- Прощай.
Единственное слово, соскользнувшее с губ Алека, привело меня в движение, я присел, и в это же время прозвучал оглушительный выстрел, и эхо от него раздавалось по комнате и звенело в ушах. Я повернулся, чтобы побежать к двери, но что-то в комнате привлекло мое внимание и заставило остановиться. Человек, который стоял у окна, внезапно упал на колени, а потом всем телом грохнулся на пол, и кровь бежала из смертельной раны на лбу. Аро в ужасе обернулся к нему, а Алек резко оттолкнул меня в сторону, в результате чего я упал на пол, прямо на четвереньки. Я быстро отполз подальше и широко распахнутыми глазами смотрел на то, как Алек быстрым движением левой руки вытащил из-за пояса Аро пистолет и наставил его на него вместе со своим. Аро повернулся обратно и от страха выпучил глаза, когда увидел две пушки, нацеленные на его голову. Все это длилось лишь несколько секунд, но мне казалось, будто все это происходило в замедленном движении.
- Что ты творишь? – процедил он, стараясь казаться уверенным, но я слышал страх в его голосе.
Я чертовски устал, не зная ничего о том, что должно было случиться, и часть меня вопила, чтобы я, на хер, выбирался оттуда, а другая гребаная часть меня боялась даже пошевелиться.
- Я выполняю приказ, - спокойно сказал Алек. - Когда я вступал в организацию, я дал присягу. Я клялся быть человеком чести и всегда ставить интересы организации на первое место. Для кого-то это просто слова, но для меня они имеют значение. La Cosa Nostra или смерть, сэр. Вот какой была моя клятва. Я выбираю La Cosa Nostra, и всегда выбирал. И очень жаль, что вы выбрали смерть.
Алек быстро опустил пушки вниз и одновременно выстрелил из обеих, пули вошли в оба колена Аро. Он испустил леденящий душу крик и упал на землю, а я испуганно закричал. Алек стоял как изваяние, в то время как Аро лежал на земле, пытаясь отползти, но из его ног хлынула кровь, да и учитывая его раненую руку, это было практически невозможно. Он кричал, угрожая убить Алека за то, что тот изменил ему, но он едва мог двигаться.
- Ты помнишь, Эдвард, я говорил тебе, что случается с крысами? – спросил Алек своим адски спокойным голосом. - Что мы делаем с паразитами, теми, кто позорит нас и называет все, чему мы служим, предательским и бесчестным?
- Да, - ответил я дрогнувшим голосом.
И сжался от воспоминаний о том инциденте на складе. С тех пор предупреждение о том, как поступают с предателями, преследует меня каждый день. Среди членов организации это было чем-то вроде городской легенды, историей, которую знали все, и о которой перешептывались, но не было никаких доказательств о том, что когда-нибудь это происходило на самом деле.
- Крысам – крысиная смерть.
Алек кивнул, на несколько шагов приблизился к Аро и пнул его прямо в нос. Аро закричал, и я вздрогнул, а Алек ударил его несколько раз подряд, пока лицо того не залило кровью.
- Это место прямо кишит крысами. Если прислушаться, можно услышать их, ползающих между стенами, царапающихся и суетящихся. Пройдет совсем немного времени, когда они учуют запах крови, и как только поймут, что где-то поблизости есть свежее мясо, они тут же примчатся. Быть съеденным заживо – это жестокая смерть, - сказал он.
Живот скрутило, потому что образа, возникшего у меня в голове, было достаточно, чтобы меня затошнило. Алек повернулся посмотреть на меня, и его лицо ничего не выражало. От его взгляда холодок пробежал по спине, видеть эту сторону Алека было дьявольски страшно. Он почти потерял человеческий облик.
- Ему это известно, потому что именно по этой причине он и выбрал это место для нашей встречи, Эдвард. Он просто не ожидал, что окажется тем, кто останется здесь подыхать, один на один с этим ужасом.
Алек сунул пистолет обратно за пояс, игнорируя вопли Аро. Он сосредоточил свое внимание на револьвере, который забрал у него, вытряхнул пули и положил их в карман. Крутанув барабан, он повернулся и направился к двери, там он остановился и опустил пистолет на пол.
- Я оставил в патроннике одну пулю, - сказал он, поворачиваясь к Аро. – Тебе понадобится время, чтобы доползти сюда и взять его, но я уверен, что ты будешь очень стараться, если захочешь положить конец своим страданиям. Выбор за тобой.
- Ты – гребаный предатель! – плевался словами Аро. – За это ты будешь гореть в аду!
Алек горько усмехнулся.
- Я наверняка буду гореть в аду за многое из того, что совершил в жизни, но этот поступок – один из немногих, который стоит того.
Он повернулся и без лишних слов вышел, и в тот же миг, услышав его шаги на лестнице, я вскочил на ноги. И выбежал из комнаты вслед за ним, спотыкаясь о свободно валяющиеся доски и почти кувыркнувшись с лестницы из-за своей поспешности. Когда мы выходили из дома, я еще слышал, как кричал Аро, но Алека это, похоже, ничуть не смущало, и он спокойно направился к машине.
Я открыл дверь, чтобы забраться на пассажирское сиденье, когда меня накрыло, и я, сгорбившись, стал блевать на дорогу. Слезы текли по щекам, меня по-прежнему лихорадило, и я едва держался на ногах. Не мог поверить, что выжил, ведь был, на хер, абсолютно уверен, что все это затевалось для меня.
Ничего не говоря, Алек сел в машину и терпеливо ждал, когда я возьму себя в руки. Через минуту я поднялся, и он отъехал от обочины.
- А люди не услышат его крики? – спросил я, вытирая слезы, но это, блядь, было бесполезно, потому что они все текли и текли.
- Возможно, но это не имеет значения, - ответил он. - Как ты сам сказал, появление в этой части города ни к чему хорошему не приводит. Никто не станет звонить в полицию.
Некоторое время он ехал молча, атмосфера в салоне была напряженной. Мои мысли лихорадочно скакали, пока я пытался все осмыслить, страх лишиться жизни был слишком сильным, чтобы я мог с ним справиться. Я почти дошел до точки, у меня был гребаный нервный срыв, и я цеплялся за остатки здравого смысла.
- Зачем ты это сделал? – прохрипел я, наконец, и прочистил горло, чтобы восстановить голос.
Он взглянул на меня, явно не ожидая, что я стану спрашивать его о чем-нибудь.
- Ты предпочел бы оказаться на его месте?
- Я не об Аро, - сказал я, мотнув головой, так как слезы продолжали течь из глаз.
Все это давило на меня, картинки в голове мелькали одна за другой.
- Мой отец. Зачем ты это сделал?
Он ответил не сразу, и я уже начал думать, что он и не собирается отвечать, но через какое-то время он раздраженно выдохнул:
- Он умер бы в любом случае.
- Почему? – спросил я, действительно не понимая. - Я не догоняю, зачем он сделал это в первый раз. Почему он выбрал смерть?
- Для него это было наилучшим выходом. Он не собирался идти в тюрьму.
- А разве ему бы пришлось? – спросил я, качая головой. – Алек, он, мать твою, переметнулся. Он заключил сделку с федералами, чтобы не пойти в тюрьму, ему это не грозило.
- Ты ошибаешься, грозило, - твердо сказал он. - Твой отец заключил сделку не ради себя, Эдвард. Он пошел к федералам не для того, чтобы оградить себя от неприятностей. Он принял свою судьбу. Твой отец сотрудничал с ними из-за тебя. Он связался с ними для того, чтобы помочь Изабелле и всем остальным, кого ты любишь. Он дал федералам то, что им было нужно, чтобы они оставили его семью в покое.
Он остановился, чтобы собраться с мыслями, и продолжил:
- Он принял решение, но я не мог позволить ему лишить себя жизни по одной простой причине – я не верю, что сделав это, он бы нашел покой, к которому так стремился. Я убил много людей, Эдвард, но никогда не вмешивался в чье-то решение уйти из жизни, как сделал это с твоим отцом. Это был первый раз, когда я убил кого-то, в действительности заботясь о его будущем, и есть в этом какая-то злая ирония, ведь именно поэтому я его и убил. Я знаю, что, наверное, странно слышать это от меня, но для того, чтобы получить прощение за собственные грехи, ты должен сам раскаиваться. Ты должен покаяться. В свои последние дни твой отец потратил много времени на покаяние и примирился со всем, что уже сделал и еще сделает, и я не хотел, чтобы в порыве отчаяния он все это загубил. Я считаю, самоубийство – непростительный грех. Он хотел воссоединиться с твоей мамой. Я сделал так, чтобы для него это было возможно.
Прокручивая в голове его слова, я был в шоке, совершенно не ожидая такого ответа.
- Ты поэтому попросил у него прощения?
Он покачал головой.
- Я просил не у него.
Я ждал, что он пояснит, гадая, у кого он, на хер, мог просить прощения, но так и не получил ответа, потому что зазвонил его телефон и прервал нас.
- Они все там? – спросил он у кого-то на другом конце, и добавил: – Хорошо, - повесив трубку, он посмотрел на меня. - Есть еще кое-что, с чем мы должны разобраться сегодня, так что приходи в себя.
Он снова проехал через весь город – в стриптиз-клуб, в котором однажды я уже бывал с ним, когда он убил ирландца за пособничество Джеймсу. Стоянка была забита до отказа, в заднем ряду стоял знакомый черный «Мерседес». Алек подъехал прямо к входной двери и припарковал машину перед зданием, вылез из нее и осторожно огляделся.
- Ты уже получил право голоса? – спросил он, когда я вышел.
- Э, нет, - ответил я, не понимая, что за хрень он спрашивает.
Он кивнул, как будто мой ответ ничуть его не удивил, и жестом пригласил меня следовать за ним внутрь. Клуб был переполнен, в воздухе висел густой дым, от которого глаза стало жечь, они заслезились, а зрение затуманилось. Алек скользнул мимо охраны, не говоря ни слова, и я последовал его примеру, внимательно следя за ним, когда он направился к служебному входу.
- Право голоса очень важно, - тихо сказал он, останавливаясь у двери в подвал и глядя на меня. - Людям нравится ощущение сопричастности, как будто они на самом деле способны влиять на то, что происходит, даже если это всего лишь иллюзия.
Я не знал, что на это сказать, совершенно не видя смысла, но это, видимо, было и не важно, потому что он все равно не стал дожидаться моего ответа. Открыл дверь в подвал, и я тут же услышал голоса, но они затихли сразу, как их обладатели поняли, что мы идем.
Я спустился по лестнице за Алеком и заколебался на нижней ступеньке, с ужасом оглядываясь вокруг. В помещении находились, по меньшей мере, человек двадцать пять, принадлежащих организации, это были капо самого высокого ранга. Они все разом посмотрели на Алека, когда он вошел, а тот кивнул одному из присутствующих, который откашлялся, чтобы привлечь внимание остальных.
- Мы все знаем, почему собрались здесь, так что давайте покончим с этим. Кандидатуры?
Несколько человек одновременно назвали имя Алека, а другие одобрительно загудели.
- Еще кто-нибудь?
Никто не ответил, в подвале воцарилась тишина.
- Есть возражения?
Я посмотрел вокруг и увидел, что все нервничают, и лишь выражение лица Алека было совершенно спокойным. В комнате по-прежнему было тихо, никто не высказывался. Я не понимал, что за хрень тут происходит, вся эта сцена казалась мне странной. Они вели себя как гребаные демократы и они, блядь, голосовали, хотя все знали, что на самом деле в организации правит диктатура.
- Тогда решено. Алек, - сказал мужчина. – Собрание закончено, и его никогда не было.
Раздались возгласы одобрения, Алек развернулся и жестом велел мне подниматься вверх по лестнице. Я шел первым, он последовал за мной к стоянке и остановился возле своей машины.
- Как я уже сказал, людям нравится верить, что у них есть выбор, даже если на самом деле у них его нет.
Он сел на водительское сиденье, я забрался на пассажирское и с опаской уставился на него.
- А что было бы, если бы кто-нибудь выступил против? - с любопытством спросил я, зная, что те, кто возражает, обычно оказываются мертвыми. – Им бы позволили покинуть эту комнату?
- О, комнату они бы непременно покинули, - ответил он и, помолчав, взглянул на меня. – Разрубленными на мелкие кусочки.
Он завел машину и медленно поехал к дому. Я пребывал в глубокой задумчивости, пытаясь осознать тот факт, что Аро был, на хер, мертв, а Алек получил бразды правления. Я не знал, что думать обо всем этом дерьме, гадая, каким образом смена власти повлияет на мою собственную жизнь.
Мы подъехали к моему дому, и, увидев припаркованный у тротуара «BMW», я тут же вспомнил об Изабелле, мое сердце почти остановилось.
- Не забудь пистолет, - сказал Алек, останавливаясь. - И оставайся дома в ближайшее время.
Я кивнул и, забрав оружие из бардачка, вышел из машины и направился к входной двери. Алек уехал.
Открыв дверь, я прислушивался к звукам, но в доме было тихо. Я увидел, что в гостиной горит голубоватый свет от включенного телевизора. Изабелла лежала на диване и, сбросив туфли на пол, крепко спала.
Я подошел и присел на корточки перед ней, сунул пистолет под диван и убрал с ее лица несколько упавших на него прядей, привычным движением заправив их за ухо. Она пошевелилась, но не проснулась, и я просто смотрел на нее, слушая дыхание. Мне показалось, что грудь разорвется от нахлынувшего чувства, я все еще не мог поверить, что она на самом деле была рядом со мной.
Она не просто была здесь, а действительно, черт возьми, ждала меня.
И если раньше я сомневался, то в эту минуту понял. Именно сейчас, глядя на нее спящую, я почувствовал, что все у нас будет хорошо. Потому что я выжил, а она была со мной. Я не знал, что произойдет в будущем, какая у нас будет жизнь или как мы, блядь, со всем справимся, но мы постараемся.
Я снова боролся со слезами, будучи по-прежнему не в состоянии держать себя в руках. Я запутался, полностью затраханный собственной жизнью. Меня окружали насилие и смерть, уродство пожирало меня изнутри, но она была рядом. Она была и миром, и надеждой, и гребаным воплощением истинной красоты. Она была тем добром, которое всегда побеждает зло.
- Белла, - прошептал я, проводя рукой по ее щеке. - La mia Bella ragazza.
Она снова шевельнулась и, наконец, открыла глаза, часто моргая. Она смутилась на долю секунды, не понимая, где находится, но потом ее губы изогнулись в улыбке, и она посмотрела на меня сонными глазами.
- Ты вернулся, - прошептала она хриплым после сна голосом.
- Ты дождалась.
- Конечно, я ждала. Ты так хотел. Я же сказала, что не убегу от тебя, Эдвард.
- Я тоже, - сказал я, улыбаясь в ответ на ее слова. - Я всегда буду возвращаться к тебе. И никогда больше не оставлю тебя.
- Обещаешь?
- Да я, блядь, клянусь.
- Хорошо, - ответила она и села, настороженно глядя на меня.
Протянула правую руку и дотронулась до моей щеки, нежно погладив кожу и проведя пальцем по линии моих губ.
- Ты плакал?
- Может быть, - спокойно ответил я, наклонившись вперед, чтобы коснуться губами ее губ.
Она ответила мне, и через мгновение я проник в ее рот языком, углубив поцелуй. Она запустила руки мне в волосы и, притянув к себе, откинулась на спинку дивана, а я навис над ней. Ее стон ворвался в мой рот, отозвавшись в члене, который мгновенно затвердел. Я застонал в ответ, мои движения стали лихорадочными, я вжался в нее, пытаясь согреться теплом ее тела. Она еще крепче вцепилась в меня, страстно целуя, а ее руки шарили по моей спине и проникли под рубашку. Как только она дотронулась до обнаженной кожи, я вздрогнул, и ток побежал по моему телу.
- Блядь, - ахнул я, разорвав поцелуй, чтобы перевести дыхание.
В груди у меня было чувство, будто я сейчас взорвусь, легкие горели, а сердце бешено колотилось. Она извивалась подо мной, а глаза ее были закрыты. Я опустил голову и впился в ее шею, глубоко вдохнув, и начал целовать ее кожу. Она была везде – я чувствовал ее, ее запах и ее гребаный вкус – все это сводило меня с ума. И снова из уголка глаза скатилась слеза, я с трудом сдержал рыдание. Я даже не понимал, из-за чего, на хер, я плачу, потому что все, что произошло, было намного больше, чем я мог пережить.
Все тело болело, и я отчаянно стремился унять боль, нуждаясь в ней в тот момент больше, чем когда-либо прежде.
- Эдвард, - выдохнула она.
- Ты по-прежнему чувствуешь это? – спросил я, прижимаясь к ней и ущипнув кожу возле ключицы. – Электрические разряды между нами? Пожалуйста, скажи мне, что ты, на хер, это чувствуешь.
- Я это чувствую, - прошептала она.
- Ты нужна мне, Белла, - сказал я. - Боже, ты мне чертовски нужна.
Я затрясся, так как мне было все труднее сопротивляться эмоциям.
- Я знаю, - прошептала она. - Я буду рядом до тех пор, пока ты меня хочешь.
- Я всегда буду тебя хотеть, - ответил я. – Sempre.
- Sempre, - повторила она, и это слово, скользнувшее с ее уст, подтолкнуло меня к пропасти.
Рыдания вырвались из горла, и этот звук заставил ее крепче обнять меня, она стала что-то тихо нашептывать, а я плакал в ее руках. Я не мог остановиться – она снова разрушила мои долбаные барьеры, и я сломался.
В отчаянии я принялся ее целовать, с силой вонзаясь в ее губы своими, руками вцепившись в ее одежду. Я хотел чувствовать ее, попробовать на вкус каждый сантиметр ее тела и снова быть с ней. Это было, черт возьми, слишком давно, и мне это было нужно, оказаться внутри нее и чувствовать, как она содрогается в моих руках. Я хотел слышать, как она произносит мое имя, как она кричит от удовольствия. Я хотел сделать ее счастливой, чтобы ей было хорошо, потому что только тогда я и сам мог снова почувствовать себя хорошо.
Я схватил ее за задницу и притянул к себе. Вжавшись в нее затвердевшим членом, я, блядь, через джинсы почувствовал тепло ее киски, и зарычал.
- Полегче, Эдвард, - сказала она, схватив меня за руки и убрав их со своего тела.
Я остановился и, отстранившись, заглянул ей в лицо. Она смущенно смотрела на меня.
- Ты разочарован.
- Я, э-э... – начал я, не зная даже, что, на хер, сказать.
Она выпустила мои руки и прикоснулась к моим щекам, вытирая слезы.
- Ты мне нужна.
- Я знаю, - ответила она. - Я же сказала тебе, что останусь. Просто… не спеши, ладно? Я никуда не уйду.
Она снова обхватила меня руками и притянула в объятия, запустив пальцы в мои волосы на затылке.
- Прости, - сказал я, чувствуя себя дерьмом за то, что сорвался сейчас, когда весь этот чертов день старался не делать этого.
- Не извиняйся, - ответила она нежно. - Это не потому, что я не хочу. Я люблю тебя, Эдвард. Просто это…
- Слишком рано.
- Да, слишком рано, - тихо повторила она.
Так я и лежал некоторое время, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Я знал, что был тяжелым, и ей было неудобно, так что поднялся с нее. Нервно провел рукой по волосам и вздохнул.
- Не хочешь немного поспать? У меня наверху есть кровать. Она гораздо удобнее.
Я был готов к тому, что она откажется, особенно после того, что, блядь, только что произошло, но вместо этого она встала и протянула мне руку. Я взял ее и повел вверх по лестнице в свою спальню.
Я порылся в ящиках в поисках какой-нибудь одежды для нее. Предложил ей брюки от фланелевой пижамы, зная, что ей они были слишком велики, но надеясь, что они подойдут. Она пошла в ванную, чтобы переодеться.
Я быстро сменил брюки и, сняв рубашку, бросил ее на пол в углу. Дверь в ванной позади меня открылась, и я повернулся, чтобы посмотреть на нее, и усмехнулся, когда увидел, что ее глаза автоматически скользнули по моей голой груди. Она нахмурилась и склонила голову набок, а я засмущался, не понимая, почему она отреагировала подобным образом. А потом меня осенило, что она смотрит на мою новую татуировку, и когда подошла поближе, протянул вперед руку, чтобы она могла получше ее рассмотреть. Она шла по правой стороне и тянулась по всей длине грудной клетки, черные чернила, смелые и резкие линии.
- Это вроде в каком-то индейском стиле, - пробормотал я. - Не знаю, как бы ты это назвала, но это, ну…
- Это лебедь, - сказала она, нежно улыбнувшись, и дотронулась рукой до рисунка.
Кончиками пальцев она провела по контуру рисунка, и я поежился – от ее прикосновений по телу побежали мурашки. Я кивнул в подтверждение, не удивленный тем, что она с первого же взгляда, поняла, что это.
- Что заставило тебя наколоть именно его?
Я пожал плечами. Она опустила руку, отошла и скользнула в мою кровать. Я забрался в нее с другой стороны и, мгновение поколебавшись, обнял ее. Она что-то промычала, поудобнее устраиваясь в моих объятиях.
- Я сказал тебе, что не помню, почему выбрал его, - сказал я. – Но я совершенно точно догадываюсь о том, что – или, скорее, кто – вдохновил меня на него.
Она улыбнулась и закрыла глаза, прижимаясь ближе ко мне.
- Мне нравится, - прошептала она сонно, слова были еле слышны.
Я наклонил голову, прижался поцелуем к ее макушке и закрыл глаза, чтобы попытаться заснуть, измотанный событиями этого дня.
И после этого жизнь закружилась, один день быстро сменялся другим. Мы забрали вещи Изабеллы из номера в том отеле, и она осталась со мной, напряжение между нами спадало, а она привыкала к моему дому.
Наши отношения были по большей части платоническими, за исключением случайных поцелуев и мимолетных нежных прикосновений. Я не подталкивал ее, отдав инициативу ей, а она не делала никаких попыток к сближению. Я не возражал, потому что понимал, что она просто была к этому не готова. Если честно, я даже не был уверен, готов ли я сам. Было просто приятно от того, что она снова рядом.
Я был опустошен, усталость накапливалась с каждым днем. По ночам меня мучили кошмары, и я сдерживался изо всех сил, чтобы не напиться, но алкоголь, черт возьми, казалось, так и манил меня. Изабелла ни разу не сказала об этом ни слова, но каждый раз, когда она смотрела на меня, пьющего водку, я видел озабоченность в ее взгляде. И эти ее взгляды заставляли меня чувствовать себя виноватым.
Но, тем не менее, этого было недостаточно, чтобы заставить меня остановиться.
В конце концов, я сходил в больницу, чтобы мою руку осмотрели, а на следующий день Изабелла предложила мне, наконец, распаковать все свое дерьмо, распиханное по коробкам. Мы проводили много времени вместе, лишь разговаривая, веселясь и наслаждаясь обществом друг друга, как в старые добрые времена.
И все было хорошо, даже слишком хорошо, на самом деле.
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. К моему большому удивлению, нас никто не трогал. Я был уверен, что братья будут ломиться в долбаную дверь, чтобы увидеться с Изабеллой, или Алек будет звонить мне и велит заняться делом, но ничего из этого не происходило. Ни визитов, ни телефонных звонков, ничего.
И лишь почти неделю спустя в дверь кто-то постучал, и, неохотно открыв ее, я был удивлен, увидев на пороге почтальона. Он взглянул на конверт в руках, чуть прищурившись, чтобы прочитать имя.
- Эдвард Э. Каллен?
- Да, это я.
- На ваше имя получено заказное письмо, - ответил он, протягивая на подпись небольшую карточку.
Я вывел внизу свое имя и вернул ему, а он передал мне конверт. Я поблагодарил его и закрыл дверь. Прошел в гостиную и плюхнулся на диван рядом с Изабеллой. Я прочел, что письмо было от мистера Риччи, и, разорвав конверт, вынул из него лист бумаги.
- Что это? - с любопытством спросила Изабелла.
- Уведомление от адвоката, - ответил я, быстро окинув взглядом текст. – В понедельник они будут зачитывать завещание отца. Видимо, он оставил мне что-то.
- Почему ты удивлен этим? - спросила она. - Ты – его сын.
- Не знаю, - сказал я, пожав плечами, и кинул письмо на стол. - Думаю, что еще не до конца это осознал. В смысле, черт, я, конечно, знаю это – знаю, что он мертв. Я, блядь, видел его смерть. Но мне по-прежнему трудно поверить в то, что это произошло на самом деле.
- Понимаю, - ответила она. – Хочешь поговорить об этом?
Я покачал головой.
- Не сейчас. Это последнее, о чем сейчас мне хотелось бы даже думать.
- Хорошо, - согласилась она, наклоняясь вперед и опрокидывая меня на диван.
Она обняла меня и положила голову мне на грудь, а я схватил пульт и, включив телевизор, принялся листать каналы.
Мы пролежали так весь вечер, забыв обо всем, кроме того, что происходило в стенах дома, не замечая ничего вокруг – лишь мы вдвоем.
И этот раз был не последним. Уже на следующий день, точно в то же самое время, раздался еще один долбаный стук в дверь. Заворчав, я пошел открывать и, потянув на себя дверь, застыл в замешательстве. На крыльце стоял все тот же ублюдочный почтальон, держа в руках гребаный – очень знакомый на вид – конверт.
- Сраное дежа вю, - буркнул я. - Разве ты уже не приносил сюда это дерьмо?
Он кивнул и посмотрел на конверт.
- Да, но на этот раз письмо не для вас, - ответил он. – Здесь проживает Изабелла Свон?
- Оу, да, есть такая, - ответил я, шире открывая дверь, и крикнул Изабеллу.
Она появилась через минуту и недоумевающее посмотрела на меня и на почтальона. Я улыбнулся и ткнул на конверт в его руке, а он протянул ей бланк.
- Это тебе, tesoro.
- Мне? - спросила она с удивлением, забирая у почтальона карточку.
И подписала внизу свое имя идеально ровным, каллиграфическим почерком. Я улыбался, глядя на нее и зная, как много она трудилась, чтобы научиться писать. Она отдала карточку обратно, а почтальон передал ей конверт, пожелав приятно провести последний день перед отъездом. Она ничего не ответила, а просто стояла в дверях и смотрела на конверт, выглядев при этом крайне удивленной. Я усмехнулся, наблюдая за ее растерянностью.
- Чему ты удивляешься? – спросил я, игриво повторяя ее вчерашние слова. – Ведь ты – девушка его сына.
Она взглянула на меня и подняла брови.
- Правда? - спросила она.
- Что правда?
- Я – твоя девушка?
Ее вопрос поставил меня в тупик, и я подумал, что, может, мне, черт возьми, не стоило этого говорить.
- Я не знаю, а ты?
Она улыбнулась.
- Я первая спросила.
- Может быть, наверное. Как ты думаешь, еще слишком рано утверждать это дерьмо?
- Я не знаю, а ты?
Я смотрел на нее и старался уловить смысл нашего разговора.
- Не знаю, - покачал головой. - Это капец как глупо, Белла.
- Это точно, - согласилась она. – Да и это неважно. Я имею в виду, что это просто слово, обозначение. Ты всегда говорил, что ни одно название не способно определить нас так, как мы сами себя определяем.
- Истинная правда, - сказал я, оборачивая руки вокруг ее талии и притянув в объятия. – А знаешь, оказывается, я – чертовски умный ублюдок.
- Ты только посмотри – сам себя по головке гладишь… - протянула она игриво.
Я усмехнулся и зарылся лицом в ее волосы, а потом склонился губами прямо к уху:
- А может, ты желаешь погладить меня по головке, tesoro? - прошептал я.
Она вздрогнула от дуновения моего дыхания и, нервно хихикнув, оттолкнула от себя.
- Какая банальная шутка, - заметила она.
- Я вовсе не шутил, - ответил я, подмигивая.
Она покраснела и закатила глаза, после чего отвела взгляд.
- Из-за того, что ты сказал это всерьез, твои слова звучат еще хуже, - пробормотала она, возвращаясь к конверту, который вертела в руках. - Интересно, что он оставил мне?
- Все, что угодно, - заверил ее я, когда она открыла письмо и прочла бумагу, предписывающую ей, в какое время и где появиться. - Деньги, недвижимость... да кто, на хер, знает.
- Но зачем? - спросила она, взглянув на меня с любопытством. - Я хочу сказать, что мне, правда, ничего не нужно. У меня и так все есть. Мне не нужны ни деньги, ни дома, ни что-либо еще. Все это не имеет для меня значения.
Я пожал плечами.
- Я не знаю, зачем, - сказал я. - Думаю, мы все узнаем в понедельник.
Мы провели выходные вместе, смотрели фильмы, ходили в ресторан, я показал ей окрестности Чикаго.
Понедельник наступил очень скоро, к полудню я был готов: надел черные брюки и белую рубашку с черным галстуком, стараясь выглядеть хоть немного презентабельно, потому что ни хрена не сомневался, что Алек будет там присутствовать. Надев на ноги черно-белые «Найк», я спустился вниз. Изабелла в это время еще принимала душ. Я открыл холодильник и вынул из него бутылки «Grey Goose». Я дьявольски нервничал, потому что этот день делал все происходящее еще более реальным. Я сделал большой глоток прозрачной жидкости. Она обожгла горло, при этом успокоив нервы – мое беспокойство сразу снизилось.
Я стоял у окна, глядя на улицу и отхлебывая из бутылки, когда телефон в кармане зазвонил. Это произошло впервые за эти дни, и его звонок застал меня врасплох. Я сразу напрягся, не зная, кто бы это мог быть. Поставив бутылку на стойку, я вытащил телефон из кармана и крякнул, увидев на дисплее мигающее имя Алека.
- Да, сэр?
- Мне нужно поговорить с тобой.
- Сейчас? - я взглянул на часы и увидел, что была уже почти половина первого, и мы должны прибыть в офис адвоката для оглашения завещания менее чем через час.
- Да, сейчас, - ответил он. - Изабелла может поехать с Эсме. Мы встретим их там.
- Ну, ладно, - сказал я, на самом деле не желая иметь с ним никаких дел, но так же зная, что выбора у меня, на хер, не было. - Я буду через несколько минут.
Повесив трубку, я глотнул в последний раз и убрал бутылку обратно, после чего поднялся наверх, чтобы объяснить ситуацию Изабелле. Быстро поцеловав ее, я сообщил, что встречусь с ней у адвоката, и, не желая заставлять Алека долго ждать, вышел из дома.
Я прошел по улице к его особняку, входная дверь открылась сразу же, как я ступил на крыльцо. В проеме появилось улыбающееся лицо Эсме.
- Привет, малыш, - сказала она тепло. - Ты замечательно выглядишь.
- Спасибо.
- Изабелла дома? - спросила она.
Я кивнул, и она улыбнулась еще ярче, протянула руку и ласково потрепала меня по щеке.
- Здорово, что вы двое снова вместе.
- Да уж, здорово, что она снова рядом со мной, - пробормотал я, удивленный тем, какой счастливой она выглядела.
Это был чертовски странный день, чтобы можно было быть настолько довольной.
- У тебя очень хорошее настроение.
- Да, хорошее. Люблю, когда все получается, как я задумала, - ответила она. - Это бывает не часто. Ну да заходи в дом.
Я не понял, что, блядь, она имеет в виду, но знал, что она права.
- Я увижусь с тобой позже.
- Хорошо, малыш.
Я вошел и, пройдя через холл, замер, не решаясь постучать в дверь кабинета Алека.
- Открыто, - крикнул он изнутри.
Я повернул ручку и шагнул внутрь. Он сидел за столом, перед ним лежала стопка бумаг. На полу возле стола стоял черный уничтожитель для бумаги, и я наблюдал, как он совал в него листы один за другим, даже не потрудившись взглянуть на меня.
- Закрой дверь и присаживайся.
Я сел и терпеливо ждал, а он молча пихал документы в шредер.
- Что ты думаешь о юге?
- Юге? - переспросил я в замешательстве. - Ты имеешь в виду Алабаму, Миссисипи и прочее дерьмо?
- Ну, они находятся на юге, - сказал он небрежно. – Я же больше склоняюсь к юго-западу.
- Оу, ну, вообще-то, нормально. Я имею в виду, что не так уж много времени провел там, но считаю, что там неплохо, - ответил я, не понимая, к чему он, блядь, клонит.
В умении запутать меня дурацкими вопросами он был очень похож на моего отца.
- В Фениксе было жарко, как в аду.
- К жаре нужно привыкнуть, - согласился он. - Я вырос там, но, полагаю, тебе отлично известно об этом факте.
- Да, так же, как моя мама и Изабелла. Но, полагаю, что и ты прекрасно осведомлен об этом факте.
Он поднял на меня любопытный взгляд, удивленный моим заявлением, но никак не прокомментировал его, вместо этого вернувшись к своему прежнему занятию. Он измельчил еще несколько бумаг, а я гадал, какого хрена он мне звонил, нервы накалились до предела. После того, как стопка документов исчезла, он отключлил шредер и откинулся в кресле, глядя на меня со значением.
- Ты дал клятву, Эдвард, - сказал он, и голос его стал жестким. - Ты присягнул на верность организации на всю жизнь. La Cosa Nostra будет твоим приоритетом вплоть до дня твоей смерти, без исключений. В тот день ты пустил себе кровь, четко осознавая, что, если ты когда-нибудь нарушишь клятву, то тебе пустят и всю оставшуюся. Ты точно знал, на что идешь, и я не могу просто закрыть на это глаза. Однажды вступив в мафию, остаешься в ней навсегда. Я не могу освободить тебя от твоих обязательств.
Я кивнул, не очень удивленный его словами, но не совсем понимал, какого хрена он вообще заговорил об этом.
- Я понимаю, сэр. И не жду от вас этого.
- Вот и хорошо, - одобрил он. - И хоть я не могу позволить тебе уйти, но я и не бесчувственный. Я знаю, ты совсем не создан для этого, и я достаточно милосерден, чтобы принять это во внимание. Я действительно хочу, чтобы ты был успешен, Эдвард. И не хочу, чтобы эта жизнь тебя уничтожила, поэтому буду до конца честен. Все говорит о том, что долго ты не продержишься. В тебе слишком много от матери. Откровенно говоря, все это не для тебя, но как я уже сказал: что сделано, то сделано. Ты понимаешь?
- Да, сэр, - сказал я, хотя на самом деле ни хрена не понял.
- Я рад, что ты понимаешь, и это возвращает меня к изначальной теме нашей беседы – к югу, - продолжал он. - Как тебе известно, значительная часть нашей прибыли приходит из Лас-Вегаса. Азартные игры – прибыльный бизнес, но наши интересы в казино никем не представлены. У нас есть там сотрудники, которые делают большой объем работы, но нам нужен свой человек, высокого ранга, перед которым они будут отчитываться. Кто-то, кто будет держать все под контролем и разруливать разные ситуации по мере возникновения, ну и докладывать обо всем в Чикаго.
- Посредник.
- Совершенно верно. Многие годы им был Чарльз Свон, а после его смерти это было поручено Алистеру… ну, ты знаешь, что стало с ними обоими.
- Мой отец убил их, - пробормотал я.
Он кивнул и сухо засмеялся.
- Да, именно это он и сделал. Они пожадничали и подвели нас, так что теперь я в затруднительном положении – мне нужна замена Алистеру. Это не самая гламурная работа, но к ней прилагаются определенные льготы в виде переезда на юго-запад.
Я нахмурился.
- Подожди, я? – задал я вопрос. - Ты собираешься поручить мне эту работу?
- Да. Тебе я могу доверять, или не могу?
- Конечно, можешь.
- Вот и отлично. Я не говорю, что ты должен быть готов сделать это сию минуту, но вакансия свободна, если ты считаешь, что можешь справиться с ней, - сказал он.
Застигнутый врасплох этим предложением, я начал заикаться и не знал, что ответить, но он поднял руку, останавливая меня.
- Я не требую ответа прямо сейчас. Я лишь хочу, чтобы ты все взвесил, и, я уверен, тебе нужно обсудить это с Изабеллой, прежде чем принимать какие-либо решения.
- Ну, вообще-то, да, - ответил я.
- В любом случае, именно за этим я и позвал тебя, - сказал он, вставая.
Взглянув на часы, он вздохнул.
- Нужно идти, чтобы, наконец, покончить с этим.
Я согласно кивнул и пошел за ним без лишних слов.
Мы приехали в офис адвоката как раз в четверть второго. Можно было начинать. Вся моя семья была в сборе, я увидел Изабеллу, сидящую на одном из больших черных стульев, расставленных вокруг длинного стола, и подтащил стул, чтобы сесть рядом с ней. Она улыбнулась мне и взяла за руку.
Я наклонился к ней, ее свежий сладкий запах проник в мои ноздри.
- Ты отлично выглядишь, - прошептал я, мои глаза исследовали ее тело.
На ней снова было платье и каблуки, и я не был уверен, что когда-нибудь привыкну к ее новому облику.
- Спасибо, - ответила она, краснея. – Ты тоже.
- Я знаю, - игриво сказал я.
Она закатила глаза, но прежде чем смогла что-нибудь ответить, господин Риччи прочистил горло, призывая всех. Мы устремили внимание к нему, а он, выйдя в центр комнаты, начал перебирать какие-то бумаги.
- Все здесь присутствующие были хорошо знакомы с Карлайлом, так что, полагаю, никто не станет возражать, если мы сократим эту процедуру и избежим ее официальности, - предложил он. - Он оставил письмо, где изложил свои пожелания, и которое я должен вам зачитать, поэтому я приступаю.
Он сделал паузу, и Изабелла заерзала на стуле, с тревогой глядя на меня. Я сжал ее руку, надеясь, что она расслабится, потому что мистер Риччи начал читать:
"Моей семье – пишу это с тяжелым сердцем. Я хочу, чтобы вы знали, что я прошу прощения за боль, которую причинил всем вам. Все, что я делал в жизни, я делал с мыслями о вас, и я знаю, что совершил много ошибок, но всегда старался делать то, что – по моему мнению – было наилучшим для всех. Я не жду, что вы поймете меня, в любом случае, не прямо сейчас, но я надеюсь, что со временем вы примиритесь с моим решением. Уверяю вас, у меня были веские мотивы.
Эсме, своей сестренке, своему лучшему другу и бессменной жилетке – когда бы мне ни понадобился совет или просто был нужен кто-то, кто выслушает, ты всегда была рядом. Так много всего я мог бы тебе сказать, но полагаю, самое главное из этого – что я люблю тебя, и хочу сказать тебе спасибо. Все эти годы я полагался на тебя, и теперь в неоплатному долгу перед тобой за то, что взяла на себя заботу о мальчиках после смерти Элизабет. Вы с Элизабет были хорошими подружками, и я помню, как она любила ваши совместные путешествия. Вот почему я хочу передать тебе все, что находится на чердаке дома в Форксе. Там хранятся все вещи Элизабет, все, что она напокупала за свою жизнь. Я так и не смог расстаться с ними, поэтому сложил все это там и оставил пылиться. Уверен, что только ты найдешь среди этих вещей что-нибудь полезное".
Я посмотрел на Эсме и увидел, что она улыбается, ее глаза блестели от невыплаканных слез.
"А Алеку – содержимое подвала дома в Форксе, а также сейфа в кабинете под лестницей и ячейку для хранения в Порт-Анжелесе. Ты знаешь, что с ними делать".
Сказав это, мистер Риччи передал Алеку ключ и листок бумаги, который Алек положил в карман и кивнул, чтобы тот продолжал.
"Моим сыновьям. Я хочу, чтобы вы, все трое, знали, что я люблю вас. Эммет, мой старшенький, который был дан мне судьбой – твой юмор неизменно делал нашу жизнь светлее. Ты сильный и всегда защищаешь людей, которых любишь, а также ты очень отзывчивый. Ты станешь потрясающим отцом, и мне хотелось бы быть там, чтобы увидеть, когда Розали родит моего первого внука. Да, сынок, я знаю, что она беременна. Вам не удалось скрыть это от меня. Я врач и могу сам поставить диагноз".
Все засмеялись, а Эммет протянул руку и положил ее на живот Розали. Мистер Риччи продолжал читать:
"Ты всегда был самым подкованным в бизнесе, хорошо разбирался в компьютерах, даже если пару раз использовал свое умение для того, чтобы усложнить мне жизнь. Я оставляю тебе все свои инвестиции, акции, облигации и все законные сделки".
Мистер Риччи передал Эммету полный документов портфель и вернулся к письму.
"Джасперу, моему среднему сыну. Ты всегда умел сочувствовать и видел в каждом человеке, прежде всего, личность. Ты понимаешь людей и сопереживаешь им, и поэтому когда-нибудь ты станешь прекрасным врачом. Тебя многое связывает со штатом Вашингтон, там живет и семья Элис, вы оба учитесь в Сиэтле, так что я хочу, чтобы именно вы владели домом в Форксе и всем остальным его содержимым".
Он передал Джасперу связку ключей и какие-то документы на подпись, и снова вернулся к письму:
"И моему младшему сыну, Эдварду. Все знают, что ты бываешь непостоянным, упрямым и привередливым, но есть кое-что, о чем многие даже не догадываются – ты великодушен. Это досталось тебе от матери – твое бескорыстие. Я уважаю это качество в тебе, и независимо от того, что случится в будущем я хочу, чтобы ты знал, что я всегда гордился тобой. Ты можешь оставить за собой дом в Чикаго, но также я оставляю тебе пакет. Что ты сделаешь с его содержимым, полностью зависит от тебя, но я убежден, что это должно достаться тебе".
Мистер Риччи передал мне какие-то документы, после подписания которых дом, в конечном итоге, будет переведен на мое имя, и когда я вернул их ему, он протянул мне небольшой запечатанный конверт. Я тихонько поблагодарил, и осторожно начал его открывать, терзаясь любопытством, что же в нем за хрень.
"Элис и Розали - вы обе всегда были мне как дочери, для меня было честью смотреть за тем, как вы растете, и я надеюсь, вы понимаете, как много вы значите для нашей семьи. Я оставляю вам обеим достаточно денег в трастовом фонде. Чтобы оплатить ваше обучение и все, что вам может понадобиться в будущем, хотя у меня есть предчувствие, что, благодаря моим сыновьям, никто из вас никогда и ни в чем не будет нуждаться.
Остальные деньги будут разделены на три равные части и перейдут моим сыновьям. Их точное количество не знаю даже я сам, но это больше, чем я когда-либо в этой жизни смог бы потратить, и уверен, что больше, чем когда-либо понадобится кому-то из вас. Я надеюсь, вы правильно распорядитесь ими".
Он сделал паузу и быстро посмотрел на Изабеллу, в результате чего глаза всех в комнате устремились к ней. Она заерзала из-за всеобщего внимания и нервно прикусила нижнюю губу, на ее лице легко читался страх.
"И, наконец, Изабелле Свон… Я оставляю тебе конверт. Кажется, это мелочь по сравнению с тем, что я оставил остальным, но чувствую, что ты не станешь возражать. То, что находится в конверте – эгоистично, как для меня, так и по отношению к тебе, и мне бы очень хотелось отдать тебе это лично, но приходится делать это вот так".
Мистер Риччи передал Изабелле обычного вида белый конверт, она осторожно взяла его. Ее имя было выведено на конверте разборчивым почерком отца, и никаких указаний на то, что, блядь, находилось внутри. Во мне вспыхнуло любопытство, но я знал, что это, на хер, не мое дело, поэтому перевел взгляд на конверт в своей руке, а мистер Риччи тем временем заканчивал чтение завещания:
"И еще раз, я прошу прощения за ту боль, которую причинил вам мой уход, но выше нос и живите дальше. II tempo guarisce tutti i mali. Никогда не забывайте об этом. Знаю, что мои сыновья не забудут. Я люблю вас всех. Карлайл".
Закончил мистер Риччи и положил письмо на стол.
- Вот и все. Я потер то место на груди, где находится сердце, болью в котором отозвались эти слова, краем глаза заметив, что Эммет и Джаспер сделали то же самое.
II tempo guarisce tutti i mali.
Время лечит все раны. Мы вместе пришли к понимаю истинного значения этих слов, и хотя я по-прежнему чувствовал себя таким чертовски разбитым, из-за всего, что я видел и что потерял, я знал, что со временем эти раны затянутся, рубцы заживут. А также я знал, что присутствие красивой женщины, сидящей справа от меня, станет тем снадобьем, которое исцелит все мои раны.
Я, наконец, смог открыть конверт и, заглянув внутрь, застыл, когда увидел блеск золота. Я сразу понял, что там, и в мгновение ока меня охватил десяток различных эмоций. Я видел его сотни – если, блядь, не тысячи – раз, восхищался им, когда его на своем пальце носила первая женщина, которую я любил, а позже оно украшало шею первого мужчины, которого я почитал.
Обручальное кольцо моей матери.
Оно было таким чертовски простым, но так много значило, в нем заключалась любовь длиною в целую жизнь и истории, которые оно могло рассказать. Это был символ любви моих родителей, связывающих их уз, выходящих далеко за рамки глупого клише "рабыня и принц мафии". Им было насрать на это, то, что разлучило их, не шло ни в какое сравнение с тем, что свело их друг с другом. Они были родственными душами и, несмотря на все гребаные вещи, которые вставали у них на пути, жизнь привела их туда, где они должны были быть. И вот это кольцо, что лежит на дне бумажного конверта в моих руках, скрепило их узы.
Оно было их судьбой… а теперь стало моей.
Стараясь совладать с овладевшими мной эмоциями, я посмотрел на Изабеллу и напрягся, когда увидел слезы на ее лице. Она вскрыла конверт, и теперь он лежал на столе перед ней, а в руке она сжимала бумажку, которую вытащил из него.
- Tesoro, что случилось? - тихо спросил я, вытирая слезы с ее щек.
Она посмотрела на меня и покачала головой, а потом нерешительно протянула мне листок. Я осторожно взял его, испуганный ее реакцией. Я улыбнулся, когда прочитал слова, написанные в самом центре. Потому что понял, что отец дал ей, наверное, самое ценное из всего, что получили все мы:
Ты того стоила.
Редактура: Нотик
Источник: http://robsten.ru/forum/19-1061-1
0
