Глава 14

Я въезжаю на своем байке на дорожку, ведущую к дому Манчу, и останавливаюсь прямо позади него самого; очевидно, что он только что вернулся. Он выглядит особенно горячо в шлеме и в одежде для езды для мотоцикле, и когда снимает шлем, я вижу под ним черную бандану, в которой он выглядит еще сексуальнее. Стянув с себя перчатки, он кладет их на сиденье, а затем поднимает на меня глаза и одаривает своей великолепной улыбкой.

Я снимаю шлем, быстро спрыгиваю с байка и сразу начинаю смеяться, подходя к нему. В прикрепленной к байку специальной коляске сидит Роско с защитными мотоциклетными очками на глазах.

- Боже мой, это, вероятно, самая милая вещь, которую я когда-либо видела, - я наклоняюсь, чтобы погладить Роско, который выглядит настолько счастливым, насколько может выглядеть бульдог с высунутым наружу языком. На нем так же надет кожаный жилет, который является точной копией жилета Манчу, с эмблемой на спине и другими повторяющимися деталями.

- Ему это нравится. Даже чересчур, - усмехается он и снимает с Роско очки, прежде чем освободить его от ремней безопасности. Собака неуклюже вылезает из коляски и медленно идет к крыльцу.

Мне кажется, что Манчу собирается наклониться и поцеловать меня в знак приветствия, но вместо этого он тянется к своему шлему и перчаткам и, взяв их, направляется к входной двери.

После того как мы все заходим в дом, Манчу наливает Роско свежей воды и спрашивает меня, не буду ли я против, если он примет душ.

Я шевелю бровями, и он смеется, говоря, что действительно хочет умыться, а я лишь сделаю его еще грязнее.

Я притворяюсь, будто дуюсь на него, и сажусь у кухонной стойки, наблюдая, как он снимает с себя жилет.

- Что это за эмблема сзади на твоем жилете? Я никогда раньше не видела такой, - я довольно хорошо осведомлена о различных местных байкерских клубах и сообществах. Видимо, она оттуда, где он жил прежде.

Я смотрю, как Манчу идет к винному шкафу, достает сверху бутылку и ставит ее передо мной на стойку. Изображенный на бутылке символ соответствует эмблеме на его жилете.

- Ты взял эмблему с бутылки вина и нанес ее на жилет? – спрашиваю я, сбитая с толку.

- Это вино из виноградников Вольтури в Италии. Виноградники моей семьи. Это наш семейный герб.

- Ты владеешь виноградниками, - тупо констатирую я. Кто бы сомневался.

- Моя семья владеет. Но сейчас я не часто туда езжу, да, на самом деле, вообще этим не занимаюсь. Мой отец всем управляет из США. Но я надеюсь на скорое возвращение, - он захватывает штопор и, открыв бутылку, наливает в бокал вино. – Конечно, надо позволить ему немного подышать, но ладно. Попробуй, - он протягивает мне бокал, и я делаю глоток.

- Очень вкусно.

- Это наш самый популярный «Шираз» (п.п.: Красное вино, производимое из темного винограда сорта Сирах, также считается одним из самых популярных современных вин), - он делает глоток из моего бокала и облизывает губы.

- В холле я заметила фотографию, на которой ты с Роуз, и, как я предполагаю, с отцом. А где ваша мать?

- Это один вопрос, - ухмыляясь, говорит он, подняв к верху указательный палец.

Я закатываю глаза и убираю челку с глаз.

- Хорошо.

- Моя мать, к сожалению, умерла незадолго до того, как я получил диплом. Врачи сказали, что это случилось из-за сердечной недостаточности, но я знаю, что все намного сложнее; у нее было разбито сердце. После смерти Маргарет она так и не стала прежней. Она сдалась и не заботилась о себе.

- Ты, должно быть, очень на нее рассердился. За то, что она оставила вас троих одних, - от его откровения я чувствую с ним некоторую связь. После того, как умер мой отец, мать практически перестала заботиться обо мне и Эммете, вместо этого она с головой окунулась в религиозный фанатизм и полнейшее разрушение.

- Я не виню ее. Потеря ребенка, независимо от того, сколько еще у тебя детей, забирает часть тебя. Я видел это не раз. Знаешь ли ты, насколько высок уровень разводов после смерти ребенка? Она старалась справиться с этим, как могла.

- Где сейчас твой отец? – Манчу разряжает обстановку, подняв вверх два пальца, отчего я раздражительно вздыхаю.

- У моего отца есть дом в Бель Мид (п.п.: город в США, Штат Теннесси). Там живет Роуз. Полгода назад он уехал в Италию по делам, поэтому их двоих устраивает такой расклад. Кстати, отец должен вернуться на следующей неделе на некоторое время. Я очень хочу с ним увидеться.

Я озадаченно хмурюсь.

- Эммет сказал, что ты здесь новенький. Я предположила, что ты переехал сюда из другого штата.

- После окончания медицинской школы я какое-то время жил в Чикаго, затем начал работать там в больнице. После этого я на шесть месяцев уехал в Африку от организации «Врачи без границ».

Я вспоминаю о фотографии в холле, на которой запечатлен улыбающийся Манчу в окружении - как теперь стало понятно - африканских детей. Мое сердце переполняют эмоции, и я борюсь с тем, чтобы не расплакаться от его внутренней красоты, и дальше слушаю его рассказ.

- Я вернулся в Нэшвиль, но тогда у меня была квартира в тридцати минутах езды отсюда; в Спрингфилде (п.п.: город в США, административный центр штата Иллинойс). Я купил этот дом всего лишь несколько месяцев назад. В каком-то смысле, я здесь новичок, - ухмыляется он и покидает меня, уходя в душ. - Чувствуй себя, как дома.

После того, как он удаляется наверх, я подливаю вина в свой бокал и начинаю бродить по кухне, рассматривая новомодное оборудование и вглядываясь в стеклянные дверцы шкафчиков, пытаясь разглядеть посуду. Я так же обнаруживаю небольшую туалетную комнату и объединенную с ней прачечную, как это принято во многих старых домах.

Проходит совсем немного времени, и Манчу возвращается. Он одет в старую футболку с эмблемой Северо-Западного университета и шорты с карманами; этого зрелища достаточно, чтобы у меня вырвался стон.

- Что это было? – прищурившись, ухмыляется он.

- Ничего. Я ничего не говорила.

- Ты застонала.

- Нет, ты ослышался, - я делаю глоток вина, надеясь, что он не обратит внимание на цвет моего лица.

- Коротышка, мне кажется, мне отлично известно, как звучат твои стоны, - он гладит себя по груди, будто гордясь собой.

- Это не имеет значения. Я что, здесь для того, чтобы испытывать на себе укусы твоего остроумия? - жалуюсь я, пряча свою улыбку за бокалом.

- Я не думаю, что сегодня вечером кусаться будет мое остроумие, - он наливает себе бокал вина и, опершись локтями о стол, близко наклоняется ко мне и пристально смотрит в мои глаза.

- Оу, нет? – я стараюсь казаться безразличной, но мне нравится сама идея того, что он может оставить на мне свои метки и следы.

- Нет, это будет делать мой рот. Кусать, лизать и жевать.

- Жевать? - я морщу нос при этом странном описании.

- Да, жевать, - усмехается он и тянется к трубке радиотелефона. - Но только пиццу, я умираю с голоду. Какую бы ты хотела?

- Э-э, я думала, что мы не собирались есть вдвоем пиццу.

Он смотрит на меня, и тень изнеможения проходит по его лицу.

- Это просто пицца, Коротышка. Не предложение руки и сердца, - резко говорит он.

Ауч. Такое чувство, будто я получила выговор.

Он видит, что я напрягаюсь, и черты его лица смягчаются.

- Прости, я не хотел на тебя набрасываться. Я пытаюсь соблюдать возведенные тобой границы, но я хочу пиццу и подумал, что ты, возможно, тоже голодна. Разве мы не можем просто перекусить, не думая о том, что это идет вразрез с твоими правилами?

Я думаю о границах, которыми обнесла все происходящее с нами. Это похоже на то, что согласившись на совместную еду или ночевки, я признаю, что начинаю проявлять к нему чувства. Я выбираю легкий путь и просто соглашаюсь.

- Да, конечно. Пепперони.

Он подходит и кладет руки мне на плечи.

- Мне очень жаль. У меня был напряженный день, и это не твоя вина.

Я киваю, огорченная тем, что моя сомнительная необходимость отсутствия отношений, возможно, внесла напряжение между нами.

- Мне тоже жаль. Я воспринимаю все слишком серьезно, я знаю.

Он целует меня в лоб и отводит руки.

- Пепперони, говоришь? С оливками? – Манчу делает шаг назад и смотрит на телефон, собираясь набирать номер.

- Конечно, - я чувствую облегчение, что наш полу-спор уже позади, но я не могу избавиться от ощущения, что мы только что врезались в верхушку айсберга проблемы под названием Титаник.

***

Я вся потная и пытаюсь отдышаться, когда в дальнем углу комнаты звонит телефон.

В данный момент я лежу на больших подушках, которые Манчу любезно стащил с кровати на пол, как только закончил трахать меня у стены своей спальни. Именно здесь я приземлилась и чувствую себя слишком уставшей, чтобы двигаться.

Он быстро встает, и я, лежа вниз головой, смотрю на его задницу, когда он идет к комоду, чтобы ответить на звонок как доктор Каллен. Должно быть, это звонят из больницы. Пару мгновений он просто слушает, а затем, прикрыв трубку ладонью, говорит, что ему требуется несколько минут.

Желая оставить его наедине, я встаю и иду в ванную, в которой опять с завистью смотрю на его душ. Я делаю себе мысленное напоминание в ближайшее там время побывать.

Вернувшись в комнату, я вижу, что он сидит на кровати и все еще разговаривает по телефону, поэтому я улыбаюсь ему и прохожу в примыкающую к спальне гардеробную, где провожу рукой по висящим в ряд деловым костюмам. Увидев на вешалке белую рубашку, я надеваю ее, не желая трогать те, которые, очевидно, недавно побывали в химчистке.

Я уже собираюсь вернуться назад, когда на специальной стойке замечаю красный галстук; он завязан, будто Манчу, не развязав его, просто снял через голову. Я надеваю галстук на шею и располагаю его так, чтобы он висел у меня между грудей, слегка прикрытыми полами рубашки, которую я застегнула только снизу.

Войдя в комнату, я вижу Манчу, который оперся локтем на ногу и обхватил рукой голову, поэтому я покидаю спальню и иду на кухню, чтобы налить себе еще вина.

Найдя еду для Роско, я кормлю его, полагая, что он сегодня был хорошим мальчиком, снова сидя взаперти. Я провожу с ним некоторое время, почесывая его голову и играя с пищащими игрушками, разбросанными у его кровати.

Наполнив заново свой бокал, я иду через лестничную площадку к небольшой гостиной. Она действительно чистая и аккуратная, и я радуюсь тому, что прошлым вечером в моем доме было темно, и Манчу не смог увидеть его состояние. Должно быть, у него есть уборщица. Кроме того, нигде не видно никаких коробок, отчего у меня возникает чувство, что я – лентяйка, ведь он живет в этом доме намного меньше, чем я в своем.

Комната красиво обставлена, но мебели не много. Очевидно, что он больше обитает в другой стороне дома, в более просторной гостиной. Стены окрашены в серовато-зеленый цвет; на полках стоят небольшие скульптуры и картины. Шторы на окнах такие же, как и в большой гостиной.

Я иду к интригующей меня лестнице в дальней части комнаты, четыре ступеньки которой ведут вниз к маленькой прихожей. Я нахожу еще одну полностью оборудованную ванную комнату и, заглянув в другую дверь, вижу различные штанги и гантели, беговую дорожку и боксерскую грушу. Мысль о потном Манчу, занимающимся боксом, заставляет меня улыбнуться. Надо спросить, можно ли будет мне как-нибудь понаблюдать за ним во время тренировки.

Достигнув конца коридора, я вижу последнюю дверь и дискутирую сама с собой, стоит ли мне входить внутрь. Она немного приоткрыта, поэтому я слегка пинаю ее ногой.

- Упс! – говорю я, когда она распахивается.

Очевидно, что это домашний офис; мебель из темного дерева и кожи делают его похожим на величественный кабинет. Я могу представить себе мужчин, которые собрались здесь, чтобы покурить сигары и выпить бренди из хрустальных бокалов. Напротив окна, которое выходит в задний двор, стоит огромный письменный стол.

Я хожу по периметру комнаты, обставленной книжными шкафами высотой до потолка, между которыми висят картины, создавая в обстановке своеобразный эффект полос.

В первом книжном шкафу, находящемся у дальней стены, хранится огромное количество романов, начиная с детективов и заканчивая биографиями. Теперь я понимаю, откуда он черпает информацию для разговоров с Мими. Я прохожу дальше, мимо стены, на которой висит красивая картина с изображением средне-западного кукурузного поля, и приближаюсь ко второму книжному шкафу с очень серьезной на вид медицинской литературой. Я провожу рукой по книгам с различными названиями, вроде "Оксфордского учебника по онкологии» и «Справочника по детской онкологии".

Пройдя дальше вглубь комнаты, я собираюсь осмотреть содержимое третьего, ближайшего к большому столу книжного шкафа, но останавливаюсь напротив отрезка стены, на котором ожидала увидеть очередное произведение искусства.

Но на этой стене висит совершенно отличная от других картина; огромное скопление хаотического цвета.

Вырезанные бумажные снежинки переплетаются с веселыми открытками ручной работы и рисунками; записки и бумажные цветы в произвольном порядке усеивают обрамление картины. Все это, очевидно, дело рук пациентов Манчу. Здесь много рисунков с человеком в зеленой хирургической форме, и это вызывает у меня улыбку. Десятки фотографий детей; некоторые из них, очевидно, еще проходят лечение, а у других уже не видно никаких следов рака.

Я открываю пальцем открытки и читаю написанные с ошибками слова благодарности и любви. На мои глаза наворачиваются слезы при мысли о том, к скольким жизням он прикоснулся.

- Так ты нашла мою святыню, да?

Вздрогнув, я оборачиваюсь и вижу Манчу, небрежно прислонившегося к дверному косяку. Он одет лишь в свободные черные брюки, затянутые шнурком на талии. Они сидят на бедрах опасно низко, не скрывая его мышцы в форме буквы V, ведущие вниз к той части его тела, очертания которой прекрасно видны, даже учитывая свободный крой брюк.

- Да, прости. Они сильно любят тебя.

- Нет, я имею в виду, что это моя святыня во имя них, - он подходит и, став рядом со мной, смотрит на стену. Я перевожу взгляд с него на все эти поделки и пытаюсь представить, что он чувствует, глядя на них.

- Это замечательно. Ты спас все эти жизни.

- Не все, - я вижу, как тень печали пробегает по его лицу. Я задаюсь вопросом, не был ли этот телефонный звонок каким-то образом связан с Кайлой.

- Расскажи мне, - шепчу я, пытаясь показать ему, что хочу, чтобы он свободно делился со мной и радостью, и печалью.

Он сглатывает и проводит пальцем по рисунку слона с надписью «Дерек».

- Лимфобластный лейкоз, март 2010 года. Он любил бейсбол.

Он скользит пальцем по бумажному сердцу, на котором фиолетовым маркером написано: «Я люблю доктора Каллена».

- Энни, рабдомиосаркома, октябрь прошлого года. Она была влюблена в меня, - он смотрит на меня и грустно улыбается.

Я раздумываю над тем, что сейчас он делится со мной своими тяжелыми переживаниями, и в моей голове всплывают слова Роуз о том, что он не подпускает людей близко к себе.

Его настроение меняется, когда он переходит к фотографии женщины и мужчины в окружении трех детей и собаки, и указывает на девушку посередине, ей около шестнадцати лет.

- Бекки. Она уже практически год находится в стадии ремиссии лимфомы Ходжкина.

- Это здорово.

- Да, - я чувствую, как он обнимает меня за талию и притягивает к своему боку.

Спустя несколько минут разглядывания этой картины я извиняюсь перед ним.

- Прости, если я сунула свой нос, куда не нужно. Ой, и еще я покормила Роско, надеюсь, что это нормально.

Манчу берет у меня вино и делает глоток, прежде чем подойти к столу и сесть в свое кресло.

- Все в порядке. Я же сказал тебе, что ты можешь чувствовать себя здесь, как дома, - он откидывается назад и смотрит на меня через край бокала. - Красивый галстук.

Я опускаю глаза, вспомнив, что на мне надето.

- Я хотела понять, в чем состоит привлекательность мужской одежды.

- И?

Я пожимаю плечами.

- На тебе он выглядит лучше, - я провожу рукой по кончику галстука.

- Позволю себе не согласиться, - Манчу осматривает мое декольте, где болтается его галстук, и сгибая палец, подзывает меня к себе.

Я медленно делаю три шага в его сторону, плавно покачивая телом, и сажусь на край стола. Он тянет меня пальцами за рубашку, молча прося сесть напротив него. Я становлюсь между письменным столом и креслом, в котором он сидит, и мое внимание приковывает эрекция в его штанах. Я поднимаю бровь, а он просто самодовольно смотрит на меня.

- Присаживайся, - он жестом указывает, чтобы я села перед ним на стол, поэтому я приподнимаюсь и сажусь, скрестив ноги в щиколотках. Несколько мгновений его глаза изучают меня. Он проводит пальцами по щетине на своем подбородке, а затем наклоняется и медленно расстегивает на мне рубашку. Я смотрю на его лицо, когда он раздвигает полы рубашки. Локтями он подталкивает мои колени, и я расставляю ноги, полностью раскрываясь перед ним.

- Чертовски красива. La tua fica è fottutamente bella, - ухмыляется он, когда видит, как загораются мои глаза от его фразы.

- Что ты сказал? – шепчу я; моя кожа вибрирует от того, как его руки нежно поглаживают мои бедра, еще больше разводя их.

- Твоя киска чертовски красива.

Я резко втягиваю воздух, и он парит надо мной, вдыхая мой запах и кружа большими пальцами по внутренней стороне моих бедер. Он издает стон, когда видит, как я сжимаю мышцы промежности, но удивляет меня тем, что отстраняется и откидывается на спинку своего кресла.

- Прикоснись к себе.

Я никогда не делала этого перед кем-то. Да, я прикасалась к себе, подсматривая за его соседями, но тогда он был позади меня. Сейчас он сидит напротив и хочет, чтобы я сделала это на показ. Эта мысль возбуждает меня и заставляет чувствовать себя чрезвычайно непристойной.

Откинувшись назад, я опираюсь одной рукой о стол и немного дразню его, скользя другой рукой по своей груди. Мои пальцы сжимают сосок, и я тихо охаю, прежде чем стиснуть ладонью свою грудь, поигрывая с ней.

- Я люблю твои изгибы. Твое тело совершенно. Мягкое и роскошное, - он ерзает в кресле и делает еще один глоток вина. Его глаза ни на миг не отрываются от моей руки, которая тянется вниз живота.

Прежде чем прикоснуться к своей киске, я осторожно провожу пальцами по коже прямо над ней, заставляя мои бедра нетерпеливо ерзать.

Протянув ко мне руку, Манчу берет мою левую ногу и ставит ее на подлокотник своего кресла, а потом то же самое делает с другой ногой. Он снова откидывается назад и на этот раз гладит ладонью свой член, контуры которого проступают из-под тонкой ткани. Я немного наблюдаю за ним, и когда он сжимает себя через материал, я прикасаюсь пальцами к своей киске, сначала поглаживая клитор, а затем двигаясь вниз, чтобы прикоснуться к влажным складочкам.

- Черт, да, - выдыхает он; его глаза темнеют, пока он смотрит, как я играю с собой, сначала дразня двумя пальцами клитор, а потом начиная ласкать его по кругу.

- Внутрь, - его глаза стреляют в меня, и это не что иное, как приказ. Мои пальцы подчиняются его команде, и я хныкаю, чувствуя, как вхожу в себя. Откинув голову назад от этих ощущений, я задеваю своими длинными волосами бумаги на его столе. Я продолжаю толкаться в себя пальцем, пока не чувствую на себе его рот и резко поднимаю голову, чтобы взглянуть вниз.

Его язык присоединился к моим пальцам, облизывает и посасывает местечко у моего входа. Я перемещаю руку выше, чтобы снова потереть клитор, и его язык тут же заменяет мои пальцы, то погружаясь глубоко внутрь, то облизывая снаружи.

Он снова резко откидывается назад, и на моем лице медленно расползается улыбка, когда я вижу, как он развязывает шнурок на штанах и освобождает свой огромный член. Он начинает двигать по нему рукой вверх и вниз, и меня завораживает это действо; движения его кожи и то, как она краснеет.

Мои ласки ускоряются, и наши совместные стоны пронзают воздух. Тяжело дыша, я наблюдаю за тем, как он удовлетворяет сам себя, и одновременно приближаю собственный оргазм.

- Я не знаю, за чем мне следить, когда ты будешь кончать, - за твоим красивым лицом или за великолепной киской, - говорит он хриплым голосом, двигая рукой по стволу. Неожиданно он отводит от себя руку, проводит ею по моей промежности и переносит мою влагу на член, продолжив поглаживать его.

- О, боже, я сейчас кончу, - задыхаясь, я чувствую, как стремительно надвигается мой оргазм. Я быстро ласкаю клитор, мои бедра сближаются, и, наконец, я чувствую, как сокращаются мышцы, и через мое тело проходят волны наслаждения.

- Черт! – выкрикивает Манчу при виде киски, сжимающейся вокруг моих пальцев; движениями бедер я продлеваю ощущения, которые все еще дарит моя рука. Он ускоряет свои действия и смотрит, как я наблюдаю за ним.

- О, это было красиво, детка. Я бы дни напролет смотрел, как ты кончаешь, - его голос хриплый и прерывистый из-за быстрых движений руки. Я могу точно сказать, что он уже близко.

- Кончи на меня, - выдыхаю я, немного удивленная своей откровенной просьбой, но в данный момент я не могу ни о чем думать. – Кончи мне на грудь.

Он быстро поднимается и перекидывает галстук через мое плечо. Его бедра толкаются, а рука не прерывает своих движений. И когда он наклоняется ко мне и делает два резких толчка, из него большими струями внезапно выплескивается теплая сперма, орошая мою грудь.

Несколько секунд он продолжает поглаживать себя, опустив голову и тяжело дыша. Я смотрю на свою грудь, покрытую его семенем, пока он тянется к стоящей на столе коробке с салфетками.

- Я горжусь тобой, - говорит он, вытирая меня.

- Потому что мне удалось все это поймать? – усмехаюсь я.

- Нет, - улыбнувшись, он выбрасывает салфетку, а затем наклоняется и целует меня. - Потому что ты сама попросила об этом...

Перевод: koblyktet
Редакция: mened,Maria77