Они, б...ь, не знали меня, и им было наплевать на то, через что я прошел, так что я просто молча сидел и пристально смотрел на нее. В конце концов, они сдались и приказали мне выйти. Потом мне выдали идентификационный номер, сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. Меня раздели, провели медицинский осмотр, включающий анализ крови и рентген грудной клетки. Я надел оранжевую робу, а все мои пожитки сложили в пакет. Моя ярость росла с каждой секундой.
Они даже не сказали мне, какого хрена меня задержали.
Меня отправили назад к любопытной суке, которая начала приставать с вопросами, где, черт возьми, я получил повреждения, так как рентген показал сломанные ребра. Я коротко взглянул на нее и покачал головой, не позаботившись ответить.
Фактически, я вообще отказывался произнести хоть слово.
Они поняли, что больше ничего от меня не добьются, и назначили мне обеспечивающий арест (налагаемый на помещение и занимающих его лиц на время, необходимое для получения ордера на обыск). Они сослались на то, что мой отец занимает высокое положение, и мои серьезные повреждения, и сказали, что это достаточная причина, чтобы изолировать меня от народа. Меня посадили в крохотную одиночку, где не было ничего, кроме гребаной лампочки и одеяла. Время проходило мучительно медленно, часы казались вечностью, пока я лежал там один. Я слышал, как ругаются и орут мои соседи, изредка раздавался звук сирены, после которого по коридору пробегал охранник. Все это ошеломляло. Но я не мог не думать об Изабелле, беспокоясь за нее и размышляя, что, б...ь, произошло.
Я едва поспал, ворочаясь и метаясь в страданиях всю ночь. Утром ко мне пришли с завтраком, но я отказался есть, требуя, чтобы мне объяснили, что я такого сделал, и вызвали адвоката.
То же самое произошло на ланче – я проигнорировал их гребаную еду, они проигнорировали мои вопросы. К обеду я уже был взбешен, практически истощен и яростно мерил ногами крошечную камеру. Я услышал, как кто-то идет по коридору, и ждал очередного подноса с едой, но удивился, когда дверь открылась. Я сузил глаза и с подозрением уставился на вошедшего человека, заинтересовавшись, кто это.
- К вам посетитель, - сообщил тюремщик.
Он сковал мне руки и ноги, и препроводил в маленькую комнату со столом посередине. За ним сидел смуглокожий итальянец с поседевшими волосами, на столе перед ним стоял портфель. Он поднял голову, когда я вошел, и улыбнулся, приглашая меня сесть. Тюремщик вышел после того, как я занял свое место, закрыл дверь и оставил нас одних.
- Мистер Каллен, меня зовут Майкл Риччи, адвокат, - сказал он, протягивая мне руку.
Я быстро пожал ее, мгновенно почувствовав облегчение от того, что наконец вижу гребаного адвоката, хотя понятия не имел, кто, черт возьми, он был.
- Со мной связалась Эсме Каллен-Эвансон. За много лет семьи Калленов и Эвансонов несколько раз нанимали меня, так что я полностью осведомлен обо всей ситуации.
- Хорошо, - нерешительно сказал я.
Он начал доставать бумаги, раскладывая их передо мной вместе с ручкой.
- Мне нужно, чтобы вы подписали эти документы, соглашаясь с тем, что я буду представлять вас, и все, что будет сказано в этой комнате, полностью конфиденциально.
Я кивнул и опустил взгляд, быстро просматривая бумаги, потом неловко расписался в нужном месте, так хорошо, как смог в наручниках, и передал их ему обратно.
- Хорошо. Прежде всего, мне нужно знать, говорили ли вы с кем-нибудь. Они пытались допрашивать вас? – спросил он, убирая бумаги назад в портфель.
- Нет, - ответил я, поерзав на неудобном пластиковом стуле. – Они вообще ничего не сказали мне. Они даже не объяснили, какого хрена я вообще здесь делаю.
- Они задержали вас за обладание фальшивыми документами, мистер Каллен, - сказал он. – Подделка документов – серьезное правонарушение, но в вашем случае это практически административное правонарушение. Вы должны были посидеть несколько часов и выйти под залог, но, похоже, они забыли свои собственные правила.
- Тогда почему, б...ь, я все еще сижу в этой чертовой клетке? – поинтересовался я.
- Потому что статья закона, по которой они задержали вас, предусматривает достаточное количество времени для расследования в отношении лиц, подозреваемых в совершении преступления, - сообщил он. – Они пытаются приписать вам сопротивление при аресте, но это полный абсурд, и для этого нет оснований. Реальность такова, что вы сидите в этой камере только потому, что вы сын Карлайла Каллена, племянник Алека Эвансона и крестник Аро Моретти.
- Хреново, - сказал я, тряхнув головой. – Я не имею ничего общего с этим дерьмом.
- Я знаю, но так уж вышло. Косвенно виновен, мистер Каллен, - сказал он. – Я работаю над вашим освобождением. Это не должно занять больше нескольких дней.
- Дней? – недоверчиво спросил я. – Я должен оставаться в этом долбаном месте несколько дней?
- К несчастью, да. Я собираюсь потребовать слушания, чтобы посмотреть, можем ли мы освободить вас, но это может занять некоторое время. Обычно они не задерживают в таких случаях больше чем на сорок восемь часов, но законы Иллинойса дают им некоторое послабление на этот предмет, - ответил он. – Так что держитесь, и мы вытащим вас отсюда. Я буду на связи.
Он вышел, не сказав больше ни слова, и тюремщик сопроводил меня обратно в камеру. Меня уже поджидал поднос с едой, и я взял контейнер с запеканкой и сок, садясь на маленькую комковатую кровать.
Ночь казалась еще длиннее. Истощение взяло надо мной верх, и я уснул, физически неспособный больше бодрствовать. Я беспокойно проспал всю ночь. Подкрался ночной кошмар, уничтоживший последний кусочек мира, который сохранился у меня в этих обстоятельствах. Мне снилась Изабелла, я слышал ее крики и чувствовал ее муки, и мне опять приснилась мама. Я снова вернулся в тот день десятилетием раньше, на ту аллею, недалеко от места, где я стоял, ощутив весь ужас и опустошение, когда они пролили ее кровь и прекратили существование одной из самых прекрасных женщин этого мира.
La cosa nostra украла у меня маму, и будь я проклят, если позволю, чтобы это случилось опять. Я найду Изабеллу и спасу ее, даже если это будет последнее, что я сделаю. Я не позволю жестокому миру, в котором я родился, забрать еще одно прекрасное создание. Она заслужила шанс на то, чтобы выжить и расцвести, и ничто, б...ь, не остановит меня, потому что я хочу дать ей это.
Следующий день прошел точно так же, как и предыдущий, и с каждой минутой я все больше смирялся с тем, что должен сделать. Я должен сделать все, что угодно, но выйти отсюда и спасти Изабеллу. Вечером ко мне пришел тюремщик и сообщил, что у меня посетитель. Он сковал мне руки и ноги, и сопроводил в ту же самую комнату. Я подумал, что это мистер Риччи, и понадеялся, что он скажет мне хорошие новости, но застыл, войдя внутрь и увидев знакомого мужчину, который явно не был моим адвокатом.
- Эдвард Каллен, - сказал специальный агент Ди Фронзо, показав на стул перед собой. – Садитесь.
- Мне нечего вам сказать, - прямо заявил я.
Если он думает, что я серьезно собираюсь, б...ь, разговаривать с ним, он выжил из ума.
- Ты даже не знаешь, почему я здесь, - ответил он.
Я горько засмеялся.
- Не имеет, б...ь, значения, почему вы здесь, - сказал я. – Мой ответ – нет. Мне нечего вам сказать.
- Достаточно честно. Ты знаешь свои права – они были тебе зачитаны. У тебя есть право отказываться говорить со мной и можешь возвращаться в свою камеру, если ты именно этого хочешь, - сказал он, пожав плечами.
Я повернулся, чтобы уходить, и он преувеличенно вздохнул.
– Я просто заинтересовался, кто такая Изабелла Свон.
При упоминании об Изабелле мое сердце заколотилось, боль в груди усилилась, и я начал паниковать.
- Почему? – немедленно спросил я, поворачиваясь к нему лицом.
- Я просто заинтересовался, учитывая, что ее имя несколько раз всплывало в процессе расследования, - сказал он. – Я пытался разыскать ее, но, похоже, она загадка для всех, и мы едва нашли доказательства ее существования. Словно она почти… призрак.
Я немедленно передернулся от этого слова, и его губы от моей реакции сложились в ухмылку. Он точно знал, что, б...ь, делает, играя с моими эмоциями.
- А почему вы спрашиваете меня? – спросил я, пытаясь собраться.
Я не мог позволить ему думать, что я уязвим, или что он может использовать ее для манипуляции мной.
– Я не имею ничего общего с делами моего отца.
- Может, это и правда, но я подумал, что, если ты поможешь мне, то я смогу помочь тебе, - ответил он.
- Я не нуждаюсь в вашей гребаной помощи, - выплюнул я. – Я ничего не могу вам сказать.
- Ты даже не можешь мне сказать, кто такая Изабелла Свон? – спросил он, вопросительно поднимая брови.
- Нет, - соврал я.
- Это даже смешно. Видишь ли, мы вчера съездили в твой родной город. И люди в Форксе под впечатлением, что Изабелла Свон – твоя девушка. Фактически я убеждался в этом все время, пока был там, - сказал он, залезая в карман пиджака и вытаскивая фотографию.
Он протянул ее мне, и мои колени задрожали, когда я рассмотрел ее. На фотографии были Изабелла и я, улыбающиеся и обнимающиеся в снегу. Ее сделала Элис на Рождество. Одна из таких фотографий была в альбоме Изабеллы, как я помнил. Я быстро отвел взгляд, так как в глазах появились слезы, и я не мог их сдержать. В тот день она была такой чертовски счастливой и свободной.
- Это встряхнет ваши воспоминания, мистер Каллен? – спросил он.
- Пошел на хрен, - дрожащим голосом тихо сказал я.
- Где она? – спросил он. – Ее не было в Форксе, и ее не было с вами в Чикаго. Ваши братья Эмметт и Джаспер заявили о полном незнании, точно так же, как и мисс Хейл и мисс Брендон. Ваш отец не говорит, ваш дядя тоже, а его жена Эсме потребовала адвоката в тот же момент, как ее имя слетело с моих губ. Единственный человек, который знал эту девушку, парень по имени Джейкоб Блэк, который, к несчастью, тоже пропал. Фактически, они оба исчезли с радара в одно и то же время.
- Я не знаю, о чем вы говорите, - сказал я.
- Правда? – спросил он, изогнув брови. – Я знаю, что вы в курсе, кто такой Джейкоб Блэк. Похоже, что люди в Форксе думают, что вы пытались убить его в прошлом году, хотя никаких официальных записей об этом не существует. Хотя странно, что резервация получила огромную дотацию из анонимного источника, и семья Джейкоба построила новый дом благодаря добросердечному незнакомцу после того, как их старый сгорел от несчастного случая. Какое совпадение, правда?
Я не ответил, невозмутимо глядя на него и изображая хладнокровие, хотя внутри я паниковал. Я не имел представления, куда он клонит своими вопросами, и хотел вылететь из чертовой комнаты, но понимал, что от этого я только буду выглядеть виновным в чем-то.
- С вашей девушкой что-то случилось, мистер Каллен? – спросил он. – Знаете, вы можете рассказать мне. Я здесь, чтобы помочь вам…
- Вы здесь, б...ь, не для помощи мне, - возразил я. – На меня вам наплевать. Вы здесь, чтобы помочь себе.
- Она сбежала с Джейкобом Блэком? – продолжил он, игнорируя меня. – Она выбрала его, а не вас?
- Вы не знаете, о чем говорите, - резко ответил я, пристально глядя на него.
- Она умерла? – спросил он.
Я отпрянул, услышав его заявление, ухватился за стену, чтобы не упасть, и почувствовал, что сейчас потеряю сознание.
- Нет! – крикнул я.
- А Джейкоб мертв? – напрямик спросил он.
- Это допрос? – в ответ спросил я.
- Нет, - покачал он головой. – Я просто пытаюсь помочь, как я и сказал. Мы можем поработать над этим прямо здесь. Если что-нибудь случилось, мистер Каллен, я уверяю вас, что смогу помочь. Если она пропала, или ее ранили…
- Вы ничем не можете мне помочь, - отрезал я, прерывая его.
- А русские? – спросил он, с подозрением сузив глаза. – Вы что-то сказали о русских…
- Я хочу моего адвоката.
- Прекрасно, - сказал он, останавливаясь на середине предложения.
Он сунул фотографию назад в карман и улыбнулся.
- Знаете, мистер Каллен, правда всегда торжествует. И в конце дня правда - это то, что даст вам свободу.
Он повернулся и вышел. Тюремщик отвел меня назад в камеру. Я всю ночь ходил по ней, взбешенный, пытаясь рассортировать то, что он мне сказал. Он подобрался так близко к правде, чтобы я успокоился, и моя паранойя выросла еще больше. Нам нужно было разрешить все это дерьмо насколько возможно быстро, прежде чем его подозрения возрастут до такой степени, что вмешается полиция, а я знал, что это убьет всех нас.
Каким-то образом наступило следующее утро, и я пристально смотрел на дверь, ожидая человека с завтраком, но сильно удивился, когда дверь открылась, вошел тюремщик и сообщил, что меня вызывают на слушание. Он сопроводил меня в зал суда, где уже ждал адвокат. Я увидел, что в зале сидит Эсме, слабо улыбнувшаяся и помахавшая мне.
Через несколько минут назвали мое имя, и мистер Риччи встал, заявив, что меня неправомерно задержали, и нет необходимости держать меня под арестом. Судья, похоже, сомневался, главным образом из-за моей фамилии, но в конечном итоге согласился. Он приказал выпустить меня под залог пяти тысяч долларов, и направились туда, где меня регистрировали. Они начали процесс освобождения, пока Эсме выплачивала залог. Я просидел там почти час, у меня еще раз сняли отпечатки пальцев и сфотографировали, чтобы убедиться, что я все еще тот же самый ублюдок, и задали мне столько же вопросов на выходе, сколько задавали на входе.
В конце концов, они закончили, и мне разрешили одеться в свою одежду, отдали личные вещи, конфискованные при аресте, кроме фальшивого удостоверения личности. Выйдя на улицу, я заметил встревоженную Эсме. Я подошел к ней и вздохнул.
- Ты напугал меня, малыш, - тихо сказала она, гладя меня по щеке. - Не делай так больше, слышишь?
- Спасибо, - тихо сказал я. – За то, что вытащила меня, и все такое.
Она улыбнулась, покачав головой.
- Ты впервые попал сюда. Давай надеяться, что мистер Риччи будет таким же удачливым с моим братом и мужем.
- Как они? – спросил я. – Б...ь, где они?
- Здесь. Фактически, вы были в одном здании, но не встречали друг друга, потому что были в одиночках. Их слушание на следующей неделе. Улики против твоего отца намного сильнее, чем против Алека. Но адвокаты уверены, что их обоих выпустят под залог, и, похоже, что против Алека статью изменят, но они не так уверены по поводу Карлайла.
- Б...ь, - сказал я, тряхнув головой. – Так они пробудут там как минимум всю следующую неделю?
Она кивнула.
- К несчастью, - прошептала она. – Поехали домой. Мы что-нибудь придумаем.
Я пошел за ней к машине и залез на пассажирское сиденье. Она завела машину и отъехала от тюрьмы. Всю дорогу в машине царила тишина. Похоже, что все сдвинулось в мертвой точки, и, пока мы проезжали по аллее в нескольких кварталах от дома моих родственников, где когда-то счастливо жила моя семья, мне показалось, что все, наконец, забылось. Я понимал, что то, с чем я оказался лицом к лицу, не будет легким, и я должен буду пойти на большой риск, чтобы спасти ее, но я был готов пожертвовать всем.
И похоже, я точно знал, что должен сделать…
Эсме припарковалась около дома, и мы оба вылезли, но я остался на подъездной дорожке. Через секунду она поняла, что я не иду за ней к двери, и остановилась, нерешительно посмотрев на меня.
- Ты заходишь? – спросила она.
Я покачал головой, нервно проведя рукой по волосам. Я чувствовал, как набегают слезы, но яростно боролся со своими эмоциями, пытаясь надеть эту гребаную маску спокойствия, о необходимости которой предупреждал меня Алек.
– Я не могу, - ответил я.
- Я понимаю, - тихо сказала она.- Что тебе нужно?
- Я… Мне нужно кое-куда сходить.
Она смотрела на меня с паникой в глазах. Она точно поняла, что я планировал сделать.
- Эдвард…
Я поднял руку, останавливая ее.
- Знаю, я делал ошибки, но я не идиот. Просто поверь мне, Эсме. Я никогда не сделаю ничего, б...ь, что причинило бы тебе боль, и я имею в виду именно это.
- Хорошо, - нерешительно сказала она, подходя и протягивая мне ключи от машины. – Будь осторожен.
Я кивнул и взял ключи, залезая на водительское место и отъезжая от дома. Я поехал на другую сторону парка Линкольна, мое беспокойство увеличивалось с каждой проезжаемой милей, и припарковался перед большим белым особняком. Я вышел и направился к входной двери, притормозив на крыльце и сделав глубокий вдох. От глотка воздуха моя грудь заболела, но это жжение было почти облегчением, потому что оно отвлекало мои истрепанные нервы. Я нажал кнопку дверного звонка. Дверь открылась почти немедленно, и передо мной оказалась смутно знакомая девушка. Через секунду я узнал ее, и мои руки задрожали, потому что это была та самая рабыня из барака в Финиксе, которая нашла Рене, девушка, чьи крики довели меня в тот день до головной боли.
В ее глазах тоже мелькнуло узнавание, и она быстро отвела глаза, почти, б...ь, испуганная моим присутствием.
- Чем могу помочь, сэр? – дрожащим голосом спросила она.
- Мне… мне нужно повидаться с Аро, - сказал я.
- Ваше имя, сэр? – спросила она.
- Эдвард Каллен, - ответил я.
Она открыла рот опять, но ее резко прервал женский голос, в котором я опознал голос жены Аро, Сульпиции.
- Эдвард Каллен? – переспросила она, шире открывая дверь, чтобы посмотреть на меня. – Какой сюрприз. Я думала, что тебя арестовали вместе с остальными.
- Нет, - сказал я, глядя на нее.
Она небрежно пожала плечами, поднося стакан, который держала в руках, ко рту, и делая глоток содержимого.
– Ну ладно. Может, я и ошиблась. Заходи. Уверена, что Аро будет рад видеть тебя, - сказала она, язвительно засмеявшись.
Я подозрительно посмотрел на нее. Она остановилась, бросив пустой стакан в девушку, которая вздрогнула от этого.
- Сделай мне попить, рабыня.
Девушка кивнула и взяла стакан, убегая на кухню. Я проследовал за Сульпицией вверх по лестнице. Она показала на закрытую дверь на втором этаже, сказав, что это кабинет Аро. Я подошел к ней и засомневался, не зная, что, б...ь, я собираюсь делать, когда зайду, но силой заставил себя постучать, потому что глубоко внутри знал, что другого выхода не было. Хотя я понимал, что должен быть осторожен, и сделать все правильно, чтобы не ухудшить происходящее. Изнутри раздался громкий стон, дверь резко распахнулась секундой позже, и на пороге показался очень раздраженный Аро.
- Что?! – выпалил он, застыв, когда увидел меня. – О, Эдвард, какой сюрприз! Я подумал, что это жена опять пришла меня доставать. Заходи.
Он посторонился, и я прошел мимо него в огромную комнату. Он захлопнул дверь и прошел к столу, садясь за него. Я занял стул напротив.
- Так чему я обязан? - спросил он с улыбкой, которая явно была вымучена. – Ты пришел по делу или ради удовольствия?
- Думаю, ты уже понял, почему я пришел, так что можем сократить это дерьмо, - сказал я, заставая его врасплох своей резкостью.
Его улыбка немедленно пропала, и он кивнул.
- Ты всегда был смелым, так что не буду врать и говорить, что я удивлен, - ответил он. – У многих людей нет смелости приходить ко мне, но у тебя есть яйца и нервы, которыми располагают очень немногие. Некоторые могут назвать это иррациональностью, но мне нравится называть это страстью. Ты знаешь, что важно, и ничто не остановит тебя от защиты этого или достижения своей цели, не обращая внимания на цену. Этот вид преданности и обязательств редко встречается в наши дни.
- Я должен ее найти, - сказал я, не теряя больше времени, потому что у меня не было времени, чтобы его терять. – Не имеет значения, как.
- Я понимаю, мой дорогой мальчик, и уважаю это, - сказал он, складывая руки на столе и пристально глядя на меня. – Она прекрасная девушка, и мне искренне жаль, что так случилось. Я надеюсь, что она найдется, и я бы искренне хотел тебе помочь…
- Ты бы хотел помочь? – прервал я его. - Что, б...ь, это означает? Ты можешь помочь.
Он вздохнул и покачал головой, вставая.
- Ты ошибаешься, Эдвард. Я не могу. Видишь ли, к несчастью, сейчас я испытываю большое давление. Недавно несколько моих людей арестовали в ходе расследования Департамента Юстиции, и сейчас на меня нападают быстрее, чем я успеваю заметать следы. Моих людей арестовывают налево и направо, в их дома и собственность вторгаются, потому что никто больше не придерживается концепции лояльности. Я теряю людей, они или переходят на другую сторону, или просто сбегают в ужасе, не знаю, но в любом случае они поворачиваются к нам спинами, и я не могу мириться с этим. Каждый день приносит что-то новое, кого-то нового, за кем мне нужно охотиться или пытаться избежать проблем. Мне уже не хватает людей на все это, так что, пока все это не закончится, я просто не могу заниматься чем-нибудь еще.
Я, не веря, смотрел на него.
- Но это моя, б...ь, девушка, - выпалил я, запаниковав. – Я люблю ее, ради Бога, и ее похитили. И не кто-нибудь, а твой человек, и ты говоришь, что не можешь помочь мне? Серьезно?
- Прости, Эдвард, - спокойно сказал он. – Той ночью я разрешил твоему отцу и Алеку выследить ее, потому что она под их ответственностью, но не вижу, как еще это связано со мной.
- Но ее похитил Джеймс! – заорал я. – Твой Джеймс. Один из твоих гребаных людей похитил ее, и ты говоришь мне, что это не твоя проблема?
- Видишь ли, если кто-то и хочет найти Джеймса, то уверяю тебя, это я. Мои люди выслеживают его, и, когда они его найдут, то он будет отвечать за последствия своих недавних, гм, действий. Но у меня нет ресурсов или оправданий прямо сейчас концентрироваться на его выслеживании, когда вся моя организация атакована внешним врагом, - сказал он, покачав головой. – Я уже и не говорю, как важны твой отец и Алек, как жизненно важны они для существования Borgata. Это несчастье для девушки, и я сочувствую твоим чувствам, Эдвард, потому что я терял многих любимых людей в жизни, но, фактически, Изабелла Свон для меня ничего не значит.
Его слова сильно ударили по мне. Мои глаза сузились от злости, я стиснул руки в кулаки. Его бессердечный, безразличный тон взбесил меня.
- Ты так, б...ь, ошибаешься! – выпалил я. – Она не может ничего для тебя не значить, она, б...ь, семья!
Я быстро опомнился, в ту же секунду осознав, какое слово, черт побери, я сказал. Это была та самая гребаная вещь, которую Алек предупреждал меня не делать, то самое, из-за чего нас всех могут убить. Я напрягся и в шоке уставился на него. Мое сердце яростно заколотилось, появилась тошнота. Часть меня ждала, что он вытащит пистолет и пристрелит меня на месте, но он просто стоял, глядя на меня с любопытством, словно обдумывая мои слова.
- Семья? – спросил он через минуту, ухмыляясь, словно в этой концепции было что-то смешное. – Как ты пришел к такой мысли, Эдвард?
На долю секунды я заколебался, мои нервы были на грани, но я понимал, что должен быстро отреагировать, чтобы замести следы.
- Она одна из нас, Аро. Я люблю ее и собираюсь на ней жениться. Я твой гребаный крестник, так как ты можешь говорить, что она для тебя ничего не значит? Я думал, мы все семья, - сказал я, покачав головой, и мои глаза наполнились слезами, эмоции взяли надо мной верх. – Мне нужно драться за нее. Я должен ее найти. Ты говоришь о всей этой преданности и обязательствах, но где твои? Где твоя преданность, б...ь, семье? Я тоже ничего не значу для тебя? И я тоже не член твоей семьи?
Он вздохнул.
- Ты сам выбрал не быть членом моей семьи, Эдвард, - возразил он.
Мои глаза сузились, из них покатились слезы, и я быстро смахнул их, обозлившись, что эмоции берут надо мной верх.
- Ты сделал выбор, дорогой мальчик. Мы все делаем в жизни выбор, и ты сделал свой. У меня всегда будет лично для тебя местечко, потому что я наблюдал, как ты рос, и был свидетелем твоей боли все это время. Мне больно было видеть, как ты скорбишь, потеряв мать, и точно так же больно видеть, как ты горюешь, потеряв свою девушку. Я искренне рад, что ты нашел что-то, чего хочешь добиться в жизни, что ты нашел свою любовь, но тебе нужно понять, что все это для меня не значит ничего. Моя жизнь – это организация. Моя семья – это организация, и ты выбрал не быть ее частью. Я уважаю твой выбор, но это все, что я оставил себе в жизни, Эдвард. Точно так же как ты готов сделать все, что можно и пожертвовать всем, что у тебя есть, ради спасения того, что важно для тебя, я пожертвую всем, чтобы спасти то, что важно для меня. У нас одинаковый вид преданности, только разным вещам. Ты предан своему удовольствию, я предан своему делу. Боргата.
- И это все? – недоверчиво спросил я.
- Это все, - ответил он.
- И это то, что я должен сделать? - сказал я, тряхнув головой и пытаясь совладать с собой. – Ты хочешь заставить меня.
- Я не заставляю тебя ничего делать, - резко возразил он, со злостью прерывая меня. – Ты можешь развернуться и выйти в эту дверь, моля Бога о том, чтобы он помог тебе найти ее, и я искренне желаю тебе удачи в этом. Но если тебе требуется моя поддержка и мои ресурсы, если ты требуешь моей преданности, то будет только честно потребовать от тебя ответного жеста. Без этого, Эдвард, у нас не будет ничего.
Моя паника, ярость и горе в этот момент сошлись вместе, и я быстро пытался все урегулировать. События последних нескольких дней пронеслись в моей голове. Для ответа мне не потребовалось много времени, потому что глубоко внутри я уже знал его. Часть меня знала это еще с того момента, когда я в первый раз увидел ее на кухне в Форксе. Я всегда знал, что я отдам за нее все, что угодно, пожертвую ради нее, потому что она стоила этого.
- Ты получишь это, - тихо сквозь слезы сказал я.
Его брови удивленно поднялись, очевидно, он не ожидал такого ответа, и я увидел в его глазах вспышку возбуждения. Это разозлило меня, потому что в этом не было ничего возбуждающего, но я сдержал свою злость.
- Ты уверен? – спросил он.
Я вздохнул и кивнул, быстро протирая глаза и прочищая рот.
- Она – единственное, в чем я уверен, - ответил я. – Я отдам за нее все.
- Тогда хорошо, - сказал он. – Мне нужно сделать несколько звонков.
Он быстро ушел из комнаты, и я сел, запустив руки в волосы и расстроено схватившись за них. Меня ошеломило произошедшее. Слезы текли из глаз, я раскачивался вперед и назад, пытаясь собрать себя. Все, на что я надеялся, увядало с каждой секундой, но я не собирался передумать. У меня не было иного выхода, кроме как быть с единственным человеком, который мог мне помочь, даже если он не хотел этого делать.
Примерно через час начали подъезжать мафиози. Я знал только Кая и Ройса, остальные были мне, в сущности, незнакомы, но приветствовали меня, словно были знакомы со мной вечность. Я знал их по делам отца, и от этого меня затошнило, но я отогнал это ощущение, желая просто покончить с этим. Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее я смогу начать ее поиски, а только это сейчас имело значение.
Мы собрались в столовой, и я стоял в стороне, пока они занимали свои места. Я гребано нервничал, и не имел представления, в чем заключается инициация и принесение клятвы, но изо всех сил старался скрыть свое беспокойство. Не имеет значения, что ты чувствуешь внутри, ты никогда не должен показывать это, говорил Алек. Это единственный способ.
Аро положил пистолет и нож перед собой.
- Так как Карлайл, к несчастью, отсутствует, инициацию проведет Ройс, - сказал он, движением руки показывая Ройсу встать.
Он нерешительно посмотрел на меня, встал, прокашлялся и поправил галстук. Он выглядел таким же нервным, как я себя чувствовал, но я прикинул, что это должно быть гребано нервным занятием – инициировать ребенка одного из боссов. Это дерьмо не будет таким уж легким.
- Эдвард Каллен, - сказал он.
- Да.
- Твой отец все еще жив, Эдвард? – спросил он.
Я приподнял бровь, удивляясь идиотскому вопросу, но он посмотрел на меня взглядом, в котором читалось: "не вини, б...ь, меня, не я писал это дерьмо", так что я кивнул.
- Да.
- У тебя есть братья?
- Двое, - ответил я.
- Если я приду к тебе и скажу, что один из твоих братьев или отец стал полицейским информатором, и тебе из-за этого надо убить их, ты сможешь, не колеблясь, сделать это? – спросил он, осторожно взглянув на меня.
Я вздрогнул от этого вопроса, но кивнул, потому что единственно приемлемый ответ был "да".
- Если потребуется, - тихо сказал я, внутренне содрогнувшись от того, на что, черт возьми, я соглашаюсь.
- Я спрашиваю опять, и мне нужно, чтобы ты сказал еще раз, - произнес Ройс. – Это наша жизнь, La Cosa Nostra, это жизнь в раю. Это прекрасно, возможно, самое лучшее в мире, и, если ты хочешь быть частью этого, тебе нужно понимать, что это за жизнь. Ты принимаешь это?
- Да, я понимаю, - сказал я, точно зная от отца, насколько правдиво было это утверждение.
- Удачи, Эдвард, - сказал Ройс, вздохнув и садясь.
Он отвел глаза и уставился на стол перед собой, и его реакция сказала мне, что он искренне желал мне этого дерьма. Мне нужна была удача. Аро встал и посмотрел на меня, улыбаясь.
- Повторяй за мной. Io, Edward, voglio entrare in questa organizzazione per proteggere la mia famiglia e per proteggere I miei amici, - сказал Аро.
Я повторил фразу, сказав, что желаю вступить в организацию, чтобы защищать своих друзей и свою семью.
– И я клянусь никогда не выдавать наших секретов, поклясться в верности и дать клятву Омерты, сицилианского кодекса молчания.
Я посмотрел на часы, висевшие на стене за Аро, обдумывая его слова, удивившись, что сейчас всего лишь полдень. Прошло четыре дня с тех пор, как ее похитили, девяносто шесть мучительных часов без нее. Я понимал, что назад дороги нет, что я не выйду из комнаты, не произнеся судьбоносных слов, и в этот момент мои нервы успокоились, и я решил, что делаю именно то, что должен делать.
- Я клянусь.
Редактура: Нотик
Дорогие читатели!
Фанф подходит к своей финишной прямой, а вы так мало радуете нашу команду комментариями под главами и на форуме. По-видимому, придется пользоваться методами Аро и применить шантаж.
Чем меньше голосов, тем реже прода.
ДА БУДЕТ ТАК!
Фанф подходит к своей финишной прямой, а вы так мало радуете нашу команду комментариями под главами и на форуме. По-видимому, придется пользоваться методами Аро и применить шантаж.
Чем меньше голосов, тем реже прода.
ДА БУДЕТ ТАК!
Источник: http://robsten.ru/forum/19-1061-1
0
