Задыхаясь, Рене в испарине резко подскочила с дивана, где лежала, свернувшись калачиком.
С безумным взглядом и бешено бьющимся в груди сердце она посмотрела на часы, которые показывали половину восьмого вечера. Телевизор тихо работал, а из-за окна еще доносился городской шум.
«Скоро позвонит Чарли», — дезориентированная из-за резкого пробуждения, подумала она, пытаясь прикинуть разницу во времени. Рене даже не помнила, как провалилась сон. Она провела рукой по волосам и лицу, надеясь успокоиться. Она словно пробежала марафон. В ушах громко пульсировало, в горле пересохло, а голову сдавило от потери ориентации в пространстве.
Она сделала несколько успокаивающих вздохов и села на край дивана, потирая кончиками пальцев виски, которые разрывались от боли.
Рене снова посмотрела на часы, тиканье которых эхом разносилось по всему номеру, словно отсчитывая время страшного предзнаменования.
Он скоро позвонит.
Она потерла рукой центр груди, в которой вокруг сердца резко заныло. Грудная клетка казалась… вскрытой и пустой. Рене сделала глубокий вдох, чувствуя, что ей трудно дышать — в легкие словно вонзились шипы.
Он скоро позвонит. Я скоро услышу его голос.
Горячий шоколад — вот, что ей сейчас нужно.
Чарли всегда делал Изабелле горячий шоколад, когда ей снились кошмары.
Кошмар. Так вот что так жестоко ее разбудило?
Завернувшись в одеяло, с отчаянным предчувствием беды, полностью охватившим ее, Рене встала с дивана.
Чувствуя, что от усталости подкашиваются ноги, а голова кружится от накатившей дурноты, она осторожно пошла через комнату к кофеварке, но, порвав пакетик с шоколадом, рассыпала содержимое по столу, как только в ночи раздался пронзительный телефонный звонок.

Нана Бу тепло улыбнулась Каллену и нежно поцеловала его в щеку.
— Рада тебя видеть, — прошептала она.
— И я вас, — застенчиво ответил он. Каллен сделал глубокий вдох и с сожалением посмотрел на нее. — Мне… извините за вчерашнее, — тихо добавил он.
Когда Белла коснулась его спины, он выпустил из легких воздух.
— Я… идиот; я совсем не хотел расстроить Беллу. — Он закачал головой и закрыл глаза, злясь на себя из-за слов, которые только служили доказательством его неполноценности.
— То есть, я знал, что она расстроится, — пробурчал он, бросив на Беллу беглый взгляд. — Я просто… хотел… бля, простите, что я ушел вот так, ладно… и… да. Да.
Лицо Наны Бу украсила восхищенная улыбка, пока Каллен сконфуженно переминался с ноги на ногу, больше всего на свете мечтая, чтобы пол разверзся и поглотил его задницу. Бабушка положила ему на руку свою ладонь и нежно погладила, заставляя взглянуть на нее. Под ее добрым взглядом и нежным прикосновением Каллена переполнили ностальгические воспоминания о надежде и любви. На долю секунду он снова почувствовал себя семилетним мальчишкой.
— Спасибо за то, что попросил прощения, — мягко проговорила Нана Бу. — Только необходимости в том не было. Если у вас с Изабеллой все хорошо, тогда я счастлива.
— А у нас все хорошо, — сказала Белла, подойдя к Каллену поближе. — Лучше, чем просто хорошо. Правда, родной?
Каллен взглянул на нее и кивнул:
— Да.
Он запросто мог увязнуть в великолепных глазах Беллы шоколадного цвета и с радостью так бы и поступил, если бы в просторном фойе не раздалось покашливание, напоминающее злобный рык хищного животного.
Белла в ту же секунду метнула взгляд направо, а Каллен продолжал сосредоточенно смотреть на Беллу, обводя взором ее изящные черты лица. Ему и смотреть не надо было. Он прекрасно знал, от кого исходил этот звук и чего ждать следом. Господи, он чувствовал, что взгляд этой женщины испепеляет его, словно чертов пучок смертоносных гамма-лучей.
Тишина была такой же хрупкой, как мозаика из стекла, поэтому все вдруг неестественно замерли. Даже Нана Бу, обычно красноречивая и жизнерадостная, молча сидела, не шелохнувшись.
— Ох, как удобно, не так ли? — ехидно бросила Рене.
Каллен вздохнул, медленно моргнул, а потом поднял голову, чтобы посмотреть в лицо женщине, ради встречи с которой он приехал в этот дом. Она стояла в дверях гостиной комнаты, одетая в пару черных джинсов и серый свитер, и притом умудрялась выглядеть молодо и эффектно. За ней стоял высокий мужчина с темными волосами в толстовке «Янки». Он сочувственно положил на плечо Рене свою руку и легонько сжал его.
Рене окрысилась на Каллена и скрестила на груди руки, что точно не предвещало отличного начала. Лицо ее было сердитым и грустным одновременно, рот сжат в тонкую линию, но при взгляде на Изабеллу в ее прищуренных глазах появилась толика надежды.
Каллен всем богам молился, чтобы он оказался прав.
Если она питает надежды на примирение, тогда он вцепится в эту хрень, как клещи. Надежду можно использовать себе во благо. Где есть надежда — там может оказаться и понимание. О большем он и не просил. Ему не нужны были ни ее благословение, ни ее одобрение. Только понимание.
— Какого черта он тут забыл? — отчеканила Рене.
Каллен быстро схватился за руку Беллы, останавливая ее от резкого ответа матери. Она посмотрела на него гневающимся взглядом в поисках ответов.
— Все хорошо, — прошептал он, наклонив голову, и, стараясь приободрить, поцеловал в лоб.
Он медленно вытащил из ее хватки свою руку и шагнул вперед. Рене строго смотрела на него. Мужчина, стоявший у нее за спиной, которого Каллен признал за Фила, встал рядом с ней и еле заметным движением показал Каллену соблюдать осторожность.
Лицо Рене противоречило любой испытываемой ей эмоции, когда Каллен приблизился к ней, замерев буквально в паре шагов. Но едва он протянул к ней руку, как черты ее лица исказились вспышкой неимоверного изумления.
— Здравствуйте, — хриплым голосом начал Каллен. Он с раздражением прочистил горло, не сводя с Рене глаз. — Меня зовут Эдвард Каллен. Вчера мне не удалось представиться.
Стены в комнате вдруг накренились и покосились под напряжением, которое исходило от каждого, кто находился рядом с Калленом, включая и Рене, которая спустя почти херов час — по ощущениям — так и не приняла его руку. Он не убирал ее, намереваясь показать, что не на того труса она напала, хотя внутри у него все готово было взорваться, повелевая ему бежать в чертово укрытие.
— Приятно с вами познакомиться, — добавил он, когда тишина снова стала душить.
Рене смотрела пристально и крайне удивленно. Каллен не понимал: приняла она его за полного безумца или реального идиота? В таком случае ему больше по душе последнее предположение. Она заглянула ему за спину, посмотрев сначала на свою дочь, а потом с омерзением на его протянутую руку.
— Это она тебя заставила? — надменно спросила она.
— Нет! — ответила Белла, стоя за Калленом, не успел он перевести дух. — «Она» не заставляла. Поверить не могу, ты стоишь тут и совершенно игнорируешь все его попытки вести себя любезно…
— Белла, — твердо сказал Каллен, прервав на ходу ее очень язвительную и совершенно бесполезную речь. Он смерил ее взглядом и покачал головой. — Все нормально.
Белла расстроенно закрыла рот, несмотря на то что, тело ее продолжало дрожать от гнева, но она молодец — хотя бы смолчала.
Моя девочка.
Каллен снова посмотрел на Рене, которая переводила взгляд с Беллы на него и обратно, и медленно опустил руку.
— Белла не заставляла меня, — вежливо сказал он. — Желание приехать сюда изъявил я.
Рене продолжала молчать, предусмотрительно выжидая.
Каллен перевел дыхание.
— Мне хотелось прийти… и пообщаться с вами.
— На тему? — отрезала она.
Каллен почувствовал, что Белла заерзала как львица, готовая выйти в атаку, защищая его. Все так же смотря на Рене, он протянул руку к своей девушке, и любящим жестом обхватил указательным пальцем ее мизинчик.
Дыши, детка.
— Я хотел объясниться, — спокойно ответил он.
— Объясниться? — фыркнула Рене. — Что именно ты хотел объяснить? Ты заявился сюда, дабы объяснить, почему подвергаешь опасности будущее моей дочери? Объяснить, почему, черт побери, я должна доверять тебе, осужденному уголовнику? Рассказать, какие планы на будущее могут быть у тебя с такой женщиной как Изабелла? Объяснить, почему вас преследуют и делают ваши снимки? Что именно ты хотел объяснить, Эдвард Каллен?
С каждым словом ее голос становился громче, пока она вовсе не сорвалась на крик. Каллен не преминул заметить легкую дрожь в ее голосе, однако сдержал норов, который начал закипать с каждым слетавшим с ее языка оскорблением. Он чувствовал, как начало потрясывать Беллу, и обхватил ее пальчики своим средним пальцем. Он понимал, что она вот-вот сорвется на мать, но также понимал, что противится этому согласно его просьбе.
Ты и я, любимая.
С этими мыслями, Каллен тяжело выдохнул через нос и облизал губы.
— Если желаете, я все вам объясню, — сделал он предложение тоном более резким, чем хотелось бы. И по неведомой для себя причине сделал к ней еще один шаг. Он увидел, как Рене вытаращила на него глаза и оборонительно вздернула подбородком. — Но я пришел сюда, чтобы все прояснить, несмотря на сложившееся у вас мнение обо мне и выводы, к которым вы пришли относительно меня и моих намерений, — уверенно продолжил он.
— Я люблю вашу дочь. Я люблю ее и, что бы вы ни сказали, не оставлю Беллу, пока она сама не прогонит меня прочь.
Каллен не был уверен, но мог бы поклясться, что увидел невообразимый шок на лице Рене.
— Неужели? — изогнув бровь, спросила она. Все в ней указывало на испытываемое к нему отвращение.
— Да, — резко дернув головой, ответил он, чувствуя, как все его тело наполняется решимостью. — Уходить я не собираюсь.
Белла придвинулась к нему, и Каллен стал утопать в тепле и спокойствии, которые давали ее прикосновения. Рене тоже это заметила и потому в очередной раз с тревогой насупилась. Она смотрела на дочь, ну а Белла — на Каллена.
— Я тебя люблю, — прошептала Белла, но так громко, что ее услышали все.
Каллен перевел на нее взгляд и улыбнулся.
— И я тебя люблю.

— Миссис Свон, произошел несчастный случай.
Голос на том конце телефона был незнакомым. Деловым. Он бы не стал звонить ей в гостиничный номер просто так.
Рене ожидала услышать голос Чарли. Она хотела услышать голос Чарли.
— Несчастный случай, — тупо повторила она.
Комната закружилась перед глазами. Зашаталась и завертелась. Рене с силой схватилась ногтями за край стола так, что у нее затрещали косточки.
— С вашим мужем и дочерью произошел несчастный случай. — Голос доносился как сквозь вату.
— С моей дочерью? — У нее так пересохло в горле, что она едва узнала свой голос. — Она в порядке?
Мое солнышко Изабелла. Господи, только не Изабелла.
К горлу подступила тошнота, а внутри все перевернулось.
— Где… где она? Где… Чарли… Чарли где?
— Больше я рассказать вам не могу. Миссис Свон, к вам уже направлена охрана. Вам забронирован билет на самолет до Нью-Йорка, а в аэропорту будет ждать машина.
Рене промолчала. Она ни слова не могла выдавить. Тело парализовало страхом такой мощности, что ей едва удавалось дышать. Глаза широко раскрыты, а сердце сбилось на опасный ритм. Холодно. Как холодно.
Чарли.
Когда звонок прервался, а на линии раздался монотонно звучащий долгий гудок, она еще держала трубку у уха. Рене сжимала телефон в руке так, словно от этого зависела ее жизнь. Она схватилась за него, желая, чтобы в трубке снова возник тот странный отчужденный голос и сообщил ей об ошибке — ее муж и дочь целы и невредимы.
Но этому желанию не суждено было сбыться.
Только когда Эми вытащила из ее руки телефон, Рене поняла, что она в комнате не одна. И увидев побелевшее от ужаса лицо своей помощницы, она поняла, что ее жизнь никогда уже не будет прежней.

— Дорогая, когда у вас самолет? — спросила Нана Бу, прерывая затянувшееся в гостиной напряженное молчание.
— Через пару часов уже нужно быть в аэропорту, — ответила Белла, сидя рядышком с Калленом. Она выводила круги на тыльной стороне его руки, что обхватывала ее ладошку у нее на коленях. Изабелла знала, что таким образом ему становится немного спокойнее, хотя Каллен был абсолютно уверен в том, что у него не осталось ни капли уверенности.
А Рене, сидя в просторном кресле напротив них, смотрела на него так, словно он попросил отдать ее единственную невинную дочь на публичное растерзание. Он практически осязал ее брезгливость. Но не позволял ей увидеть, как больно ранила ее ненависть. Господи, презрения в своей жизни он накушался вдоволь, чтобы научиться отменно скрывать свою боль. Каллен лишь уверенно и смиренно смотрел на нее, дожидаясь, когда она вывалит на него все, что хотела сказать. Ее небольшое представление в прихожей стало всего только началом. Если так продолжится и дальше, она выскажет ему все, что думает.
Это неминуемо.
Каллен бегло подумал: а что она видит, когда смотрит на него?
Заметила ли любовь, которую он испытывает к ее дочери? Видит ли ту борьбу, которая происходит у него в душе, пока он сидит рядом с ней? Видит ли, что он готов отдать жизнь за безопасность Изабеллы?
Или она помнит только список его преступлений? Считает его образцовым представителем ебанутого общества? Она относится к нему так же, как к тем животным, что убили ее любимого мужа?
«Да, — удрученно подумал он. — Именно таким она меня и видит».
— Я понимаю, что у вас много накопилось, — промямлил он. — Знаю, что у вас сложилось обо мне стойкое мнение. — Каллен задумался. — Я предпочел бы, чтобы вы его высказали… может, тогда мне удастся его изменить.
— Не бывать этому, — прошипела в ответ Рене.
— Откуда вам знать?
— Не смей так говорить. Я в полной мере осознаю, кто ты и чем являешься.
Каллен сжал ладошку Беллы, как только она заерзала и резко выпрямилась.
— Не потрудитесь объяснить мне?
— Зачем? — вполне обоснованно поинтересовалась она.
Каллен чуть подался вперед, подняв обе руки вверх. Он хотел, чтобы она видела: он не угрожает ни ей, ни ее дочери.
— Потому что каждый заслуживает шанса замолить свои грехи.
— Видимо, ты в этом поднаторел, — вкрадчиво заметила Рене.
— Рене.
Все в комнате повернули головы в сторону Наны Бу, которая смотрела на свою дочь так, что даже Каллен спрятался в глубине дивана. Рене какое-то время выдержала взгляд матери, а потом кротко опустила взгляд на колени.
— Да, — тихо сказал Каллен, стараясь разрядить воинственную обстановку. — Я сидел в тюрьме.
— Не один раз, — возразила Рене.
Каллен кивнул.
Рене сощурилась и от потрясения покачала головой.
— Ты действительно веришь в то, что я хочу, чтобы моя дочь встречалась с мужчиной, который отбывал срок в местах не столь отдаленных так же часто, как уезжал на летние каникулы?
— Я отношусь к этому иначе, — решительно возразил Каллен. — Я не горжусь своим прошлым.
— Может, и так, — отрезала Рене. — Но прошлого уже не изменить.
— Как и папиного прошлого, — резко вмешалась в разговор Белла.
Рене, чьи глаза тут же заблестели от слез, уставилась на дочь.
— Даже не думай сравнивать его со своим отцом, — прорычала она. — Твой отец… твой отец… — Она обхватила себя руками и прикусила губу — такой знакомый Каллену жест.
— Может, он тоже натворил дел, которыми не стоило гордиться, — продолжила Рене, снова вперив взгляд в Каллена. — Но он исправился. Он стал человеком, которым восхищались, которого уважали, любили…
— Эдвард тоже сделал такое, за что я его люблю и восхищаюсь им, — прошипела Белла. — Какая же ты нетерпимая и лицемерная! Ты ничего не знаешь! Ты понятия не имеешь, через что ему пришлось пройти, за что он боролся всю свою жизнь. Тебе ничего не известно о той ночи, когда умер папа, как Эдвард…
— Белла, — быстро перебил ее Каллен. — Не стоит, — терпеливо попросил он.
Он понимал, что она сердится, и за это полюбил ее еще сильнее, чем прежде, но своей речью Белла могла нанести больше вреда, чем пользы. Кроме того, он не хотел, чтобы Рене знала о его роли в ночь смерти сенатора. Во всяком случае, не сейчас.
С другого конца комнаты раздался приглушенный всхлип. Каллен отвернулся от Беллы и увидел безутешную Рене, пытающуюся прийти в себя, пока Фил любящим жестом гладил ее по волосам.
— Думаешь… я не знаю о той ночи, когда умер твой отец? — задыхаясь, переспросила она. — Как ты смеешь?.. Изабелла, той ночью… — Она затрясла головой, не в силах продолжить.
Каллен взглянул на Беллу, заметив на ее лице выражение подлинного раскаяния, подернутого горем.
— Ночь, когда твой отец… скончался… стала худшей ночью в моей жизни, Изабелла, — прошептала Рене, по ее лицу медленно стекали слезы. — Я понятия не имею, — повторила она, саркастично рассмеявшись. — Я никогда не чувствовала такого страха… как тогда, когда мне позвонили. Это пронизывающий страх, от которого останавливается сердце, Изабелла.
Белла опустила голову и закрыла глаза.
— Мам, я… прости, я не хотела…
— И не только потому, что потеряла Чарли… своего мужа. — Рене стала задыхаться от слез. — Я обожала его и любила. Нет. — Блестящими глазами она посмотрела на Беллу и на ее лице промелькнула тень воспоминаний. — Тогда, Изабелла, больше всего на свете… я боялась потерять тебя.

Пять часов.
Пять часов на самолете и двадцать минут на машине — и она в больнице, но никто до сих пор не объяснил Рене, что за чертовщина случилась с ее семьей.
Господи, с таким же успехом пройдет и пять лет.
Автомобильная авария. Покушение на жизнь. Бомба.
В мыслях у Рене возникал один жуткий вариант событий за другим.
Но никто до сих пор так ничего ей не рассказал.
За всю поездку она не проронила ни словечка. Только смотрела, как Эми и группа личной охраны заходит в гостиничный номер, пакует все ее вещи, а потом спешно и молча ведет к дожидающейся машине. Ей предложили еду, напитки, но не ответы.
Их молчание и нежелание смотреть ей в глаза без обоснованных причин ужасали Рене.
Изабелла. Чарли. Изабелла.
При мысли, что с ними что-то произошло, у нее чуть сердце не выскочило из груди. При мысли, что она никогда их больше не увидит, оно почти остановилось.
Чарли никогда не позволит чему-либо плохому случиться с Изабеллой. С его красавицей.
Он умрет ради нее…
Господи Боже.
— Где моя семья? — спросила она врача, как только тот зашел в большую белоснежную комнату ожидания, куда ее привели. — Мне нужно увидеться с семьей. Где они? — упрямо спрашивала она. — Где Изабелла? Мне нужно к моей дочери.
Дамба молчания прорвалась сердитыми требованиями и полными ужаса вопросами.
— Миссис Свон, — произнес врач тем ужасным тоном, от которого у любого человека волосы бы на затылке встали дыбом.
— Где она? — настаивала Рене, смотря на дверь вместо него. — Где Изабелла?
— Миссис Свон, произошел несчастный случай.
— Несчастный случай? — прошептала она. — Я думала, это всего лишь небольшое происшествие.
Рене была благоразумным человеком. Она понимала, какой ужас скрывается за словом, которое он произнес. Происшествие — значит, винить некого. Несчастный случай предполагает обратное.
— Ваш муж…
— Где он?
— Миссис Свон, на вашего мужа и дочь напали.
Рене шатнуло влево. Сильные руки подхватили ее за талию, но комната все равно кружилась перед глазами. Она поднесла руки ко рту, не только стараясь сдержать рвотные позывы, но и крик ужаса и боли, который готов был сорваться с ее губ.
— Нет… Нет, не Изабелла. Чарли никогда… Он бы никому не позволил… Скажите, что с ней все в порядке.
Ее бессвязную речь прервала высокая фигура, медленно вошедшая в комнату. Агент Эфраим тихо закрыл за собой дверь, устремив взгляд к полу. Подходя к нему, Рене не заметила, каким мертвенно бледным было его лицо, каким понурым — шаг.
— Что случилось? — спросила она.
Он покачал головой, но не ответил.
— Посмотри на меня! — заорала Рене. — Говори, что, черт возьми, произошло с моей семьей!
Услышав непривычное для нее ругательство, агент Эфраим поднял на нее несчастные глаза, и все ее страхи стали явью.
И ровно в ту же секунду Рене истошно закричала.

— Изабелла, я знала, что твой отец всегда встанет на твою защиту. Он уничтожил бы любого, кто посмел тебя обидеть. — Рене сделала глоток чая, который принесла ей Нана Бу, как только слезы потекли рекой.
— Но когда Билли посмотрел на меня… я была уверена, что ты… — Она крепко сжала руками чашку. — Я была уверена, что те монстры отняли тебя у меня.
— Но не отняли же, — прошептала Белла, стирая слезинку под левым веком. — Я здесь.
— Да, — парировала Рене снова тем же ядовитым тоном. — С ним.
— Ради Бога, мам! — в гневе вскричала Белла. — Эдвард отличается от них! Он не убийца!
— Да, он наркодилер. Какое облегчение, — ответила Рене, каждое слово которой сочилось брезгливостью. Не успела Белла ответить, как она продолжила: — Думаешь, твой отец был бы рад, узнав, что ты стала работать в тюрьме, с мужчинами, от которых он ценой своей жизни спас тебя? Думаешь, он сидел бы тут, счастливо давай вам свое благословение? Если так, то ты глубоко заблуждаешься.
Каллен хотел было перебить Рене, но Белла, метая глазами молнии, вскочила с места.
— Он дал мне благословение, мам! Дал в тот день, когда мы пришли к нему на могилу на годовщину его смерти.
Рене, скинув руку Фила, тоже встала.
— Не смеши меня, Изабелла. Твой отец никогда не смирился с этим. И я не смирюсь!
— Хватит контролировать мою жизнь, мама. Мне двадцать пять лет! Я не ребенок!
— Ты моя дочь, и я хочу, чтобы тебе ничто не угрожало!
— Мне. Ничего. Не. Угрожает!
— Откуда тебе знать? — недоверчиво спросила Рене и обличительно ткнула пальцем в сторону Каллена. — Он преступник, Изабелла: сбагривает кокаин, крадет тачки, хранит опасные пушки. Он — угроза, поэтому я не хочу, чтобы ты с ним встречалась!
— Довольно!
Комната содрогнулась от глубокого низкого голоса Фила. Каллен посмотрел на него, потеряв дар речи от того, что этот мужчина так звучно поднял голос, несмотря на то, что еще несколько секунд — и он поступил бы так же. Каллен боялся, что Белла и ее мать через какое-то время кинутся друг на друга посреди гостиной Наны Бу. Обе женщины кидали сердитые обвинения так быстро, что Каллен не нашел что сказать. Он чувствовал себя измотанным и чертовски бесполезным. Не помогало и понимание того, что все сказанные Рене слова — истинная правда.
Блин, может, стоит этим утешиться. Она хотя бы не сказала ничего, что он бы еще не знал.
Фил вышел из-за кресла, в котором сидела Рене, выглядя неимоверно рассерженным.
— Прекратите обе.
Рене вздохнула:
— Фил, сомневаюсь…
— Нет, Рене, — перебил тот. — Хватит — значит, хватит. — Он потер кончиками пальцем свой лоб. — Я устал от ваших споров и ругни. Они разбивают мне сердце. — Мужчина посмотрел на Беллу. — Я никогда тебя такой не видел. Вас обеих. Поэтому больше не могу молчать в тряпочку.
— Согласна, — пробурчала Нана Бу, сидя в углу комнаты. — Рене, я тебя люблю, но ты переступаешь все границы.
— Я переступаю? — переспросила Рене. — Твоя внучка «влюбилась» в человека, чей шкаф ломится от оранжевых комбезов.
Каллен чуть не прыснул. Теперь он в полной мере осознал, от кого Белла унаследовала умение дерзить.
— Возможно, и так, — сердито ответила Нана Бу. — Но меня больше тревожит, что чем сильнее вы кричите и злитесь, тем сильнее отдаляетесь друг от друга. А если ты не будешь осторожной, то вовсе ее потеряешь.
Обдумывая слова матери, Рене оторопело уставилась на нее. Белла с примирительным выражением на лице повернулась к Каллену, но он только взял ее за руку и крепко пожал ее.
— Изабелла, пойдем со мной и Филом, — повелительным тоном проинструктировала Нана Бу, встав и не принимая в ответ никаких возражений. — Рене и Эдвард, вы останетесь в этой комнате. — Ее взгляд смягчился, когда она посмотрела на Каллена. — Уверена, без зрителей вам будет проще поговорить.
Рене побледнела.
— Я не останусь с ним в одной комнате.
— Почему? — бросила Нана Бу. — Боишься, что он попытается толкнуть тебе кокс?
Рене замерла, остолбенев с широко раскрытыми глазами, а Каллен ухмыльнулся.
— Сидите тут, — приказала Нана Бу. — И говорите.
Она вывела Беллу и Фила из комнаты, ни на секунду не сводя взора с Рене. Каллен не мог отрицать свое удивление тем, что Белла не стала спорить, держа рот на замке. Он смотрел, как Рене ходит по комнате, словно загнанный в клетку зверь. Он взглянул на огромный бар из красного дерева на другом конце комнаты и большой графин с внушающим надежды виски.
Ура.
— Ну, не знаю, как вам, — с уставшим стоном произнес он, встав и подойдя к бару, — а мне нужно выпить.
Он почувствовал на себе взгляд Рене, как только снял двумя пальцами крышку с графина и махнул им в ее сторону, приглашая присоединиться к нему.
— Нет, благодарю покорно, — огрызнулась она, рухнув в кресло. — Мне еще рановато.
Каллен отпил бурбон и закрыл глаза, как только напиток приятно и тепло растекся по горлу. Хмельная удаль никогда еще не была такой чертовски приятной. Он повернулся и поплелся на свое место. Рене избегала его взгляда, смотря куда угодно, кроме него, и продолжала молчать, к его раздражению. Однако этим она не удивила его. Так длилось еще минут пятнадцать, пока у Каллена не лопнуло терпение.
— Знаете, Белла очень на вас похожа, — прошептал он.
Рене впервые посмотрела на него и, явно не находясь в восторге от его заявления, изогнула бровь.
— Да, это так, — продолжил он. — Заботливая, решительная, полная страсти… охерительно упрямая.
— Если таким образом ты хочешь произвести на меня впечатление, — строго заявила Рене, — то поверь, ты ничего не добьешься.
— О, я в курсе, — согласился Каллен. — Как и Белла, вы нелегко сдаетесь и верите в то, во что вам хочется верить.
— Изабелла не знает, во что ей нужно верить.
— Херня.
Рене в шоке вытаращила глаза.
— Прости?
— Херня, я сказал. Белла — самый упорный человек, которого я знаю. Вы недооцениваете ее. Если она верит во что-то, то делает это без уловок.
— Какая впечатляющая речь, — фыркнула Рене.
— Спасибо, — осклабился Каллен. — У меня был достойный учитель.
Рене откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу.
— Да, несомненно, — бросила она, проигнорировав его намек на учительские навыки Беллы. — Насколько я понимаю, у тебя было отличное образование, которое ты бездумно бросил, занявшись сбытом наркоты и кражей машин.
— Все было иначе, — ответил Каллен, сделав глоток.
— Пустословие. Важно, что ты попадал в тюрьму чаще, чем большинство людей ездит за границу, не упоминая уже о твоей последней отсидке за пристрастие к кокаину.
Каллен с уважением приподнял брови.
— Вы отлично осведомлены.
— Я люблю свою дочь. Естественно, я осведомлена.
— Зато честно, — вздохнул Каллен и опустил голову. Он обвел указательным пальцем край стакана и закрыл глаза.
— Вы бы поняли, что я имею в виду, если бы сказал, что мое последнее заключение в Артур Килл было… своего рода фунтом плоти?
Рене нахмурилась:
— Что?
— Фунт плоти, — повторил он, посмотрев на нее. — Вы знаете, что значит это выражение?
Совершенно изумленно Рене ответила:
— Долг, который надлежит выполнить?
Каллен кивнул.
— Ты сбывал кокаин, чтобы оплатить долг?
— Нет, — ответил он. — Меня поймали с кокаином, чтобы я оплатил долг.
Рене с досадой потерла лоб.
— Я совершенно ничего не понимаю.
Каллен вздохнул и нащупал сигаретную пачку в кармане джинсов.
— Я оказался в долгу перед своим лучшим другом, Джейкобом Блэком.
Рене продолжала молчать, дожидаясь пояснений.
— Когда нам было по шестнадцать, он спас мне жизнь, — осмотрительно объяснил он. — Оттолкнул меня от пули. Я оказался ему должен. Долго ли, коротко, но Джейк увяз в очень запутанном дерьме. Влюбился не в ту девушку, обрюхатил ее. — Он пожал плечами. — Ему нужно было сбежать с ней. Но он не смог бы этого сделать, если бы его посадили в тюрьму. Ему подкинули кокс. Специально, он никак не был с ним связан. Ни он, ни я. Но я забрал его у Джейка, чтобы он мог остаться со своей семьей.
Рене сделала короткую паузу.
— Как благородно.
— На самом деле нет, — был ответ Каллена.
Рене с презрением махнула рукой.
— И ты рассказываешь мне это, чтобы…
Каллен пожал плечами.
— Потому что иногда все не то, чем может показаться.
— А иногда именно так. Один глупый поступок…
— Уже не благородный, значит?
— Ни хрена не меняет.
— Справедливо, — согласился Каллен. — Я знаю, что я мудак. Пусть я первым признаюсь в этом. Я видел и наделал столько, что даже не рискнул бы рассказать вашей дочери.
— Отношения складываются на доверии с самого начала, да? — прокомментировала Рене, закатив глаза. — Изумительно.
— Я ее защищаю.
— Ты лжешь.
— Утаивать, чтобы защитить дорогого тебе человека — не значит лгать. Кому, как не вам, это понимать.
Рене пропустила мимо ушей его насмешку, тут же поняв, что он имеет в виду ее молчание относительно прошлого Каллена, и покачала головой.
— Ты хоть отчасти понимаешь, как я волновалась? — горько спросила она. — Понимаешь, сколько бессонных ночей у меня было с тех пор, как она начала работать в этой… тюрьме?
Каллен шумно выдохнул.
— Могу себе представить.
— Нет! — рявкнула Рене. — Не можешь. — Ее лицо раскраснелось, и она сердито посмотрела на него широко распахнутыми глазами. — Тебе это неведомо. Нелегко быть матерью — особенно, когда твоя дочь уперто делает все, чтобы только дохера усложнить ситуацию.
— Белла пошла работать в Килл не для того, чтобы досадить вам, — защищаясь, возразил Каллен. — Она выбрала эту работу, чтобы преодолеть свои страхи, которые внушали ей ужас и не давали по ночам спать.
— Да тебе-то откуда это знать? — отрезала Рене.
— Оттуда. — Каллен поджал губы, стараясь удержать себя в руках, и положил локти себе на колени. — Слушайте, я знаю про… ее отца… знаю, что произошло. Ее обучение преступников…
— Животных.
— Это ее собственный фунт плоти.
— Перед кем? — недоверчиво спросила Рене.
— Перед ее папой.
Лицо Рене чуть смягчилось, а голос стал тише.
— Что?
— В ночь, когда он… умер… она пообещала ему быть полезной. Пообещала стать учителем и помогать людям, как помогал он. — Каллен посмотрел на дверь, через которую вышла Персик. — Она лишь хотела сдержать свое обещание… оплатить долг.
Рене отшатнулась назад и уставилась в окно, за которым снова начал идти снег.
— Этого я не знала, — прошептала она.
— Я же говорил, — прошептал Каллен, — иногда все не то, чем кажется.
Плечи Рене снова напряглись, и она перевела взгляд на него.
— Тебе придется конкретно постараться, чтобы убедить меня в этом.
— Например?
— Например, объясни, почему, черт побери, ко мне домой прислали ваши фотографии.
Каллен сжал пальцами переносицу и поморщился.
— Вам не о чем беспокоиться, — начал он.
— Не о чем… ты шутишь? Эти люди, кем бы они ни были, не просто преследуют мою дочь, они знают, где я живу. Поверь мне, я очень обеспокоена.
— Я лишь могу сказать, что прекрасно знаю, кто вам их отправил. Как только я разберусь с этим человеком, он пожалеет о том дне, когда вообще осмелился взглянуть на Беллу.
Рене заерзала.
— Какой мужественный поступок. Знаешь, насилие не решает всех проблем, — заметила она.
— Нет, — тихо согласился Каллен. — Не решает, и я говорю не о насилии, хотя мне бы хотелось… — … оторвать яйца этому пидорасу, — навредить ему. Но вам стоит знать, я не позволю кому-либо обидеть Беллу или подвергнуть ее опасности. Никогда.
— Чего ты хочешь? — непоколебимо спросила Рене, тут же смерив его любопытствующим и подозрительным взглядом. — Денег?
Каллен зарычал, возмущенно прищурив глаза.
— Ну и на хрена мне деньги?
— А зачем еще ты все это делаешь? — всплеснув руками, скептически спросила она. — «Обидеть или подвергнуть опасности»? Единственная опасность, которая мне видится, — это ты. Так что буду откровенной: эта игра на публику и показуха ничем тебе не помогут!
Каллен сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и заговорил так тихо, как только позволял ему гнев.
— Я делаю это, потому что люблю Беллу. Потому что хочу поступить верно. Потому что она хочет быть со мной, а я с ней…
— Вы едва знакомы! Думаешь, ты знаешь ее, потому что она поделилась с тобой некоторыми тайнами?
— Я знаю ее лучше, чем вы думаете.
— О, да ну! — вскрикнула она. — Сколько ты знаком с ней? Пять месяцев?
Каллен выдержал взгляд Рене, и она громко сглотнула от его ответа.
— Вообще-то я знаком с ней шестнадцать лет.

Первое, что заметила Рене, войдя в большую тускло освещенную комнату, — это запах.
Дезинфицирующее средство, тошнотворно-сладкий запах дезинфицирующего средства, который использовала каждая больница, чтобы заглушить зловоние смерти.
Но на этот раз не удалось.
Она чувствовала его. Этот запах медленно проник ей в нос, спустился по горлу и опухолью обосновался в легких. Яд, отравляющий ее тело. Она не сомневалась, что чувствует, как он бесшумно проскальзывает в поры, заражая ее сущность болью, горем и безутешностью.
Рене сделала шаг вперед, к телу, лежащему накрытым белой больничной простыней, и ее каблуки застучали по стерильному полу. Тело это тревожно замерло: грудная клетка не поднималась, чтобы сделать вдох; никакого подергивания во сне или шепота.
Ничего.
Только тишина, противоестественная тишина.
Крепко сцепив руки в замок, Рене сделала последние три шага и стала ждать, когда врач поднимет простынь. Врач, чье лицо преисполнилось сочувствия и спокойствия, посмотрел на Рене.
Сделав глубокий вдох, Рене опустила полные слез глаза на простынь и почти незаметно кивнула, разрешая поднять завесу.
Вырвавшийся из ее горла звук был полон животной боли. Она быстро накрыла рот рукой, чтобы сдержать крик, а другой схватилась за край стола, на котором лежал Чарли.
Чарли.
Ее чудесный, благородный, миролюбивый Чарли.
Отец ее ребенка, ее вторая половинка, любовник, лучший друг.
Мужчина, заставлявший ее смеяться сквозь слезы.
Мужчина, показавший, насколько сильной может быть любовь.
Мужчина, от улыбки которого трепетало ее сердце и подгибались коленки.
Мужчина, в присутствии которого любая комната была полна смеха и тепла.
Мужчина, отдавший жизнь за свою семью.
Мужчина этот теперь был мертвенно бледным и холодным.
Тихим. Недвижимым.
Едва сумев сдержать эмоции, Рене опустила руку и осторожно провела кончиками пальцев по его белой, гладко выбритой щеке.
Полиция советовала ей не смотреть на его тело.
Они решили, что так она испытает больший стресс, как будто потеря мужа была не такой ужасной. Она спорила с ними. Она хотела увидеть мужа. Ей нужно было увидеть мужа.
Они согласились, хоть и с неохотой, но предупредили насчет его ран.
«Готовьтесь», — сказали они.
Он погиб от тяжелой черепно-мозговой травмы. Его били так сильно и жестоко, что произошло кровоизлияние в мозг.
Он истек кровью.
Он умер на месте. Умер на тротуаре, в нескольких милях от своего дома.
ФБР сообщила, что «мужчины», напавшие на ее семью, били Чарли бейсбольной битой, руками, ногами. Свидетельством этому стала вмятина у него на виске.
Они сказали, что Изабелле чудом удалось сбежать оттуда. Изабелла говорила, что ей кто-то помог, но они никого не нашли поблизости с местом происшествия. «Представьте, — услышала Рене слова Эми, — представьте, что случилось, если бы ей не помогли…»
Рене проглотила желчь, поднимавшуюся по горлу, и посмотрела на мужа, чувствуя, как от горя сотрясается все ее тело.
На его широком носе и под глазами — глубокие фиолетовые тени, а посредине нижней губы — широкий порез. Она опустила глаза к его почерневшей ключице и нетронутым рукам.
А вот пальцы его были опухшими, разбитыми в кровь и покрытыми струпьями.
Рене взяла его за руку и нежно поцеловала каждую ранку. Он сражался изо всех сил, чтобы защитить их малышку.
Она неспешно провела рукой по его избитым ребрам и остановилась на груди, желая, чтобы та наполнилась жизнью. Желая, чтобы он сделал вдох и сел. Желая, чтобы он увлек ее в свои объятия, поцеловал и сказал, что все будет хорошо.
Но это никогда не произойдет.
— Чарли, — сквозь слезы выдавила она. — О, Чарли, что они с тобой сделали?
Она пригладила его густые каштановые волосы.
— Прости. Прости.
Она просила прощения за все. За то, что ее не оказалось рядом. За то, что он ушел без агента Эфраима. За то, что Изабелла будет расти без отца, так и не узнав истинную силу его любви.
Изабелла. Красивая Изабелла.
От горя сперло дыхание.
— Изабелла жива, — дрожащим голосом продолжила Рене, стирая с щек слезы, льющиеся рекой. — Ты спас ее, любимый. Она жива. Она… у нее несколько ранок на коленках… синяк на щеке. Она постоянно спрашивает про тебя. — Рене замолчала, пытаясь перевести дыхание. — Они нашли ее в заброшенном здании. Она сказала, что кто-то увел ее туда, но… ты не мог…
Она ласково погладила его по щеке.
— Я не говорила ей еще, Чарли. Я… не знаю как. Как сказать, что ты… Что она никогда с тобой не увидится? Что ты никогда с ней не заговоришь? Я… никогда не поговорю с тобой…
Рене всхлипнула и закрыла глаза, чувствуя, как ее накрывает волна истерики.
— Как же мне защитить ее без тебя, Чарли? Я не смогу. Но если я и ее потеряю, то… — Она задохнулась. — Я не смогу. Не смогу одна, — прошептала она, чувствуя, как слабеет тело. — Ты нужен нам. Пожалуйста. Ты нужен мне.
Все же у нее подкосились коленки, и она грузно опустилась на них, положив голову на правую руку Чарли.
— Я люблю тебя, — зарыдала Рене, отчаянно покрывая поцелуями его локоть, вдыхая его запах. — Я так тебя люблю, Чарли. Боже мой.
Она подняла глаза к потолку и взмолилась всеми фибрами души:
— Господи, молю, помоги мне. Пожалуйста. Пожалуйста. Помоги.

Рене внимательно рассматривала Каллена. На ее лице застыло упрямое, но озадаченное выражение. Каллен тоже смотрел на нее в ожидании, когда до нее дойдет.
Да, запрос у него немалый, но черт возьми, что он терял? Он не хотел, чтобы его роль в спасении Беллы стала решающим фактором в примирении с Рене, но будь проклята эта женщина — это она со своим отказом видеть его без списка ублюдского поведения и совершенных преступлений долбала его по слабому месту.
Господи, он рассказал даже о том, что попал в тюрьму из-за Джейкоба, чего никто, кроме него самого и Блэка, не знал. Он бы не стал упоминать об этом дерьме, но, бля, Рене просто загнала его в угол.
Каллену безумно хотелось, чтобы Рене увидела его в лучшем свете, а выложить на стол оказалось нечего.
Но и этот небольшой кусок информации не произвел на нее должного впечатления, оставляя ему только один выбор — придется рассказать, кем он на самом деле является и пусть все идет так, как должно быть. Каллен не питал иллюзий, он понимал, его доводы могут повлечь за собой ужасные последствия, но, честно говоря, ему, нахрен, больше ничего не оставалось.
Ну, оставалось еще виски.
Он медленно встал и подошел к бару, где наполнил свой стакан и, перед тем как вернуться на свое место, сделал два больших глотка.
Рене продолжала молчать, осторожно и с предубеждением наблюдая за его действиями.
Каллен знать не знал, какая херь крутится у нее в голове. Может, она пытается поймать его на лжи. Может, она неверно его услышала.
Нет. Не может быть.
Скорость, с которой ее лицо теряло свои краски, пояснило, что она услышала каждое слово.
Рене учащенно задышала, а когда заговорила, ее голос дрожал. Каллен не понимал: из-за гнева или разочарования. Но надеялся на последнее. Гнев ей не к лицу. Он ее старит.
— Как ты можешь быть знаком с ней шестнадцать лет? — медленно спросила она. — Это невозможно… Нет…
Ее голос стих, не желая произносить то, что подсказывал ей мозг, а глаза говорили Каллену, что все кусочки пазла сложились в одну единую картину. Ее упрямство — единственное, что останавливало ее от осознания происходящего.
— Мы встретились… в Бруклине, — тихо сказал Каллен, изо всех сил стараясь передать эмоции взглядом. — Ей было девять. Мне — почти одиннадцать.
Рене приложила к груди ладошку и часто заморгала. Каждая черточка ее лица исказилась от паники, вскоре эмоции переменились, правда, до неузнавания. Теперь она враждовала с самой собой, не понимая, во что верить: он — жестокий опасный преступник, что тоже являлось правдой, или он спас ее дочери жизнь.
— Ты узнал это из новостей, — с запинкой произнесла Рене. — Это было во всех новостях. Все знали, где они были той ночью. Все знали, что произошло там.
— Было холодно, — продолжил Каллен, не обратив внимания на ее обвинение во вранье. — Я курил, когда услышал крик.
Рене закрыла глаза, и Каллен увидел, как по ее щекам беспомощно потекли две крупные слезы.
— Я стоял на другом конце улицы, но все видел: тех отморозков с битой, Беллу… вашего мужа. Господи, все произошло чертовски быстро, — окунулся он в воспоминания, пялясь на свои руки, которые в какой-то момент достали из кармана сигарету и зажигалку.
Нахер. Он зажег сигу и затянулся, почувствовав мгновенное спокойствие.
— Он… Чарли, лежал на земле. Они били его битой, пинали ногами. Он пытался дать отпор, но… на одного их было слишком много.
У Рене вырвался странный звук, но она быстро прижала ко рту ладошку. Женщина зажмурилась и покачала головой.
— Замолчи, — прошептала она.
— Белла лежала в двух футах от него, — погрузившись в воспоминания, продолжил Каллен. — Она лежала на земле в шоке от того, что ее ударил тот мудак.
— Замолчи, — неуверенно повторила Рене. — Этого… не может быть.
Каллен пропустил ее слова мимо ушей.
— На ней было голубое платье.
— О Господи, — тихо всхлипнула Рене, накрыв лицо руками.
— Платье испачкалось, потому что она лежала на тротуаре, рукав порвался. Чарли кричал на нее, велел ей бежать. — Каллен вздохнул, закачав головой. — Он умолял ее снова и снова, но она не слушалась. Клянусь богом, она хотела вернуться к нему, я знал это… если бы те ублюдки добрались бы до нее… они бы ее убили.
Наконец Рене подняла на него глаза, слезы ручьем текли по ее лицу, отчего оно заблестело.
— Что-то, — прижав руку к животу и опустив глаза в пол, пояснил Каллен, — что-то здесь… в глубине… как бы смешно ни звучало… велело мне помочь ей. Я просто не мог смотреть, как они обижают ее… это было бы блядски неправильно.
Если бы он знал тогда то, что знает сейчас, то, увидев бы, как умирает Белла, без сомнений, скончался бы и сам.
— Ты… ты… — захлебнулась рыданиями Рене, не в силах составить предложение.
— Я побежал к ней, — сказал Каллен, выпустив клубы дыма. — Схватил ее за руку и побежал. Большую часть пути мне пришлось волочь ее за собой. Она была такой сильной. — Он потер бровь указательным пальцем. — Маленькая, но так сражалась, знаете. Она ударила меня, побежала прочь, и… и мне пришлось повалить ее на землю.
Рене обхватила себя руками за плечи.
— Раздался выстрел, и она закричала, поэтому все, что я мог сделать, это прижать ее к тому сраному полу и не дать ей уйти. Я просто…. Не мог отпустить ее. Я считал, что сделаю то, что хотел ее старик. Я совершал что-то хорошее.
Он погасил сигарету в стакане воды, который оставила Белла, и затеребил свои волосы.
— Белла — единственный хороший поступок, который я совершил за всю свою лажовую до усрачки жизнь.
Он посмотрел на Рене и на какое-то время они наконец-то пришли к пониманию. Обнаружили точки соприкосновения. Они существовали по одной и той же причине и, понимание этого растворило повисшую в комнате удушающую частицу страха и гнева. Они наконец-то осознали, что теперь им даже дышать легче.
— Куда… куда ты ее увел? — охрипшим голосом спросила Рене.
— В заброшенное здание, — скромно пожав плечами, ответил Кален. — Старое здание в двух кварталах оттуда. Как только она перестала со мной драться, то расплакалась и плакала до тех пор, пока не уснула.
— И тогда ты ушел?
— Нет, — ответил он, качнув головой. — Я не мог. Я… просто обнимал ее. Гладил по волосам и изо всех сил старался успокоить.
— Но… ты исчез, — заметила Рене, аккуратно проводя под носом платком.
Каллен насмешливо улыбнулся.
— Я оставался, пока мог. Но у полиции уже имелось на меня досье, они знали, какую херь творили мы с Джейком, поэтому, если бы они меня поймали, пришлось бы отвечать на вопросы…
— Ты сбежал.
Каллен вздохнул:
— Да.
— Куда направился?
— Вернулся домой к другу.
— И все им рассказал.
Каллен озадаченно нахмурился.
— Нет. Напротив. Я никому не рассказывал, — безапелляционно заявил он. — До Беллы я никому не рассказывал.
Рене метнула взгляд к двери.
— Она знает?
— Да, конечно, я обязан был рассказать ей.
— И как она восприняла?
Каллен искренне улыбнулся.
— Своеобразно. Но… я здесь, верно?
Рене посмотрела на него.
— Да, ты здесь.
Каллен выдохнул и уставшей рукой потер лицо.
— Слушайте, я не тупой. Я знаю, что мы никогда не станем лучшими друзьями. Знаю, что вы всегда будете считать меня недостойным вашей дочери, потому что я знаю это сам, но надеюсь… блин, я рассказал вам это не для того, что заработать очки. Я сюда не для того приехал. Я рассказал, потому что хотел, чтобы вы поняли: я никогда, никогда не обижу ее. Она — все для меня… она и есть… мое все. Не знаю.
Он пожал плечами.
— И я хочу, чтобы вы с Беллой восстановили те отношения, что были между вами до того, как вмешалась моя преступная задница. Меня бесит, что я все испортил.
Лицо Рене просветлело надеждой на то же самое. Она сказала:
— Дело не только в тебе. Мы все в чем-то виноваты.
Каллен опустил подбородок. Она не стала брать на себя всю ответственность, но, черт возьми, начало положено уже неплохое.
— Я просто хочу, чтобы вы были в курсе, — выдохнул он. — Мне нужно, что вы знали, я пришел сюда без какой-либо цели… но я люблю вашу дочь.
Каллен охуел, увидев на губах Рене робкую улыбку.
— Знаешь, — задумчиво произнесла она, — когда ты так говоришь, то очень похож на Чарли. Ему тоже пришлось убеждать моего отца в том, что он достоин меня.
— И убедил?
Рене кивнула и посмотрела в окно.
— Думаю, да.
Каллен заерзал, садясь поближе к краю.
— А я вас убедил?
Рене шумно вздохнула и облизнула губы. Каллен изумился, как резво может скакать его сердце в ожидании ответа.
— Моя дочь во многом похожа на меня, слава богу, — начала она. — В этом ты был прав, и я вижу, как сильно она тебя любит. — От смущения она зарделась румянцем. — Я не хотела этого признавать, но… все ясно, как божий день.
Каллен почувствовал, как сперло в груди дыхание, когда Рене вернулась к своему прежнему равнодушию и встала.
— Как уже было сказано, я не могу примириться с тем, что Изабелла ставит под угрозу свою репутацию, встречаясь с тобой, — решительно заявила она. — И не могу примириться с тем, что сейчас происходит. Например, эти снимки чуть не свели меня с ума от переживаний за благополучие моей дочери.
Каллен открыл было рот, чтобы опротестовать ее заявление, но Рене подняла ладошку, велев ему умолкнуть.
— Ты должен знать: Изабелла — самое дорогое, что есть в моей жизни. Всегда была. Если с ней что-нибудь случится… я не знаю, что сделаю.
Каллен кивнул. Он четко понимал ее чувства. Если Белла умрет, умрет и он.
— Но ты ее спас, так?
Каллен сглотнул.
— Да, мэм.
— Ты спас ее тогда, когда родной отец не мог ее спасти. Если бы тебя там не оказалось, тогда я и Изабеллу бы потеряла.
— Ага.
— Ага, — повторила Рене. — И что нам остается?
Каллен ухмыльнулся.
— Полагаю, это называется безвыходным положением.
— Соглашусь с тобой.
— Но это еще и начало, верно?
Рене кивнула с ничего не выражающим лицом.
— Думаю, да.
Каллен снова оглянулся на дверь, а потом медленно встал. Он пихнул руки в карманы и кивнул в сторону, куда ушла Белла.
— Я… пойду, проверю, как она.
Рене не ответила, но не сводила с него взора, пока он уверенно шел к двери.
— Эдвард.
Каллен замер как вкопанный, услышав свое имя. Он плотно зажмурился, а потом повернулся к ней с пересохшим горлом и чувством, будто ему дали под дых.
— Да?
Она по-прежнему стояла возле окна, наблюдая за мирно падающим снегом.
— Спасибо тебе, — прошептала она. — Всем сердцем благодарю тебя, Эдвард, за то, что спас Изабелле жизнь.