Глава 17

У дверей меня встречает измученный Манчу. Измученный Манчу, держащий в руках бутылку «Jack Daniels». Он не выглядит пьяным, когда пропускает меня внутрь и направляется на кухню, но почти ничего не говорит.

Он вынимает из висящего рядом с раковиной ящика высокий стакан, а я наблюдаю за ним со своего обычного места за столом, сидя у табурете. Я вижу, что рядом со мной на гранитной поверхности уже стоит один использованный стакан. Он подходит ближе и наливает янтарной жидкости себе и мне.

- Что случилось, Манчу? – спрашиваю я, когда он чокается своим стаканом о мой, а затем делает большой глоток. Я повторяю его действия, но отпиваю совсем чуть-чуть и чувствую, как алкоголь опаляет мое горло. Все же я предпочитаю «Южный комфорт» (п.п.: Southern Comfort – ликёр с приятным фруктовым вкусом).

- Ничего. Просто захотелось компании, - он со стуком ставит стакан, а затем переплетает руки и опирается ими о столешницу.

- Отлично, - я жду; моя женская интуиция подсказывает мне, что он все расскажет, когда будет готов; если вообще будет.

Мы сидим в тишине; я по глоточку попиваю напиток, пока он покручивает содержимое своего стакана по стенкам. Я передумываю и снова хочу спросить его, что же произошло, но, такое впечатление, что слова отказываются выходить наружу. Я не уверена, хочет ли он их услышать.

- Сделаешь кое-что для меня? – вдруг спрашивает он, прерывая тишину. – Поднимешься наверх? – его взгляд наконец-то встречается с моим; он выглядит таким усталым, таким обреченным, что я могу только предполагать, что проблема связана с постоянным накалом эмоций и борьбой за жизнь. Понятно, что, в конце концов, ему требуется как-то избавляться от этого. И поэтому я задаюсь вопросом, является ли подобное поведение обычным для него раз в несколько месяцев, или оно чем-то спровоцировано.

Неужели секс может помочь? Именно в нем он нуждается?

Я все обдумываю.

- Конечно, - если это то, что ему нужно, то не проблема, пусть использует меня. Ведь теоретически я и сама его использовала, не так ли?

Он берет бутылку и стакан и кивает мне, чтобы я следовала за ним. Мы направляемся вверх по лестнице, и я замечаю, что он не закрывает ограждение, чтобы Роско не шел за нами. Я с удивлением прищуриваюсь и предполагаю, что это знак того, что я здесь не для получения им сексуальной разрядки.

Когда мы заходим в его спальню, он идет прямо в ванную и снимает футболку. Я предполагаю, что он собирается полностью раздеться и принять душ, и удивляюсь, увидев, как он садиться на закрытый крышкой унитаз и машет мне.

Я осторожно ступаю с ковра на плитку, подхожу к нему, и наши глаза тут же встречаются.

- Сбреешь мне усы?

Кровь устремляется к моей голове, отдавая грохотом в ушах, как сердечный набат.

- Я слишком много выпил, - он приподнимает полупустую бутылку, и в ней, в подтверждение его слов, плещется виски.

- Кайла уехала домой? – спрашиваю я, но в конце моего вопроса надежда угасает.

Бегут секунды, пока я жду его ответа и, в конце концов, он поднимает на меня свой взгляд, наполненный отчаянием и сердечной тоской; уголки его губ искривляются, и он просто качает головой.

Я уже готова шагнуть к нему, когда он говорит мне, где у него хранятся принадлежности для бритья, поэтому я иду к ящику, достаю небольшую коробочку, в которой лежат помазок, ножницы и различные бритвы.

Я стараюсь не позволить сомнению звучать в моем голосе.

- Я никогда этого раньше не делала.

- Я доверяю тебе, - в его ответе слышна твердая уверенность. – Но сначала их нужно немного подстричь.

Я тянусь трясущимися руками к его лицу, но тут в его глазах загорается искорка.

- Тебе следует снять футболку.

Я поднимаю бровь, но все же отступаю и стягиваю футболку через голову.

- Лифчик тоже. Бритье – довольно грязная процедура.

Я кладу руки на бедра и наклоняю голову на бок. Он лишь пожимает плечами, и на его лице появляется легкий намек на улыбку, хотя глаза остаются такими же печальными. Я снимаю лифчик в ответ на его просьбу, снова подхожу к нему, становясь между его ног с расческой и ножницами в руках.

Он поднимает лицо и смотрит на меня; я начинаю проводить маленькой расческой по волоскам, одновременно подрезая их ножницами. Когда я почти заканчиваю, то вдруг чувствую, как он ведет руками вверх по моим ногам, к бедрам, а потом замирает на талии.

Я останавливаюсь и смотрю на него. Он медленно передвигает ладони мне на спину, притягивая меня к себе, а затем обхватывает руками и прижимается лицом к моему животу.

Я ничего не говорю ему о том, что чувствую на своей коже влагу, а просто обнимаю его за плечи и прижимаюсь головой к его макушке.

***

После того, как я закончила брить Манчу, он уходит в душ, в котором проводит добрых полчаса. Он ничего мне больше не сказал, пока я пыталась сконцентрировать на том, чтобы не порезать его, а я и не настаивала.

Ожидая его, я решаю посмотреть, можно ли найти в его доме еду, и обнаруживаю стоящий на столе контейнер с еще теплой лазаньей. Я стою и рассуждаю о том, открывать ли вино, думая, что ему не стоит смешивать алкоголь, когда он появляется сзади меня и вынимает с полки бутылку. Его чистый свежий запах пьянит меня; я начинаю двигаться, чтобы отыскать тарелки и приборы.

- Надеюсь, ты не возражаешь, я обнаружила лазанью и решила, что тебе нужно поесть.

- Отличная идея, на самом деле, я уже несколько дней нормально не ел. Ее занесла Розали.

Где-то позади меня раздается хлопок извлекаемой из бутылки пробки и звук разливающегося по бокалам вина.

- Хочешь, поедим снаружи? – спрашивает он, протягивая мне бокал. Видимо, в душе он немного протрезвел, его глаза стали ясными, и я перевожу взгляд на его лицо. Оно выглядит каким-то незнакомым, голым. Но не возникает никаких сомнений в том, что за его усами не скрывались какие-либо недостатки. Он и без усов прекрасен.

- Конечно. Я только возьму лазанью и вернусь за хлебом, - мы выходим на теплый ночной воздух, солнце уже почти село за домом, от чего небо над бассейном выглядит довольно темным.

Во время еды он выглядит более спокойным. Какими бы ни были те эмоции, от которых он хотел избавиться, они, кажется, отпускают его.

- Так и как же мне теперь тебя звать? Я не могу больше называть тебя Манчу, - шучу я, дуя на кусочек сыра, прежде чем положить его в рот.

- Почему? Они снова отрастут, - он ухмыляется, а я не могу отвести глаз от его голого лица.

- Нет, я должна придумать что-то новенькое. Лысый? Юнец?

- Юнец? Дорогая, разве это лицо не напоминает тебе греческого бога?

Я смеюсь и закатываю глаза от его эго, радуясь, что его настроение немного улучшилось, и он уже в силах надо мной подшучивать.

Мы продолжаем кушать. Иногда Манчу протягивает кусочки хлеба Роско, который терпеливо сидит у его ног, ожидая лакомства.

Постукивая по своему животу, Манчу откидывается на мягкую спинку садовой мебели, наклоняет назад голову и закрывает глаза. А я продолжаю потягивать вино и ожидать того, что будет дальше.

Проходит несколько минут, и я уже почти готова встать и прибрать со стола, когда он вдруг начинает говорить, все также полулежа и закрыв глаза.

- Я выбрал эту сферу медицины, отлично зная, что буду неспособен спасти всех их, - начинает он, и я наблюдаю за тем, как двигается его кадык вслед за словами. – Но иногда, иногда я вопрошаю сам себя, почему я не выбрал что-то полегче, ну, например, пластическую хирургию.

Неуверенная в том, что он ожидает хоть какой-то моей реакции, я отвечаю просто:

- Увеличение груди и изменение форм носа?

Он хмыкает, поднимает голову и оглядывает бассейн.

- Точно.

Он опустошает свой бокал, но не наполняет его снова, а просто ставит его на столик.

- Кайла не была для меня каким-то особенным пациентом. Конечно, я какое-то время надеялся, что все пойдет хорошо, но как это иногда случается - мы полагаем, а бог располагает.

Я теряюсь.

- Не была особенной? – повторяя его слова, спрашиваю я.

Он вздыхает, устало, но потом поясняет.

- Я всех их люблю.

От его слов, их мощи, от этого количества невероятной любви, которую он испытывает к своим пациентам, у меня возникает вопрос.

- Можно спросить тебя кое о чем личном?

- Это будет один из наших специальных вопросов?

- Нет, - он жестом разрешает мне продолжать. – И часто у тебя случаются такие вечера?

- Ты хочешь спросить, часто ли я срываюсь?

- Я считаю тебя профессионалом, но ни одно человеческое существо не может постоянно держать все эмоции под контролем. Тем более, сталкиваясь с тем, с чем приходится иметь дело тебе.

Он вздыхает и снова оглядывает бассейн. Уже потемнело, и от этого зажглись огни, освещая все голубым цветом.

- Иногда я позволяю им меня накрыть.

Я киваю, и он смотрит на меня, а потом тянется и хватает меня за руку.

- Но я никогда никого не просил становиться этому свидетелем. Я прошу прощения.

Я усмехаюсь, чем вызываю его удивление.

- И ты называешь это «я позволяю им меня накрыть»? Да ладно. Я бы в этом случае запихнула в себя тонну мороженного, а мои жуткие рыдания длились бы часами.

Он смеется, и этот звук делает меня счастливой.

- Ну, в этот раз укрощение эмоций прошло быстрее.

Он покачивает нашими сплетенными руками между стульев, а я упираюсь локтем о стол и подбородком в кулак, наблюдая за тем, как он, скорее всего, вспоминает гораздо худшие вечера.

- Коротышка, останешься на ночь? – тихо спрашивает он, останавливая движения рук и ужесточая силу хватки.

- Да.

***

Мы лежим на его большой белой кровати лицом друг к другу. Роско храпит где-то на полу. Думаю, ему не понравилось то, что я заняла место, где он обычно спит.

Мы не говорим ничего существенного, никаких разговоров о раке или о важности моего согласия остаться на ночь в ответ на его просьбу. Он лежит на животе, обнимая подушку. Я сложила ладони лодочкой под щекой, словно ребенок.

- А почему у тебя такой большой дом, Манчу? Чтобы удовлетворить твое эго? – улыбаясь, спрашиваю я.

Он тоже лениво улыбается мне. Слышится шелест простыней, когда он потягивается.

- Дети. Я хочу иметь много-много детей.

Его ответ удивляет меня.

- Несмотря на твою работу?

- Особенно из-за этого. У меня очень большая и любящая семья. Двоюродные сестры, братья, тети, дяди… Нас много и здесь, и в Италии. И я не хочу отказывать себе в подобном только потому, что есть какой-то шанс, что мой ребенок может заболеть. Мы не можем знать того, чему суждено быть. Я не хочу, чтобы статистика или моя профессия вмешивались и мешали мне достичь того, чего я хочу, влияли на то, какую я хочу иметь семью.

Его слова снова вызывают во мне ответную любовь, но я не могу не чувствовать себя виноватой из-за того, что возможно сейчас я мешаю ему встретить того, с кем он может начать жить и строить ту самую семью, о которой он мечтает.

- И сколько же ты хочешь иметь детей?

- Шесть, - он дьявольски улыбается мне, а мои глаза округляются.

- Ну, удачи тебе, мистер Лысый, - издеваюсь я.

- У меня пять спален, и я хочу, чтобы они были заняты, - его глаза горят, а выражение его лица почти вопросительное, словно он хочет спросить, каковы мои намерения по поводу детей, и поинтересоваться моим мнением относительно заполнения ими его дома вместе с ним.

В голову вползает мысль о семье с Манчу, благословенные образы зеленоглазых детей и вечеринок вокруг бассейна. Я позволяю этому разговору повиснуть в воздухе, не делая никаких комментариев, да, собственно говоря, он же ничего и не спросил. Мы продолжаем просто смотреть друг на друга, лежа на кровати и не меняя положений наших тел.

Через некоторое время мы снова начинаем говорить. Он рассказывает мне историю про свою первую девушку, ту, с которой он потерял девственность. Рыжая девочка по имени Мэнди, чьи родители часто уезжали из города.

- Ты потерял девственность в пятнадцать лет? Ты тогда уже учился на втором курсе? - с недоверием спрашиваю я.

- Конечно же, я был школьником, - он улыбается мне, и на его бритом лице проскальзывает что-то мальчишеское. – А что такое? Ты-то сама когда сдалась?

- Я – поздний цветочек. В колледже. И мой первый бойфренд был моим первым всем.

- Везунчик. И долго вы встречались?

- Да не очень, - я сомневаюсь, стоит ли мне об этом рассказывать, но скоро понимаю, что если не откроюсь, то он продолжит меня дразнить. Я улыбаюсь в душе этой мысли и уточняю: - Он получил, чего хотел, и через неделю после того, как я отдалась ему, оставил меня.

- Ауч. А это должно было быть довольно неприятно.

Я пожимаю плечами, думая о том, что свои первые уроки в сексе я получила от мудака.

- Стоит ли говорить, что мое посвящение в секс не было чем-то невероятным.

- А сколько у тебя вообще было партнеров?

- Этот вопрос я отнесу к разряду «заслуженных», - шучу я, и по его улыбке понимаю, что он согласен. – Пять.

- Пять? И все? – повторяет он с округлившимися глазами. Я киваю, подтверждая свои слова. – И никто из них не смог тебя удовлетворить, - утверждает он. Тут и вопросы не нужны, мы с ним уже обсуждали это, во время нашей первой ночи, в бассейне.

Я мотаю головой.

- Сначала я просто не понимала, что делаю, моя мама естественно была не тем человеком, к которому можно было бы обратиться с подобного рода вопросами. А к Эммету идти было страшно, поэтому я полагалась на книги и всякое такое. И скажу тебе, что все, что там написано, очень далеко от того, что происходит на самом деле. Так что мой первый парень…

- Имя? – прерывает он.

- Мэтт. Он сделал то, что сделал, понимаешь? А я понятия не имела, было это хорошо или плохо. Он сказал мне, что первый раз для девушки никогда не бывает хорошим, и все. Но он даже и не пытался. А будучи юной и наивной, я и не думала, что мне стоит постараться получить от этого хоть что-то. И я не испытывала оргазма до встречи с парнем номер два, - он уже собирается открыть рот, когда я уточняю: – Я имею в виду, во время секса, - улыбаюсь я. – Так что, когда он разорвал наши отношения, я не особенно расстроилась, ведь я не любила его.

- А парень номер два? Каким был он?

- Стив был милым, но скучным. Я училась на последнем курсе в колледже, а он на экономическом. У нас бы в любом случае ничего не получилось. Ему нужна была милая девушка, готовая стать эдакой типичной мамочкой из среднего класса, на роль которой я, как очевидно, совсем не гожусь. Да и вообще, в свои двадцать два я была еще не готова планировать всю свою дальнейшую жизнь, так что я просто состояла в отношениях без каких-либо особых чувств с моей стороны, и они сами собой закончились через несколько месяцев.

- И с сексом было так же?

Я бросаю на него взгляд типа «на самом деле?», но все же отвечаю:

- Секс с ним был таким же, как он сам. Милым, но скучным.

- Ты и ему никогда не пыталась сказать, чего хочешь сама? – он немного сползает ниже, так, чтобы прижаться к подушке щекой, как и я.

- Нет, милые девушки никогда так не делают, а правильные парни не хотят этого слышать.

- Понял. Продолжай.

Я рассказываю ему о парнях три и четыре, они были похожи – милые парни, ванильный секс, все самое обычное.

- А последний?

Я задумываюсь, ведь именно его Манчу может как-нибудь встретить. У нас с Джейком, как я думала, все было очень хорошо. Эти отношения были самыми долгими и длились восемь месяцев.

- Мы с Джейком купили мой дом.

Я вижу удивление в глазах Манчу и множество следующих за ним вопросов.

Я вздыхаю и перекатываюсь на спину, чтобы прервать визуальный контакт.

- Джейк был первым парнем, с которым я действительно пыталась построить отношения. Я знала, что ни с первым, ни со вторым этого не выйдет, поэтому и не прилагала никаких усилий, а может быть, если оглянуться назад, именно поэтому ничего и не вышло.

Манчу начинает поигрывать моим локоном, который оказался рядом с его рукой, закручивая, а затем выпуская его.

- Казалось, что все складывалось ровно так, как и должно складываться в отношениях между взрослыми людьми. Он был умным, смешным, очень хорошо ко мне относился, а это все, чего желаешь, правда ведь? И следующий шаг казался довольно логичным. Мы говорили о том, что нам надо съехаться, постоянно обсуждали возможность моего переезда к нему, пока наконец не пришли к тому, что будет лучше купить дом.

- Звучит так, будто бы он был готов к этому шагу. Что же пошло не так?

- На неделе, когда мы должны были подписать последние документы на дом, он позвонил мне на мобильный прямо посреди занятия и сказал, что он передумал, и что он не хочет покупать дом. Я сначала подумала, что он струсил из-за дома, но оказалось, он струсил из-за меня.

Манчу потер свою руку о мою, отчего задралось одеяло, покрывающее наши ноги.

- Мне жаль, что он так с тобой поступил. Он явно полный дурак.

Я резко смеюсь, пытаюсь изгнать отвращение к самой себе из-за этого воспоминания, которое вторглось в наше пространство.

- Первый раз я действительно старалась, делала все возможное, чтобы выстроить с кем-то жизнь, но эта жизнь посмеялась мне в лицо. Я думала, что мы идем в ногу. Он был первым, кому я пыталась отдать свое сердце, но оно ему было не нужно.

Я не решаюсь произносить следующее предложение, боясь того, что еще может всплыть на поверхность.

- И еще я постоянно думаю о том, не сыграла ли в этом злую шутку наша посредственная сексуальная жизнь. Сексуальная жизнь, в которой я не могла себя выразить, - я поворачиваюсь к нему лицом, позволяя его руке лежать между нашими телами.

- Господи, откуда такие мысли?

- Пять сексуально посредственных отношений - пять неуспешных отношений, - пожимаю я плечами, и сомнения в себе, возникшие после ухода Джейка, снова накатывают на меня. – Особенно с Джейком.

- Это он тебе сказал? – спрашивает Манчу, слегка заводясь. Я просто мотаю головой в ответ, не говоря ни слова.

- Ох, Коротышка, дело не в тебе. Если этот парень не смог разглядеть бушующий в тебе огонь, значит, он даже и не пытался присматриваться. Я увидел его в тот самый момент, когда ты обвинила меня в краже твоего кофе.

От его слов по моему лицу начитают бежать слезы, а эмоции переворачивают внутренности.

- То, что в твою голову хоть на мгновение приходит мысль о том, что ты не самое обворожительное сексуальное создание на этой планете, убивает меня. Секс с тобой в буквальном смысле доводит меня до комы. Всегда.

От его кривой усмешки я смеюсь, и тут на его лице появляется серьезное выражение.

- Пожалуйста, никогда не подвергай сомнению свою способность создать крепкие отношения, построенные на любви, те, которых ты достойна. И не сомневайся в своей способности быть любимой и открыть кому-то свое сердце.

Его глаза впиваются в мои, умоляя, заставляя меня увидеть это.

- Я надеюсь, ты поймешь, что тебе просто еще не встретился тот самый парень, которому его можно открыть.

***

Где-то в середине ночи я разбужена нежными поцелуями, которыми покрывают мой лоб, мои глаза, мои щеки и, наконец, мой рот. Не открывая глаз, я возвращаю поцелуй, и начинается томный танец губ и языков.

Ласковые прикосновения нежат мое тело, которое все еще прикрыто одеждой, его руки не торопятся меня раздеть, но берут то, в чем нуждаются. Инстинктивно, я передвигаюсь ближе к его телу; его тепло притягивает меня.

Шорох простыней указывает на движение, и в темноте я чувствую, как ноги Манчу переплетаются с моими, как он захватывает меня ими под себя, ни на миг не разрывая медленного поцелуя. Ладонями я провожу по ткани его футболки по спине до плеч, а потом обратно к талии, пока он нежно гладит мой живот, бока, большим пальцем скользя по груди.

Я чувствую, как он твердеет, но не пытается ворваться в меня, а просто спокойно двигается на мне, наши тела прижимаются друг к другу, не желая отдаляться. Я запускаю руку в его волосы и провожу ею по шелковистым, растрёпанным прядям, в ответ на это слышится его удовлетворенное мычание, звук, вызывающий дрожь в моем теле. Он отрывается от моего рта, но его губы не оставляют моего тела, они прокладывают дорожку из страстных поцелуев вдоль скулы, а затем удобно устраиваются в изгибе шеи, одновременно покусывая и полизывая кожу.

Я запускаю руку в рукав его футболки, прослеживая линии его татуировки, невидимые мне сейчас, но врезавшиеся в мою память. Вот змея, обвивающая кинжал, имя «Маргарет», выполненное жирным черным шрифтом, окруженное какими-то итальянскими словами. И кажется, что эти линии стали выпуклыми и молят меня о том, чтобы я сыграла на них и услышала созданную ими мелодию.

Без слов Манчу выпускает меня из своих рук и одним движением сдергивает с себя футболку, позволяя ей приземлиться куда-то на кровать. Я хочу почувствовать его, ощутить его кожу, он откланяется назад, и я тут же освобождаю себя от одежды.
Мы как магниты, притягиваемые друг к другу с такой мощью, что не остается сил для борьбы; наши тела сливаются вместе, голая плоть к голой плоти. Он не уделяет время моим соскам ни руками, ни губами, но они все равно ноют; его волоски на груди щекочут и поцарапывают их.

Одним движениям я пытаюсь потянуть его вверх, как будто физически это возможно, но он понимает, чего мне требуется, и когда он нежно, словно лаская, передвигается выше, его покрытая тканью эрекция упирается между моих разведенных бедер, и тепло, ощущаемое даже через одежду, вызывает у нас обоих стон.

Наши рты снова находят друг друга в темноте, комната освещена только мерцанием от бассейна, прокрадывающимся в комнату через окно. Но нашим губам не нужно зрение, чтобы встретиться друг с другом, чтобы возродить жаркие, но в то же время нежные поцелуи.

Наши тела продолжают медленный и мучительный танец напротив друг друга, и тут я чувствую руку Манчу у пояса своих леггинсов, которая слегка тянет их вниз. Я прогибаюсь и поднимаю таз, чтобы он смог их снять. Он пальцами проводит по моей ноге, его прикосновения ощущаются как нежный шепот, к бедрам, и останавливается на трусиках, немного влажных от чувственной прелюдии.

Он потирает мой вход через ткань, и мои бедра повторяют его движения, не позволяя его пальцам ни на секунду покинуть разгоряченную плоть. Движение, которым он стягивает трусики вниз по моим ногам, нежное, неторопливое, и когда я снова ощущаю, как его бедра прижимаются ко мне, то издаю стон.

- Мне нужно быть внутри тебя, - шепчет Манчу мне в рот и накрывает его поцелуем, как только эти слова произнесены. Я отвечаю ему стоном и помогаю снять его штаны. Он без белья, и его член тут же встречается с моей женственностью, которой он касался через ткань; сейчас же не осталось никаких барьеров.

Я еще сильнее развожу ноги, приглашая его войти в меня, и в тот момент, когда он уже готов это сделать, он хватает мои руки, переплетает наши пальцы и укладывает их на подушку по обе стороны от моей головы.

Он входит медленно, одновременно исследуя языком мой рот, пока мы не соединяемся настолько, насколько могут соединиться два человека. Он не двигается, его эрекция наполняет меня, и в ответ я замираю.

Я чувствую, что он отворачивает голову, и медленно открываю глаза, огни бассейна танцуют на его лице. То, что я вижу, пугает меня, но еще сильнее меня пугает мысль, что, возможно, я смотрю на него также. Он прижимает свой лоб к моему и начинает двигаться, неторопливо входя и выходя из меня. Его руки не оставляют мои.

Я еще шире раздвигаю ноги, поднимаю колени выше, пытаясь еще сильнее приблизиться к нему. Он покручивает бедрами, медленно входя в меня, его тело занимается со мной любовью, в то время как его глаза испытывают меня, заставляют попробовать это отрицать. Я касаюсь губами его губ, прерывая этот интенсивный взгляд, и наш поцелуй тут же становится страстным. Он вытягивает мои руки, и поза становится похожа на ту, когда он «принуждал» меня, только ее значение совсем другое.

Одна его рука так и остается переплетенной с моей, а другую он высвобождает и начинает медленное путешествие по моему телу, вниз по руке, покрытой цветами, далее по боку, украшенному ветками, его рука - большая, но такая нежная в своем восхищении. Он продолжает движение вниз, хватает меня под колено, прижимает его к себе и перекатывается на бок, а затем кладет ладонь на мою спину чуть ниже талии и сильнее притягивает меня к своему телу. Я провожу рукам по его плечам, обвиваю шею, обхватываю ее пальцами, погружая их в волосы.

И мы продолжаем так двигаться, в точной симметрии, пока я не начинаю чувствовать, как внутри меня все сжимается, а покалывания настолько интенсивны, как никогда до этого. Он отпускает мой рот, его глаза снова ищут мои, и когда я вижу в них страсть, когда я вижу в них несомненную любовь, я мощно кончаю, и мое тело подталкивает и его. Он следует за мной, врываясь в меня, прижимаясь ко мне, и остается между моих ног, даже когда оргазм отступает, и он обессилено опускает голову рядом с моей.

- Lascia che ti amo bella*, - слетает с его губ, как молитва.

Как только первые волны эйфории отступают, и до того, как будут произнесены еще какие-то слова, я приношу извинения, отрываю свое тело от его и быстро иду в ванную комнату, где присаживаюсь на край ванной и думаю о том, что только что, черт возьми, произошло.

***

Понимание того, что в моей жизни случился самый удовлетворяющий сексуальный контакт, в котором не было ни цирковых трюков, ни какого-то разврата, не позволяет мне уснуть очень долго после того, как Манчу погрузился в спокойный сон рядом со мной.

Как один человек мог дать мне все, что я искала, самым недевиантным способом? Моя голова чуть не лопается от мыслей. Годы раздумий о том, что мне нужно больше, чем миссионерский секс, чтобы почувствовать себя живой, только что были разбиты вдребезги.

То, что сказал ранее Манчу, рикошетом бьет по мозгам: слова о том, что я просто не нашла правильного парня, которому можно было бы открыть свое сердце.

Правильного парня… До него. Вот верный, но не высказанный конец его предложения.


* Позволь мне любить тебя, красавица.
- Перевод с итальянского.

Перевод: mened
Редакция: Maria77