Глава 5.

- Если животного от этого будет тошнить, ты заберешь ее домой с собой, - я наблюдал, как Эммет выстреливает еще одним суфле во двор.

- Ее не будет тошнить, - заверил он. – Знаешь, если бы ты больше занимался собакой, она бы постоянно не устраивала в доме погром. Собакам нужно бегать, чтобы выплескивать свою энергию. – Он прицелился своим оружием для суфле чуть в сторону от того места, где бегала Кексинка в поисках очередной «пули».

Мы стояли на веранде, на крыше, и смотрели вниз на поместье. Лошади гуляли в загоне, и я подумал о том, чтобы взять Пенни, когда она проснется, и пойти покормить их яблоками. Белая, дьявольская собачонка помчалась к своему следующему лакомству. Около дома Тайлера и Терри работали ландшафтные дизайнеры. Цветущий сад Изабеллы выглядел довольно красочно в это время года. Смотритель поместья делал отличную работу.

- Эта штука стреляет лучше, чем та, что была, - заметил Эммет и снова выстрелил. Иногда он был больше похож на ребенка, чем на взрослого мужчину. Изабелла как-то сказала, что он будет одной из причин, почему я буду хорошим отцом. Если я смог понять, как играть с Эмметом, с собственными детьми у меня не возникнет проблем. Думаю, я отлично справляюсь, играя с Пенни. Я не очень хорош, когда дело касается кукол, но я отличный гость на чайных вечеринках. Мне также хорошо удавались прятки. Я хорошо и прятался, и искал. Только позавчера я побил Лалу и Пенни в Old Maid (п.п.: детская карточная игра). Папочка отлично играл в игры.

Эммет перезарядил свое ружье, его громадные пальцы выглядели комично, пытаясь поместить мини-суфле в маленькую трубку. Я бы понятия не имел, как работает большинство игрушек, если бы не Эммет. Моя мама играла со мной и Элис, когда мы были маленькими, но нам не разрешалось иметь больше игрушек, чем те, что были в наших спальнях. Мой отец не позволял устраивать в доме беспорядок или шум. Я никогда не осознавал, как много пропустил, пока Пенни не появилась в моей жизни. Она никогда ничего не пропустит.

Я начал изливать свои мысли в слух.

- Мой отец никогда ничем не занимался со мной. Никогда не показывал мне, как играть в мяч или как завязывать галстук. Он никогда не приходил на мои выступления, послушать, как я играю на пианино или посмотреть на игру малой лиги. Он действительно был козлом, – сказал я и, развернувшись, прислонился спиной к изгороди.

Эммет быстро взглянул в мои глаза, продолжая возиться с ружьем.

- Полный козел, исходя из того, что ты мне рассказывал. Хорошо, что ты выбрал наслаждаться этим со своими детьми.

Я направился к одному из кресел, что стояли на веранде, и сел. Запрокинув голову назад, я посмотрел на небо. Я достал телефон из карман и проверил время. Два тридцать. Казалось, время сегодня безумно тянется. Возможно, потому что мне отчаянно хотелось, чтобы сегодня оно мчалось быстрее. Еще два часа.

- Любопытно, что моя мама нашла в отце. Я не нахожу в нем ни одного искупляющего качества.

- Некоторые женщины имеют способность разглядеть хорошее в темноте.

Я знал это. Я женился на такой женщине. Изабелла. Изабелла. Изабелла. Я закрыл глаза и потерялся в воспоминаниях о ней. Думать о ней было гораздо лучше, чем думать о своем отце.

Ее улыбка. Совершенно обезоруживающая. Очаровательная. Одна улыбка и мой день становился лучше.

Ее смех. Еще прекрасней, чем ее улыбка. Сексуальный, хотя она бы не согласилась с этим. Очаровательный, когда она пыталась сдержать его, прикрывая рот ладошкой. Но это никогда не помогало ей.

Ее поцелуи. По ее поцелуям я скучал больше всего. Я мог бы целовать ее весь день напролет, если бы мне позволили. Ее губы, ее щеки, ее шею, местечко у основания ее шеи, за ушком, ее интимные места.

Интимные места. Боже, они были такими чертовски мягкими. Это определенно моя самая любимая часть ее тела.

Я открыл глаза и убедился, что Эммет не смотрит на меня. К счастью, он был слишком занят, заставляя мою глупую собаку гоняться за суфле. Я осторожно поправил джинсы. Если я не буду осторожен, то простимулирую себя самым постыдным образом.

Я закрыл глаза и снова откинул голову назад. Мне действительно нужно снова начать медитировать. Мне нужно успокоить свой разум, освободится от стресса. И кто не хочет найти душевное спокойствие? Я и, правда, мог сегодня использовать немного чертового, душевного спокойствия. Я усмехнулся над своими размышлениями.

Я вспомнил время, когда сидел на этой самой веранде, медитируя, расслабляясь, концентрируясь. Я лишь раз попытался помедитировать с Изабеллой. Мы сидели на ковриках для йоги, лицом друг к другу. Она держала меня за руки, а я сидел с закрытыми глазами. Нам удалось просидеть так минут пять, пока она не начала хихикать.

- Смысл все этого в том, чтобы сидеть тихо и ни о чем не думать.

- Я знаю, ты представления не имеешь, как мило выглядишь при этом. Твое лицо кажется таким расслабленным, а уголки твоих губ поднимаются вверх, причем так незаметно, будто все это и правда делает тебя счастливым. Глядя на твои губы, я понимаю, как сильно их люблю. И все, о чем я думаю, так это разные грязные мыслишки. Из-за этого мне смешно. Я не могу сдержаться.

Я открыл глаза. Ее волосы были подняты в конский хвост, а топ, что был на ней надет, имел очень глубокий вырез. Вершины ее прекрасной груди так и просили, чтобы к ним прикоснулись. Определенно грязные мысли. Я сфокусировал взгляд на ней.

- Тебе нужно закрыть глаза и не смотреть на меня.

- Мне нравится смотреть на тебя.

- Из-за тебя мне сложно найти свое душевное спокойствие.

- Ты мое душевное спокойствие.

Я так чертовски сильно ее люблю.

- Закрой глаза, Изабелла, и посиди тихо.

Я закрыл глаза после того, как она закрыла свои. Прошло несколько секунд, и я почувствовал ее губы на своих. Я открыл глаза и увидел, как она сидела, изо всех сил пытаясь сдержать смех.

- Прости, - попыталась серьезно сказать она. – Я просто люблю твои губы. Даже, когда мои глаза закрыты.

- Ваша любовь очень отвлекает вот, что я думаю, мисс Свон, – сказал я и, встав на колени, повалил ее на спину. Я поцеловал ее в губы и шею. Я поцеловал эту грудь, и она застонала в знак одобрения.

- Медитация, секс на воздухе, все это приведет тебя к душевному спокойствию. Я обещаю. - Она просунула руки под мою майку и провела ими вверх по моей груди.

Я жадно поцеловал ее.

- К душевному спокойствию или к тому что я буду в тебе? – спросил я в слух, от чего она захихикала. Ее присутствие успокаивало и, в то же время, невероятно возбуждало.

- Какая разница, - ответила она в перерывах между жаркими поцелуями и игривыми ласками.

Я сорвал с нее одежду так быстро, как только мог. Утренний воздух был прохладен, но наши разгоряченные тела создавали необходимое тепло. Нет ничего прекраснее, чем тело Изабеллы, озаренное лучами утреннего света. Ее кожа практически сияла, как у божества. Мой ангел.

Я распахнул глаза и потер лицо ладонями прежде, чем посмотреть, где Эммет. Он переместился в дальний угол веранды и снова перезаряжал ружье.

Я так чертовски сильно по ней скучал. Я достал телефон. Прошло еще 10 минут. Я убеждал себя, что этот день не может длиться вечно.

- Кекса делает отличную работу, чтобы держать белок на расстоянии от поместья, - проинформировал он меня.

- Вы с ней просто идеально подходите друг другу. Почему бы тебе не сказать Фэйт, что ты хочешь забрать Кексу с собой домой? Она разрешит, если ты убедишь ее, что тебе одиноко.

- Мне не так уж одиноко.

- Да? Есть что-то, о чем я должен знать? Или кто-то?

Эммет наставил на меня ружье, полностью заряженное суфле.

- Я не сказал, что у меня кто-то есть, лишь то, что не настолько одинок, чтобы забрать собаку, которую тебе изначально вообще не стоило покупать.

- Не наставляй на меня эту штуку.

- Правда? Ты боишься маленьких суфле, Эд?

Я предупреждающе поднял бровь.

- Если в меня попадет хоть одно суфле, я тебя уволю.

Эммет рассмеялся так, что затряслось все его тело.

- Сколько раз я это слышал? Тебе меня не напугать. – Он стал стрелять в меня всем зарядом суфле.

Сволочь.

Я подскочил и побежал в солярий, а затем в библиотеку, где меня поприветствовала Шарлотта и заспанная малышка.

- Кто-то уже выспался. И хочет своего папочку, – проинформировала Шарлотта в тот момент, когда моя Любимая Пенни подбежала ко мне.

Я схватил ее и поднял на руки, а она обвила меня своими ручками и ножками, словно обезьянка. Поцеловав ее в висок, я крепко сжал ее маленькое тельце.

- Я думал, ты поспишь подольше, после всех твоих прыжков на танцах.

- Почему у тебя в волосах суфельки, папочка? – она подняла голову с моего плеча и достала суфле из моих волос.

- Дядя Эммет хочет начать войну. Ты будешь на чьей стороне? – спросил я, немного пощекотав ее по животику.

Она захихикала и заерзала в моих руках. Никогда не будет ничего слаще на слух.

- На твоей. Пошли, одолеем его!

Мейсен, иногда, она была вся в Мейсенов.

- Фэйт! Как ты можешь быть на стороне большого плохого папочки? – запротестовал Эммет. – Он пытался заставить меня расстрелять Кексинку суфле!

- Лжец! – засмеялся я. Я не мог поверить, что он опустился до такой низкой лжи.

- Папочка любит Кексинку! – закричала Пенни в мою защиту. По крайней мере, она верила в то, что это была правда.

- Хватай маленькие подушки! – я понес ее в читальный уголок в библиотеке. В маленьком читальном уголке Фэйт была дюжина подушек. Мы вооружились подушками после того, как я поставил ее на ножки. Мы оба гонялись за Эмметом по комнате. У него больше не было суфле и не было шанса перезарядить ружье. Бегство – это все, что у него осталось.

- Беги туда, малышка. Мы его поймаем в ловушку, – сказал я, указывая в ту сторону, где стояло пианино.

- Фэйт, пожалуйста. Прояви милость! – умолял Эммет. Моя дочь была доброй, но не милостивой, когда дело доходило до боя подушками. Она ударила его подушкой, и он упал.

Я тоже был не милостив. Как только он оказался на полу, я решил выбить из него это дерьмо большой подушкой.

- Скажи, что Мейсены рулят, - потребовала Пенни, нанося удары подушкой по его прикрытой голове.

- Мейсены рулят! Мейсены рулят! Я сдаюсь! – Эммет был умнее, чем казался. Моя Пенни перестала его бить, а я треснул его еще раз, прежде чем почувствовал полное наслаждения от всего возмездия.

- Ты в порядке? – Она легонько дотронулась до одной из его рук, которыми он прикрывал голову.

- Я отлично, принцесса. – Он сел и зло посмотрел на меня, давая понять, что не доволен моим переусердствованным возмездием. Я пожал плечами. Он первый начал.

Пенни забралась к нему на колени и обняла его. Она действительно была воплощением меня и Изабеллы.

- Мы любим тебя, дядя Эммет, да папочка?

- Ты любишь его. Я терплю его. Давай не забывать, что он начал войну, моя Любимая Пенни. – Я поднял подушки и вернул их в читальный уголок Фэйт. У нее была своя собственная обустроенная зона, с детскими книжками на маленьких полочках. Она проводила тут много времени, читая, играя на пианино или в игры. Здесь она любила проводить свои чайные вечеринки.

- А ты знал меня, когда я была в животике у мамочки? – услышал я, как она спрашивает Эммета, отчего тут же замер.

- Конечно. Я знал твою маму и папу до того, как ты появилась в животике у нее. Твой папа - мой лучший друг, помнишь?

- Тетя Элис поедет в больницу рожать своего ребенка. В ту, где работает дедушка.

- Это здорово, - ответил Эммет. Мне было страшно от того, куда может привести этот разговор.

- А я родилась в больнице у дедушки?

Моя спина выпрямилась. Я почувствовал напряжение в шеи и плечах. Я не хотел думать о рождении Фэйт. И уж точно не хотел, чтобы она говорила об этом с Эмметом.

- Конечно. Это сделало тебя супер особенной. Они лучше заботились о тебе, потому что ты внучка доктора Каллена. - Эммет пощекотал ее по животику.

- Откуда ты знаешь? Ты видел меня в больнице?

- Конечно, – сказал Эммет с энтузиазмом. – Я не мог дождаться, чтобы увидеть тебя. Мы все были взволнованны твоим рождением.

Взволнованы. Обеспокоены. Совершенно напуганы. Это одно и тоже, правда?

- А я плакала? Тетя Элис сказала, что малыши плачут, когда только родятся.

Этот вопрос заставил Эммета задуматься. Он посмотрел на меня, зная, что только я могу ответить на него.

- Она плакала, да большой папочка?

Рождение Фэйт было пятном в моей памяти. Слишком много эмоций переполняли меня в тот момент, от чего некоторые детали были размыты. Я кивнул, не уверенный, правду ли я говорю. Возможно, она плакала. Но все мое внимание было в тот момент приковано не к ребенку. А к женщине, которая его рожала. Женщине, чье сердцебиение молниеносно увеличилось, из-за чего поднялось кровяное давление.

- Ее сердцебиение увеличивается, - крикнул кто-то. В комнате было так много докторов и медсестер. Я хотел, чтобы все они были здесь, но это отвлекало, когда я пытался сосредоточиться на Изабелле.

- Давай Белла. Потужься еще разок, и малыш выйдет, - сказала ее акушерка.

Больше всего на свете я хотел, чтобы все это закончилось. Я хотел, чтобы ребенок вышел из нее, и тогда они смогут полечить ее сердце и ей будет лучше. Последние пару недель были не очень легкие, в физическом смысле и эмоциональном. Мы знали, что промежуток между 32 и 34 неделями будет самым трудным. Я прочитал достаточное количество медицинских статей и много разговаривал с кардиологом, что теперь был экспертом по беременностям и сердечным болезням. Я подталкивал ее, чтобы сделать пересадку клапана во время беременности. Это была распространенная операция, если другое лечение не помогало. Но симптомы Изабеллы были противоречивы. Она отказалась от операции. Я молился, чтобы не сожалеть об этом решении, и чтобы она просто …жила.

Сегодня, поздним утром отошли воды, а после начались схватки. Она была на 36 неделе. Малышка должна быть маленький. Преждевременная и маленькая, потому что у ее матери больное сердце. Ей понадобится особый уход, и об этом переживала Изабелла. Она хотела, чтобы в палате была целая армия акушеров и педиатров. Она, наконец-то, научилась быть требовательной Мейсен.

Изабелла так сильно сжала мою руку, что я подумал, она сломает ее. Она тужилась и издавала ужасные крики, когда делала это. Ее дыхание было тяжелым, более тяжелым, чем должно было быть. Не нужно быть экспертом, чтобы понимать, что ей трудно дышать.

- Хорошо! – подбодрила ее акушерка.

Моя жена начала кашлять. Она начала кашлять кровью. Техника начала пищать. Врач, что мониторил ее по приборам, мгновенно обернулся. Там была медсестра, которая пыталась отвлечь мое внимание от Изабеллы ребенком. Я не хотел иметь дело с ребенком. Что-то было не так. Очень, очень плохо.

- А мамочка закрывала уши вот так? – Пенни прикрыла уши ладошками и закрыла глазки.

Эммет рассмеялся.

- Уверен, твоя мамочка была рада слышать твой плачь.

Фэйт опустила руки и посмотрела на Эммета, как на сумасшедшего.

- Я ненавижу звук детского плача. Он такой громкий.

Я хотел сказать ей, чтобы она не говорила так, «ненавижу», но я был в ступоре из-за плохих воспоминаний.

- Ты прямо, как твой папа. Он не любит, когда кто-то громче него, - пошутил Эмме во время разговора с Пенни. – Уверен, он закрывал уши.

- А я думаю, мамочка посмотрела на папочку сердитым взглядом…вот так, - я увидела, как она сморщила носик и прищурила глазки.

Я не хотел, чтобы они разговаривали о том времени. Я даже не мог слушать этого.

Эммет кивнул и рассмеялся над глупостью моей дочери. Он посмотрел на меня и увидел, что кровь отлила от моего лица из-за темы их обсуждения.

- Эй, твой папа сказал мне, что научил тебя играть новую песенку на пианино. Ты покажешь мне?

Моя Пенни вскочила на ножки и побежала к пианино.

- Она такая глупая. Тебе понравится!

Я обменялся с Эмметом взглядами, благодаря за то, что он сменил тему. Он похлопал меня по плечу, проходя мимо к пианино.

- Ты так хорошо меня знаешь, Фэйт. Глупый дядя Эммет, это я.

Мне нужно справиться с этим, одна мысль о Дне ее рождения делает меня беспомощным. Каждый год, в день ее рождения, я с огромным усилием сосредотачиваюсь на праздновании того, что прошел еще один год, а не на годовщине ее рождения. Так легче.

Выбираясь из темноты, я повернулся и присоединился к ним около черного, большого пианино Steinway, которое стояло в центре комнаты. Пенни залезла на скамейку, ее ножки болтались в воздухе, потому что она была слишком маленькой, чтобы доставать до педалей. Она скрестила ножки в лодыжках и поставила перед собой нужный листочек с нотами так, чтобы ей было видно. Я научил ее играть простую песенку, которую она быстро подхватила. Я давал ей простые вещи, потому что ее ручки были еще очень маленькие и амплитуда ограниченная. Хоть ей и нравилось играть, больше она любила слушать, как я играю.

Она начала играть и запела.

«Я этом месте я…», - она взяла не ту ноту и начала снова. - «В этом месте, я знаю, есть волшебство. В этой корзинке глубоко сидит кобра и спит».

Пенни играла и пела, а Эммет в это время посмотрел на меня, подняв бровь. Когда она закончила, мы оба захлопали и гордо улыбнулись.

- Ты научил ее играть «Есть места во Франции»?

Я толкнул его локтем. Конечно, он знал эту версию песни.

- Она называется «Танец змеи» и она не имеет ничего общего с Францией и дамами без… ну ты знаешь.

- Папочка, сыграй ее по-своему. Пожалуйста? – Пенни пододвинулась, так, чтобы я смог сесть с ней рядом на скамейку.

Я послушал ее и сел, потому что я, на самом деле, не мог сказать ей «нет». Я сыграл песню по памяти. Мои пальцы двигались по клавишам, пока я играл более усложненную версию той же песни. Моей малышке нравилось наблюдать, как будто у моих пальцев есть собственная душа. Она захлопала, когда я закончил, и стала умолять сыграть еще одну песню.

- Сыграй ту, что вперемешку с песнями из мультиков и маминой колыбельной, - попросила она. – Пожалуйста?

Время от времени я смешивал любимые песни моей Пенни. Обычно это был микс из детских песен и классических нот. Та песня, о которой она просила, была написана для Изабеллы во время беременности.

- Малышке нравится ее песня, – сказала Изабелла, сидя у камина.

Я остановился на секунду, и посмотрел через плечо на свою беременную жену.

- Я написал ее для тебя.

Не для ребенка. Я ничего не собираюсь писать для этого ребенка.

- О, пожалуйста. Ты назвал ее «Колыбельная Изабеллы». Это для меня и твоей дочери, и ты знаешь это.

Она хотела, чтобы я полюбил этого ребенка, но нет. Я не мог. Изабелле был прописан постельный режим. Ей нужно было принимать все эти лекарства каждый день, чтобы ее сердце не вышло из строя, но они не давали никакого эффекта. На последнем осмотре сказали, что она потеряла в весе, что очень расстроило и меня, и врача. Этот ребенок, в буквальном смысле, высасывал жизнь из нее.

Изабелла встала и подошла к пианино. Она села около меня спиной к пианино. Ее рука опустилась на мое бедро, в то время, как я продолжил играть.

- Я где-то читала, что музыка хорошо действует на развитие малыша. Уверена, эта маленькая девочка будет такая же умненькая, как и ее папа, - сказала она, с любовь потирая свой живот.

Вот, что она со мной дела. Она постоянно повторяла, как ребенок буде похож на меня. Я не хотел, чтобы он был как я. Я даже не хотел думать об этом.

Изабелла поняла мое внутреннее противоречие.

- Почему ты делаешь так?

Я снова прекратил играть.

- Что делаю?

- Делаешь такое лицо каждый раз, когда я говорю о нашей дочери. - Она приблизилась и провела тыльной стороной ладони по моей щеке.

Я покачал головой и взял ее за руку, поцеловал напульсник на ее запястье и положил руку к ней на колени. Каждый удар ее сердца, был бесценен для меня.

- Я не знаю, о чем ты говоришь.

- Ребенок ни в чем не виноват, Эдвард.

Я отказывался смотреть на нее и вместо этого уставился на клавиши. Черные и белые. Так просто. Совсем не сложно. Так не похоже на мою жизнь.

- Я люблю тебя больше всего на свете. А ты этого не понимаешь, – сказал я, порхая пальцами над клавишами.

Рука Изабеллы с силой опустилась на клавиши, от чего по комнате раздался громкий звук.

- Ты так меня расстраиваешь!

- Я расстраиваю? – я уставился на нее, позволяя гневу медленно наполнять меня. – Потому что сильно люблю тебя? Потому что не могу даже подумать о том, что тебя может не быть в моей жизни? Потому что ты единственная, кто мне нужен?

Она покачала головой и засопела.

- Потому что ты думаешь, что тебе одному чертовки плохо! Ты не думаешь, что я тоже тебя люблю?

- Я никогда не сомневался в том, что ты любишь меня.

- Думаешь, я люблю тебя не так сильно, как ты меня?

- Никто не сможет любить сильнее, чем я тебя, - ответил я, кладя руку на ее щеку.

Она накрыла мою руку своей.

- Ты неправ. Ты так чертовски неправ. – Она опустила мою руку и положила ее к себе на круглый живот. – Она полюбит тебя так, как ты даже представить себе не можешь.

Я тяжело сглотнул и уставился на свою руку. Если Изабелла умрет, это будет неважно. Ребенок никогда не узнает меня. Я сделаю все, чтобы убедиться в этом.

- Я люблю тебя, - продолжила Изабелла. – Я люблю тебя так же сильно, как и ты меня, и меня злит, что ты думаешь, что это не возможно. Я прошла через ад ряди тебя. Я рисковала своей жизнью и столкнулась лицом к лицу с психом, ради тебя. Ты понятия не имеешь, как сильны мои чувства!

- Пожалуйста, не расстраивайся, - умолял я ее, поворачиваясь к ней всем телом. – Ты же знаешь, что тебе нельзя волноваться.

Она положила руки на живот. Смотря вниз, ее глаза стали наполнятся слезами.

- Я люблю эту малышку тоже. Я люблю ее больше, чем думала это возможно. Я не могу описать словами, каково это, когда внутри тебя растет жизнь. Ничего не сравнится с этим. Нет слов, чтобы описать, что она значит для меня. Что наша малышка значит для меня. Я убью за нее. Я побегу в горящее здание, чтобы спаси ее. Это поможет тебе понять? Не монополизируй безумную всепоглощающую любовь. Не один ты так можешь любить.

Моя прекрасная Изабелла посмотрела на меня в надежде, что я пойму. Я нагнулся и поцеловал ее в лоб. Я не хотел расстраивать ее. Я не сомневался в ней и в ее любви ко мне. Я боролся с ее добровольным желанием умереть за этого ребенка, с тем фактом, что она могла любить кого-то, кого даже не видела еще, так же сильно, как и меня. К сожалению, было ясно, что я сын своего отца.

- Я обоих вас люблю до смерти, Эдвард, – сказала она, глядя на меня этими чертовски грустными глазами.

- Ты представление не имеешь, как сильно мне хочется верить в это. - Сначала я поцеловал ее нежно, а потом позволил себе потеряться в ощущениях, что дарили мне губы моей жены.

Как раз в тот момент, когда я проник языком в ее рот, малышка пнула то место на животе, где находилась моя рука. Она ударила так сильно, что Изабелла всхлипнула в ответ. Раньше, я еще ни разу не чувствовал, как двигается ребенок. Я отказывался прикасаться, когда она просила меня. Я наблюдал, как остальные смеялись и улыбались, когда чувствовали это. Тайлер, Шарлотта, Эсме, Элис, даже Джаспер и Чарли, и Эммет.

Изабелла хихикнула.

- Думаю, она хочет, чтобы ты перестал меня целовать и закончил играть мелодию.

Я рассмеялся. Рассмеялся от души. Я давно этого не делал. Малышка пнула снова, и я не смог убрать руку. Может она пытается сказать мне что-то. Может ей просто нравиться, как я играю. Я не винил ребенка, я винил себя. Наш ребенок будет неповинной жертвой, во всей этой безумной ситуации, если Изабелла умрет. Я буду ужасным отцом без своей жены. Я просто знал это.

- Твой папа молодец. Думаю, Флинстоуны моя любимая часть, - сказал Эммет, когда я закончил.

- А моя, любимая мамочкина колыбельная.

- Моя тоже, милая, - я поцеловал Пенни в макушку. – Почему бы тебе ни побежать вниз и ни сказать Шарлотте, что мы готовы перекусить? Уверен, ты проголодалась.

Моя маленькая девочка сползла со скамейки.

- Мой животик и, правда, голоден! – она выбежала из комнаты, с радостью делая то, что я сказал.

- Оставь прошлое в прошлом, Эд. – Эммет, прищурившись, посмотрел на меня.

Я отодвинул скамью назад и встал.

- Я знаю. Но из-за нее я чувствую себя таким чертовски виноватым. Она моя плоть и кровь, а я не наслаждался этим, ну ты понимаешь? Я не был рад этому. Черт, да ты знаешь, как я себя вел. Ты знаешь, что я чуть….

- Друг, хватит. Ты не можешь изменить этого. Ты не можешь вернуться в прошлое. Да, это дерьмово. Да, это отстой и ты сделал несколько дерьмовых поступков, пока проходил через самый трудный период в жизни, который только может быть у парня. Но сейчас у тебя есть Фэйт, и ты хороший отец, который любит ее. Это то, что она знает и все, что будет знать. Плюс, как ты сейчас сам и сказал, ты почти... Мы оба знаем, ты бы не допустил этого. Я знаю это.

Я потер глаза запястьями. Он был прав. Но, это начинало раздражать.

- Она заслуживает лучшего, вот и все. - Да, моя Любимая Пенни заслуживает гораздо лучшего, чем то, как я себя вел.

- В конце концов, ей досталось лучшее. Помни это.

Что ж, я определенно не мог сделать еще хуже. Изабелла дала понять, что ничего не было хуже того монстра, в которого я превратился за несколько недель до рождения Фэйт.

Я пришел домой поздно. Я прятался, использовал работу, как оправдание тому, что не мог придти домой на ужин. Ужин, который был без соли и жиров, потому что Изабелла не ела ничего, что вредно ее сердцу. Ужин, за которым она будет рассказывать мне о ребенке, которого я не хотел. Ужин, когда она специально опустит детали о том, как себя чувствует, потому что она не хочет, чтобы я нервничал. Она защищала меня, когда я был бессилен сделать тоже самое с ней.

Я разговаривал с Кейт по мобильному, когда открыл дверь в кабинет. Изабелла сидела за моим столом. Ее глаза были красные и отекшие, будто она очень долго плакала.

- Мы поговорим об этом завтра. - Я отключил телефон и положил его в карман. – Что случилось? Почему ты плакала?

Злость в ее голосе было не то, что я ожидал услышать.

- Когда Терри была здесь позавчера вечером, и вы пошли сюда поговорить, о чем вы разговаривали?

Я почувствовал, как мое сердце остановилось. Она не могла узнать. Терри должна была хранить конфиденциальность. Терри не могла сказать Изабелле или Тайлеру. Никто не должен знать.

Изабелла заговорила до того, как я смог придумать хороший ответ.

- Клянусь богом, если ты стоишь тут и пытаешься придумать ложь или то, как избежать ответа, я ударю тебя. Я… брошу в тебя чем-нибудь. – Она схватила стеклянный глобус для удерживания бумаг, что стоял на моем столе. Это было так не похоже на нее, что мне почти захотелось рассмеяться. Но я не сделал этого, иначе этот глобус полетел бы мне в голову, в этом я не сомневался.

- Я хотел, чтобы она посмотрела кое-какие бумаги, – ответил я честно. Я не двигался. Я хотел, но я не чувствовал ног.

Я увидел, как ее подбородок стал дрожать. Мне хотелось отвернуться. Ее боль разрывала меня на части. Я не мог вынести этого, когда и так столько всего лежало на мне. Тот, кто сказал ей, будет мертв. Для меня, по крайней мере. Я тут же сотру их из своей жизни.

- Что за бумаги?

- Почему ты хочешь знать это?

- Сегодня позвонила Элис, спрашивала на счет летнего праздника. Ей нужно было знать, подписал ли ты контракт с компанией, которая организовывает световое шоу. Она сказала, что положила его в твой стол, когда была здесь на прошлой недели. – Она достала большой желтый конверт из ящика.

У меня задергался глаз, и я почувствовал боль в груди. Никто ничего ей не говорил. Она сама все узнала, из-за моей неосторожности. Я должен был запереть бумаги где-нибудь в компании. Вместо этого я спрятал их в столе.

- Я зашла сюда поискать договора для нее. Я думала, ты не будешь возражать. У нас же нет секретов. – Чувство предательства, которое она испытывала, было очевидно. Она ненавидела секреты, а этот был самый большой.

- Изабелла…

Она ударила по столу глобусом, тем самым эффективно заставив меня замолчать.

- Как ты мог? Как ты вообще мог подумать о том, чтобы сделать такое?

- Я не могу без тебя! Не смогу! Я знаю это!

Дрожащей рукой, она вытерла свою мокрую щеку. Когда она посмотрела на меня, я почувствовала, что вся ее печаль вонзилась в мою грудь.

-Ты хочешь сделать так, будто она никогда и не существовала?

Да…нет…возможно и то и другое. Я хотел, чтобы Изабелла была жива. Это все, что я хотел. Если этого не будет, мне не нужно ничего. Вообще ничего.

Я пытался донести до нее причины, которыми оправдывал сам себя.

- Я бы убедился, что ее отдали в самую лучшую, какую только возможно, семью.

Огонь в ее глазах заставил меня задержать дыхание. Она схватилась за волосы и потянула за корни.

- Лучшая, какая только возможно, семья? У нее и так есть лучшая, какая только возможно, семья.

- Нет, если ты умрешь! – зарычал я, поспешив к столу, что разделял нас. Я ударил кулаком по древу. Я тяжело дышал, пока мое сердце ударами грома отбивало в груди.

- Если ты умрешь, я умру! Я буду бесполезен ребенку!

- Ты такой эгоист! Ты такой недалекий чертов эгоист! Наша семья любит этого ребенка. Вся наша семья хочет его. Если ты отдашь ее, они никогда не простят тебя! Я никогда не прощу тебя!

- Ты умрешь! Мертвые не прощают! Мертвые лишь гниют под землей! – я снова ударил по столу, от чего она подпрыгнула. - Мертвые, черт возьми, не указывают, как жить живым!

Это заставило ее замолчать. Ее рот приоткрылся, пока она смотрела мне в глаза. Ее глаза пытались найти во мне хоть какое-нибудь сожаление или извинение за суровость моих слов. Ничего такого не было, кроме того факта, что она узнала. Она никогда не должна была узнать. Бумаги имели бы действие, только в случае ее смерти. Если она умрет, я быстро отдам ребенка на усыновление. Я не смогу принимать участие в жизни этого ребенка.

Она встала и приложила ладонь ко рту, будто пытаясь сдержать эмоции. Она опустила руку, а ее слова окрасились в меланхолию.

- Я больше не могу. Я так сильно пыталась, но ты сошел с ума. Я не знаю, как помочь тебе, я слишком много всего сделала, пытаясь понять это. Я люблю тебя, и клянусь, я бы никогда не оставила тебя. – Казалось, то, что она собиралась сказать дальше, причиняло ей боль. Слезы полились по ее щекам. – Но поверь, Эдвард Мейсен, я подам на развод и буду бороться за права нашего неродившегося ребенка, прежде чем дам тебе шанс воплотить в жизнь своей ужасный план.

Она направилась к двери. Покидая меня. Я знал это.

- Джаспер уже едет за мной. Мне нужно убраться отсюда. Тебе нужно побыть одному, чтобы принять правильное решение. Тем не менее, я советую тебе найти отличное место, чтобы спрятаться просто потому, что Элис решила тоже поехать за мной.

Эта ночь была хуже, чем тот день, когда я оставил ее в Форксе. В ту ночь Изабелла прочертила черту на песке и запретила мне пересекать ее. Я знал, что она серьезна. Ее угрозы были настоящими и вырывали мне сердце. В ту ночь я понял, что смерть не единственное, что может заставить ее нарушить обещание.



Источник: http://robsten.ru/forum/19-867-16