я и хотел сказать им больше – я на самом деле не мог. Все, что я мог вспомнить – это последние моменты жизни моего отца. То, как он поднял свой пистолет, приставил его к подбородку, что причинило мне такую боль, будто кто-то взял хренову паяльную лампу и прожег мои мозги. Я прокручивал этот момент в своей голове, его безжизненные глаза, уставившиеся в мои. Он взглядом умолял меня, чтобы я понял. Но как, блядь, я мог это понять? Я всегда слышал дерьмо про то, что перед смертью вся твоя жизнь пролетает перед глазами, но казалось, что я был единственным, кого он видел, пока умирал.

Умер… мой отец, блядь, умер. Он был мертв.

Я попытался оттолкнуть эти мысли подальше и сосредоточиться на чем-то другом, когда у меня сжалось в груди. Воспоминания настигли мой разум, я не думал об этом несколько лет. Это случилось за несколько недель перед тем, как убили мо маму, тогда, когда все мы были еще счастливы. Мои родители взяли нас в парк аттракционов «Шесть Флагов», у них был новый аттракцион, который тогда назывался «Чубаско», всего лишь какие-то хреновы крутящиеся чашки. Мы с моими братьями залезли в одну из них, и их закружило так, блядь, сильно, что к концу поездки я уже не разбирал где что. Мои колени ослабли, ноги едва не подкосились, когда я стал вылезать из чашки. Вокруг все кружилось, а желудок просился наружу. Меня закачало, когда я попытался сделать несколько шагов, воздух покинул мои легкие и организм сдался. Я упал на землю, высвобождая желудок, прямо в центре парка.

Сидя здесь, в этой комнате переговоров, я чувствовал себя как тогда – ошеломленным и растерянным, преданным и сбитым с толку.

Помню, как отец поднял меня с земли, стоя передо мной на коленях, а я пытался взять себя в руки, но словно на заднем фоне слышал насмешки своих братьев. Я покраснел от стыда, и слезы потекли из моих глаз. Я уставился на асфальт, ни за что не желая смотреть в лицо своему отцу. Я не хотел, чтобы кто-то из них видел, как я плачу, особенно он. Он был сильным, и люди уважали его за это. Я не хотел разочаровывать его.

- Ты в порядке, сынок? - тихо спросил он. Я колебался, но медленно поднял глаза, чтобы посмотреть на него. Я кивнул при виде его серьезного выражения лица. - Никогда не допускай того, чтобы они знали. У каждого есть слабые места. Никто из нас не безупречен. Порой любой из нас падает, но главное встать и продолжить двигаться дальше. Они всегда будут брать в оборот тех, кто наиболее уязвим, поэтому тебе нужно быть сильным. Я знаю, это не легко, но необходимо. Сделай вид, что ты сильный, пока не станешь сильным на самом деле, сынок. Тебе не нужно становиться таким прямо сейчас, но ты должен убедить их в этом. Ты понимаешь меня?

Я кивнул, и уголок его губ пополз вверх, его выражение лица смягчилось. Тогда я не знал, но мой отец дал мне первый совет, как выжить при нашем образе жизни, и этот урок оказался полезен именно тогда, когда я сидел на холодном полу, в комнате с напряженной атмосферой. Невыплаканные слезы жгли мне глаза, я старался сдержать их, я не мог прогнуться под тяжестью своего горя. Мне нужно быть сильным. Я должен сохранить самообладание – я не мог позволить, чтобы кто-либо из этих ублюдков увидел, как я ломаюсь.

Звук моего имени вернул меня в реальность, и я оглянулся. Агент Ди Фронзо и другой парень все еще не сводили с меня глаз. До меня дошло, что они снова засыпали меня вопросами. Я простонал и посмотрел на часы, пытаясь найти себя во времени, но не смог сразу сфокусироваться на цифрах, поэтому быстро заморгал. Стало только хуже. В ушах все звенело после перестрелки. Этот звук доведет меня до грани безумия. Я сжал кулаки, желая чтобы все это, нахрен, закончилось, но тут же съежился от острой боли в правой руке. Я посмотрел на нее, головокружение практически свалило меня при виде крови, что сочилась через белую повязку. В глазах побелело и стало мигать отрывками из воспоминаний, красные брызги вокруг заполонили мою голову и лишили возможности дышать. Я потянул за воротник, пытаясь вздохнуть, но воздуха поступало мало, и мне казалось, что я задыхаюсь.

Кровь… повсюду было огромное количество крови.

Я сильно зажмурился, мне нужно было отвлечься, прежде чем меня стошнит. Я заставил себя подумать о Белле, представить, как она там в Калифорнии. Я представил, как она стоит на пляже босиком, перед ней стоит холст, а в руке кисть для рисования. На губах легкая улыбка, она излучает счастье, пальцами ног зарываясь в песок. Я пытался напомнить себе, что она, блядь, теперь свободна. Она вышла в мир, последовала за своими мечтами и делала все, что желала ее душа. Перед ней открывались бесчисленные возможности, и я надеялся на то, что где бы она сейчас ни была, она парит от счастья. Я желал ей успеха, потому что тот факт, что она не здесь, пока она живет, стоит всего этого. Боль в моей груди стоит этого, пульсирующая рана на руке стоит этого, и то факт, что я нахожусь в этой проклятой комнате, стоит этого.

Я потерялся в своих фантазиях, забывая о тошноте и представляя, как она рисует. Кисть в ее руке порхала вдоль холста, брови нахмурены, она была сосредоточена на своей работе. Я тщательно изучал ее: ее длинные волнистые волосы, ниспадающие по спине, под цвет них карие глаза сияли от переполняющих эмоций. Надутые и немного выпяченные вперед губы так и просили поцелуя, а ее щеки были окрашены таким знакомым розовым оттенком. Все в ней было охренительно невинно, начиная от гладкой бледной кожи, заканчивая мягкими кудрями. Она была все той же Изабеллой – красивой девушкой, которая сломала все мои барьеры и украла мое сердце, а я даже и не заметил, как это произошло.

Я скучал по ней. Боже, как же я охрененно скучал по моей Белле…

Она окунула кисть в баночку с красной краской и принялась покрывать холст яркими пятнами. При виде этого цвета в моей памяти инстинктивно стало мелькать изображение моего отца. Я простонал, желая, чтобы образ крови исчез из моего сознания, и Белла повернулась лицом ко мне, будто и правда чувствовала мои страдания. Она неуклюже задела контейнер с краской, и, пока он падал, пыталась отскочить, но не успела. Красный цвет испачкал ее одежду, а я начал задыхаться, наблюдая, как паника отражается на ее лице. Почти моментально ее взгляд похолодел. Жизнь отхлынула от ее лица, пока красное пятно быстро увеличивалось, покрывая все ее тело. Я еще крепче зажмурился, пытаясь избавиться от этого дерьмового образа, желая, чтобы все это кончилось. Все воспоминания, вся боль, все эти ебаные страдания – я просто хотел, чтобы все это кончилось.

Я был настолько погружен в свои воспоминания, что забыл, где нахожусь, пока кто-то не потряс меня, вырывая из моих мыслей. Я подпрыгнул, хватаясь своей травмированной рукой за грудь. Открыв глаза, я поморщился. Агент Ди Фронзо стоял рядом со мной. Он держал меня за плечо, а его лицо выражало беспокойство.

- Ты в порядке, сынок? - спросил он, вопросительно поднимая бровь. Его слова снова вызвали боль в моей груди, воспоминание о моем отце в парке развлечений тут же вплыли в моей голове.

- Я, блядь, тебе не сын, - выплюнул я дрожащим голосом, пытаясь совладать со своим дыханием. Он напрягся в ответ на мою неприязнь, и посмотрел на меня с опаской.

- Могу я что-нибудь для тебя сделать? Может, воды принести?

- Все, что ты можешь – это вытащить меня отсюда, - огрызнулся я. На глазах навернулись слезы. Гнев заполнял меня, я чувствовал, как они полились по моим щекам. Я не хотел, чтобы он, блядь, видел, как я плачу, никто из них. Я должен быть сильным, и неважно, что я сейчас чувствую.

- Господи, долго вы меня еще собираетесь здесь держать? Я ни хрена не сделал!

- Нам просто нужно задать тебе еще несколько вопросов.

- Мне вам больше нечего сказать, - выплюнул я, качая головой. - Вы оба, нахрен, зря тратите свое время.

- Кто это, твоя Белла? - спросил он и вернулся на свое место, игнорируя мое заявление, Мои глаза расширились от удивления, внутри разгорелось чувство паники.

- Что?

- Твоя Белла, - повторил он. - Минуту назад ты сказал, что скучаешь по своей Белле. Эта та самая Изабелла Свон?

Я в шоке уставился на него, понимая, что неосознанно сказал то дерьмо вслух, и тут же задумался, что еще я успел ляпнуть, будучи в этом долбаном трансе.

- Я, эээ…я не знаю, о чем вы говорите.

- Достаточно справедливо, - сказал агент Ди Фронзо, немного задержав свой взгляд на мне. - Эдвард, как хорошо ты знал Аро Валтури?

- Он мой крестный отец, - пробормотал я. Услышав мой ответ, он буквально осветился. Я застонал и, покачав голов, попытался прояснить:

- В детстве я был баптистом, и мои родители назвали его моим крестным отцом.

- О, так он получается тебе как отец?

- Был таким.

- Был? - спросил он серьезно. - Ты хочешь сказать, что он больше не является для тебя крестным? Что случилось?

- Разве он, блядь, не умер? - выплюнул я раздраженно.

- О! Хм… вообще то, нет, - ответил он. Я замер и уставился на него в шоке. Надеюсь, я, мать вашу, ослышался.

- Нет?

- Нет, - повторил он, от чего мое сердце понеслось вскачь. Если Аро не умер, то я в опасности, в огромной, мать вашу, опасности. - Все, что мы можем сказать: он скрылся с места происшествия. У нас есть основания полагать, что он тяжело ранен, но нет доказательств, что он не пережил нападение. Наши люди патрулируют, но пока его не нашли.

Я уставился на него, пока впитывал всю эту информацию, стараясь сохранить равнодушие и внешнее спокойствие, хотя внутри я был готов, блядь, всех выебать.

- Как давно все началось? - меняя тему, небрежно спросил меня другой офицер. Я зло посмотрел на него, поражаясь такой фамильярности, и заметил блеск любопытства в его глазах.

- Началось что? - спросил я, прикидываясь, что не понимаю его. Ни за что, блядь, на свете не скажу ему и хрена про организацию. Я и так глубоко погряз в этом дерьме.

- La Cosa Nostra.

- Вы думаете, что я из мафии? - фыркнул я. - Вы, блядь, шутите, да?

- Похоже на то, что я шучу? - спросил он, повышая голос. - Мы знаем, что ты занимаешь там определенное положение, так что нет смысла отрицать это. Мне просто любопытно, как давно лично ты в этом.

- Должно быть, вы слишком часто смотрели «Лицо со шрамом», - пробормотал я, качая головой. - Вам, правда, нужно завязывать с гангстерскими фильмами. Это все выдуманное дерьмо. Такого не бывает.

Он раздраженно вздохнул, пытаясь испепелить меня взглядом.

- Мы знаем, что существует. Мы не идиоты.

- Как и я, - огрызнулся я. - Так что не обращайтесь со мной, как с идиотом! Задавайте свои бредовые вопросы о La Cosa Nostra где-нибудь в другом месте, потому что мне совершенно нечего вам сказать по этому поводу. Конец гребаной истории.

В комнате повисла напряженная тишина, пока он не сводил с меня глаз. Агент Ди Фронзо нарушил ее, прокашлявшись:

- Ты знаешь, что однажды я встречался с ней? - спросил он.

- С кем? - Смена темы застала меня врасплох.

- С Изабеллой Свон, - уточнил он. Его губы задрожали от того, что он попытался скрыть улыбку. - Она показала мне некоторые свои рисунки. Она, действительно, хороший художник.

- Как? - начал я, утонув в замешательстве. Как он, блядь, умудрился встретиться с ней? -Такого, нахрен, просто не может быть. Ты лжешь.

- Я не лгу, - ответил он серьезным тоном. - Она милая девушка, хотя и немного наивная. Интересно, как она там сейчас поживает. Может мне стоит ее снова проведать.

- Ты, блядь, оставишь ее в покое, - выплюнул я и, встав, поспешно отодвинул стул. - Клянусь Богом, если ты, мать твою….

Не успел я закончить, как мистер Риччи схватил меня за руки ,и я тут же замолчал от неожиданной хватки. Он резко усадил меня обратно на стул и покачал головой.

- Угроза близким моего клиента не поможет вам.

- Я никому не угрожал. Я просто сказал…

- Мы все поняли, что вы сказали, - твердым тоном перебил мистер Риччи. И это ни что иное, как плохо завуалированная угроза. Вы заявляете, что хотите сотрудничать с моим клиентом, однако упомянули мисс Свон в попытке намеренно вывести его из себя.

- Я этого не делал, - начал агент Ди Фронзо. - Насколько я понял, ему все равно на мисс Свон. К тому же, ранее он отрицал, что вообще знаком с ней.

- Тогда зачем мы вообще говорим о ней? - возразил мистер Риччи. - Я уже раз просил вас, чтобы вы говорили по теме, и теперь совершенно ясно, что вы не намереваетесь делать этого. Учитывая ситуацию и тот факт, что он стал свидетелем смерти своего отца всего несколько часов назад, я бы сказал, что он и так через чур обходителен с вами.

- Он ничего не сказал нам, чтобы могло помочь в работе, - начал другой офицер, все еще, блядь, пялясь на меня.

- Потому что ему нечего вам сказать, - ответил мистер Риччи. - Вы не можете получить от него то, чего он даже не знает. Мы можем просидеть здесь всю ночь и даже весь завтрашний день, а ответы будут все те же, сколько бы сотен раз вы не задали свои вопросы. Он ясно дал понять, что не знает как все произошло, и исходя из этого я вынужден сказать, что разговор окончен. Либо уже предъявите ему в чем-нибудь обвинение, чтобы мы могли начать процесс и вытащить его под залог, либо отпустите его. Или то, или другое.

- Нам не нужно этого делать, - самодовольно произнес офицер и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди. - У нас есть полное право задержать его.

- Верно, у вас есть полное право задержать его, если вы захотите. Но вы не будите этого делать. Потому что, как вы сказали ранее, вы не идиоты. Мой клиент не только ранен и нуждается в медицинском уходе, совершенно очевидно, что он подвергся избиениям. У СМИ будет куча работы, если вы задержите его в таком состоянии, и это послужит причиной еще одному ночному кошмару для отдела полиции… разве что у вас уже предостаточно проблем с контролем в отделение. Вы должны понимать, что нет необходимости ко всему прочему задерживать религиозного невинного человека.

- Религиозного? Невинного? - выплюнул недоверчиво офицер. - Он один из них!

- Он? - спросил мистер Риччи, взглянув на меня. Я сидел тихо, все еще стараясь сохранять самообладание. Я знал, что выгляжу ужасно – предательские слезы все еще текли по моим щекам, а запекшаяся кровь украшала мое лицо прямо под носом. - Вы, правда, думаете, что общественность, взглянув на этого мальчика, подумает, что он преступник? Его дело чистое, и у вас нет доказательств, что он делал что-то незаконное. Это очевидно, что он просто оказался не в том месте не в то время и теперь расплачивается за действия других. Если вы думаете, что будет лучше задержать его, и это может каким-то образом помочь вашим догадкам, вы сильно ошибаетесь. Последнее, что нужно суду – это наказать сына за грехи отца. И какая в этом справедливость?

- Вы правы, - вздыхая, ответил агент Ди Фронзо. Я удивленно посмотрел на него и заметил, как другой офицер смотрит на него с недоверием.

- Что? Вы просто позволите ему уйти?

- Я дал слово, - тихо сказал агент Ди Фронзо, отодвигая назад свой стул, вставая. Он мельком взглянул на свои часы, а потом посмотрел на меня. - Посидите здесь несколько минут, пока я организую вам безопасный выход. Я говорил вам, что продержу вас здесь до утра, и похоже не ошибся, потому что скоро уже встанет солнце. - Он направился к двери, а другой офицер встал и, ворча себе под нос, тоже вышел из комнаты. Как только они ушли, мистер Риччи повернулся и грустно улыбнулся мне.

- Ты в порядке? - тихо спросил он, искренне заинтересованно. Я пожал плечами, неуверенный, как, блядь, на самом деле ответить на этот вопрос. Возможно, я и выжил, но учитывая тот факт, что Аро был все еще жив, никто, блядь, не мог знать, что со мной может произойти.

- Каковы шансы, что моего дядю отпустят быстро? - спросил я, прекрасно осознавая, что Алек был моей единственной надеждой на выживание. Мистер Риччи покачал головой.

- Определенно, они попытаются его держать у себя так долго, как только смогут. Я дам им немного времени, чтобы разобраться в произошедшем, но уверен, что после всего сказанного и сделанного, у них не будет достаточно доказательств, чтобы осудить его, - ответил он. Надеюсь, что он выйдет до похорон.

Его слова вернули назад мои воспоминания, смерть моего отца ударила снова по моему сознанию с невероятной силой. Нам нужно, блядь, спланировать чертовы похороны. Он умер и больше никогда не вернется. Казалось, что прошла хренова вечность, пока не вернулся агент Ди Фронзо, уведомляя, что я могу спокойно идти. Но прошло не так уж и много времени. Когда мы вышли, на улице было еще темно. Мистер Риччи предложил отвезти меня в больницу, чтобы меня осмотрел доктор, но я отказался, потому что просто хотел поехать домой. Он предложил подвезти меня и я согласился – не хотелось сейчас звонить Эсме и просить ее забрать меня. Я был уверен, что она уже слышала о произошедшем, и не был готов столкнуться с ней лицом к лицу. Уверен, сейчас она чертовски расстроена и взволнована. Я не мог сейчас говорить о том, что видел, даже мысли об этом вызывали у меня вспышки ужасных воспоминаний. Как бы эгоистично это не было, мне нужно время, чтобы осознать, что, мать его, там случилось, прежде чем смогу понять, что из всего этого я могу рассказать.

Мистер Риччи высадил меня у тротуара напротив моего дома и пробормотал, что проследит, как я доберусь до двери. Я не потрудился ему ответить, лишь слегка махнул рукой и стал возиться в поисках ключей. Я отпер входную дверь, зашел внутрь и сразу же закрыл и запер ее. По дороге на кухню я прямо на ходу скинул ботинки и, сняв засаленную рубашку, бросил ее на пол. Без колебаний я, прежде всего, вытащил бутылку водки из морозилки, откинул крышку и начал пить. Жидкость огненным потоком потекла вниз по моей трахее, согревая грудь, распространяясь по всему телу.

Я пошел в гостиную и рухнул на диван со всей силой так, что он отодвинулся на несколько дюймов. Ноги протянулись по деревянному полу, и я сжался, увидев оставленные после себя пятна на дереве. Еще одно воспоминание вспыхнуло в моей памяти, как гром среди ясного неба.

Было Рождество, и я получил свой первый скейтборд, который выпрашивал на протяжении нескольких месяцев, хотя даже представления не имел, как на нем кататься. Я был так счастлив, что не мог дождаться момента, когда могу на нем прокатиться, поэтому запрыгнул на эту чертову доску прямо посреди гостиной. Я проехался по комнате прямо до кухни и, потеряв равновесие, рухнул прямо на задницу. Скейтборд вылетел у меня из под ног и врезался в стену, оставив большой потертый след на полу. Отец был в бешенстве и хотел всыпать мне, но мама нашла все происходящее забавным. Она рассмеялась, будто ей было все равно, что я испортил пол, и погладила отца по спине, в попытке его успокоить. Это сработало, что не удивительно, потому что моя мама всегда была единственным человеком, кто мог его успокоить. Она делала его счастливым. Лишь одного прикосновения ее руки было достаточно, чтобы прогнать его злость и боль.

Я грустно рассмеялся от этого воспоминания, и звук моего смеха эхом раздался в жуткой тишине. Это было так похоже на то, как Белла влияла на меня. Лишь одного ее прикосновения было достаточно, чтобы прогнать все мои ночные кошмары. Но ее больше не было рядом. Она не могла облегчить мои страдания. Прогнать моих собственных демонов. И неважно, как сильно я пытался справиться с ними самостоятельно, они лишь укрепляли свои позиции. Они, словно по спирали, взяли под контроль всю мою жизнь, и я не знал, как долго смогу бороться с ними, прежде чем они полностью уничтожат меня. Я был полностью истощен, и не важно, столько раз слова моего отца, быть сильным, всплывали в моей голове, мне не хотелось ничего больше, кроме как сдаться.

Я вздохнул и выпил еще один глоток водки, прикрыв глаза и откинувшись на спинку дивана. Интересно, засмеялась бы моя мама, увидев, что я оставил еще полосы на полу, было ли для нее это тоже забавным и ничего не значащим? Я знал, что все это было бы не так, потому что, скорее всего, ей было бы чертовски стыдно за меня. Но все возможно, ведь вся моя жизнь была как одна сплошная проклятая шутка. Просто мне хотелось знать, когда она, блядь, закончится.

Я просидел так все утро, прибывая в ступоре, запивая свою боль. Меня накрыла паранойя, и я сидел взаперти от страха, что люди могут прийти ко мне с местью. У меня под рукой все время был пистолет, и я хватался за него при каждом скрипе половиц или шуме проезжающих мимо машин, уверенный, что здесь кто-то есть. Я потерял сознание на закате, темнота приветствовала меня, даря утешение от моей чертовой агонии.

Шли дни, но я потерял счет времени вокруг себя. Я пил до отключки, а когда приходил в себя, то все повторялось снова по кругу. В какой-то момент появилась Эсме, тарабаня в дверь и угрожая, что если я ей не открою, она вызовет полицию. Я впустил ее, и оглядевшись вокруг, она с ужасом посмотрела на меня, заметив огромное количество пустых бутылок от спиртного и пистолет, который лежал около дивана. Она подобрала его и, увидев, что он был полностью заряжен, стала требовать, чтобы я поехал к ним домой. Я хотел возразить ей, ведь я, блядь, взрослый мужик, и мне не нужна нянька, но заметил тревогу в ее глазах. Она боялась, что я сотворю какую-нибудь глупость, как например пущу пулю себе в лоб, опасаясь что я суицидник. Хотя, наверное, я и был таким. Не уверен уже ни в чем.

Я согласился с капризами Эсме и, просиживая часы на кресле с опущенной головой в углу ее гостиной, пытался все осмыслить. У меня был ступор – все казалось таким не реальным, что я молился о том, чтобы проснуться. Она уж все рассказала моим братьям, понимая, что я не в состоянии сделать этого сам, и в конце концов они прибыли вместе с Элис и Розали. Я слышал их разговоры, плачь, что отражался эхом от стен дома, но все это казалось каким то неестественным. У меня было такое ощущение, что я нахожусь под водой, совершенно изолированный ото всех, и с каждой минутой отдаляюсь все дальше и дальше. Эсме не хотела оставлять меня одного, но даже в комнате, полной людей, мне казалось, будто она пустая. Все слова забывались, не успей они их произнести, лица были размыты и стирались из памяти, как только исчезали из поля зрения. Я сидел тихо, ничего не говоря, слишком потерянный в своей хреновой башке, не в силах сказать и слово. Воспоминания мучили меня, картинки произошедшего одна за другой сменялись в моей памяти, и неважно, как сильно я пытался избавится от них. Единственно, что удерживало меня в здравом рассудке, так это Белла. Бесчисленное множество раз я воссоздавал ее образы в своей памяти, теряясь в мечтах о ней, чтобы спрятаться от хаоса вокруг. Она была моим маячком спокойствия в центре шторма, моим миром в окружающей меня войне.

В конечном итоге эвакуатор доставил мою машину. Меня накрыло чувство вины, когда я понял, что Эсме позаботилась о ней, после того как полиция разрешила увезти ее с места преступления. Она взяла на себя все: начиная с проклятых уведомлений о трагедии до проклятых похорон. Я был в таком хламе, что даже не мог забрать свою собственную хренову тачку.

Насупил день похорон. Я с огромным трудом вытащил себя из постели, глаза горели, в голове все грохотало. Я долго принимал душ, пытаясь справится с рыданиями, и так как это не помогло, взял бутылку ликера. Я был словно на автопилоте – надел черный костюм, зализал волосы назад, обулся. На мгновение, я уставился на свое отражение в зеркале, и был поражен увиденным. Я всегда был очень похож на маму, – бронзовый цвет волос, зеленые глаза – но прямо сейчас я увидел в отражение своего отца. Мрачный, холодный, равнодушный к чувствам и боли… обособленный. Чувство было знакомое, но в то же время я совершенно не знал этого ублюдка в зеркале. Он был мне незнаком.

Я подъехал на похороны на лимузине, как раз тогда, когда другие стали проходить в церковь. Не думаю, что кто-то бы попытался шелохнуться, так как мероприятие освещалось в СМИ, но так же я знал, что Аро не отличался логикой. На всякий случай у меня лежал пистолет в пальто, я не мог рисковать, будучи не защищенным. Алек приехал сразу после того, как началась служба, и я с удивлением наблюдал, как он скользнул на скамью рядом с Эсме, тихо утешая ее, привычно обняв за плечи. Он выглядел таким уверенным в себе и расслабленным, будто и не провел недели за решеткой после того, как блядь, прикончил моего отца. Он выстрелил роковую пулю, а теперь просто сидит как будто, блядь, никакого подобного дерьма не произошло. Будто он не был чертовски огорчен, будто ему не было трудно на это все смотреть. В хреновой агонии я прокручивал это в своей голове, а он такой спокойный и собранный, будто не переживает. Гнев вспыхнул во мне, но я взял себя в руки, просто наблюдая за ним.

Всю службу я сидел и пялился на пол, едва ли слыша хоть одно слово. Джаспер слегка подтолкнул меня локтем, когда служба закончилась, и я взглянул на него, заметив газету в его руке. Внизу страницы, под фотографией моего отца, стояла дата – 13 сентября 2008 года. Я невольно улыбнулся, тут же представив Беллу, ведь это был день ее рождения. Мне стало интересно, что она делала, праздновала ли его, и имела ли, блядь, хоть малейшее представление, что произошло в нашей жизни. Было ли ей не все равно? Мой отец, мать его, купил ее, избил ее и чуть не убил… Почему бы ей, нахрен, переживать за то, что он умер? Он был мафиози, лжецом и вором. Он был никем для нее, хреновым отбросом общества. Он был ничтожеством в глазах большинства, и никто не мог оспорить, что мир стал лучше без него. То же касается и меня, ведь я становился таким же как он.

- Ты в порядке? - с взволнованным выражением на лице спросил Джаспер. Я едва усмехнулся в ответ на его вопрос, проводя рукой по лицу. Он вздохнул, не услышав от меня ответа, и хлопнул меня по плечу. - Ну, давай. Пора идти.

Я встал и пошел за ним на выход из церкви, не поднимая головы, избегая встречаться взглядом с людьми вокруг. Не хотел давать повода заговорить со мной, хотя некоторые из них игнорировали мои манеры и все таки пытались заговорить со мной. Я игнорировал их всех, даже не обращая внимание на то, что они пытались сказать. Мне не нужно их сострадание, и, тем более, мне не нужна их хренова жалость.

Дорога на кладбище была напряженной, но, как и все остальное, прошла в тумане. Прежде чем успел осознать, я уже стоял рядом с местом упокоения моего отца, уставившись в огромную дыру в земле, в которой он вскоре исчезнет. Вокруг меня вещал голос священника, в то время как я просто пялился в темноту. Гнев и боль росли во мне с каждым его словом. В этот самый момент реальность ударила меня. Я понял, что это конец. Он больше не вернется. Больше не будет праздновать со мной Рождество, никаких семейных ужинов. Он не увидит, когда родится его первый внук, и не побывает на свадьбе Джаспера. Он пропустит момент, когда два его старших сына закончат колледж и начнут карьеру не связанную с преступным бизнесом. Больше не будет никаких нравоучений, никаких советов моей неугомонной заднице, и он больше не сможет спаси меня от неприятностей, в которые я могу попасть в будущем. Теперь я совершенно один. Я – ничто, ведь я больше не сын доктора Карлайла Каллена. Боже, я даже не был хреновым принцем мафии. Офицер был прав – я был одним из них. Я был соучастником, еще одним ублюдком в организации, ничем не отличающийся от других. Меня, как и любого другого, можно было заменить, и не трудно догадаться, что так и получится, когда Аро протянет ко мне свои руки мести.

Все это вылилось, когда священник затараторил о том, каким хорошим человеком был мой отец, о том, что он наконец обрел мир. Но где мой хренов мир? После всего дерьма, которое мне пришлось пережить, неужели я не заслуживал его?

Рабочие опустили гроб, и люди начали произносить свои слова прощания и расходиться. Но я не мог сдвинуться и с места. Кто-то жестко похлопал меня по спине, я чувствовал их взгляды на себе, но мне не нужно было поднимать глаза, чтобы узнать – это был Эммет.

- Я здесь, если захочешь поговорить, брат, - сказал он. - Ты справишься.

Он ушел с Розали, а я продолжил стоять, обдумывая его слова. Он чертовски беспокоился за меня из-за всего, что происходило. Он пытался утешить меня, когда именно я должен был уменьшить его переживания. Я знал ,что случилось, я видел все собственными глазами и должен был быть мужиком, чтобы, блядь, суметь ответить на его вопросы. Они основывались лишь на предположениях, ведь я ничего не объяснил никому, но глядя правде в глаза, я был не уверен, что они хотят знать правду. Хотят ли они знать, как он умер? Или будет лучше оставить их в неведении?
Ко мне подошла Эсме и тихо встала рядом, глядя на гроб.

- Твой отец сам это спланировал, ты знаешь, - вымолвила она спустя какое то время. - Он все спланировал и организовал заранее. Он передал мне все через адвоката. Он не хотел, чтобы это делал кто-то из вас.

Она замолчала, собираясь с мыслями.

- Это то, что он хотел. Пусть это нам не по душе, и я уверяю тебя, мне так точно, малыш. Я совершенно не могу это принять. Я так зла на него и расстроена за все, что он сделал. Но я уважаю его решение. Я уважаю его, как уважала твоего отца. Это на самом деле все, что мы можем сделать, - сказала она. - Это будет не легко, но мы справимся. Я верю, что где-то там есть свет в конце туннеля.

Я не мог подобрать слов, чтобы ответить ей, но она и не ждала от меня ничего. После того, как она ушла, я попытался собраться с мыслями, но все еще был в долбаной прострации. Бездумно я провел рукой по волосам, забыв о своей ране, и скорчился от боли. Я вскользь глянул на руку, раздраженный тем, что она, блядь, похоже не хотела заживать, но мое внимание привлек мраморный камень неподалеку у моих ног. Заколебавшись, я взял розу из букета перед мной и направился к тому месту, где была похоронена моя мама. Прошел год с тех пор, как я последний раз приходил к ней. Мне было чертовски стыдно после всего, что случилось за последнее время, чтобы показаться на кладбище. Я присел на корточки и положил розу на землю, проводя пальцами по словам выграненным на камне.

- Прости, мам, - прошептал я. Мой голос надломился, когда эти слова вылетели у меня изо рта. Я встал, пытаясь побороть слезы, которые так и грозились вырваться наружу. Сильные порывы ветра посылали озноб по моему позвоночнику, и я напрягся, когда моя паранойя достигла своего пика. Было тихо, слишком чертовски тихо, и в этот момент я осознал, что все ушли. Я был один, но, почувствовав спиной чей-то взгляд, понял, что это не так. Волосы на моей шее встали дыбом, мурашки побежали по позвоночнику, а сердце бешено заколотилось.

Блядь, кто-то здесь есть, смотрит на меня, и я не знал какого хрена. Это мог быть какой-нибудь репортер, в попытках снять сюжет для шестичасовых новостей, или полицейский, потому что я знал, что все еще находился под присмотром. А еще это может быть Аро или один из его людей, который пришел просить расплаты за все, что произошло. Но ни с кем из всего этого списка я, нахрен, не хотел сталкиваться сейчас. Стараясь сохранить самообладание, я осторожно обернулся, но ничего не могло подготовить меня к тому, что я увидел.

Белла

Дюжина эмоций накрыла меня в этот момент. Я, блядь, был в хреновом шоке. Я уставился на нее, не веря своим глазам. Я знал, что у меня могут быть галлюцинации. Ни за что, нахрен, на свете она не могла быть на самом деле тут. Но она стояла в несколько фунтах от меня. Я сотни раз возрождал ее образ в своей голове, пытаясь пережить всю свою боль, справиться с агонией. И вот она здесь, как раз тогда, когда я, черт возьми, больше всего нуждался в ней. Она была моей единственной надеждой, светом в конце тоннеля, о котором говорила Эсме. Я так чертовски любил ее, больше чем что-либо в моей жизни, и она была единственной, кто мог бы вытащить меня из этой темноты. На секунду я задумался: неужели со мной играет шутку весь тот выпитый ранее алкоголь, или от отсутствия сна у меня уже глюки. Но мне, блядь, было плевать, она была охрененно красива. И неважно – реальная она или нет, или я, блядь, сошел с ума окончательно. Все, что имело значение, так это то, что она была тут. Каким-то образом.

Она смотрела на меня, и я почувствовал, как мои ноги ожили своей жизнью. Мое тело потянулось к ней, будто мы были хреновыми магнитами. Она сорвалась с места и кинулась ко мне в объятия, сбивая меня с ног. Упав на землю, я обвил ее руками и крепко прижал к себе. Ее тело тряслось, она плакала, а я все пытался осознать хренову реальность. Я чувствовал тепло ее тела, знакомый клубничный запах. Как же я скучал по всему этому. Миллион, мать их, раз я пытался вспомнить этот запах, но он улетучивался. И вот, наконец, он заполнил мои легкие, когда я прижимал ее к своей груди.

Что-то во мне рухнуло. Стены, что я выстроил, отгораживаясь от всего мира, в один момент рухнули. Я сломался, громкий всхлип рыдания вырвался из моей груди.

Она настоящая. Это не просто плод моего воображения. Она, блядь, на самом деле была здесь.

Казалось, мы просидели на земле целую вечность. Чувства были нереальными, пока мы снова узнавали друг друга. Мой мозг вел борьбу с моим сердцем, пока я слушал ее. Логика и надежда шли в бой. Я так хотел, чтобы она была рядом, отчаянно желая ее возвращения, но все еще глубоко внутри я понимал, что рядом со мной – это последнее место, где она должна быть. Моя внутренняя борьба набирала обороты. Я разрывался между чувством необходимости ее рядом со мной и желанием, чтобы она была, блядь, как можно подальше от всего этого. Вся боль, что я пытался заглушить в себе, хлынула наружу, но даже на мгновение она не отступила. Она встала передо мной, ее сила ошеломляла. Было чертовски понятно: она не позволит собой помыкать. Белла, которую я когда-то оставил в Форксе, изменилась, хотя в глубине души я знал, что она все та же, и в тот момент, когда она сказала, что любит меня, я почувствовал это. Глубоко внутри, несмотря на мою нерешительности и страх, я, блядь, почувствовал это.

Как бы моя голова не говорила, что это неправильно, мое сердце знало истину.

Перевод: Kindy
Редактура: Нотик

Источник: http://robsten.ru/forum/19-1061-1