Эдвард POV

Позже этим же утром мы собрались в поездку в Нью-Гемпшир, чтобы встретиться с Карлайлом. Я искал в сети карты и указатели даже несмотря на то, что в моей машине была отличная система навигации.

– Эдвард, ты печатаешь уже третий лист с указателями, – сказала Белла, смотря, как я нажимаю кнопки на принтере. – Нервничаешь? – спросила она, вероятно, не удивляясь этому, а просто ожидая подтверждения своих слов.

– Да, – пожал я плечами, стараясь выдавить улыбку.

– Не надо. Сегодня, – начала она нежно, посмотрев в окно на безоблачное небо – стояла поздняя зима и начинало проглядывать солнышко, прежде чем повернуться назад ко мне и продолжить, – потрясающий день, чтобы наконец закончить все твои страдания и расставить все по местам.

– Если ты будешь со мной, я не буду потерян, – сказал я ей.

Белла крепко меня обняла, положив голову мне на плечо.

– Я никогда не позволю этому случиться, – ответила она, дотронувшись до моей щеки, – и я безнадежна без тебя, – добавила она со вздохом.

***

Два часа спустя я припарковал машину у красивого дома в колониальном стиле на окраине Ганновера.

– Вот и он, – сказал я, выключая двигатель.

Я почувствовал, как губы Беллы прижались к моей щеке.

– Ты долго этого ждал. Так же, как и он. Иди и встреться со своим отцом, – подбодрила она.

Мои нервы успокоились после ее мягких увещеваний, но, прежде чем выбраться из машины, я достал кое-что из кармана куртки. Это была старая полароидная фотография, сохранившаяся между страницами маминого дневника. Я все еще не прочитал его, но, когда Кареглазка показала мне фотографию, от которой, видимо, моя мама так и не смогла избавиться, я знал, что должен был отдать ее Карлайлу.

Я уставился на более молодое лицо моей мамы, чем то, которое я помнил. Она была такой яркой и красивой. Рядом с ней стоял Карлайл, его улыбка была так же заразительна, как и мамина. Они стояли, крепко обнявшись.

Мамина одежда была мне не знакома, но я узнал удовлетворение, которое выражал ее взгляд. Его я видел не один раз, прежде чем она умерла. У мамы был такой же взгляд, когда она смотрела, как я упражняюсь на фортепиано, получаю награды на различных церемониях и бейсбольных играх.

– Она была такой красивой, – прошептала Кареглазка мягким голосом.

– Да, – согласился я.

Я посмотрел на двух влюбленных – момент их счастья навсегда был запечатлен на этой фотографии – прежде чем прошептать «я люблю, мам» и положить фотографию обратно в карман.

Я обернул руку вокруг Беллы, тяжело выдохнул и постучал слегка нетерпеливо в дверь. Она открылась практически мгновенно.

– Ты, должно быть, Эдвард, – поприветствовала нас женщина.

Она улыбнулась тепло и приветливо. Казалось, что ей около 40, у нее были рыжевато-коричневые вьющиеся волосы и яркие ореховые глаза.

Я просто кивнул в подтверждение ее слов. Не успел я моргнуть, она вздохнула и аккуратно взяла меня за рукав, вводя нас сначала в дом, а потом – сквозь фойе в гостиную. Я чувствовал, что Белла все еще держала меня за руку, успокаивающе поглаживая большим пальцем.

В середине большой, аккуратно обставленной комнаты стоял Карлайл Каллен.

Мой отец.

Это должен был быть он. У него было такое же выражение лица, как и у меня сейчас, – нервное, напряженное. Не только его манеры выглядели так же, как и мои, но даже эмоции, которые их сопровождали, были такими же. Я смотрел на его фотографию в сети, видел его на фотографии с моей мамой, но увидеть его живым, во плоти, прямо перед собой было чем-то совершенно неописуемым. Карлайл был настоящим человеком – с руками, скулами, глазами, точь-в-точь как у меня. Но генетические схожести отошли на второй план, когда я почувствовал связь между нами, увидев, как его рука взлетела к груди, когда он посмотрел на меня. Моя рука проделала то же самое. Мы были слишком поражены, чтобы использовать слова.

Карлайл медленно опустил руку от груди и вытянул ее вперед, когда я подошел к нему. Я не знал, хотел ли он так поздороваться со мной или просто дотронуться, чтобы понять, настоящий ли я. И снова, без раздумий, мои действия стали отражением его, когда мы пожали друг другу руки изо всех сил. Рукопожатие продолжалось всего несколько секунд. Это чувствовалось слишком отчужденно для отца и сына, которые никогда раньше не встречались, но провели годы, мечтая об этой самой встрече.

Мы сжали друг друга в крепких объятиях, не способные отпустить, счастливые оттого, что наконец-то обрели друг друга, и немного печальные, что пришлось так долго ждать.

– Эдвард, мой сын, – прошептал Карлайл, его голос дрожал.

– Это я, Эдвард, – все, что я смог сказать в ответ, и мой голос дрожал не меньше его, – мне жаль, что я так долго ждал, – добавил я, извиняясь и перед собой, и перед ним.

Облегчение, которое я почувствовал, узнав, что этот момент был так же важен для моего отца, как и для меня, переполнило меня вместе с чувством счастья и толикой шока.

– Это неважно. Ты нашел меня. Это главное, – ответил он, и счастье явственно слышалось в каждом его слове.

Белла и женщина, которая встретила нас у двери – я предположил, что это была жена Карлайла Эсме – смотрели на нас, держа друг друга в объятиях и плача. Вскоре они присоединились к нам, и мы вчетвером обнялись, как мини-команда по бейсболу.

– Это моя Белла, кстати, – сказал я со смехом.

Мне еще никогда не приходилось кого-то представлять, когда в комнате было столько родственников.

– Привет, – еле слышно сказала Белла. – Эдвард, – добавила она, – я почти не могу дышать.

Каким-то образом моя девушка оказалась зажата в объятиях между мной и моим отцом – я крепко обнимал ее за талию, а он – за плечи.

Было очевидно, что любовь к крепким объятиям я тоже унаследовал у своего отца.

– Прости, милая, – сказала Эсме, – объятия Карлайла… – попыталась объяснить она, пока ее дыхание становилось прерывистым, – слегка… непористые.

– Он прижимает? Я имею в виду, когда обнимает? – спросила Кареглазка.

– Как удав, – ответила Эсме.

– Приятно с тобой познакомиться, Белла, – вклинился Карлайл.

– Мне тоже, – пропищала она откуда-то снизу.

Ее лицо все еще было прижато к моему плечу, и я мог почувствовать ее подбородок рядом с моей подмышкой.

– Мы очень счастливы с вами обоими познакомиться, – произнесла Эсме, стараясь поддержать разговор, несмотря на смехотворность ситуации – мы все еще обнимались, не решаясь отпустить друг друга.

– А мы счастливы быть здесь, – ответил я.

– Я сделала жаркое, – сказала Эсме, – надеюсь, вы, ребята, голодны.

– Я могу Вам чем-нибудь помочь? – спросила Белла.

– Нет, но спасибо. На самом деле, я только открыла вино подышать. Хотите что-нибудь выпить? – предложила Эсме, кивая головой на шкафчик, стоящий рядом со стеной.

Все еще держась друг за друга, мы постарались дойти до него, но шум, раздавшийся из-за открывающейся двери, нарушил наши сплоченные объятия.

– Вижу, вы не смогли дождаться старика, – услышал я гудящий голос, но не смог увидеть человека, потому что все еще стоял спиной к двери.

– Отец, познакомься с Эдвардом… твоим внуком, – сказал Карлайл, хлопая меня по плечу.

– Не стоило рушить из-за меня всю вечеринку, – ответил тот, рассмеявшись.

Я вывернулся из объятий моей мини-команды, чтобы представиться новому для меня человеку.

Я обернулся и встретился лицом к лицу с говорившим. Им был пожилой джентльмен лет 70, с такими же ярко-голубыми глазами, как у Карлайла. Он улыбнулся мне, доставая руки из карманов.

– Эдвард, это – Патрик Каллен, твой дед, – сказал Карлайл, стоя рядом со мной и указывая на человека напротив меня.

– Э-м-м, приятно с Вами познакомиться, – улыбнулся я, надеясь, что он примет меня.

– Позволь мне посмотреть на тебя, – произнес Патрик, беря меня за плечи тяжелыми, повидавшими многое руками.

Он был такого же роста, как и я… прямая спина и длинные ноги – прямо как у меня. Его лицо изменилось, когда он взглянул в мои глаза – теперь он смотрел на меня с серьезным выражением, как будто изучал, кивая и мыча что-то себе под нос.

– Каллен, откуда ни глянь, – заключил дед, подмигивая мне, когда я посмотрел вниз, и рассмеялся.

– Спасибо, – сказал я, потирая макушку и возвращая ему улыбку.

Патрик широко улыбнулся мне и потрепал по щеке.

– Не за что, мой мальчик. Не за что, – ответил он, привлекая меня в крепкие объятия.

Теперь я знал, от кого унаследовал их Карлайл.

– Отец, – сказал Карлайл, поворачиваясь к моему деду и обнимая его.

– Я всегда цитирую эту строчку из Евангелия от Марка, – обратился тот к своему сыну, – «все возможно для того, кто верит». Мы верили… мы надеялись, и вот он здесь, – сказал мой дед, кладя одну руку на плечо мне, а вторую – на Карлайла.

Мое сердце сжалось от его добрых слов. Мысль, что мое существование было тем, на что они надеялись и чего желали, заполнила дыру в моем сердце, которую я никогда и не надеялся залатать.

Я почувствовал, как пара рук обвилась вокруг моей талии, и обернулся, чтобы увидеть улыбающуюся мне Беллу. Я обнял руками ее лицо и подарил ей самый счастливый поцелуй в своей жизни.

– Я люблю тебя, Кареглазка, – прошептал я ей на ухо.

– Я тоже тебя люблю, – сказала она мягким голосом, прижимая платок к щеке.

– Я просто рад, что я здесь… с тобой. Это делает и тебя счастливой, правильно? – спросил я, надеясь, что она подтвердит слова, сказанные вчера после нашей ссоры.

– Конечно, да, – ответила Белла, кладя голову мне на плечо и улыбаясь.

***

Вскоре мы все расселись за большой стол, уставленный разными вкусностями, которые Эсме приготовила для нас. Мой дед, все еще служащий преподобный епископ, попросил всех нас взяться за руки, чтобы прочитать молитву, прежде чем мы приступим к еде.

– … и спасибо, Боже, за то, что вернул моего внука нашей семье. Мы просим, чтобы его дорогая мать была рядом с тобой, пока она смотрит сегодня за нами. Аминь, – произнес он, и каждый из нас пробормотал тихое «аминь».

За ужином мы много разговаривали, стремясь как можно больше узнать друг о друге. Потихоньку я узнавал повседневные вещи о своем отце и том, как сложилась его жизнь. Его мать, моя бабушка Вероника, умерла задолго до моего рождения. Карлайл и остальные члены старшего поколения нашей семьи были выходцами из маленького городка Лэндаф, который находился недалеко от Ганновера. Каждое воскресенье мой дед все еще проводил службы в той же маленькой церкви, в которой прослужил практически 50 лет. Он жил в небольшом домике рядом с домом Карлайла, который тот купил, женившись на Эсме.

Когда мы закончили ужинать и Патрик решил отправиться домой, я предложил проводить его. Свежий ночной воздух и быстрые шаги моего пожилого деда помогли мне очистить мысли. Вскоре мы уже дошли до его скромного жилища, которое встретило нас фонарем, освещающим входную дверь.

– Эдвард, – начал он, поворачиваясь ко мне лицом, – когда твоему отцу сказали, что ты умер, а Либби отказалась от него, часть его сердца была навсегда потеряна, – объяснил он, и тон его голоса выражал печаль. – Я разделил горе Карлайла вместе с ним, думаю, так же, как и ты, даже не осознавая этого. Три поколения несли одну ношу, – добавил он, и его рот вытянулся в тонкую полоску, когда он кивнул сам себе.

Было очевидно, что сделанное Эдвардом Мейсеном, чтобы разлучить моих родителей, отразилось на каждом члене моей новообретенной семьи. И только сейчас, наконец, мы смогли начать собирать все воедино по кусочкам. Патрик был мужчиной, который – я знал – должен был быть моим дедом все эти годы. Я внимательно слушал, как он объяснял своими собственными словами, что происходило с Карлайлом и со мной. Он говорил это так, что я и не смог бы лучше сформулировать.

– Мне вспомнилась притча о блудном сыне, потерянном мальчике, который вернулся к отцу, – продолжил он, – но в отличие от блудного сына ты не сделал ничего, чтобы искать за это искупление. Нет, нет. Ты, Эдвард, – утраченная паства, которую твой отец нес на своих плечах 28 лет, – сказал Патрик, положив руку мне на плечо.

– Я проповедую о демонах и том, как монстры и другие страшные создания, которых мы видим в книгах и фильмах, являются лишь плодом нашего воображения. Но есть и настоящие монстры, реальные. Они пожирают нас изнутри. Я надеюсь, что все монстры, которые тревожили тебя в прошлом, навсегда там и остались, – добавил он, хлопая меня по спине.

Я обнял его, чтобы отблагодарить за все, что он сделал для меня сегодня – был любящим, добрым и мудрым дедом.

– Ты любишь эту девушку, – обратился он ко мне напоследок, говоря о Кареглазке, – это – утверждение, а не вопрос, – я просто кивнул головой в подтверждение его слов, – и теперь три вещи неизменны – вера, надежда и любовь. Но самая великая из них – любовь, – сказал он, кивая мне в ответ.

Патрик улыбнулся сам себе, увидев мое слегка удивленное и смущенное выражение лица, и пожелал мне спокойной ночи.

***

Возвратившись в дом Карлайла и Эсме, я прошел на кухню, увидев, как Белла и Эсме вели очень оживленный разговор, пока помогали друг другу с посудой. Темой разговора была кулинария, а если точнее – рецепт киша (п.п. французский открытый пирог с несладким заварным кремом из яиц и сливок и различной начинкой).

– И для этого ты должна использовать тертый копченый сыр Гауда. Он будет жаловаться, если ты этого не сделаешь, поверь мне, – усмехнулась Эсме. – Я могу распечатать для тебя рецепт, прежде чем вы уедете.

– Кто будет жаловаться? – спросил я громко, обнимая Беллу за талию и кладя голову ей на плечо.

– Ты, майор МакЧиз, – ответила Кареглазка, смеясь вместе с Эсме.

– Эдвард, – сказала Эсме, смотря на меня так, будто говорила действительно что-то важное, – ты унаследовал очень серьезную и важную особенность, будучи мужчиной в семье Калленов.

– Ох, хорошо. И что же это? – ответил я.

– Ты любишь яйца, – произнесла она с глубоким вздохом, – и как старшей женщине в семье Каллен позволь мне сделать все, что я могу, чтобы помочь Белле с этой новой ответственностью, а именно предложить мою помощь в требовательном и тяжелом занятии по сохранению твоей любви. Это меньшее, что я могу сделать, – объяснила она, указав лопаткой в мою сторону, прежде чем они обе сложились пополам от смеха.

– Ох, теперь я все понял, – проворчал я игриво, – двое против одного. Я ухожу, – надулся я, покидая комнату в поисках Карлайла, все еще слыша их смех и что-то вроде «ох, бедняжка».

На самом деле меня не расстроили их подколки. Я был рад, что Белла нашла общий язык и объект для насмешек вместе с Эсме. Думаю, им было, о чем поговорить. Или пожаловаться. Сложно сказать, что они выбрали бы.

Слава Богу, я быстро нашел Карлайла. Он пытался достать что-то из большого шкафа в холле, что-то, что было запрятано среди прочего когда-нибудь-нужного хлама.

– Я могу чем-нибудь тебе помочь? – предложил я, становясь рядом с ним.

– Ох, нет, спасибо. Я справлюсь. По крайней мере, я так думаю, – ответил он со смехом, стараясь достать что-то и при этом не свалить все плащи и зонты на пол, – а вот и оно, – сказал он, доставая большой мешок из черной парусины.

Положив его на пол, он раскрыл его, доставая сумку для гольфа.

– Это, – указал Карлайл рукой, подав мне сумку, – для тебя.

– Гольф-клуб? – спросил я, пораженный.

Я ведь даже не играл в гольф. На самом деле, никогда и не пытался. Я всегда считал это занятием для снобов. Гольф, по крайней мере для меня, был уделом богачей, старых бездельников, коим я считал моего деда по маминой линии. Я был удивлен, что Карлайл таким занимался.

– Эдвард, каждый доктор должен играть в гольф, – просто констатировал он.

Я едва ли поднял бровь, стараясь не рассмеяться ему в ответ.

– Это не то, о чем ты подумал, поверь мне. Я играю, как я это называю, в гольф-для-бездельников. Я не играю, чтобы выиграть или ради практики. Я играю, потому что это – единственный вид спорта или хобби, которым ты можешь заниматься, пока заводишь нужные знакомства, – объяснил он, передавая мне сумку.

– Но, э-м-м, я никогда не играл прежде, – ответил я смущенно, пока инспектировал содержимое большой кожаной сумки.

Когда Карлайл сказал про гольф-для-бездельников, он не шутил. Все клюшки были накрыты старыми чехлами, пронумерованными маркером.

– Никогда не играл? Тогда ты уже лучше, чем я. Я никуда не годен, – признался он с усмешкой, – но ты можешь многое узнать о мужчине, сыграв с ним в гольф. Ты узнаешь многое, пока вы говорите, переходя от лунки к лунке, или просто сделаешь выводы, наблюдая, как он играет, – пояснил он.

– Что ж, спасибо. Но не уверен, что у меня будет шанс использовать это, – попытался сказать я, не способный вспомнить, когда мне мог бы подвернуться шанс сыграть.

– Конечно, будет. Сезон только начался. Это – самое лучшее время, чтобы начать учиться. Давай встретимся на этой неделе в среду, я все тебе покажу. Всегда освобождай среду, так делают все хорошие доктора, – сказал Карлайл со знающей улыбкой.

– Правда? – спросил я.

Я думал, что свободная-среда-для-игры-в-гольф – это просто клише, а я ведь работал в этой сфере.

– Эдвард, – ответил он, кладя руку мне на плечо, – среды предназначены для практики, чтобы в воскресенье ты смог раскатать любого адвоката, который столкнется с тобой у одной лунки. Они в суде всю неделю, кроме воскресенья, – объяснил он, подмигивая.

Думаю, мой отец – очень крутой парень.

– Среда, запомнил, – ответил я, кивая и смеясь, – но я думал… ты сказал, что безнадежен в гольфе, – спросил я, смущенный его выводами.

– Ох, я безнадежен в сравнении с другими докторами. Но я никогда себе не позволю играть так же плохо, как это делают адвокаты. Для этого нет никаких оправданий, – рассмеялся он от всего сердца.

Поставив клюшки рядом со стеной, я ждал, пока Карлайл уберет все вещи назад в шкаф. Когда я увидел свою куртку, висящую рядом с его, то вспомнил, что тоже кое-что привез для него.

– Э-м-м, у меня тоже есть кое-что для тебя, – сказал я слегка нервно. Я достал полароидный снимок моих родителей из кармана, – фотография тебя и мамы. Это было вместе с остальными ее вещами. Я подумал, что ты захочешь сохранить его, – пробормотал я, надеясь, что не заставлял его сейчас думать о плохих воспоминаниях.

Карлайл долго разглядывал фотографию, которую я ему протянул. Поначалу он выглядел удивленным, но потом выражение его лица поменялось, отражая, каким горько-сладким, должно быть, было для него сейчас это воспоминание.

– Либби, – сказал он со вздохом. – Боже, я любил твою мать. Встреча с ней была потрясающей, тогда ведь я и влюбился в нее, – добавил он, потерев макушку и взяв у меня фотографию.

– Мой дед много чего ей наговорил. И ничего из того не было правдой. Вот почему моя мать никогда не искала тебя, – объяснил я, надеясь, что он поймет – вины моей матери в том, что случилось, не было.

– Я так и подозревал, особенно после того, как Белла связалась со мной. Если бы ты знал о той ситуации так же много, как и я… Ясно, почему Либби скрывала многое от тебя – например, что она не была высокого мнения обо мне, – ответил Карлайл, выглядя задумчивым.

– Ты не… зол на нее? – спросил я, надеясь, что он увидит, что обстоятельства были так же неподконтрольны моей матери, как и ему.

– Нет, Эдвард, конечно, нет, – убедил он меня, – вероятно, у нее начало формироваться плохое представление обо мне после того, как она уехала из Йеля, – представление, для которого я никогда не давал повода. Эдвард Мейсен, очевидно, не находил меня достойной парой своей дочери. Я не могу винить Либби за то, что она поддалась влиянию своего отца. Он был для нее идеалом, она всегда искала его одобрения.

– Мне жаль, что все так сложилось, – произнес я, чувствуя угрызения совести из-за того, что моего отца заставили страдать не по его воле.

– А мне нет, – просто ответил он, пожимая плечами, – я не жалею, что влюбился в твою мать и у нас родился ты. Я даже не жалею о том, что нас разлучили, потому что, если бы этого не произошло, сейчас у меня не было бы Эсме.

– Многое можно сказать о юношеской любви, о том, как неправильно влюбляться так быстро и навсегда. Но это – потрясающий опыт, – кивнул Карлайл удовлетворенно, ещё раз посмотрев на полароидную фотографию, прежде чем убрать ее себе в карман. Правда, и с Эсме у меня есть кое-что… я даже не знаю, как это описать. Она видела, как несчастлив я был, как я просто существовал, и она помогла мне выбраться из такой жизни, – сказал он, знающе улыбаясь.

– Да, думаю, я понимаю, о чем ты говоришь, – ответил я со смехом. – Кареглазка сделала то же самое для меня.

– Эдвард, у меня было практически тридцать лет взрослой жизни, чтобы во всем разобраться. А ты только в начале пути. Но позволь мне дать тебе совет: не трать минуты впустую, сомневаясь в своем прошлом. Делай все возможное, чтобы быть счастливым. Больше ничего не имеет значения, – посоветовал он, поднимая сумку для гольфа и передавая ее мне.

Он был прав. Больше ничего не имело значения.

После долгих прощаний Эсме и Карлайл помахали нам в последний раз, пока я разворачивал машину у их дома, направляясь к скоростной магистрали. Белла смеялась про себя, перебирая листы с рецептами, которые дала ей Эсме.

– Мне понравилась твоя мачеха, – сказала она, улыбнувшись, – и твой отец. И твой дед, – провозгласила она счастливо, – и мы уже договорились поужинать в следующее воскресенье. Я поеду, даже если ты нет, – пошутила она, поглаживая мое бедро.

Когда мы покидали его дом, Карлайл настоял на том, чтобы мы вернулись, и я удовольствием принял его приглашение.

– Эй, я только что встретил этих людей, не кради их у меня, – игриво пожаловался я.

– Ох, я бы ни за что. Они слишком классные, чтобы с ними не поделиться, – ответила она.

– Да, они такие, – согласился я с улыбкой.

Я должен был признать – все это не было бы таким захватывающим, если бы не Белла, которая разделила этот момент со мной. Я ехал бы домой в одиночестве в пустую квартиру, и никто не смог бы насладиться этими воспоминаниями вместе со мной.

– Ты счастливчик, Эдвард, – сказала она с нежной улыбкой.

– Да, – согласился я.

***

Мы с Беллой вернулись обратно домой на Гарвардскую площадь и поднялись в мою квартиру, где я уговорил ее остаться на ночь. У нее уже была здесь своя пижама, свежая одежда на завтра и зубная щетка. Была даже коробка тампонов на полке под раковиной.

Тампоны. В моей квартире. Джеймса бы удар хватил. Но мне не было до этого дела. Эта женщина открылась мне, приняла меня, полюбила меня. И я никогда не смог бы исследовать этот мир и найти свою семью без нее.

– Иисус, твои ноги словно ледышки, – воскликнул я со смехом, когда Белла забралась в кровать, прижимаясь стопами к моей голени.

– Прости, любимый, – ответила она, смотря на меня и буквально светясь от счастья. – Тебе приходит на ум что-нибудь, что могло бы согреть меня? – игриво добавила она, покусывая нижнюю губу.

– Приходит ли мне что-нибудь на ум? – рассмеялся я. – О чем я вообще могу думать, когда ты лежишь рядом, беспощадно флиртуя с таким застенчивым взглядом? – спросил я, схватив ее за бедро и перекатив на себя . – Ничто не поднимет температуру твоего тела, кроме хорошего физического упражнения, Кареглазка, – добавил я с ухмылкой.

– Ох, физического упражнения? Ха? Как это? – спросила она, приподнимая бедра.

– Прямо так, милая, – произнес я шепотом, прежде чем взять ее лицо в ладони и подарить глубокий поцелуй.

Я провел оставшуюся часть вечера, убеждаясь, что мы делали правильные физические упражнения. Мне совсем не хотелось, чтобы Белла засыпала, замерзая.

***

Следующие несколько дней прошли довольно быстро – я отработал обычные 36-часовые смены в понедельник и вторник. В среду, как и договорились, мы встретились с Карлайлом в гольф-клубе, который находился между Бостоном и Ганновером. Он объяснил мне фундаментальные правила игры и проинструктировал, как и когда нужно было использовать различные клюшки, прежде чем мы начали практиковаться на настоящих лунках.

– Ты довольно хорош, – сказал он мне с энтузиазмом, смотря, как я отрабатывал удар.

– Спасибо, знаешь, эта игра не настолько уж и плоха, – признался я, перекидывая из руки в руку клюшку.

– С такой скоростью ты действительно побьешь всех играющих здесь адвокатов, – ответил отец с улыбкой, прежде чем сделать идеальный удар, который послал мяч прямо в воздух.

Он покачал головой, смеясь и замечая, что его мяч и рядом не упал с моим, который был почти у лунки.

Спустя пару часов практики мы решили пообедать, прежде чем расстаться до нашей встречи в воскресенье.

– Послушай, Эдвард, – начал Карлайл, собирая свои вещи, – я хочу отдать тебе кое-что. Я надеюсь, ты не подумаешь, что я тороплю события, – добавил он, доставая бархатную коробочку из бокового кармана своей сумки, – оно было предназначено для твоей мамы. Но теперь оно твое.

Я взял коробочку и медленно ее открыл – мои руки слегка дрожали. Внутри было прекрасное антикварное обручальное кольцо с бриллиантом. То, которое мой отец хотел подарить моей матери, когда проехал до самого Чикаго, чтобы увидеть ее. То, которое мой дед вернул ему прямо на пороге дома.

– Карлайл, я, э-м-м… не знаю, что сказать, – запнулся я, потрясенный тем, что он доверял мне настолько, чтобы отдать очень ценную для него и его семьи вещь.

– Ты не должен ничего говорить. Просто возьми его, – настоял он.

– Но это… оно же очень ценно для Калленов… – ответил я, мой голос потихоньку стихал.

– И именно поэтому оно твоё. Ты Каллен, мой первый и единственный сын. Это кольцо значило кое-что для всех людей, которые передавали его из поколения в поколение. Но оно больше не должно храниться в сберегательной ячейке в банке, – сказал он.

– Спасибо, Карлайл, это – честь для меня, – произнес я тихо.

Возможно, я делал поспешные выводы, говоря «его» семья, когда думал о Карлайле. Теперь это была «наша» семья. Его безусловное принятие меня как Каллена заставило почувствовать, будто моя жизнь совершила полный оборот. У меня были отец, семья, место в мире.

– Не надо меня благодарить. Просто подари его правильной девушке в правильное время, – посоветовал он, улыбаясь мне, – но я бы не заставлял ее ждать слишком долго. Кажется, у нее темперамент, как у моей Эсме, – добавил он, подмигивая.

– Ты не подарил его ей? – спросил я, нежно доставая кольцо из коробочки, чтобы ближе рассмотреть.

– Нет, – ответил Карлайл, качая головой, – я хотел начать все сначала. И моя жизнь с Эсме была началом чего-то нового, чистым листом. Я сохранил это кольцо, но сделал на заказ новое для нее. Я хотел дать ей что-то уникальное, потому что именно такой она была для меня, – добавил он.

– Если я… знаешь, если бы я подарил его Белле, думаешь, она согласилась бы? – спросил я, нервно размышляя о предложении.

Правда заключалась в том, что я готов был попросить ее руки, но сама идея пугала меня до чертиков.

– Думаю, ты и сам знаешь ответ, – рассмеялся Карлайл. – Она ни за что мне не позвонила бы и не приехала бы с тобой в воскресенье, если не была бы готова принять твое предложение.

– Да, полагаю, ты прав, – согласился я, улыбаясь.

Кареглазка и я прошли через многое вместе, мы «повзрослели» вместе. Мы делали друг друга счастливыми, и жизнь без нее была бы для меня простым существованием.

– И я видел, как вы вели себя рядом друг с другом и как она смотрела на тебя. Даже такой старик, как я, знает этот взгляд. Спасибо Богу, моя жена все еще смотрит на меня именно так, – пошутил он, похлопывая меня по спине и сжимая мое плечо.

Я взглянул на него на мгновение, замечая, что на наших лицах была идентичная улыбка от уха до уха.

– Могу я попросить тебя сделать кое-что? – спросил я, пока мы шли, чтобы заказать где-нибудь ланч.

– Конечно, – ответил Карлайл без промедления.

– Если Белла согласится, ты будешь моим шафером? – спросил я, чувствуя небольшую нервозность.

Может, мы и недолго знали друг друга, но я уже видел в своем отце близкого друга, в котором всегда нуждался. Я не мог подумать о ком-либо ещё, кого хотел бы видеть рядом в такой день.

– Это будет честью для меня, – сказал он гордо. – Ты не против, если я тоже попрошу тебя кое-что для меня сделать?

Когда он попросил об ответном одолжении, я согласился на него, ни секунды не сомневаясь, и мы пожали друг другу руки, закрепляя нашу «сделку». После ланча с Карлайлом я провел обратный путь до Бостона, размышляя о своей новой жизни и женщине, с которой я страстно хотел бы её разделить. На моем лице красовалась самая чертовски широкая улыбка за всю мою жизнь.

Дорогие читатели! Приносим свои извинения за довольно долгое молчание и очень надеемся, что новая глава вас не разочарует. С нетерпением будем ждать ваши отзывы, комментарии и впечатления под главой и на форуме  http://robsten.ru/forum/96-2051-1#1420953