Эдвард POV

Я потер глаза после того, как отправил сообщение, которое только что написал Карлайлу. В нем я постарался объяснить все, что происходило и до сих пор происходит в моей жизни. То, что смерть моей мамы была вызвана ее алкоголизмом, который она скрывала очень хорошо – даже от меня – пока я не повзрослел достаточно, чтобы все понять. То, что она никогда не говорила, почему уехала из Чикаго вскоре после моего рождения или почему никогда не общалась со своими родителями. То, что после ее смерти я был вынужден поселиться с ними, но вскоре был отправлен учиться в частную школу-интернат. То, что мой дед умер через несколько лет от сердечного приступа, так и не объяснив, что произошло в прошлом. То, что у моей бабушки сейчас была последняя стадия болезни Альцгеймера, но именно она дала мне единственную подсказку – его имя – чтобы я смог найти своего отца.

Сегодня был очень эмоциональный день, но в то же время и очень радостный – для меня. Я был более чем напуган реакцией Карлайла на звонок Беллы. Убежденный, что он не имел ни малейшего понятия о моем существовании, я надеялся, что в лучшем случае он будет слишком шокирован и пообещает присылать мне открытки каждое Рождество. Я, и правда, сомневался, захочет ли он иметь со мной дело.

То, что Карлайл знал о беременности моей матери, то, что он чувствовал к ней… к нам… просто изумило меня. Годами я ощущал себя пустым призраком человека, которым я мог бы стать из-за запутанной и ошибочной теории моего появления на свет. Теперь я понимал, как был не прав. Теперь я мог двигаться вперед, жить с определенной целью, теперь моя жизнь имела значение.

Внезапно я вспомнил слова Кареглазки после одной из наших ссор: «Ты не можешь потеряться, если следуешь своему собственному пути. Кроме того, у нас у всех есть карта. Ну, она вроде встроенного в нас GPS. Это твое сердце, Эдвард. Оно говорит тебе, куда идти».

Я думал, что понял тогда Беллу, но только сейчас я действительно испытывал то, что она тогда описывала. Сейчас я мог, наконец, позволить эмоциям управлять мной вместо того, чтобы подавлять их вместе с болью. Я следовал по простому пути, делая вид, что меня ничего из этого не касалось. И в конце концов, все, что я сделал, – это создал вокруг себя мир… пустой и бессмысленный.

Несмотря на то что именно бабушка дала подсказку, которая помогла мне найти отца, Белла была той, кто придал мне сил для этого. Без ее мягкого, но требовательного руководства я все еще был бы «тем парнем», которого теперь я не очень-то и любил. Но сейчас, к счастью, мне не нужно было быть им, думать или вести себя, как он.

Мой разум заполнили мысли о Белле, о том, что она значила для меня, пока я вставал из своего рабочего кресла и потягивался. Она просто была лучшим, что когда-либо случалось со мной.

Улыбка растянулась на моем лице, когда я вспомнил, как Белла занималась со мной любовью прошлой ночью. Это была одна из многочисленных фантазий о ней. И она наконец-то осуществилась: ее тело двигалось вверх и вниз над моим, ее груди подпрыгивали в такт мягких, но настойчивых движений бедер.

А фантазия… и рядом не стояла с тем, что произошло прошлой ночью. Боже, реальность была в миллион раз лучше! И я был свидетелем того, как Белла превратилась в женщину, которой она являлась сейчас: уверенная в своей красоте и в своей сексуальности, а также любящая, яркая, независимая… иногда даже раздражающе упрямая. И я был тем, кто любил эту женщину. Потрясающе!

Дойдя до кухни, я прислонился плечом к косяку, смотря, как Белла мыла посуду. И я заметил то, что сильно меня удивило – ее плечи были опущены и тряслись. Текла вода, поэтому я не мог слышать, но был уверен, что она плакала.

– Кареглазка, – мягко сказал я, обнимая ее одной рукой за плечи, а второй выключая воду, – что случилось? Почему ты плачешь?

Я напугал ее, потому что она подпрыгнула, когда я обнял ее.

– Ничего, – ответила Белла коротко, быстро заморгав и прогнав слезы, – наверное, немного мыла попало мне в глаз… наверное, – добавила она неуверенно, смотря в пол.

Я нахмурил брови, глядя на нее скептически. Я много знал об этой женщине, и поэтому был уверен, что она совершенно не умела лгать. Она не могла произнести даже «безобидную» неправду – язык ее тела сразу же выдавал ее.

– Ты плакала, – просто констатировал я, – пожалуйста, скажи мне, почему, – попросил я снова, приподнимая кончиками пальцев ее подбородок и заставляя посмотреть мне в глаза.

– Ты подумаешь, что это твоя вина, – запротестовала Белла.

– Почему? – настаивал я, передавая ей бумажное полотенце, чтобы она могла вытереть руки. – Я не могу ни о чем думать, только волноваться, если я не знаю, что случилось.

– Вот почему я не хочу говорить тебе… почему… плакала, – ответила она просто.

– Теперь я, и правда, начинаю думать, что сделал что-то, раз ты утаиваешь это от меня. Пожалуйста? – попросил я снова, хмурясь еще больше.

Кареглазка молча перебирала полотенце в руках. Я забрал его, заменив своей рукой, с которой она сразу же начала нервно играть, как и прежде.

– Я плакала, потому что это был длинный день, – призналась она, – я не расстроена, просто слишком много эмоций крутится в моей голове, и я плачу, чтобы «отпустить» их, – добавила она, проводя пальчиком по линии жизни на моей ладони.

– Ты делала это и раньше – в тот день в госпитале, когда попросила меня встретить тебя в комнате отдыха, – вспомнил я.

Белла просто кивнула головой в подтверждение моих слов.

Видя, как виновато она выглядела, я мог только представить, сколько раз она так «отпускала» свои эмоции, пока пыталась помочь мне разобраться с моими проблемами, включая мою бабушку и поиски моего отца. То, что до меня раньше не дошло, как тяжело ей было справляться со мной, со стрессом и печалью, которыми была полна эта ситуация, было просто абсурдом. Все, что мне нужно было, – это ее помощь, и я никогда не задумывался, чего ей это стоило.

– Мне жаль, что все это расстраивает тебя. Это неправильно. Или честно, – сказал я, жалея о том, каким эгоистом был.

– Это не расстраивает меня. Я говорила тебе – я просто пытаюсь справиться, – сбрасывая мою руку, настаивала Белла, выглядя при этом слегка раздраженной.

– Нет, «отпускать эмоции» – это если бы ты ударила меня или дала локтем по ребрам. А ты просто плакала. Я не могу… Кареглазка, это неприемлемо. Ты не должна плакать, – добавил я убежденно, качая головой.

– Неприемлемо? – рассмеялась она. – Ты смешон, ты знаешь это? Ты что, выдаешь мне запрет на слезы? – спросила она, и ее раздражение росло. – Ты теперь тиранишь плач? Ты что, «слезный» Муссолини? О, э-м-м… Слезолини?! – прокричала она расстроенно, смотря на меня недоверчиво.

– Что плохого в том, чтобы быть расстроенной? – ответил я, стараясь защититься. – И да, если я смогу сделать что-нибудь, что остановит твои слезы, я сделаю, – добавил я, говоря чертову правду.

Я отвел ее в гостиную, где мы оба сели на диван. Белла глубоко вздохнула и закрыла глаза, очевидно, пытаясь успокоиться и очистить свои мысли.

– Ты не можешь заставить меня перестать чувствовать, Эдвард. Это так не работает. Все негативные эмоции – печаль, злость, что угодно – даже я не могу заставить себя перестать чувствовать их, а я и не хочу, – объяснила она, выглядя более спокойной, – то, что происходит с тобой, что вызывает в тебе эти эмоции, я чувствую все это. Но нет ничего, с чем я не смогла бы справиться, если я слегка «отпущу» их, – добавила она, смотря прямо на меня.

– Но я не хочу, чтобы ты плохо себя чувствовала из-за меня, – настаивал я.

– Позволь мне кое-что объяснить. Когда ты расстроен, я тоже. И нет другого пути. Нравится тебе это или нет, но, если ты страдаешь, я тоже. Не вини себя и не пытайся объяснить мне, что я должна или не должна чувствовать. Ты знаешь, что я ненавижу это, – сказала Кареглазка.

– Ты на самом деле становишься отвратительной, – ответил я ей нетерпеливо, опять хмурясь.

Но, когда она рассмеялась, я знал, что больше она не была так раздражена, как минуту назад.

– Просто будь собой и люби меня, хорошо? – спросила Белла с маленькой улыбкой. – Потому что это – часть нашей сделки, – добавила она, неуверенно мне улыбаясь.

– Согласен, но не скрывай ничего от меня, пожалуйста. Это заставляет меня только еще больше беспокоиться, – сказал я, – и ты пообещала мне, что будешь более открытой к разговорам, что будешь иметь чуть больше веры в меня, – напомнил я ей.

– Я знаю. Я знаю, – повторила она, проводя рукой по волосам, – но я подумала, что у тебя будет именно такая реакция, что ты обвинишь себя. И это – единственная причина, почему я не хотела, чтобы ты знал. Это забавно… ну, даже иронично, потому что я думала про себя, что это будет последний раз, когда я позволю себе поплакать, и, на самом деле, я сделала это от облегчения, – призналась она.

Когда я обнял Беллу, она положила голову мне на плечо, прежде чем продолжить.

– Карлайл хочет узнать тебя. Все получилось. Я надеялась на лучшее, но ожидала худшее. И худшее не произошло, – сказала она мягким голосом.

– Нет, – ответил я, поглаживая ее волосы, – худшее не произошло. И я не смог бы сделать это без твоей помощи. Я всем тебе обязан, Кареглазка. Я в долгу перед тобой, – добавил я со всей искренностью, прежде чем поцеловать ее в лоб.

– В целом, вместе с налогами ты должен мне 12 долларов 47 центов, потому что только Бог знает, как ты утомляешь меня (п.п. с английского «tax» можно перевести не только как «облагать налогом», но и «утомлять, чрезмерно напрягать»), – рассмеялась она, закрывая один глаз и указывая на меня пальцем.

– Не дурачься, ну же. Я серьезно, – ответил я, ловя ее палец и целуя его кончик.

– Эй, – начала Белла, беря мое лицо в руки, – я не могу перестать дурачиться, когда ты говоришь такое. Ты ничего мне не должен, – добавила она, смотря на меня с таким любящим выражением, без которого, думаю, я больше не смогу жить.

– Но ты сделала для меня гораздо больше, чем я для тебя, – ответил я, стараясь быть с ней полностью откровенным.

– Это – неправда, Эдвард. Я уже говорила тебе, почему я люблю тебя… как много ты сделал для меня, – сказала Белла мягко, дотягиваясь до моей руки и нежно ее сжимая, – ты сделал меня счастливой… и все еще продолжаешь это делать. Без тебя у меня не было бы такой бесценной (для меня) работы в больнице. Я не жила бы той жизнью, которая была мне предначертана, – напомнила она, поглаживая мой большой палец.

– Я люблю тебя, Кареглазка, – ответил я, не зная, что еще сказать.

Я не мог выразить словами то, что она делала со мной, когда признавала, сколько я сделал для нее и какой счастливой она стала.

– Я тоже тебя люблю, – призналась она в ответ, нежно меня целуя, – и я больше не буду ничего считать, потому что я не дружу с цифрами. Это – во-первых. А во-вторых, потому что ты все равно наврал бы все в своих счетах, – пошутила она, ведя большим пальцем по моей щеке.

– Наврал бы в своих счетах? Но мне нравится проверять твои счета, – флиртовал я, чувствуя ее счета под своими руками.

– Боже, если кто-то и мог заставить счета звучать грязно, то это был бы только ты, – пожаловалась Белла игриво, закатывая глаза и качая головой, прежде чем рассмеяться.

– Да ладно, признай, что тебе нравится мой метод рассрочки, – сказал я, усмехнувшись и приподняв бровь.

Кареглазка мило простонала и шлёпнула меня по бедру. Я рассмеялся, когда она попыталась ударить меня в грудь своими маленькими кулачками, потому как это не было больно.

– Ауч! – простонал я от притворной боли. – Хватить колотить меня, женщина!

– Я не бью тебя. Я «отпускаю» свои чувства, помнишь, умник? – спросила она, и ее лицо просветлело от смеха.

– А вот так я отпускаю свои чувства, – прошептал я в ее шею, проводя руками по ее бокам, пока они не достигли бедер.

Я оставил влажную дорожку поцелуев от ее плеча до внутренней стороны запястья. Ее кулачок открылся, словно цветок, когда Белла почувствовала мои губы напротив венки на запястье, а я нежно взял ее ладонь и поцеловал.

– Нет никакого смысла бороться с тобой, и никогда не было, – пробормотала она, ее глаза все еще были закрыты.

– Я рад, что мы хоть в чем-то согласны, – пошутил я, прокладывая еще одну дорожку поцелуев, только теперь вверх по ее руке.

– Эй, у нас только что была первая настоящая ссора, ну… ты знаешь, в качестве парня и девушки, – сказала Белла мягким голосом, закусывая губу и смотря на меня в ожидании.

– И мы справились с этим, – ответил я с широкой улыбкой, прежде чем начать легонько покусывать мочку ее уха.

– Ты же знаешь, что это значит, да? – спросила она, слегка отстраняясь от меня.

Кареглазка посмотрела на меня своими шоколадными глазами, прежде чем кокетливо улыбнуться знающей улыбкой.

– Примирительный секс? – спросил я с усмешкой.

Ох, сколько возможностей!

– Это, должно быть, самый лучший секс, – прошептала она, прижимаясь ко мне в поцелуе.

– Ты в этом убедишься, – сказал я ей, – поэтому смысл бороться со мной есть. На самом деле, с этого дня мы должны бороться постоянно, – добавил я, прежде чем нетерпеливо облизать губы.

Я знал, что то, как я облизывал губы, сводило ее с ума, и, честно говоря, я был готов использовать что угодно из моего широкого арсенала «умелого соблазнителя». Когда она неосознанно облизала свои губы, я позволил «тому парню» вернуться ненадолго. Не было никакого смысла прощаться со всеми плохими привычками. Их просто стоило использовать для благих целей, например, чтобы соблазнить Кареглазку.

– Ты же знаешь, что делаешь со мной, когда облизываешь свои губы, Эдвард, – пожурила она игриво.

Ах, черт!

– Ты грязный, грязный мальчишка, – проворковала она, поднявшись с дивана и встав прямо передо мной, – сначала заводишь меня нашей небольшой «ссорой любовников», а теперь возбуждаешь этим, – добавила она, перебрасывая волосы через плечо и оголяя грудь, чтобы я смог увидеть, как натянулась майка над ее тугими сосками, – посмотри, что ты опять сделал со мной.

Ох, я видел. Я мог видеть каждую черточку твоих идеально розовых сосков.

Если не ошибаюсь, кто-то прямо сейчас постарался превзойти меня в моей собственной игре. Но я был рад этому поражению. Когда Белла взяла меня за руки, заставляя подняться с дивана, я подчинился без промедления. Я был возбужден ее внезапной, но такой сексуальной, властной, маленькой игрой.

– Ох, тогда, думаю, нам надо начать вести счет, так? – промурлыкал я, приподнимая брови.

Настало время тяжелой артиллерии.

Когда она просто простонала, я знал, что сейчас она решала – поцеловать меня или ударить, потому что раскусила мою игру. Я сделал шаг ей навстречу, и наши носы почти соприкоснулись.

– Насколько сильно ты зла на меня? – спросил я, надеясь, что ее ответ не заставит себя ждать.

Белла сделала шаг назад, я последовал за ней.

– Нет… – ответила она, и ее голос был полон раздражения. Она просканировала меня взглядом, прежде чем продолжить, – я не зла, Эдвард, я… в бешенстве, – добавила она, снимая майку.

Я тяжело сглотнул, когда Кареглазка кинула майку на пол, наблюдая, как мой взгляд метался между ее глазами и грудью. Мой мозг не смог решить, что выглядело аппетитнее. Мой член решил, что тут – ничья.

Сейчас я готов был признать, что она, как и я, достигла своей цели.

– Мне нравится, когда ты злишься, – сказал я просто, – это всегда меня заводит. С того самого дня, как я встретил тебя, я думал о том взгляде, когда ты злишься – такой страстный, – прошипел я нежно в ее ухо, прижав руками к стене.

– Тебе нравится играть со мной… слишком сильно, – простонала Белла сквозь стиснутые зубы.

Несмотря на ее злой тон и выражение лица, она стянула с меня футболку, затем прижала изо всех сил к себе, крепко целуя. Наш поцелуй был нетерпеливым, настойчивым.

Проникнув рукой в ее брюки и направившись прямо к ее трусикам, я нежно толкнул средний палец между ее складочек.

– Судя по тому, какая ты влажная здесь, Кареглазка, думаю, тебе тоже это нравится, хм? – подразнил я.

– Не тебе, мой друг, судить, – бросила она в ответ, когда ее рука встретилась с моим стояком, который она легко могла почувствовать сквозь мои джинсы.

Меня всегда восхищало то, как этот маленький «книжный червь» заставлял меня усомниться в навыках ведения этой непростой игры, в которую, я думал, умел играть. Но теперь Белла устанавливала все правила, и у меня не осталось ни единого шанса на победу.

Я сдался, признавая поражение и «вывешивая» белый флаг... побежденный в своей собственной игре... соблазненный смущающейся девчонкой, которой стоило только прикусить губу и покраснеть – и я был повержен. Мой мозг, мое сердце, мой член – мы все… были под ее каблуком.

– Кажется, я создал монстра, – признался я, когда Белла попыталась расстегнуть мои джинсы и одновременно стянуть свои штаны.

– Это правда. Это все твоя вина, доктор Сексштейн, – пошутила она, подцепляя свои штаны большими пальцами и стягивая их вниз по ногам.

Когда ее рука оказалась в моих боксерах, я крепко зажмурился, стараясь удержать себя, но это не сработало – я схватил ее бедра, заставляя обернуть ноги вокруг моей талии.

– Эдвард… – вздохнула она.

Одной рукой я все еще держал Беллу за бедра, в то время как другой поддерживал ее голову, чтобы она не ударилась о стену. Она потерлась о меня, и ее маленькая рука сжала меня, дразня.

– Дотронься до меня так, как ты сделал это в ту ночь, когда сказал мне не позволять ни одному мужчине так меня касаться, – приказала она.

Её голос был томный и чувственный. Она побуждала меня. И это работало. Мой разум наполнился изображениями обнаженной Кареглазки, лежащей на своем диване с широко расставленными ногами и выгнутой спиной. Мои руки ласкали ее тело, глаза наблюдали за каждым ее движением. Мой большой палец ласкал ее между ног, и я слышал эхо моего голоса, говорящего, что то, чего я сейчас касался, принадлежало мне.

Белла была моей, и я никогда ее не отпущу – ни ее тело, ни ее разум, ни ее сердце, ни ее душу.

– Так вот кто я? Просто какой-то мужчина? – спросил я, специально перевирая ее слова, потому что моя настойчивость взяла вверх над логикой.

Я жестко толкнулся в нее, а она прерывисто и глубоко вздохнула, прежде чем ее глаза расширились от моих слов.

– Нет, ты никогда не был просто мужчиной, – простонала Белла, когда мой рот накрыл ее грудь, кусая и полизывая, – всегда тем самым мужчиной, – выдохнула она, сжимая мои волосы в кулачках и двигая бедрами все быстрее и быстрее.

– Моя, – прорычал я в ее ухо. – Каждая. Частичка. Тебя.

Все эмоции, наполнявшие меня с самого утра, достигли своего пика, переливаясь через край, заставляя меня двигаться еще быстрее, нуждаться в ней еще сильнее. Я замедлился и просто посмотрел в эти карие глаза. Как и всегда, она прочитала все мои чувства и мысли за считанные секунды.

– Я хочу все это, – сказала она мне, ее дыхание было быстрым и прерывистым, – хочу это. Белла Эдварда… Эдвард Беллы… и не может быть иначе. Только… любовь. Покажи мне, как сильны твои чувства ко мне, пожалуйста, – пробормотала она, держа мое лицо в своих руках.

– Кареглазка, я так сильно в тебе нуждаюсь. Мне просто нужно знать, что ты моя… всегда, – признался я, двигаясь быстрее.

– Да, я всегда твоя, – согласилась она, прежде чем страстно меня поцеловать, сплетая наши языки.

За все годы моих «скитаний» из одной кровати в другую, моих заигрываний с женскими телами для того, чтобы узнать, как быстро и с какой силой они могут ответить на мои ласки, я ни разу не был полностью удовлетворен. Тот стиль жизни подкармливал мое либидо и мое эго, но не давал мне эмоциональной удовлетворенности. И вот я нашел женщину, которая удовлетворяла мое внутреннее желание быть цельным мужчиной и полноценным человеком. И я всегда буду нуждаться в ней, в ее любви и ласке.

Я начал двигаться напротив Беллы еще интенсивнее, и ее стоны, которые аккомпанировали каждому моему движению, разжигали во мне пожар. Этому огню она не давала погаснуть с тех пор, как появилась в моей жизни.

– Иисус, я не могу… – попытался произнести я, врываясь в нее бесконтрольными движениями.

Сейчас я не мог облечь в слова ни единую мысль. Я не мог контролировать себя, не мог быть с ней нежным, все во мне буквально разрывалось от любви и потребности в ней. Я мог быть только собой сейчас, и мне надо было, чтобы Белла любила меня таким, каков я есть, а может, даже и вопреки этому.

– Дай мне. Дай мне больше, – простонала она, убеждая, что видела меня таким, какой я был, и требовала, чтобы я показал ей, что обычно привык прятать.

– Я хочу дать тебе все. Каждую чертову часть меня, – простонал я, стараясь дать ей все, о чем она просила.

– Эдвард, – выдохнула Белла, положив свою ладонь на мой подбородок и заставив меня посмотреть прямо в ее глаза, – я люблю каждую часть тебя. Я люблю тебя так, как если бы каждый мой вздох был последним, – призналась она, и ее голос был полон искренности, – никогда об этом не забывай.

– Люблю тебя, люблю тебя так сильно, – пробормотал я, смотря, как она стонала и изгибалась прямо перед тем, как ее тело сжалось, словно пружина, пока она выкрикивала мое имя снова и снова.

Почувствовав ее оргазм, пока мои бедра продолжали врезаться в ее, я достиг самого потрясающего и волнительного края в моей жизни и вскоре смог только толкнуться в нее в последний раз, прежде чем кончить с громким стоном.

– Мой красивый мужчина, мой красивый Эдвард, – проворковала Белла, проводя пальчиками по моим волосам, пока я пытался совладать с дыханием.

Я не потрудился поставить ее на ноги и вместо этого просто отнес в спальню – ее руки и ноги все еще были крепко обернуты вокруг меня, а голова лежала на моем плече. Она уже дремала к тому времени, когда я нежно положил ее на кровать. Я снял джинсы и накрыл нас толстым теплым одеялом, прежде чем принять любимую мной позу Прижимателя, положив голову на ее грудь.

– Спокойной ночи, Кареглазка. Я люблю тебя. И в этот раз я действительно это имею в виду, – прошептал я нежно.

Когда она вздохнула и улыбнулась во сне, я улыбнулся ей в ответ.

Дорогие читатели! С нетерпением будем ждать ваши отзывы, комментарии и впечатления под главой и на форуме  http://robsten.ru/forum/96-2051-1#1420953