POV Эдвард

Выходные в честь Дня Благодарения прошли, наполненные вкусной едой, просмотром телевизионных шоу и валяньем дурака вместе с Беллой. После того как нас застукала ее мама, она была слишком напугана возможностью подняться ко мне снова, поэтому все выходные мне пришлось представлять наш секс вместо того, чтобы на самом деле им заниматься. Также мне пришлось отработать пару коротких смен в больнице. Это дало мне возможность немного отвлечься, но ничто на самом деле не могло заставить мысли о Кареглазке покинуть мою голову в эти дни.

Сейчас же было раннее утро понедельника, и скоро должна была начаться моя 36-часовая смена в больнице. Самолет Рене отправлялся в Феникс в 6 утра, поэтому я предложил подвезти ее до аэропорта.

– Пока, мам. Я была так рада тебя видеть. Я уже скучаю по тебе, – сказала Белла матери, крепко ее обнимая.

– Я рада была приехать к тебе, детка. И я так рада видеть, что ты счастлива. Даже больше, чем я могла надеяться, – ответила Рене, целуя дочь в щеку и намекая на наши с ней отношения.

– Ох, мамочка, как же я тебя люблю, – рассмеялась Белла. – Спокойного полета. Позвони мне, когда доберешься домой, хорошо? – добавила она.

Спустя дюжину или около того объятий мы наконец-то сели с Рене в машину и отправились в аэропорт. Кареглазка осталась дома, потому что сразу после аэропорта мне надо было ехать на работу. Мы с Рене немного поговорили по пути, и она рассказала мне о своей работе учителем рисования в начальной школе.

– Знаешь, у меня ведь есть степени по изобразительному искусству. Я получила диплом, когда Белла была еще совсем маленькой. Заняло какое-то время, чтобы сдать все экзамены, потому что я была замужем и растила маленького ребенка, – объяснила она.

– Моя мама тоже не сразу получила свой диплом, – добавил я.

– Правда? Чем она сейчас занимается? – спросила Рене.

– Она умерла. Но при жизни она была помощником юриста. Ей понадобилось какое-то время, чтобы получить свою степень. Она воспитывала меня одна.

– Но она в конце концов получила то, что хотела. Это – главное, – сказала Рене успокаивающе.

Я заметил, что они с Беллой были очень похожи. Она чувствовала, когда мне становилось неудобно о чем-то говорить, и мягко заканчивала разговор. Неспособный что-либо добавить, я просто кивнул и вернул все свое внимание на дорогу.

– Эдвард, – спустя какое-то время произнесла Рене, когда мы уже подъезжали к аэропорту, – ты знаешь Сикстинскую капеллу? (п.п. Бывшая домовая церковь в Ватикане. Ныне – музей, выдающийся памятник Возрождения).

– Конечно. Микеланджело (п.п. Роспись потолка Сикстинской капеллы представляет собой известнейший цикл фресок Микеланджело, созданный в 1508-1512 годах и считающийся одним из признанных шедевров искусства Высокого Возрождения).

– Это – одно из моих самых любимых произведений искусства. Я показываю его моим ученикам в качестве примера чего-то, близкого к совершенству, – объяснила Рене. – Несколько лет назад капеллу еще раз торжественно открыли после того, как провели тщательную чистку и реставрацию. Многие фрески были покрыты слоями пыли, и оригинальные цвета со временем выцвели.

– Я слышал об этом, – ответил я, вспоминая репортажи в новостях.

– И знаешь, что? До того, как она была отреставрирована, я считала, что она изумительна. Но после того, как я увидела, какую работу с ней проделали… я была шокирована. Оказалось, ее потрясающий потолок может выглядеть еще прекраснее, просто бесценно. Думаю, это заставило меня понять, что жизнь бывает достаточно прозаичной… ты никогда не знаешь, что тебе чего-то недостает в этой жизни… пока ты не получаешь это, – сказала она с улыбкой.

Достав ее чемодан из багажника, я повернулся к Рене, чтобы попрощаться. Она тепло обняла меня, и я принял эти объятия с благодарностью.

– Спасибо, что подвез меня, – сказала она, мягко сжимая мою руку.

– В любое время. Удачно добраться домой, – ответил я с улыбкой.

Рене взяла чемодан и пошла в сторону терминала, но остановилась и сделала несколько шагов в мою сторону.

– О, и Эдвард… Мой муж… он иногда шутил, что не понимал, что я в нем нашла, потому что мы были такие разные. И я говорила ему… что это все из-за его карих глаз, – произнесла она, широко мне улыбаясь.

Сказав это, она снова развернулась и пошла в сторону терминала.

***

Я ехал на работу, погруженный в свои мысли. Я понял, что Рене пыталась мне объяснить. Я знал, что мой босс Аро постоянно пытался мне сказать.

Никогда не отпускай хорошие вещи… Ты делаешь Беллу счастливой – не останавливайся… Тебе кое-чего недоставало в твоей жизни; открой глаза и посмотри вокруг, потому что теперь это у тебя есть…

Что я чувствовал по поводу того, что происходило между Беллой и мной? Я должен был быть честным с самим собой. Я не имел ни малейшего понятия. Я не мог облечь в слова то, что даже еще не понял мой мозг. Как глухой человек смог бы описать музыку? Как слепой смог бы описать цвета?

В одном я был уверен – когда я приходил домой и, проходя по лестничной площадке, не слышал, как она пела во время готовки, или не видел ее счастливое лицо или покрытый едой фартук, возникало ощущение, что мир превратился в хаос… потому что мир без нее не имел какого-либо смысла для меня.

Я покачал головой и выдохнул, матерясь на утренние пробки и свою неспособность собрать мысли в кучу.

На следующий день я получил сообщение от Беллы. Сегодня она была в больнице, занимаясь волонтерской работой в педиатрическом отделении.

«Нужно поговорить с тобой. Это важно» – БЭ.

«Конечно. Встретимся на третьем этаже?» – Э.

«Спасибо. Увидимся» – БЭ.

Я не говорил с ней и не видел ее с тех пор, как вчера утром подвозил Рене до аэропорта, потому не был уверен в том, что произошло. Сказать, что я был обеспокоен, это не сказать ничего.

– Кареглазка, что случилось? – спросил я, паникуя.

Взгляд на ее лицо практически выбил меня из колеи. Ее глаза были красными, она закрывала рукой нос и рот, пытаясь хоть как-то скрыть всхлипы. Наверняка, я опять сделал что-либо глупое, но я не знал – что.

– Я разговаривала с пациентом. Мне казалось, что я все делала правильно – просто слушала, позволяя ей говорить о том, как ей было грустно и какой стресс она испытывала здесь. Казалось, она почувствовала себя лучше, – сказала Белла, всхлипывая, – но как только мы закончили говорить… я не могла… я не могла больше сдерживаться, – добавила она, закрывая лицо руками.

– Иди сюда, – мягко произнес я, протягивая руки.

Белла практически впечатала себя в меня. Я поцеловал ее волосы и стер слезинку со щеки. Я снова прижал ее к себе и держал в течение нескольких минут, пока она не начала успокаиваться. Я знал, что худшее уже позади.

– Я знаю, очень сложно не позволять этому влиять на тебя, – сказал я, понимая, что ее чувствительность к чужой боли и болезням была вызвана смертью ее отца.

– Так и есть. Но в то же время мне становится лучше. Это – как очень странное выздоровление. Если кто-то хочет поговорить или выплакаться, я могу выслушать, потому что это случалось со мной все время. Я была той, кому надо было выплакаться. Сейчас я могу быть той, кто слушает.

– Я понимаю. И ты будешь лучшим слушателем, – ответил я ей искренне.

– Спасибо. И спасибо, что встретился со мной сразу, как я написала тебе.

– Когда я увидел, что ты расстроена, я подумал, что это из-за меня.

– О, нет. Мне просто нужен был… мой лучший друг, – сказала Белла, вытирая глаза.

– Ты была расстроена, поэтому захотела поговорить со… мной?

– Да, я… ты в этом хорош, – ответила она с неловким смешком.

– Я? Но я даже практически ничего не сказал, – произнес я, не понимая, как то, что я просто стоял рядом, могло помочь ей.

– Тебе и не надо было. Твои объятия сделали практически всю работу, – сказала Белла, кладя голову мне на плечо и улыбаясь с громким выдохом.

– Я рад, что хоть для чего-то гожусь, – ответил я, улыбаясь и поглаживая ее спину.

– Эдвард, – она закатила глаза, – еще не скоро ты услышишь от меня что-то подобное, так что просто цени, пока можешь. Ты хорош во многих вещах, – признала Белла с усмешкой.

Я просто уставился на нее.

– Что? – спросила она.

– Ты не собираешься забрать свои слова обратно? Скажи мне, что у тебя несварение, или, может, зуб болит, и поэтому ты такая сентиментальная, – потребовал я, взмахнув рукой, чтобы она продолжила.

– Нет. Ты просто удивляешь меня, Эдвард. И сейчас я полностью признаю, что я, Изабелла Свон, не думаю, что ты отвратительный и грустный, каким я считала тебя в начале, – ответила она со смехом.

– О, мой Бог. Почему я не успел это записать? У меня есть камера на Блекберри, – сказал я, доставая телефон из кармана. – Ты можешь повторить, пожалуйста, – подразнил я, протягивая телефон в ее сторону.

– Конечно. Позволь мне быть примером для всех развратных медсестер, снующих здесь. Эдвард Каллен снизит ваш IQ быстрее, чем вы окажетесь под ним… – парировала она, качая головой в притворном поражении.

– Как же много злобы за этим милым личиком…

Белла ничего не сказала, но беззвучно огрызнулась на меня. Я взял ее запястье и поцеловал его, зная, что это всегда смягчало ее сердце. И сейчас, услышав, как она замычала от удовольствия, я понял, что этот случай не был исключением.

– Ты грязно играешь, Эдвард, – произнесла Белла, игриво на меня обижаясь.

– Ты поняла это только сейчас? – спросил я, поднимая от удивления бровь.

Громко смеясь, она крепко обняла меня за шею.

– Спасибо, что поднял мне настроение, что заставил меня снова улыбнуться. И ты знаешь, я, э-м-м, буду более чем счастлива оказать тебе ответную услугу сегодня вечером, – добавила Белла, целуя меня и легко смеясь.

Я хотел сказать, что она уже отплатила мне. Для меня было достаточно уже того, что я смог успокоить ее и снова развеселить.

– Может быть, я могу поцеловать тебя и сделать лучше твой день? – прошептала она мне на ухо.

– Кареглазка, ты делаешь меня счастливым не только когда мы обнажены, – сказал я.

Она отодвинулась, чтобы посмотреть на мое лицо. Изучая меня в течение нескольких секунд, она, казалось, и не знала, что ответить.

– Тогда, может, я приготовлю для тебя яйца? – пошутила Белла, быстро поцеловав меня.

– Что еще? – ответил я, подмигивая. – Думаю, мне следовало бы изучить твое расписание здесь более подробно.

Как только она собралась ударить меня по руке, открылась дверь в комнату отдыха, где мы находились.

– Хэй! Только посмотрите, какую мышку утащил сюда кот, – произнес голос, который я хотел бы услышать в последнюю очередь.

Он принадлежал Джеймсу, коллеге, с которым мы частенько зависали до того, как мы заключили с Беллой соглашение.

– Джеймс, рад видеть тебя, – напряженно ответил я, когда он подошел к нам.

Моя рука сжалась в защитном жесте вокруг талии Беллы, ее рука все еще была в моей. И я не собирался отпускать ее от себя в ближайшем будущем.

– Давно с тобой не виделись, – произнес он, пожимая мою руку и очень скрытно пытаясь оценить прелести Кареглазки. – И как зовут твою милую подругу, Каллен?

– О, Белла, это – Джеймс. Джеймс, это – Белла, – сказал я.

Джеймс протянул ей руку для рукопожатия, но она не ответила, потому что не могла.

– Эдвард, – сказала Белла мягким голосом, – ты должен отпустить мою руку.

Я прочистил горло, прежде чем отпустить ее. Она пожала руку Джеймса, здороваясь с ним кратко, но дружелюбно.

Он изучал ее, как если бы она была куском мяса. Грязный кусок дерьма.

– Эй, что случилось? Ты больше не зависаешь в баре? – спросил Джеймс.

Он облизал свои губы, продолжая оценивающим взглядом смотреть на Кареглазку, и я, клянусь, хотел буквально вырезать его глаза, используя ржавый скальпель.

– Я был занят, – сказал я, безразлично пожимая плечами.

– Я вижу, – ответил Джеймс с самодовольной ухмылкой. – Итак, Белла, так это ты занимаешь все время моего бывшего партнера-по-преступлениям? – спросил он с милой улыбкой.

Он флиртовал с ней. Я провел языком по верхнему ряду зубов и сжал кулак. Именно этого я всегда и боялся – что появится кто-то, кто сможет забрать у меня мою Беллу.

– Думаю, да. Можно сказать, что я занимаю все его свободное время теперь, – сказала Белла, и ее слова шли в разрез с милой улыбкой.

Она звучала раздраженной.

– Не могу сказать, что виню Эдварда. Ты выглядишь как хорошее… отвлечение, – попытался он флиртовать снова, подмигивая.

Вот оно. Подмигни ей еще хоть раз, и я избавлю тебя от такой возможности. Попытайся подмигнуть, не имея глаз, засранец.

– Поверь мне, Джеймс. Ты даже не представляешь, – ответила Белла, – и сомневаюсь, что когда-либо сможешь, – добавила она прохладно. – Эдвард, мне надо идти. Думаю, меня там уже заждались.

– Я провожу тебя, – предложил я.

– Пока, Джеймс, приятно было познакомиться, – проговорила она быстро, кивая.

– Как и мне, – ответил Джеймс с еще одной грязной улыбкой. – Скажи, Каллен, – начал он, поворачиваясь ко мне, – ты хотя бы придешь на рождественскую вечеринку на следующих выходных? Ты же знаешь, эти заведенные медсестры всегда приводят с собой сестричек на такие праздники, надеясь найти братьев-докторов. Уверен, из нас вышла бы отличная команда, – добавил он с мерзкой усмешкой.

Я почувствовал, как Белла съежилась рядом со мной. В то время, как я был рад, что она не купилась на заигрывания этой гиены в обличии человека, только Бог мог знать, что она думала о Джеймсе. Я был смущен оттого, что Кареглазке пришлось это все выслушать, даже если я особо и не участвовал в этом разговоре.

Только Богу известно, что она думала обо мне, когда мы только встретились.

– Э-м-м, да. Я иду. Но я приду с Беллой. Не знаю как, но она позволила мне пригласить ее на свидание в тот вечер, – сказал я, улыбаясь ей. Она усмехнулась, прежде чем опустить взгляд в пол. – Думаю, тебе как-нибудь придется справляться без меня, Джеймс, – добавил я.

Мы шли по коридорам больницы в тишине, и это заставляло меня нервничать. Я все еще обнимал Беллу за талию – я не отпустил ее даже тогда, когда мы пытались протиснуться в дверь комнаты отдыха. Но я был полностью уверен, что она была раздражена поведением Джеймса, и я не мог винить ее за это, зная ее уже достаточно хорошо сейчас.

– Кареглазка? – сказал я, останавливаясь у входа в педиатрическое отделение.

– Хм? – произнесла она, выглядя так, будто мыслями была далеко отсюда.

– Мне жаль, что тебе пришлось выслушать, что сказал Джеймс. Вещи, о которых он говорил… он…

– Мудак? – предложила Белла.

– Он такой же, как и я, – ответил я, – или, по крайней мере, такой, каким я больше не хочу быть. И мне жаль, что я был таким.

– Такой же, как ты? Ты же шутишь сейчас?

– Нет, хотел бы я, чтобы это была шутка. Мы с Джеймсом частенько зависали. Ходили вместе выпить и все такое, – объяснил я, потирая лоб и неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Эдвард, если твой друг – мудак, не значит, что и такой. Это просто значит, что ты заводишь ужасных друзей, – сказала Белла со смехом, толкая меня плечом.

– Я знаю, но… я говорил раньше так же, как и он… вел себя так же… как мудак, – признался я.

– Ты бы сейчас себя так повел?

– Конечно, нет.

– Тогда разве это имеет значение?

– Но я и с тобой поначалу говорил и вел себя довольно... грубо. Я не мог контролировать себя рядом с тобой. Мне не следовало так себя вести, не следовало быть мудаком, который смотрит на тебя, пуская слюни.

– Джеймс вульгарный. Ты так никогда себя со мной не вел.

– Ты действительно думаешь, что между ним и мной есть разница?

– Ты знаешь, сейчас, когда ты об этом заговорил, – начала Белла, обнимая меня за талию, – между вами, может быть, и есть небольшая разница. Если бы ты от природы не был обаятелен, тактичен, искренен, полон тепла, остроумного чувства юмора и сочувствия, я бы сказала, что ты такой же, как и Джеймс, – перечислила она, и ее глаза были устремлены на потолок, пока она делала вид, что концентрируется на сказанном.

– Прям таким же? – сказал я, подыгрывая ей.

– За исключением этого его ужасного сального хвостика, – призналась она.

Я положил руки на ее шею, притягивая для поцелуя. Я не знал, сказала это Белла, чтобы успокоить меня, или на самом деле так думала, но в любом случае я был рад это слышать.

– Спасибо, Кареглазка.

– Не за что. И тебе спасибо.

– За что?

– Что сказал ему, будто у нас свидание в тот вечер, даже если это и было для того, чтобы избавиться от Сального Хвостика.

– Я сказал так не по этой причине.

Белла посмотрела на меня с долей скептицизма, прищурив один глаз.

– Ну, это, может быть, была только часть правды, потому что, если бы он посмотрел на твою грудь еще раз, я мог бы вырвать его глотку.

– Ты ревновал, Эдвард? – подразнила она, игриво мне подмигивая.

– Что ж, нет, – пробормотал я виновато, – мне просто не понравилось, что другой парень ошивался рядом с тобой. Не хочу, чтобы он тревожил тебя.

– Хорошо, но он и не тревожил. Мне было безразлично, что он говорил мне. Я имею в виду… да, я не хотела это слушать, но я могла просто игнорировать его, – пожала Белла плечами.

– Он не просто говорил. Он уставился на тебя сальным взглядом. Это было неприемлемо.

– Неприемлемо, да?

– Да. И то, что Джеймс дотрагивался до тебя, еще более неприемлемо. Просто, чтобы ты знала, – сказал я, когда мои губы сформировали жесткую линию.

– Эдвард, – нахмурилась Белла, – я ни за что не позволила бы ему тронуть себя. Ни за что.

– Хорошо. Но мне все еще не нравится думать об этом, – ответил я, надувая губы.

– Я поняла, Капитан Пещерный Человек. Готов отпустить меня сейчас? – пошутила она.

– Я не хочу, – сказал я ей.

Каким-то образом мои руки обхватили ее запястья во время нашего разговора.

– Мы можем попробовать наручники, – сострила Белла, протягивая запястья в мою сторону. – Я твоя заключенная, – прошептала она мне на ухо.

Я сделал медленный глубокий вздох, чтобы успокоиться… Только Бог знал, что я уже был готов забросить ее на плечо прямо в этом коридоре, если она и дальше продолжит играть.

– Если мы не проведем эту ночь вместе, Кареглазка… – прошептал я в ответ.

– Как насчет того, что ты закончишь здесь свою смену и отвезешь меня домой, чтобы мы могли… ты знаешь… избавиться от этого напряжения? – спросила Белла с игривой усмешкой.

– Потрясающая идея, Кареглазка, – ответил я, целуя ее, прежде чем вернуться к своим пациентам.

Дорогие читатели! С нетерпением будем ждать ваши отзывы, комментарии и впечатления под главой и на форуме  http://robsten.ru/forum/96-2051-1#1420953