BPOV

– Итак, Дикий Член наконец-то приручен и теперь хочет знать, кто его отец? – спросила Роуз, посмеиваясь в свой стакан карамельного Маккиато.

– Отцы Диких Членов… – отвлеченно повторила Элис, уставившись в пространство и помешивая ложкой чай, – напомните мне еще раз, о чем мы говорили?

– Боже, вы совершенно не можете долго на чем-то концентрироваться. Это просто удивительно, – пожаловалась я, качая головой.

Я хотела бы быть более раздраженной, но не могла. По правде говоря, Элис и Роуз, в их собственной странной манере, пуская в ход грубые шутки и нелепые взгляды на какие-либо вещи, дали мне столько советов об отношениях, сколько не мог дать ни один психолог.

– Нет, правда, – начала Роуз, – это хорошо. Он хочет найти своего отца. И ты, поскольку никогда не могла отказать этому парню, хочешь помочь, – резюмировала она, звуча вполне убежденно.

– Роуз, конечно, я не могла ему отказать. Я не могла бы запретить ему говорить о своей семье или просить у меня помощи, – сказала я мягким голосом.

Я опустила голову и плечи, утыкаясь подбородком прямо в грудь.

Я просто делала то, что могла сделать для него – и ничего больше. Эдвард доверял мне, был уверен во мне, а этого он никогда и ни с кем не испытывал. Иногда, думая об этом, я была настолько впечатлена этой мыслью, что, если это было возможно, влюблялась в него еще больше. Это делало меня счастливой, такой невообразимо счастливой оттого, что он доверял мне так, как никому в своей жизни.

Но также это и пугало меня до чертиков.

Я чувствовала, будто заботилась о чем-то очень маленьком и хрупком, но невероятно важном для меня. Я не хотела все испортить. Я не могла подвести его и заставить сожалеть о своем доверии. Эдвард пытался справиться с вещами, о которых долгое время предпочитал даже не думать. Поэтому сейчас ему приходилось испытывать всю гамму человеческих эмоций, которые постоянно старались затянуть его назад. Я не хотела сделать что-нибудь, что заставило бы и так неустойчивую почву под его ногами окончательно раствориться.

Не говоря уже о том… не говоря о том, какой забавной штукой могла быть любовь. Когда человек, которого ты любишь, страдает, и неважно, ты ли причина этой боли, угадайте, что происходит? Вы тоже чувствуете эту боль. Возможно, вы не ощущаете ее так же остро, как ваш любимый человек, но без сомнения, это заставляет вас страдать вместе с ним.

Элис, должно быть, заметила, как я ссутулилась, признавая поражение, и потянулась через столик в нашей любимой кофейне Старбакса, чтобы похлопать меня по руке, прежде чем высказать свое мнение.

– Белла, – сказала она, – я знаю, как сильно ты хочешь помочь своему доктору Пироженке. И то, как сильно ты хочешь помочь ему, потрясающе, – признала она.

– Спасибо. Я очень сильно о нем беспокоюсь. Я хочу помочь ему пройти через это, – сказала я, постукивая по деревянному столу ложкой для сахара.

– Каково это – встретить его бабушку? – спросила Роуз, смотря на меня из-за кружки кофе, которую она поднесла ко рту, чтобы сделать глоток.

– На самом деле, все было не так плохо. Я не знала, чего ожидать; не знала, будет ли она милой или полной сукой. Оказалось, она просто безобидная старушка, которая едва ли может уследить за нитью разговора из-за того, что постоянно проваливается в сон, – объяснила я. – Мне было жаль ее. И Эдварда. Все эти годы он был зол и чувствовал свою вину. Столько времени потрачено впустую, – добавила я, слегка хмурясь.

– И как он повел себя с ней? – пропела Элис.

– Ну, могу сказать, поначалу он очень сильно нервничал – начал еще до того, как мы покинули его квартиру. Поэтому я просто попыталась еще раз убедить его в том, что все пройдет хорошо. Я вошла к ней первая, чтобы узнать, какая она. Но вместо того, чтобы познакомиться со мной, она приняла меня за свою дочь. Я не знала, сможет ли Эдвард с этим справиться, поэтому сразу его предупредила, – объяснила я, рассказывая им все подробно и в деталях – так, как просила меня Элис, когда ранее прислала мне сообщение.

– Боже, кто бы мог подумать, что такое произойдет, – сказала Роуз, снова констатируя очевидное.

– Понимаете, часть меня очень нервничает из-за того, что случится, если мы найдем его отца. Захочет ли он вообще иметь что-то общее с Эдвардом? Будет ли расстроен тем, что у его сына ушло почти 30 лет, чтобы найти его? – разглагольствовала я вслух, чувствуя, как росла моя нервозность.

– Но, с другой стороны, – продолжила я, – умираю как хочу знать, что, черт возьми, тогда случилось. Что сделали родители мамы Эдварда? Должно быть, что-то очень и очень плохое, потому что она исчезла вместе с ребенком и никогда больше с ними не говорила, – добавила я, заметив, как Элис кивала, соглашаясь.

Я потерла лоб, пытаясь хоть чуть-чуть успокоиться.

– Как вы собираетесь это делать? Как вы собираетесь его искать? – спросила она меня.

– Ну, я убеждена, что сначала должна поискать самостоятельно. Я имею в виду… мне нужно позвонить или написать ему первой… не Эдварду, – попыталась объяснить я, – тогда, если этот парень и знать нас не захочет… – продолжила я, но не смогла закончить предложение.

Было слишком больно даже думать об этом.

– Для Эдварда будет проще, если он узнает это от тебя, – ответила Элис, заканчивая мою мысль и произнося слова с большей убежденностью, чем смогла бы я.

Я опустила голову на руки, задумавшись о том, что могло бы произойти, если в конечном счете все так и получится. Что я скажу? Как я смогу это сказать? И реакция Эдварда… Я даже не смогла представить выражение его лица. Это просто разорвало бы меня на части. Единственная вещь, которую я могла сделать, – это надеяться, что Карлайл Каллен, кем бы он ни был, где бы он ни был, сможет принять новость о том, что у него есть сын.

Я почувствовала, как на глазах снова появились слезы, и быстро начала их утирать. Эдвард этого не знал, но я плакала несколько раз за последнюю неделю, чтобы ослабить копившееся во мне напряжение и выразить свою печаль. Все эмоции – нервозность, грусть, страх, печаль и даже злость – должны были выйти наружу. Я не могла показать ему, что чувствовала на самом деле, потому что это заставило бы его страдать еще больше. Прошлой ночью я мягко всхлипывала, лежа в наполненной шоколадной пеной ванне, пока Эдвард на кухне убирал и мыл посуду после ужина.

Не то, чтобы я хотела спрятать от него свои чувства… я просто знала, что сейчас Эдварду нужна была сильная и смелая версия меня, чтобы помочь преодолеть все трудности и невзгоды. Но я не могла этого сделать, если была бы нервной и расстроенной. Он сразу же раскусил бы меня – я знала это. И если бы так произошло, Эдвард снова закрылся бы, и на этот раз не из-за своего страха или несчастья, но чтобы не расстраивать меня.

– Ох, Белла, Белла, – проворковала Элис, обнимая меня одной рукой, – не плачь, девочка. Что бы ни произошло, все будет хорошо. Вот увидишь, – убеждала она меня, будучи человеком, для которого стакан всегда был наполовину полон.

– Послушай, что может произойти ужасного? – спросила Роуз, поднимая голову. – Его отец окажется отцом и пошлет тебя. Эдвард не будет счастлив, но хуже, чем прежде, не станет. По крайней мере, он будет знать, что его отец – мудак, правильно? – задала она риторический вопрос, протянув руку через стол, чтобы похлопать по моей.

Я напомнила себе, что сказала Эдварду несколько дней назад: «Все будет хорошо. Даже если поначалу будет казаться наоборот, все нормализуется». И я на самом деле верила в сказанное. Я знала, каково это, когда все буквально рушилось на твоих глазах… я прошла через это, когда умер мой отец. Это причинило мне самую сильную боль в моей жизни. Но потом стало лучше. Спустя время все оказалось на своих местах. И теперь я могла помочь Эдварду справиться с этим. Если его отец не захочет его знать, я помогу ему пережить эту потерю прямо так, как оплакала потерю своего отца.

– Да, вы, девочки, правы. Я не хочу, чтобы его отец оказался ослом, но, если он таков, думаю, готова оказать Эдварду помощь. Я хочу помочь ему справиться с этой ситуацией, какой бы она ни оказалась, – констатировала я, поднимая голову и кивая в подтверждение своих слов.

– Разве она не самая лучшая девушка на свете, Ро? – спросила Элис, указывая на меня пальцем. – Эта девушка – борец! – прокричала Элис, поднимая два больших пальца вверх.

– Прунелла, ты больше не та счастливица, которой повезло жить рядом с горячим голым гинекологом, – подразнила Роуз, – это он теперь счастливый ублюдок. Горячий, сексуальный, счастливый ублюдок, – добавила она.

Каким-то образом этот момент, наполненный шуточными подколками и признаниями, стал нуждаться, по мнению Элис, в песне. Она начала петь, постукивая ногой в такт.

– You were my eyes when I couldn't see… you were my cooch when I couldn't pee... (п.п. Celine Dion «Because you loved me». Правда, вторую строчку Элис переделала, и теперь ее можно перевести как «ты был моим членом, когда я не могла пописать»… Послушать песню, посмотреть текст и его перевод можно здесь – http://www.amalgama–lab.com/songs/c/celine_dion/because_you_loved_me.html) – пропела Элис, стараясь изо всех сил подражать Селин Дион.

– I'm everything I am, because you… boned me…– пропели они в унисон, кружась вокруг себя на своих стульях (п.п. Девушки опять переделали оригинал песни: вместо фразы Селин Дион «because you loved me» (потому что ты любил меня) они спели «потому что ты связал меня». Сексуальные намеки в действииJ).

– Ты был моим членом, когда я не могла пописать? Серьезно? – спросила я, качая головой и дуясь на них.

Люди посматривали на нас, но в этом не было ничего необычного, потому что мои подруги любили устраивать спектакль. Теперь это уже и меня не смущало.

– Что, разве Селин не так поет? – спросила Элис невинно. – Ох, значит, я ошиблась, – добавила она беспечно, прежде чем запеть еще громче.

Роуз сделала то же самое, только она еще добавила ритма, стуча по столу.

Я спрятала лицо в руках, заставляя их подумать, что я смущена и расстроена их поведением, но на самом деле я смеялась вместе с ними, потому что нашла кое-что ироничное в том, о чем они сейчас пели. Мы с Эдвардом действительно нашли друг друга буквально у себя в штанах. И даже я могла признать, что это было довольно забавно.

***

Вторник пролетел незаметно, и я вошла в офис Шелли Коуп, чтобы попрощаться. Это стало нашей маленькой традицией – я заходила к ней пред уходом домой, чтобы немного поболтать.

– Итак, ты уже думала о своих планах, Белла? – спросила она, ссылаясь на наш разговор двумя неделями раньше.

Она просила меня подумать о моем желании стать социальным работником и, возможно, получить магистерскую степень в этой области вместо того, чтобы продолжить изучение английского.

– Да. Я поговорила об этом с мамой, она решила, что идея потрясающая. И я ненавижу признавать это, но судя по облегчению, которое испытал мой руководитель в университете, он тоже так подумал, – призналась я со смехом. – Видимо, он уже некоторое время знал, что теперь мое сердце полностью принадлежало другому призванию.

– Но что ты об этом думаешь? – спросила Шелли. – Только это важно в конечном счете, – добавила она, мягко мне улыбаясь.

В то время как вопрос, заданный Шелли, был, очевидно, логичным и простым, я все еще не думала о том, что же я хотела бы получить от своей жизни. Я выбрала степень по английскому языку и писательскому делу, потому что всегда была хороша в этих предметах. Конечно, я находила их интересными… но действительно ли это было тем делом, которым я хотела заниматься всю свою жизнь? Я никогда не спрашивала себя об этом, так почему тогда решила, что мне нужна была эта степень?

– Без сомнения, это кажется мне правильным выбором. Я чувствую… когда я здесь, я делаю то, что имеет значение. И каждый раз, возвращаясь домой, понимаю, что сделала все правильно. Это делает меня счастливой, – сказала я ей, улыбаясь в ответ.

– Я надеялась, что ты так и скажешь, – призналась Шелли, – на самом деле, я надеялась получить разрешение на оформление бумаг, чтобы ты начала работать здесь волонтером полный день. Конечно, после того как закончишь учиться и подашь заявление на магистерскую степень, – добавила она.

– Спасибо, Шелли, большое, – ответила я, по-настоящему благодарная за ее поддержку, – я не подведу тебя, – пообещала я.

– Не за что. И я знаю, что ты будешь лучшей частью нашей команды здесь, – сказала она, быстро меня обнимая.

– Ох, – произнесла я, внезапно задаваясь вопросом, – я, э-м-м, у меня есть одна личная проблема. Могу я попросить у тебя совета? – спросила я, чувствуя себя слегка неловко.

– Конечно, – ответила Шелли мягким спокойным голосом.

Я сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить.

– Хорошо. Если сложилась такая ситуация, что я должна… рассказать кому-то плохие новости. Как я должна это сделать? Как мне это сказать? – спросила я, только сейчас заметив, что заламывала пальцы.

– Плохие новости? Это очень субъективное слово – плохие. Это может означать много всего в зависимости от человека… в зависимости от ситуации. Это самая ужасная вещь, которую может услышать этот человек?

– Ну, я не думаю, что все настолько плохо. Но это включает в себя потерю… я имею в виду потерю шанса быть счастливым. В самом лучшем случае это его только разочарует.

– А в худшем? Как он себя почувствует?

– Думаю, будет чувствовать себя отвергнутым... как будто он ничего не значит, – сказала я с тяжелым сердцем.

– И этот человек, он кое-что значит для тебя, не так ли?

– Да. Он значит для меня все, – ответила я, и мой голос был не громче шепота.

– Тогда нет никакой разницы, как ты это скажешь, пока он будет знать, что значим для кого-то – значим для тебя, – ответила Шелли, передавая мне платок и хлопая меня по руке.

Я кивнула и вытерла слёзы.

Шелли воодушевила меня своим советом. Пока я была рядом с Эдвардом, он мог справиться с этим. Думаю, сейчас я была готова помочь ему найти отца и пережить любые последствия.

– Спасибо еще раз... что выслушала, что помогла мне разобраться со всем. Я, правда, ценю это, – сказала я ей после минуты, которая мне потребовалась, чтобы привести мысли и чувства в порядок.

– Эй, вот поэтому они зовут меня Коуп (п.п. с английского «cope» – справляться, бороться, ладить). Это то, чему я всех тут учу, – ответила она, подмигивая.

Шелли еще раз меня обняла, прежде чем я вышла из ее кабинета, направляясь вниз, чтобы встретиться с Эдвардом и поехать домой.

Как только я увидела его, сразу же поняла, что у него была тяжелая и полная работы смена. Эдвард выглядел измученным – мешки под его глазами явно об этом свидетельствовали – и еле-еле поднимал ноги при ходьбе, тихо шаркая. Но, несмотря на очевидную усталость, он широко мне улыбнулся и нежно поцеловал, когда я встретила его у главных дверей больницы.

– А они не дают тебе скучать, не так ли? – спросила я, проводя рукой по его щеке, когда мы сели в машину, направляясь домой.

– Да, это было довольно утомительно. Беременные женщины могут быть очень-очень жестокими, – проворчал он, слегка нахмурившись, – одна чуть не оторвала мне руку, когда я сказал ей, что уже слишком поздно для эпидуральной анестезии. Разве это моя вина, что ее роды протекали столь стремительно? – пожаловался Эдвард, массируя свой бицепс.

Я не смогла сдержаться и рассмеялась над его ворчанием, но все же слегка похлопала по той руке, которая была-почти-оторвана, стараясь успокоить его.

– Согласна, но разве ты можешь ее винить? Сомневаюсь, что она мыслила разумно, ты же знаешь, она чувствовала невыносимую боль… и все такое, – подразнила я, – возможно, я бы тоже захотела оторвать тебе руку, и не только ее, – сказала я, внезапно понимая, что скрывалось за моими словами, – я имею в виду, если бы я чувствовала такую боль, знаешь, ну, не во время родов… – быстро исправилась я, жестикулируя сильнее положенного и стараясь увести разговор подальше от этой проблемной темы.

– Я… э-м-м, – все, что сказал Эдвард в ответ.

Он выглядел так, будто ему совсем нечего было сказать, когда внезапно его уставшие глаза расширились и уставились на дорогу. Я молилась, чтобы подо мной разверзся пол машины и я могла бы быстро сбежать прямо на ходу, но мои молитвы не были услышаны, поэтому я просто смотрела в окно до тех пор, пока мы не приехали.

Когда Эдвард не вышел из машины, чтобы открыть мне дверь, как он это обычно делал, я посмотрела на него, все еще жалея о том, что у меня совершенно отсутствовал речевой фильтр. Слава Богу, его лицо больше не выглядело таким удивленным, просто немного смущенным и очень милым. Эдвард наклонился и поцеловал меня, прежде чем посмотреть изучающим взглядом. На его лице было такое выражение, будто он хотел что-то сказать, но не был уверен, должен ли это сделать. Я улыбнулась, потому что это обычно помогало ему разговориться, когда он нервничал. Я тоже нервничала, но потом Эдвард усмехнулся мне, и я почувствовала, что неловкое напряжение между нами начало рассеиваться. Внезапно мы заговорили одновременно.

– Я никогда не думал о том, что у меня будут дети, пока не встретил тебя, – произнес он быстро, стараясь облечь в слова то, что было у него на уме.

– Когда-нибудь я заведу семью… я имею в виду не сейчас, но когда-нибудь, – сказала я так же быстро.

А потом до меня дошло, что он только что сказал.

– Правда? – спросила я, слегка пораженная его признанием, но в то же время очень тронутая.

– Да. Правда, – ответил Эдвард, убирая локон волос мне за ухо и широко улыбаясь.

Я посмотрела вниз на наши руки, сплетенные на консоли. Его большая рука была изящной, с длинными красивыми пальцами. Моя была маленькой, с пальцами одной длины, за исключением большого. Но вместе наши руки создавали идеальную пару, потому что его пальцы идеально оплетали мою кисть, крепко ее сжимая.

– Я вспомнила о том, как мы сидели в машине, возвращаясь с осеннего фестиваля, – сказала я, улыбаясь счастливым воспоминаниям, – я попросила тебя рассказать мне что-нибудь милое, что заставило бы меня почувствовать себя лучше, – сказала я, опуская глаза на часы на приборной панели, которые внезапно стали для меня очень интересными.

– Я помню это, – ответил Эдвард, поднося наши сплетенные руки к своему лицу и целуя мою, – что-нибудь, от чего ты будешь чувствовать себя на седьмом небе от счастья, – подразнил он, улыбаясь.

Я кивнула и смущенно улыбнулась.

– Ну, да, – согласилась я, – но то, что ты сейчас сказал, это… это в миллион раз лучше, – сказала я со вздохом, прежде чем поцеловать его, – уверена, я сейчас выше, чем на «седьмом небе», – добавила я, смеясь.

Эдвард наклонился и еще раз меня поцеловал. Я почувствовала, что покраснела, думая о нем и наших детях.

– Давай поднимемся наверх, прежде чем я скажу что-нибудь, что опять поставит меня в неловкое положение, – умоляла я, – мы оба устали и голодны. Пойдем.

***

Мы были в моей квартире и ели то, что осталось от вчерашнего ужина, который я приготовила, пока Эдвард был на работе.

– Я всегда готовлю слишком много, когда тебя нет рядом. Может, мне нужна вся эта еда, чтобы не было так одиноко, поэтому я продолжаю готовить большими порциями, – пошутила я, доедая последние кусочки курицы, оставшиеся на моей тарелке.

– Х-м-м, – начал Эдвард, приподняв бровь и посмотрев на меня, – думаешь о больших вещах, пока скучаешь по мне, а? Фрейд бы сказал, что тут все понятно, – похвалился он.

– Осторожнее, детка, – предупредила я, стараясь изобразить предупреждающий взгляд.

– Итак, многие мои «вещи» большие… мозг, руки, ноги, а еще…

– Рот? Или, подожди, может, твое эго? – прервала его я. – И вообще откуда взялась вся эта энергия для разговоров? – пошутила я.

– Кареглазка, в любом случае, когда это у меня не хватало энергии, чтобы хорошо с тобой «поработать»? – спросил Эдвард с ухмылкой, прежде чем взять меня за руку и мягко ее поцеловать.

– Когда-нибудь… – пригрозила я в шутку, качая головой и показывая кулак, стараясь подражать Ральфу Крамдену из «Новобрачных» (п.п. американский комедийный телесериал).

– Бах! Прямо в лицо? – спросил он, притворяясь, что испугался, и поднимая руки в поражении.

– Бах! – повторила я, целуя его лицо. – Прямо в твое лицо, – продолжила я, еще раз его целуя… знаете, чтобы убедиться, что он усвоил урок.

Эдвард встал из-за стола и потянул меня за собой. Мы быстро убрались, я взяла свой ноутбук и телефон, прежде чем подняться наверх, где нас ждала удобная большая кровать.

Я разделась до нижнего белья и забралась в кровать, смотря, как Эдвард раздевался до боксеров. Я все еще не могла отказать себе в возможности поглазеть на его мускулы, которые перекатывались, когда он двигался, на его сильную спину и широкие плечи, на его упакованный восемью кубиками торс, на гибкие ноги – на все это я никогда не устану смотреть. Он был действительно красивым.

– Эх, милая, – сказал Эдвард, располагаясь рядом со мной и накрывая нас большим теплым одеялом, – думаю, я узнаю этот взгляд, – пошутил он, зная, что наблюдение за его раздеванием делало со мной.

– Думаешь, поймал меня с поличным, потому что я покраснела? – ответила я, проваливая попытку оправдаться в его глазах.

Скорее, я выставила себя перед ним на посмешище.

– Не то, чтобы я жаловался, – сказал он, улыбаясь одним уголком своих губ.

– Конечно, ты бы этого не сделал, – ответила я, положив голову на его руку, а затем слегка чмокнув ее, – ох, это же не твоя пострадавшая рука? – спросила я, волнуясь за него и в то же время желая слегка подшутить.

– Нет, но спасибо за напоминание, что даже женщина, находящаяся в самой болезненной стадии родов, может побить меня, если она достаточно мотивирована, – пошутил Эдвард, зевая.

– Я ее даже не знаю, но хочу подружиться с ней, – сострила я, – я бы хотела узнать у нее все детали случившегося. Она пыталась оторвать руку от самого плеча? Или от локтя? Или только кисть с пальцами? – дразнилась я, стараясь его смутить.

– Ох, ты хочешь знать, чтобы всю оставшуюся жизнь вспоминать мне это? Или чтобы сделать то же самое однажды, – подразнил он, легко поворачивая разговор так, что теперь я была предметом его шуток.

– Я же говорила, что совсем не это имела в виду, – запротестовала я, дуясь.

– Но я надеялся, что именно это, – ответил он, целуя и овевая мою шею теплым дыханием, – знаешь, я подумал…

– Ах, ох, – прервала я, слегка фыркнув.

Эдвард нежно накрыл мой рот рукой, прежде чем продолжить.

– Говоря о семье, я подумал, что если смогу найти своего отца, то эта часть моей жизни может начаться со встречи с ним или с того, что я наконец-то смогу отпустить свое прошлое, если он не захочет меня знать. В любом случае, я пойму, где стою и как мне двигаться дальше, – признался он.

– Я знаю, Эдвард. Я найду его для тебя, если смогу, – предложила я, приподнимаясь и целуя его в лоб, – если я найду его телефон или адрес телефонной почты, то свяжусь с ним.

– Спасибо, Кареглазка, – прошептал он, поглаживая меня по щеке.

– И… знаешь, неважно, чего хочет или не хочет твой отец, я всегда буду с тобой, так долго, как ты этого хочешь, – призналась я, слегка волнуясь, прежде чем поцеловать левую часть его груди прямо над сердцем.

Эдвард приподнял мой подбородок пальцами и подарил мне долгий, теплый, медленный поцелуй, выражая свою благодарность.

– Так долго, как я хочу тебя, да? – спросил он. – Не уверен, что мне нравится, как это звучит. Я имею в виду… разве на земле есть женщина, которая бы мучила, раздражала, провоцировала и дразнила меня больше, чем ты? И если ты найдешь ее, я уволю тебя, милая, – пошутил он.

– Хорошо, я запощу объявление на нескольких сайтах по поиску работы, потому что я устала терпеть твое эго. И видеться с тобой каждый день в больнице после моего выпуска будет немного неловко, – призналась я, невольно делясь с ним последними новостями.

– Шелли предложила тебе работу на полный рабочий день? – спросил Эдвард, слегка приподнимаясь. – Ты же примешь ее предложение, так? – снова задал он вопрос, и в его голосе слышалось нетерпение.

– Да, конечно. Я начинаю сразу же после окончания весеннего семестра. Я приму предложение Шелли и буду подавать документы на магистерские программы, которые готовят специалистов по социальной работе. Надеюсь, я поступлю на ту, которую курирует твоя больница, ну, или по крайней мере, где-то здесь, в Бостоне, – объяснила я с улыбкой.

– Я так тобой горжусь, Кареглазка, – вздохнул он, оставляя миллионы поцелуев по всему моему лицу, – и я буду честным. Мне не нравится мысль о том, что тебе придется переехать. Я бы соврал, если бы не сказал, что уже думал о том, чтобы найти работу там, где ты будешь проходить магистерскую программу, – добавил Эдвард мягким голосом.

–Ты был бы моим личным сталкером, – пошутила я, хотя на самом деле мои глаза начинало пощипывать от слез, потому что он готов был последовать за мной, – и я люблю тебя за это.

– Ты думаешь, я позволил бы какому-нибудь придурку разрешить оторвать ему руку во время твоих родов? Я так не думаю, Кареглазка. Этого не случится, – проворчал он.

– Только ты готов иметь со мной детей, чтобы я не родила их от кого-нибудь другого. Должна признать, это в какой-то мере… даже мило, – сказала я, улыбаясь и чувствуя, как краснею. – Боже, теперь ты счастлив? Теперь мне даже выбирать не из чего, – проворчала я, целуя его в ладонь.

– Итак, если моих причин недостаточно, то какие у тебя причины?

– Потому что я люблю детей… и я ненавижу быть единственным ребенком. Ох, и… э-м-м, дети пахнут очень вкусно, – перечислила я.

– И как эти причины связаны со мной? – спросил Эдвард, слегка обиженный тем, что ни одна причина не была связана с ним.

– Ну, – начала я, закатывая глаза, – ты думаешь, я хочу оторвать во время родов руку какому-нибудь незнакомому придурку? – заметила я с сарказмом.

– Только такому придурку, как я? – проворчал он, перекатываясь и забрасывая на меня одну ногу.

– Ага, – подтвердила я, кладя его левую руку на мою грудь прямо над сердцем.

Несколько мгновений мы просто лежали, дыша в унисон, прежде чем погрузиться в умиротворенный сон. Засыпая, Эдвард бормотал о том, что к тому времени постарается не быть таким придурком.

Через несколько часов я проснулась, уже ничему не удивляясь – Эдвард крепко обернул свои руки и ноги вокруг меня, как будто бы они были теми ужасными корнями старого дерева, которое хватало тебя и не собиралось никогда и никуда отпускать. Обычно я находила это слегка раздражающим, но в последнее время, если честно, влюбилась в эту его привычку. То, что раньше было для меня неподъемным грузом на моей шее, сейчас стало не бременем, но тем, что придавало мне сил на весь день. И я не хотела, чтобы это когда-нибудь менялось.

Поэтому вместо того, чтобы слегка раздраженно попросить Эдварда отпустить меня и несильно пихнуть под ребра, я погладила его по рукам, нежно ослабив захват пальцев, и поцеловала в грудь вместо того, чтобы поворчать о том, что мне это не нравилось. Когда он начал переворачиваться на спину, постанывая, я почувствовала, как его тело расслабилось, и теперь знала, что буду делать так каждое утро. Также я заметила, что Эдвард не только расслабился, но и возбудился.

Я сумела выбраться из-под его большого-мужского-тела и забраться сверху.

– Это – лучший способ, чтобы проснуться утром, – вздохнул он, все еще сонный, пока я прокладывала дорожку поцелуев от его подбородка к шее и обратно, доходя до таких любимых, вкусных, полных губ, прежде чем начать освобождать нас обоих от одежды.

Я хотела каждым прикосновением и поцелуем показать Эдварду, что он значил для меня, как то, что мы построили вместе – начиная с чисто физических отношений и заканчивая прочной эмоциональной связью, – теперь работало без перебоев. Наш союз перерос во что-то настоящее и реальное. Его душа и сердце были для меня ценнее всего на этом свете, благодаря им мы смогли построить сначала прочный фундамент дружбы, на котором позже вырос дом, полный любви. Весь наш опыт был тем, что я никогда не представляла частью своей жизни, но это случилось, и сейчас в моей жизни наступило время, когда я очень нуждалась в том, чтобы быть счастливой и любимой.

– Эдвард… я знаю, что очень часто дразнюсь, – прошептала я, – шучу, что просто терплю тебя… но ты же знаешь, что это все лишь наша игра? – сказала я, как никогда желая услышать от него подтверждение моих слов, но в то же время считая, что это было очевидным с самого начала.

– Конечно, знаю, Кареглазка, – сказал он с улыбкой, когда я усаживалась на его бедра, не позволяя подняться, – и мне нравится эта часть тебя. Та часть, которая заставляет меня бороться за мое счастье, та часть, которая никогда не сдается, – добавил он, пока его руки исследовали мои бедра вдоль и поперек, нежно поглаживая и сжимая их.

– Я никогда не сдамся, никогда не откажусь… от тебя, – пробормотала я, наклоняясь вперед и опираясь руками на его плечи.

Я прижалась к Эдварду всем телом, грудь к груди, наши сердца бились в унисон так близко, как только могли.

Я выпрямилась и опустила руку, чтобы нежно направить его в себя, двигаясь медленно и аккуратно. Закрыв глаза, я почувствовала, как проснулся и запульсировал каждый нерв в моем теле. Мой мужчина был подо мной, позволяя мне доставить удовольствие нам обоим, позволяя мне управлять процессом. Сейчас наши уроки были о том, как правильно заниматься любовью, не важно, что новое мы пробовали в постели. И в этот раз я была не просто учителем, но той, кто давал, направлял и доставлял удовольствие.

– Кареглазка, – сказал Эдвард еле слышно, – ты заставляешь меня желать положить мир к твоим ногам, стать мужчиной, которого ты заслуживаешь. Я люблю тебя, – простонал он, и его глаза сосредоточенно смотрели, как я двигалась на нем вверх и вниз, все быстрее и быстрее.

– Ты даешь мне все, что я когда-либо хотела. Не забывай об этом, любовь моя, – выдохнула я, положив его руку на свою левую грудь, в то время как его другая рука скользнула между нами, лаская меня.

– Позволь мне, Эдвард, – сказала я, убирая его пальцы подальше от моих бедер, – я хочу показать тебе, как мне нравится доставлять тебе удовольствие, точно так же, как ты делал это для меня так много раз, – добавила я, едва справляясь со своим дыханием.

Мягко улыбаясь, он расслабился и просто наблюдал за мной.

Я покрутила головой из стороны в сторону, позволяя моим локонам упасть мне на лицо и рассыпаться по плечам. Я начала двигаться ритмичнее и мурлыкать каждый раз, когда он полностью погружался в меня. Эдвард оставался почти неподвижным, но его лицо, его красивое лицо, сменило несколько выражений – от легкого удивления к нежности и любви, подкрепленной желанием и потребностью. Его глаза метались от моей груди к лицу и обратно. Я выгнула спину и провела руками по волосам, поднимая их наверх, а потом отпуская, чтобы они снова рассыпались по спине.

Я начала двигать бедрами быстрее, теперь нетерпеливо, не сдерживая стоны и почти уже не контролируя свои движения. Я нуждалась в том, чтобы достичь финальной черты, до которой только этот мужчина мог довести меня. Эта была та черта, где все останавливалось и взрывалось от удовольствия, тепла и экстаза.

– Белла Эдварда, Белла Эдварда, – выдохнула я, беря его за руки и кладя их на моё лицо.

– Красавица, красавица Белла… я твой, – простонал он, когда его тело напряглось, и я почувствовала, как он кончил в меня.

– Я твоя, – прошептала я.

Пытаясь отдышаться от счастливой усталости, я снова накрыла нас одеялом, ложась на Эдварда сверху и устраивая голову между его подбородком и ключицей. Мои ноги все еще были по обе стороны от его бедер, буквально пригвождая его к кровати.

Поэтому сегодня я была его Прижимателем. И это заставило меня вспомнить о Дне Благодарения, когда мы разломали пополам кость на счастье, загадывая желания. Теперь у меня был свой форт из простыней, где меня любили и всегда ждали.

Дорогие читатели! С нетерпением будем ждать ваши отзывы, комментарии и впечатления под главой и на форуме  http://robsten.ru/forum/96-2051-1#1420953