BPOV

– Я люблю тебя, Эдвард, – прошептала я, сидя у него на коленях.

Сердце билось так сильно, будто тысяча лошадей разом пыталась вырваться из моей груди. Не думаю, что на Земле было достаточно алкоголя для того, чтобы я призналась ему, не боясь его реакции, даже если он и хотел, чтобы я сказала это первой. По большей части, потому что я не знала, куда это приведет нас. Я как будто снова была ослеплена (п.п. Белла имеет в виду тот урок Эдварда, когда он завязывал ей глаза, чтобы обострить другие чувства) и не знала, что может случиться дальше. Но я пыталась об этом не думать, стараясь не бежать впереди паровоза. Я просто хотела сфокусироваться на происходящем здесь и сейчас.

Я закрыла глаза, беспечно думая, что это заставит исчезнуть всю нервозность, растекающуюся в данный момент по моему телу. Но мои глаза были закрыты недолго, потому что Эдвард привлек меня в свои самые крепкие объятия.

– Я тоже тебя люблю, Кареглазка, – прошептал он мне на ухо.

Я практически расплакалась от облегчения – от чувства освобождения, которое испытала, когда Эдвард признался в том, что я уже давно знала. Я молча поблагодарила Бога за то, что наконец услышала эти слова.

На несколько мгновений мы уставились друг на друга. Я не могла сказать, о чем Эдвард сейчас думал, но выглядел он счастливым. Я пыталась понять, изменилось ли что-нибудь между нами сейчас, после наших признаний, но, спасибо Господу, нет – мы все также были Кареглазкой и Прижимателем.

Долгое время я могла лишь показывать Эдварду без слов, что чувствовала к нему. Я была слишком напугана, боясь оттолкнуть его. Казалось, он тоже меня любил, но мой мозг без устали пытался вообразить, какова будет реакция, если заставить Эдварда «повесить ярлык» на наши отношения. Когда я услышала, как Аро говорил ему о повышении, я попросту запаниковала. Сейчас же у нас не было никакого иного выбора, кроме как обсудить, что между нами происходило, потому что теперь нам не мешало соглашение, за которым мы оба прятались долгое время.

– Спасибо, – произнес Эдвард, мягко меня целуя, – что сказала это первой... Что призналась в своих чувствах, – добавил он, выглядя счастливым и грустным в одно и то же время.

– Конечно же, я бы призналась. Я давно это знала, – ответила я с улыбкой.

Я провела ладонью по его щеке, очертив затем указательным пальцем контур нижней губы.

– Как давно? – спросил Эдвард, подмигивая.

– Хм, – произнесла я со вздохом, – порядком, – ответила я скромно.

– Как давно, Кареглазка? – настаивал он, закусывая нижнюю губу.

Я не могла сопротивляться, когда Эдвард выглядел настолько мило и очаровательно.

– С той ночи, когда мы вместе ходили в кино. Когда мы поругались, а затем помирились. Уже тогда я знала, что люблю тебя, – объяснила я тонким голосом.

– Но мы же поссорились в тот вечер. Я расстроил тебя, – произнес он, качая головой и выглядя озадаченным.

– Я знаю, но мы во всем тогда разобрались, помнишь?

– Да, но тогда «прости» не было моим единственным словом, и я надеялся, что не расстроил тебя слишком сильно, – сказал Эдвард, хмурясь.

– Нет, ты наговорил тогда гораздо больше, – ответила я, что прозвучало как-то неопределенно.

– Объясни мне, пожалуйста, – настаивал он.

– Ты сказал, что доверяешь мне. Рассказал о том, что тебя расстраивало, и я хотела… и я хотела знать… чтобы помочь тебе, знаешь, справиться с этим… И тогда я поняла… что, вероятно, так думала, потому что была влюблена в тебя, – мягко призналась я, поигрывая с пальцами на его руке и ощущая, как снова начинает покалывать от слез глаза.

Эдвард взял мою руку и поцеловал ее несколько раз.

– Я очень счастлива сейчас, – сказала я, чувствуя, как еще один комок образовывался в моем горле.

– У тебя очень забавный способ показать это, – ответил он с улыбкой, намекая на мои слезы.

– Ты не мог бы… сказать это еще раз? – попросила я, вытирая глаза. – В прошлый раз я не видела твое лицо…

Казалось, сейчас было не менее важным не только услышать его признание, но и увидеть, как он его произносил.

– Я люблю тебя, – повторил Эдвард, и его яркие зеленые глаза смотрели прямо на меня.

– Боже, мне, и правда, нравится это слышать, – сказала я с ухмылкой.

Он согласился, говоря, что ему понравилось признаваться мне в любви, и это заставило мои глаза снова наполниться слезами.

Я вспомнила выходные, когда на День Благодарения приезжала моя мама, и то, какими взглядами она одаривала нас, думая, что я не замечала. В последний ее вечер здесь она сдалась, посоветовав мне принять то, что происходило, и просто быть счастливой, потому что, по ее мнению, не было в жизни ничего более важного, чем любимый человек рядом. Я думала, что, погрузившись полностью в учебу, смогу справиться с утратой отца, но, как оказалось, это не сработало.

Взамен я обрела подарок, которого не ожидала – нашу с Эдвардом любовь. Я как будто нашла в кармане 20 долларов прямо в тот момент, когда осталась на мели, не имея за спиной ни гроша, как будто наконец начала подъем по американским горкам в парке развлечений после того, как слишком долго спускалась вниз с аттракциона, практически забыв, зачем я здесь.

– Прости, я просто слишком глупая и сентиментальная. Отвлеки меня, – попросила я, взяв обе его руки и положив их на свое лицо.

Эдвард не мог придумать лучшее отвлечение, чем нежный поцелуй, которым он наградил меня.

– Мне нравится отвлекать тебя, – сказал он с игривой усмешкой, пока его пальцы нежно скользили по моей ключице.

Когда он начал целовать мою шею, я была настолько отвлечена, что едва ли могла разговаривать.

– Итак… у нас будут еще… ах… уроки? – спросила я слабым голосом, закатив глаза от удовольствия.

Так всегда случалось, когда его руки были на моих грудях, а губы – повсюду.

– Кареглазка, – ответил Эдвард с ухмылкой, – мы едва ли подошли к завершению курса, – объяснил он между поцелуями, – столько еще материала надо изучить… м-м-м, – простонал он, дотягиваясь до застежки моего платья, – а сейчас слишком много материала покрывает твое прекрасное тело.

Он спустил мое платье до талии с такой скоростью, которая все еще иногда меня удивляла.

– Прозрачный, – произнес Эдвард на выдохе, уставившись на мой бюстгальтер, – мой самый любимый. Боже, ты прекрасна, – пробормотал он, поглаживая мою щеку.

– Спасибо, что всегда говоришь мне об этом, – ответила я, целуя его ладонь.

– Это – правда, – сказал он, игриво взглянув на меня. – Лучшее в нашем времени вместе и в твоём обучении – видеть, как сильно ты изменилась. Ты больше не смущаешься, тебе комфортно со мной, и ты позволяешь мне заставить тебя почувствовать это.

– Потому что ты всегда был так мил, так терпелив со мной… ты так говорил со мной… касался меня. Ты очень соблазнительный, – игриво обвинила я Эдварда.

– Мне жаль, но тут я вынужден с тобой не согласиться. Это ты соблазнила меня, Кареглазка, даже если и не понимала, что делала.

– Вот видишь, именно об этом я и говорила, – ответила я с улыбкой.

– Правда… – настаивал он, качая головой, – в том, что я все еще не могу насмотреться на то, какой уверенной и сексуальной женщиной ты стала. Все еще не могу, – признался Эдвард, проведя рукой по чашечке моего лифчика. – Я люблю тебя, – прошептал он мне на ухо.

– Ты говорил… Я заставила тебя сказать это уже не один раз, – ответила я, смеясь.

– Мне остановиться?

– Нет, – сказала я, надув губы.

Он обнял меня, и я легко выдохнула, положив голову на его плечо.

– Может, я уже исчерпал свой лимит, произнося «я люблю тебя», – подразнил Эдвард.

– Это так не работает, – надулась я.

– Нет? И как же тогда это работает?

– Ты говоришь, что любишь меня, и я… терплю тебя.

– Эй, мне не нравится это новое соглашение. Давай вернемся к старому, – пожаловался Эдвард, смеясь.

Я посмотрела на него и сжала его губы указательным и большим пальцами.

– Не могу сказать «я люблю тебя» таким образом, – пробормотал он нечленораздельно, потому как его губы все еще были сжаты «уточкой» между моими пальцами.

– О, да, это правда. Не можешь, не так ли?

– Нет, не могу, – ответил он с ухмылкой, когда я убрала руку от его губ.

– Как же мне заставить тебя произнести «я люблю тебя» и сразу же заткнуть?

– Думаю, надо найти моим губам хорошенькое хобби.

– О, это – ужасно утомительный труд. Но должна ли я? – спросила я, игриво хмурясь и смеясь.

– Боюсь, да, должна. Ты должна нести этот крест теперь, ты знаешь, – произнес Эдвард с яркой ухмылкой.

– Если только так я смогу тебя заткнуть. Как насчет такого хобби? – вздохнула я, нежно целуя его в губы.

– Кареглазка… – произнес он, выглядя немного задумчивым и стеснительным.

– Да?

– Ты, э-м-м, пойдешь со мной на свидание? – спросил Эдвард, сильно волнуясь.

– Ты приглашаешь меня на свидание? Настоящее? – ответила я, прикрывая рот рукой, чтобы скрыть улыбку.

– Почему ты смеешься? – спросил он, выглядя расстроенным.

– Я не знаю… тебе не кажется, что мы двигаемся слишком быстро?

Эдвард взглянул на меня с таким сердитым выражением лица, которое изображал всегда, когда хотел пожаловаться.

– Отличный способ поднять самооценку парню, – проворчал он.

– О, мой Бог! Друг мой, с твоей самооценкой все в порядке, поверь мне.

– Ты пойдешь со мной или нет? – настаивал он.

– Конечно. Ты мог бы сначала пригласить меня в ресторан, чтобы произвести впечатление, а закончить вечер мы могли бы в какой-нибудь простой закусочной, наслаждаясь молочными коктейлями, – пошутила я, широко улыбаясь.

– А в конце свидания ты, может быть, даже позволила бы увидеть то, что будет надето под твоей юбкой. Ну, и не только увидеть… – подразнил Эдвард в ответ, указательным пальцем цепляясь за чашечку моего бюстгальтера и открывая себе вид на мою грудь.

– Да за кого ты меня принимаешь? Дойти до третьей базы прямо на первом свидании? – возмутилась я, шутя и откидывая его руку прочь, когда он попытался накрыть ей мою голую грудь.

– За очень горячую штучку, – сказал он, качая головой и постанывая.

– Говоря об одежде… – начала я, поигрывая с воротником его свитера, – ты выглядишь… – попыталась произнести я, но попытка провалилась.

– Каким? – спросил Эдвард, выглядя как никогда самодовольным.

– Очень-очень привлекательным в этом… – пробормотала я, мягко проведя руками от его плеч к шее.

– Спасибо, – ответил он, спуская лямки моего бюстгальтера.

– Но я думаю, что ты выглядел бы еще лучше без него, – проинформировала я, стягивая с Эдварда свитер, когда он поднял руки вверх.

Я сняла также футболку, которая была под свитером, чтобы получить возможность трогать его мускулы, его голую грудь и проводить пальцами по легкой поросли волос. На минуту я потерялась в своих мыслях, позволив глазам и рукам путешествовать по его торсу.

– Чем ты хотела бы… х-м-м? – подразнил он.

Эдварду нравилось слышать, как я говорила, что хотела его, даже несмотря на то, каким очевидным это всегда было. Я не возражала, ведь он всегда пытался заставить меня быть менее замкнутой с ним. И что-то мне также говорило, что эти слова заставляли пещерного человека внутри него чувствовать себя намного лучше.

– Я хочу принять душ, – ответила я, – хочу смыть с себя запах алкоголя, стать менее пьяной и более… раскованной, – объяснила я, целуя Эдварда в губы.

– Я приглашен на эту вечеринку? – спросил он.

– Эдвард, – ответила я, закатывая глаза, – без тебя вечеринки просто не было бы.

Спустя несколько минут мы стояли в ванной Эдварда, раздеваясь и ожидая, когда из кранов наконец-то потечет горячая вода.

– Позволь мне… – проворковала я, расстегивая его брюки, – позволь мне показать, чему я научилась с тех пор, как мы были здесь в первый раз, – добавила я с улыбкой.

Поцеловав меня с мягким стоном, Эдвард проник рукой между моих бедер к влажным трусикам, пока я помогала ему избавляться от брюк и боксеров.

– Я очень нервничала, когда первый раз дотронулась до тебя, боялась, что тебе это не понравится или я сделаю что-нибудь неправильно, – призналась я, пока мы стояли под струями горячей воды, – но я так многому научилась с тех пор, – промурлыкала я, позволяя моим намыленным рукам путешествовать вверх и вниз по его прессу, дразня его.

– Это было невозможно, Кареглазка. Даже в тот первый раз. Боже, ты сводишь меня с ума, – простонал Эдвард, прижимая меня к себе и целуя.

Его рот уже не был таким нежным и становился голодным и властным. Его большие руки, настолько же изголодавшиеся и требовательные, обхватили мою задницу.

– Я люблю касаться тебя теперь, – сказала я, целуя его в шею и продолжая дразнить, останавливая руки прямо там, где он, я знала, больше всего хотел их почувствовать. Он простонал, когда я взяла его за запястье и положила его руку себе на грудь, – и чувствовать, как ты касаешься меня.

– Я не могу сполна насладиться тобой. С каждым разом это становится все лучше и лучше, – произнес он.

– Ты все для меня, Эдвард, – ответила я с небольшой улыбкой.

– Нет, Кареглазка, это ты… ты помогла мне измениться, стать лучше, – сказал он, взяв мое лицо в свои руки, – со мной прежде никогда такого не было. Никогда. В моей жизни было много девушек… Но они никогда не делали для меня то, что делала ты, – добавил он. – Ты веришь мне, правда?

Медленно кивнув головой, я выдохнула, когда Эдвард отпустил мое лицо и сфокусировал внимание на груди, мягко ее сминая.

Я прекратила дразнить его и обернула вокруг него руки, не нуждаясь больше в инструкциях и наставлениях. Те дни, когда я была не уверена, как показать ему без слов свои чувства, теперь были в прошлом.

– Я могу сказать, когда ты близок… – произнесла я, изучая его лицо. Его брови были сведены, а глаза закрыты. Уголок его губ приподнялся с одной стороны, когда он услышал мои слова, – твое лицо становится таким напряженным, а потом просто расслабляется. Ты выглядишь… как самое величественное существо, которое я когда-либо видела во всем мире, – открыто призналась я.

Я была удивлена, когда Эдвард открыл глаза и накрыл своей рукой мою.

– Ты нужна мне, – просто заявил он, – пожалуйста, мне нужно…

– Скажи мне, что тебе нужно. Ты всегда говоришь мне, что дашь то, в чем я нуждаюсь. Я хочу сделать для тебя то же, – ответила я, чувствуя нужду и потребность сделать все возможное.

– Мне нужно заняться любовью с тобой, – сказал Эдвард.

– Да, – ответила я, быстро кивая головой.

Мы нетерпеливо помогли друг другу ополоснуться и вытереться. Я высушила волосы так быстро, как только могла, и буквально вылетела в коридор, следуя за Эдвардом в спальню и замирая на пороге. Зрелище передо мной развернулось впечатляющее – на нём было только полотенце, обмотанное вокруг бедер; он встал на одно колено, чтобы зажечь камин и наполнить комнату теплым светом. Я смотрела на его профиль, освещенный мягким сиянием огня, на его перекатывающиеся мышцы рук, пока он укладывал поленья и поджигал газеты. Пол, скрипнув под моим весом, дал ему знать о моем присутствии.

– Привет, красавица, – произнес Эдвард с улыбкой. – Увидела то, что тебе нравится, Кареглазка? – подразнил он.

– Где-то я слышал это раньше… – подколола его я, – ох, да. В тот первый раз, когда я познакомилась с тобой, ты был полностью обнажен. Да. Сложно забыть такое, – добавила я, морща нос в притворном презрении.

– Знаешь, что? Ты та девушка с плаката, который так и кричит «эта леди слишком много протестует». Твоя фотка должна быть рядом с любой похожей цитатой.

– Скажешь, я виновата в том, что при нашем знакомстве ты был обнажен?

– Нет, но ты постоянно об этом упоминаешь. Мне все время приходится гадать, являюсь ли я для тебя лишь вещью, – произнес он тяжелым голосом, фальшиво вздохнув.

– Ты самая привлекательная и сексуальная вещь, которая у меня была, Эдвард, – проскандировала я, громко смеясь.

– Иди сюда и поцелуй меня, – рассмеялся он.

– Я не могу отказаться, Эдвард. Ты слишком горяч, – саркастично фыркнула я, закатывая глаза.

Я рассмеялась, когда он поднял меня и отнес в спальню, и замолчала, когда была бесцеремонно брошена в центр кровати.

– Больше не смешно, а, моя маленькая мегера? – спросил Эдвард с ухмылкой, смотря прямо на меня.

– Я ненавижу мужчин, – ответила я, взглянув на него сердито.

– Но я люблю тебя, – произнес он, ложась рядом со мной.

– О, нет. Ты это слышал?

– Слышал… что? – спросил Эдвард, выглядя смущенным.

– Скажи это снова. А потом внимательно прислушайся.

– Я люблю тебя… – повторил он, – но я ничего не слышу.

– Не слышишь? Это же – коллективный скорбный вопль всех твоих бывших шлюшек, Эдвард, – подразнила я, прикладывая руку к уху и делая вид, что к чему-то прислушиваюсь.

– А ты бунтарка, маленькая девочка, – ответил он, совершенно не обидевшись. Он схватил меня и начал щекотать своими длинными пальцами мои ребра. – Бунтарка!

– Да, так и есть, – запротестовала я, пытаясь избавиться от его рук. – Смотри! Одна пролетела мимо окна! – воскликнула я, резко сев и указав пальцем на окно. – Они приближаются! Нет, шлюшки! Не делайте этого! Вам же достался Джеймс!

– Хорошо-хорошо, я пошутила. Пожалуйста, остановись, – провизжала я, задыхаясь от смеха.

Он перестал меня щекотать и отодвинулся так, что я снова смогла дышать. Я обвила ноги вокруг него. Тот факт, что мы оба были одеты лишь в полотенца, заводил меня, потому что что я была сейчас с моим Эдвардом… И он любил меня.

– Так много вкусных мест, – сказал он, снимая с меня полотенце и инспектируя мое голое тело, – я и не знаю, с чего начать.

– М-м-м, – промурлыкала я, когда его язык подразнил мою грудь, – мне все равно, где ты начнешь… просто не останавливайся.

– Моя? – спросил Эдвард, проведя рукой между моих ног.

– Не задавай вопросы, на которые знаешь ответы, детка, – сказала я ему с улыбкой. – Ты умный мальчик. Чья, ты думаешь, она?

– Мне нравится слышать, как ты произносишь это, – пожаловался он тоном, который расплавил все мои внутренности.

– Я твоя… Каждая часть меня… – прошептала я. – Теперь я принадлежу тебе. Мое тело, мое сердце – это все твое, доктор Каллен, – пообещала я, возвращая ему те же слова, которые он произнес, когда мы впервые провели ночь вместе. Но в этот раз не было никакой ролевой игры, никаких притворств.

Глаза Эдварда засветились ярким светом, когда он понял, что я повторила слова, произнесённые им в ту ночь, когда он показал мне, что значило для женщины быть с любимым мужчиной.

– Больше никакого дружеского секса, Кареглазка, – произнес он с серьезным выражением лица.

Эдвард тоже устал от притворств.

– Да.

– Я и не знал, что значило заниматься любовью до тех пор, пока не встретил тебя, – прошептал он.

– Мы оба прошли через это, – ответила я с улыбкой. – Я тоже не знала. Но теперь знаю, – добавила я, рукой заставляя его лечь на спину.

Я наклонилась вперед, медленно дразня его своими поцелуями. Тело Эдварда напряглось, и он издал нетерпеливый стон, когда я потерлась о него.

– Ты так просто не открылась бы для меня и не начала цвести, Кареглазая Белла, – сказал он, садясь и располагая нас нос к носу, – ты стала самым прекрасным цветком, который когда-либо у меня был.

Мы сидели напротив друг друга, когда Эдвард поднял меня за талию и вошел. Скрестив ноги на его пояснице, я опустилась ему на бёдра, выгибая спину в ответ на нежные прикосновения и толчки, которые делали нашу связь еще более крепкой.

– Мой Эдвард, – пробормотала я, держа его лицо в руках, когда он сжал меня в крепких объятиях.

Поначалу я медленно вращала бедрами напротив него, потому что не хотела рушить только что установившуюся между нами связь, и продлевала каждую проведенную вместе секунду. Затем наши тела были крепко переплетены друг с другом, и это был самый божественный, идеальный и прекрасный момент, который мы разделили с Эдвардом. Я целовала его, пока нам обоим не стало хватать воздуха. Наслаждаясь моментом нашего единения, я положила голову ему на плечо.

– Посмотри на меня, милая, – попросил Эдвард мягко.

Я улыбнулась, распознав в его голосе нежность и улыбку.

Прямо сейчас мы сделали друг для друга то, что было сделано нами уже давно – заставили почувствовать другого счастливым и целым.

– Ты единственный мужчина, которого я когда-либо хотела, Эдвард, – призналась я, почувствовав, что приблизилась к пику. – Я люблю тебя, детка, – повторила я, и мои слова слились с протяжным стоном.

– Мне нужно быть тем мужчиной для тебя, Кареглазка… я нуждаюсь в тебе, – признался в ответ Эдвард, кончая глубоко внутри меня. – Боже, я люблю тебя, – произнес он, хотя его дыхание все еще было прерывистым.

Эдвард уложил нас на кровать, и мы обнялись, переплетая наши руки и ноги как можно крепче.

– Ты так и не ответила на мой вопрос, – сказал он, играя с прядкой моих волос.

– Какой вопрос? Думаю, прямо сейчас мой мозг не способен мыслить здраво.

– На тот, где я спросил, пойдешь ли ты со мной на свидание, – ответил он, и его брови нервно подергивались.

– Конечно, пойду, сумасшедший, – ответила я с улыбкой. – И теперь я хочу спросить тебя… почему ты так нервничаешь?

– Я не уверен. Ты делаешь это со мной. Я все еще не знаю, чего ожидать. Может быть, ты дашь мне от ворот поворот.

– Я?! После всех наших разговоров и моих глупых слез, и наших занятий любовью ты думаешь, что я откажусь пойти с тобой на ужин и в кино? – спросила я, немного удивленная.

– Думаю, все так и есть. Прежде всего, я никогда не знаю, что ожидать от тебя, – пошутил Эдвард, обняв своими ручищами мою грудь, – и я не знаю… может быть, я так волнуюсь, потому что у меня наконец-то есть что-то ценное. Как я должен о тебе заботиться? Как я могу убедиться, что даю тебе все, в чем ты нуждаешься? Я думаю об этом и нервничаю еще больше.

– Это очень трогательно. Я не знаю, что сказать, – ответила я, проведя указательным пальцем по кольцу на его мизинце. – Думаю, я тоже никогда не знаю, что ожидать от тебя.

– Это принадлежало моей маме, – произнес Эдвард, вытягивая вперед руку, на которой было надето толстое серебряное кольцо, – я давно его не носил.

– На нем что-то выгравировано, – заметила я.

– Это – заглавная «Э». Ее имя было Элизабет, хотя все называли ее Либби.

– Ты скучаешь по ней?

– Иногда.

– Эдвард… – начала я, почувствовав, что сейчас самое время спросить его о том, что уже давно занимало мои мысли… если для этого вообще можно было найти подходящее время.

– Хм?

– Твой отец знает о тебе? – спросила я, и мой голос чуть-чуть дрожал.

Я боялась надавить на него слишком сильно, выпустив наружу эмоции, которые он давно похоронил глубоко в себе. Поначалу Эдвард ничего не ответил, и я подумала, что зашла слишком далеко и вступила на запретную территорию.

– Я не знаю, – ответил он еле слышно.

– Ты никогда не пытался его найти?

– Нет.

– Мне жаль. Я заставляю тебя чувствовать себя некомфортно.

– Просто это не самая любимая моя тема. И не думаю, что она когда-нибудь ей станет.

– Мне все еще жаль.

– Почему? Ты ничего не сделала.

– Я знаю… но ты ничего не знаешь о своем отце… и у тебя нет мамы…

– Но ведь не ты разлучила меня с ними, – логически заключил Эдвард.

– Я знаю, – повторила я, вздыхая. – Но мне жаль, что у тебя нет родителей, семьи, которая заботилась бы о тебе и любила тебя. Что насчет твоей бабушки? Она, ну, ты знаешь… вы близки?

– На самом деле, нет.

– Почему?

– Я никогда не мог найти общий язык с бабушкой и дедушкой. Я жил с ними, когда моя мама умерла, и все было… просто ужасно с самого начала.

– Ты хочешь рассказать мне?

– Я не знаю. Я никогда об этом не говорил.

– Что случилось? – спросила я, проведя рукой по щеке Эдварда и надеясь, что это успокоит его.

– Они привезли меня на похороны мамы в Чикаго и сказали, что я буду жить с ними. У меня не было какого-нибудь мнения или выбора… и я совсем их не знал…

– Ты никогда до этого их не видел?

– Нет. Впервые я встретил их в больнице, где умерла моя мама.

– Ты знал, почему всё случилось именно так?

– Моя мама рассказывала, что у нее была семья… не близкая ей. Она говорила, что оставила прошлое в Чикаго. Я не знал, что это значило.

– Они когда-либо пытались объяснить тебе, что произошло? Твои бабушка и дедушка?

– Прежде, чем я смог спросить, они отправили меня в частную школу.

– Они заставили тебя учиться в интернате?

– Ну, может быть, к их решению и я приложил руку.

– Как?

– Наши вещи, те, которые остались в Нью-Хэйвене, были отправлены в Чикаго. У моей мамы была куча коробок, и многое я хотел бы сохранить. Но мой дед потребовал выбросить «этот мусор». И когда я услышал, как он это произнёс, что-то во мне надорвалось. Мне казалось, что он пытался избавиться от любого упоминания о моей матери. Тогда я схватил свою бейсбольную биту и разгромил его кабинет. Это была ошибка, мне не следовало этого делать.

– Эдвард, ты был ребенком! Конечно, такое отношение к памяти твоей мамы разозлило тебя, – сказала я, убежденная в его правоте.

Я почувствовала, как внутри меня нарастает волна гнева. Я совсем не знала деда Эдварда, но мне пришлось сглотнуть комок горечи, образовавшийся оттого, как безразлично и равнодушно он отнесся к смерти своей дочери и судьбе своего маленького внука.

– Думаю, то, что я сделал, доказало ему, что я был таким же «мусором», который он не хотел видеть в своем доме. Я тоже был отбросом для него, – просто объяснил Эдвард, констатируя факты.

– Я уверена, что на самом деле твой дед так не думал. Прекрати так говорить, – сказала я, слегка повышая тон.

Я удивила даже саму себя тем, как сильно была возмущена низкой самооценкой Эдварда.

– Ну, этого я никогда не узнаю. На следующий день моя бабушка сказала, что они отправляют меня в школу-интернат. Я знал, что они были богаты. Они, вероятно, позвонили в школу, пожертвовали немного денег, и меня без промедления взяли.

– И ты их никогда не навещал? Не ездил домой на каникулы?

– Я старался, по возможности, избегать любых контактов с ними, честно говоря. Я ненавидел их, пока рос. Я увидел жизнь, которую они вели – они были богаты, у них было много домов с дворецкими и обслугой. И я не мог представить, как они могли так жить, пока моя мама из последних сил делала все возможное, чтобы выбить для меня гранты на обучение и отправить в частную школу для одаренных детей. У них было все. А у моей мамы – ничего. Я не знал, почему так происходило, но причина не могла быть адекватной, какой бы она ни была.

– Поэтому ты сказал, что наследство для тебя не имеет значения?

– Так и есть. Но я с удовольствием истрачу его на свои нужды. По крайней мере, я могу поблагодарить деда за то, что он оставил мне это, прежде чем умереть.

– Я могу понять, почему ты так решил. А что насчет твоей бабушки? Она разве не хочет тебя видеть?

– У нее сейчас не самые лучшие времена. Она очень часто болеет…

– Но разве она не скучает по тебе? Она… ведь… – надавила я, не понимая, почему после стольких лет у них не сложилось хоть каких-либо отношений.

– Не все так просто, – ответил Эдвард, и в его голосе проскользнула капелька раздражения, показывая, что он не хотел бы снова углубляться в эту тему.

– Прости, давай забудем. Ты же понимаешь… мне просто хочется все о тебе знать. Я не хотела вытаскивать из тебя плохие воспоминания.

– Ха, – произнес Эдвард, фыркнув, – забавно, что ты употребила слово «воспоминания». В этом-то вся проблема.

– Что ты имеешь в виду?

– Мою бабушку. У нее – старческое слабоумие, болезнь Альцгеймера. Она совсем ничего не помнит. По крайней мере, ничего обо мне.

– Эдвард, – произнесла я, вздыхая и беря его лицо в свои руки.

Мое сердце разрывалось от боли за него. У него никого не было – его единственный живой родственник не мог его узнать, даже если бы и захотел познакомиться с ним поближе.

И хуже этого было прошлое Эдварда, которое, казалось, могло остаться именно прошлым… как будто он навсегда был вычеркнут из жизней своих близких. Никого не осталось, кто мог бы сказать, кем он являлся на самом деле. Никто не мог объяснить, где ему найти отца или почему его мать была вынуждена растить его одна, без поддержки семьи и мужа. Единственное, что хоть как-то связывало Эдварда с родственниками, была компания его семьи в Чикаго. Но она была материальной вещью, которая не могла купить ему то, в чем он нуждался больше всего.

– Эй, эй… почему ты плачешь? – спросил он, тоже беря мое лицо в свои руки, – я думал, это была моя очередь плакать над грустной историей, – мягко пошутил он.

– Мне не понравилась твоя история. Совсем. И я не хочу, чтобы у тебя вообще были такие истории, – настояла я.

Я едва ли могла выразить словами, какое впечатление произвел на меня его рассказ. Я даже боялась представить, как произошедшее могло отразиться на Эдварде.

– Ты же знаешь, я совсем не понимаю, что мне делать, когда ты расстроена, – сказал он, глубоко выдыхая и обнимая меня рукой за плечи, – ну же, Кареглазка. Ты расстроена этой историей даже больше меня. Это просто случилось, ничего уже не исправить, – объяснил Эдвард, стараясь успокоить меня.

– Но все должно было быть по-другому, – настаивала я, всхлипывая.

– Это уже неважно, – произнес он с легкой улыбкой.

– Конечно, важно, Эдвард, – настаивала я.

– Но у меня теперь есть всё. И ты это всё делаешь лучше, – сказал он, приподнимая кончиками пальцев мой подбородок и смотря прямо на меня.

Его лицо выглядело ангельски идеально, когда он произнес эти слова, и я могла видеть счастье в его глазах. Они были удивительным отражением его души, и, чем дольше я смотрела, тем четче видела, как «потерянный маленький мальчик» превращается в «счастливого мальчугана».

– Я… делаю все лучше? – спросила я, не веря.

Я была слегка под впечатлением оттого, что, не делая практически ничего, я сделала для Эдварда так много.

– Ты все делаешь лучше, – проинформировал он, прежде чем мягко меня поцеловать, – особенно – яйца. Кстати, утром я бы не отказался от омлета. Только не переборщи с сыром, – пошутил он, но я совсем не восприняла юмор, когда он снова начал вести себя как задница.

Эдвард выдохнул с громким звуком, когда я легко ударила его по ребрам.

– Ну, все. Я куплю тебе курицу, чтобы на ней ты оттачивал свое свинское поведение. Ты можешь открыть целый зоопарк, а я съеду к Элис и Роуз.

– Нет, – запротестовал Эдвард, схватив мой кулак и легко разжав мои пальцы, чтобы поцеловать ладонь и затем положить ее себе на грудь прямо над сердцем, – ты не можешь уйти, – просто произнес он.

– Я не могу, ха? И почему это ты так в этом уверен? – спросила я, приподнимая бровь.

– Полегче, – рассмеялся он, опрокидывая меня на спину и прижимая своим телом к кровати, – смотри, ты не можешь уйти, – добавил он, зарываясь лицом в мою шею и принимая свою обычную позицию для сна – ту, которая не давала мне сделать ни единого движения.

Я любила Прижимателя, даже если иногда он и перекрывал мне доступ к кислороду.

– Нет, я не смогу уйти, – признавая поражение, прошептала я, целуя Эдварда в лоб и слыша, как он начинает слегка похрапывать в мое ухо.

Дорогие читатели! С нетерпением будем ждать ваши отзывы, комментарии и впечатления под главой и на форуме  http://robsten.ru/forum/96-2051-1#1420953