Глава 20- Боль

Изабелла Свон POV


Прошло два дня, а я всё ещё не стала полностью безумной. Может, я сильнее, чем думала? Или возможно, сильнее были новые лекарства, что прописал мне доктор Каллен.

В любом случае, кто я такая, чтобы жаловаться? Я всё ещё жива, и не скажу, что желание умереть стало больше, чем обычно. Ведь это что-то значит, не так ли? Но, думаю, в конце концов, это не имеет большого значения.

Эти два дня были моим пределом. Я больше не могла это выносить. Я должна выбраться из этого дома как можно скорее, иначе никакие наркотики в мире не помогут мне не сойти с ума. Даже бритвы в ванной начали призывать меня. Хотя, скорей всего, это больше имело отношение к моему отцу, чем к тому, почему я застряла в этом доме.

Папа сказал мне, что в среду вернётся мама. Начиная с сегодняшнего дня это меньше чем через неделю.

Она собиралась приехать на выходные, но папа намекнул, что она может остаться дольше. Видимо её лечащий врач думал, что с ней всё в порядке, и что ей больше нет необходимости оставаться в том учреждении. Вскоре я поняла, что не смогу ничего с этим сделать. Нравилось мне это или нет, но она возвращалась домой. У меня не было права голоса, так как папа предупредил меня заранее.

— Она и так оставалась там больше, чем необходимо, и только потому, что хотела, чтобы это было легче для тебя. Но хватит, Белла. Твоя мама возвращается домой. Пришло время вырасти и понять, что ты больше не можешь винить её. Тебе нужно видеть и принимать реальность такой, какая она есть.

Да, реальность. Я задавалась вопросом, знали ли мои родители, что это такое, учитывая то, что они оба, казалось, жили в сказочной стране, где всё было замечательно.

На самом деле я не могла обвинять своего отца. Я знала. Я слишком долго молчала. Если бы я сейчас рассказала ему правду, он бы только подумал, что я всё придумала для того, чтобы держать маму подальше. Я должна была рассказать всё несколько месяцев назад, но не смогла сделать это. Я была в шоке после "инцидента", и мне понадобилась целая вечность, чтобы осознать то, что случилось.

Теперь папа никогда мне не поверит – никто не поверит. И я могу винить их? Нет. Нет могу. Вся эта ситуация была настолько странной, что иногда я не верила сама себе, пока не видела шрамы на своём теле, которые напоминали мне о том, что всё это не просто кошмарный сон.

Мне так жаль, что я никому не могу об этом рассказать.

Единственный человек, который предложил мне поговорить, был человек, который мог поместить меня в психушку. По-настоящему. И не туда, куда можно приходить и уходить, где, по всей видимости, была моя мама. А в серьёзное учреждение, в котором не будет никакого шанса на спасение. Они будут считать меня там сумасшедшей, и в конечном итоге, вероятно, я на самом деле сойду с ума.

Думаю, это было бы проблемой.

Я не сумасшедшая, вовсе нет. Если я хочу умереть, это не значит, что я безумна. Это просто означает, что у меня больше нет причин продолжать жить, и единственно возможный путь, закончить это существование. Почему это считается безумным?

— Ты чуть не убила мать своим трюком. Как бы ты себя чувствовала, если бы вернулась домой, и увидела свою дочь с порезанными руками, лежащую мёртвой в луже собственной крови? И теперь ты отталкиваешь её от себя и держишь как можно дальше от собственного дома, потому что не можешь видеть её лицо. Тебе не стыдно, Белла? Твоя мать полностью сломлена от мысли, что её единственная дочь, её единственный ребёнок, хотела убить себя. Ей очень плохо из-за того, что ты сделала с ней. У каждого бывают тяжёлые времена в жизни. Быть подростком не легко, чёрт, я помню, как это было. Но это не даёт тебе право лишать себя жизни и затем делать свою мать несчастной только потому, что у тебя ничего не получилось. Вырасти, Белла, и возьми на себя ответственность за свои действия. Ты не можешь больше скрываться от этого.

Папа был немногословным человеком, поэтому, когда он говорил, ты обычно слушал. Даже когда всё, что он говорил, была сплошная ложь, я не могла винить его в этом, так как он не знал правды.

Единственная причина, по которой я не прошла обычное психиатрическое обследование после того, как якобы пыталась покончить с собственной жизнью, была в том, что моя мама была близким другом врача, которого мне назначили. Они следили за тем, чтобы не поднялось никакого шума, и по неизвестным причинам, он смог сделать так, что ситуация полностью забылась. Я до сих пор не знаю, почему и как он сделал это. Неужели никто не замечал, что было что-то неправильное в том, как он вёл свои дела? Разве он не должен быть наказан за злоупотребление служебным положением? Меня не волнует, что он был другом моей матери, и думал, что делал ей одолжение. Ведь не просто сделать так, чтобы ситуация, подобная нашей, исчезла при помощи щелчка пальцами. Система здравоохранения не работает таким способом.

По крайней мере, она не должна так работать. Но, по-видимому, так оно и есть.

Одно воспоминание о том "докторе", по-прежнему бросает меня в дрожь.

Доктор Как-Там-Его-Зовут приходил к нам пару раз, чтобы позаботиться о моих ранах, и больше я никогда его не видела. Я больше никогда не возвращалась в больницу после того первого посещения, когда была доставлена туда, после моей "попытки самоубийства".

Самоубийство.

Три месяца назад я никогда не думала об этом. Одно только это слово заставило бы меня съёжиться и сморщить нос. Я не понимала этого вообще. Почему кто-то хотел лишить себя жизни, когда было столько всего, ради чего можно жить в этом мире?

Теперь я знала. Теперь я точно знала, почему кто-то хочет убить себя.

Я устроилась поудобней на своей кровати. Небольшой взрыв боли пронзил мою ногу, но это было терпимо. Я уже привыкла, боль была всегда. Я просто радовалась, что сейчас это было не так плохо, как два дня назад, когда начался мой домашний арест.

Всё началось во время сна.

Я не знаю точно, где я была, помню только, что везде был огонь. Мне пришлось бежать от пожара, но как только мне казалось, что я в безопасности, я встречала очередную стену пламени. Огонь приближался ко мне всё ближе, и моё тело замерло на месте. Бесполезно было пытаться убежать, просто некуда. Я была поймана в ловушку. Языки пламени уже начали подступать к моей ноге, и я попыталась пнуть их от себя. Но это только подстёгивало их ещё больше. Прежде чем я поняла это, огонь практически съедал мою ногу, и мне ничего не оставалось, как только кричать от боли.

Помню я подумала, что это странно, что не чувствую неприятного запаха. Разве палёное человеческое мясо не должно иметь отвратительный запах? Вроде я где-то читала, что сожженная человеческая плоть обладает худшим запахом, с каким только можно столкнуться. Так почему, если это так, я не чувствую никакой вони?

Тогда я не знала, что это всего лишь сон, и теперь понимала, что было глупо думать о том, что сожженное мясо должно пахнуть. Я была в огне, и всё о чём могла думать, почему не чувствую никакого запаха. Это не имело никакого смысла. Но с другой стороны он редко бывает во снах.

Теперь, когда я закрывала глаза, я всё ещё видела, как шипела и кипела моя плоть, когда огонь лизал мою кожу. Это было отвратительное зрелище. Но то, что я помню больше всего, не было видно, это была мучительная боль, оттого, что я сгораю заживо.

Мой собственный чудовищный крик разбудил меня.

Видимо, от моего крика папа тоже проснулся, потому что он прибежал в мою комнату, и в его глазах была паника. Наверно он спрашивал меня, всё ли со мной в порядке, приснился ли мне кошмар или ещё что-то. Честно говоря, я не помню.

Всё, что я помню, что моя нога была всё ещё в том же долбанном огне – не буквально, конечно, но было очень похоже на это. У меня было ощущение, как будто моя кожа кипела, и я не могла даже говорить от боли.

Волна тошноты снакрыла меня, и в панике я посмотрела на отца.

— Ведро, – смогла я сказать, прежде чем закрыла рукой свой рот, чтобы ничего не вышло наружу. Секунду папа смотрел на меня в замешательстве, и затем его осенило. Он быстро вытащил корзину из-под моего стола и вручил её мне. Секунду спустя, мой желудок поднялся, и всё его содержимое выплеснулось в корзину. Я обратила внимания, как сморщился мой отец, когда мой желудок снова поднялся. Через несколько минут, рвота, наконец, прекратилась. Я откинулась на спинку кровати и вытерла рот тыльной стороной руки. Моё лицо было липкое от пота, и я чувствовала себя просто отвратительно.

И моя нога всё ещё горела долбанным огнём.

Папа спросил меня, может ли он что-то сделать для меня, и я хотела бросить в него ведро с рвотой. Но остановилась только на том, что просто уставилась на него. К его чести, он довольно быстро понял намёк и вышел из комнаты, чтобы позвать доктора Каллена.

Посмотрев на часы на тумбочке, я увидела, что только половина седьмого утра. Я полагала, что не очень удобно звонить доктору Каллену в такой час, но потом передумала. Он сам говорил мне, что я могу звонить ему в любое время, если мне это будет необходимо, и прямо сейчас я действительно нуждалась в нём.

Папа уехал на работу прежде, чем приехал доктор Каллен.

Папа уехал не потому, что не заботился обо мне или о моём здоровье; он уехал потому, что я ему сказала. Было очевидно, что ему было неудобно находиться рядом, когда я так страдала от боли. В любом случае, он всё равно ничего не мог сделать для меня, так зачем ему оставаться?

Единственное, что мне не нравилось в этом, он совсем не спорил со мной, когда я сказала ему уезжать. Он немного протестовал, но в основном, казалось, испытал облегчение, поняв, что ему не нужно будет смотреть на мои мучения. Кто-то, возможно, сказал бы, что он совсем не заботился обо мне, но я знала, что это не так... по крайней мере, я надеялась, что это не так. Где-то глубоко внутри.

Да, действительно, где-то глубоко внутри.

Он просто не знал, как это выразить, особенно учитывая наши плохие отношения из-за ситуации с мамой.

Когда появился доктор Каллен, с порога он шутливо крикнул мне: "Марко". Я бы посмеялась над его печальной попыткой рассмешить меня, но боль сделала это невозможным. Хотя каким-то чудом, мне всё же удалось сказать "Поло" в ответ. То, что поразило меня ещё больше – он услышал меня.

Войдя в мою комнату, он слегка мне улыбнулся, как будто совсем не возражал против того, что мы позвонили ему в шесть тридцать утра, но я едва заметила его дружелюбное выражение. Я была слишком зациклена на том, во что, чёрт возьми, он был одет.

На нём были тёмные дизайнерские (я уверена) джинсы и бежевый пуловер. По каким-то причинам я ожидала увидеть его в полном прикиде врача, в белом халате и стетоскопом на шее. Это было как-то неуместно, видеть его... в нормальной одежде.

Доктор Каллен делал своё дело. Он попросил меня пошевелить пальцами ног, чтобы описать свою боль, и что я чувствую, когда нога получает какое-то необычное напряжение. И пока он был занят тем, что задавал мне глупые вопросы, я была готова его попросить, чтобы он отрезал эту ненужную мне вещь.

Я могла бы жить с одной ногой. Да. Я могла бы. Если бы это значило, что я освобожусь от этой боли.

Так или иначе, кому нужны две ноги, верно?

По крайней мере, меня утешало то, что доктор Каллен понял, что я не притворяюсь, и боль была реальной. Он дал мне несколько сильных обезболивающих, которые облегчили моё состояние на оставшуюся часть дня.

Ему не понравилось, когда я сказала, что не использовала инвалидное кресло для передвижения по школе. Он с неодобрением посмотрел на меня и прочитал целую лекцию о том, что моей ноге не нужна лишняя нагрузка, потому что это может всё испортить, и кости могут срастись неправильно.

— Исцеление такого вида травм, очень болезненный процесс, а ты только добавляешь к этому, вместо инвалидной коляски используя костыли. С этого момента, я очень рекомендую использовать коляску, по крайней мере, пока твоя нога хотя бы немного не придет в себя. Если ты будешь добавлять нагрузку на ногу, то кости могут срастись неправильно, и в конечном итоге, будет ещё хуже.

Бла-бла-бла...

Я знала, что дополнительная нагрузка, о которой он говорил, была не потому, что я использовала костыли, она была из-за Эдварда. Моя нога чувствовала себя прекрасно, пока он не решил, что это хорошая идея, схватить меня и тащить на стоянку за продуктовым магазином.

Эдвард был подарком, который продолжал мне что-то преподносить, не так ли? Он даже не мог дотронуться до меня, чтобы не причинить боли, и теперь всё могло закончиться даже хуже, чем до этого. Сначала авария, а теперь это. Может в следующий раз, когда он коснётся меня, это в конечном итоге убьёт меня.

Ха, может мне стоит позвонить ему...

Доктор Каллен не был рад услышать о случившемся, и я удивила саму себя, и вероятно, его тоже, когда начала защищать Эдварда.

— Он просто не думал... – сказала я в защиту Эдварда, и доктор Каллен только покачал головой.

— Мой сын редко думает, – ответил он, и затем нашёл другие громкие слова о моей ноге.

Он сказал позвонить ему, если обезболивающие не будут помогать, и боль не прекратится. Затем он сказал мне, что обострение боли может быть признаком того, что кости срастаются неправильно. В основном он наложил на меня домашний арест, и сказал, что мне не разрешено покидать постель как минимум пару дней. Ещё он сказал мне, что возможно, было слишком рано для меня возвращаться в школу, тем более что я отказывалась использовать то глупое инвалидное кресло. Если основная боль не утихнет к пятнице, то мне придётся вернуться в больницу, и сделать рентген ноги.

Мне было интересно, если дело дойдёт до этого, смогут ли они сделать рентген через гипс, или придётся снять его? А что, если что-то не так с исцелением? Тогда им, скорее всего, придётся снять гипс, и возможно, оперировать снова.

Я не знаю почему, но мысль о том, что придётся снять гипс, расстраивала меня больше, чем мысль о ещё одной операции.

Это не значит, что мне будет не хватать самого гипса. Всё дело было в рисунках на нём. Я знала, что эти рисунки не должны иметь для меня никакого значения, потому что Элис и Эмметт не были моими друзьями. Их рисунки не должны что-то значить для меня, и я не должна скучать по ним, когда их не будет. В конце концов, это были просто картинки, глупые рисунки, которые они сделали только потому, что плохо себя чувствовали из-за того, что сделал их друг.

Дело было в жалости.

Мысль об этом, наряду с болью, ослабила стены, которыми я себя окружила. И прежде чем я поняла это, из меня вырвались тихие всхлипывания, как раз тогда, когда доктор Каллен собрался уходить.

— Изабелла... ты в порядке? – спросил он меня, хотя ответ был очевиден. Я закрыла глаза и покачала головой.

— Всё... всё просто разваливается, и нет никакого способа остановить это... – шептала я, не задумываясь. Боль, мысль о том, что я могу потерять гипс, и чувство вины за то, что Эдвард прошёл через всё это – слишком много для меня.

— Ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, – сказал он мягким голосом.

— Да, и что хорошего из этого выйдет? Разговор не избавит меня от моих проблем, а вы запишите всё это в моей карточке, и отправите меня в психушку, – стала я спорить в ответ.

Это была правда. Если я поговорю с ним, то он решит, что я сошла с ума и несу бред. Меня заберут в психушку так быстро, что я не успею даже опомниться. Доктор Каллен имел такую власть и поэтому был очень опасен для меня. Я должна следить за собой, когда он рядом, и то, что было в нём что-то такое, что хотелось ему довериться, делало его ещё более опасным.

Я думала о том, как отреагировал доктор Каллен, когда я рассказала об инциденте с Эдвардом. На долю секунды он выглядел совершенно разъярённым. Это напомнило мне о том, что Эдвард говорил мне о своих родителях, что они готовы отречься от него или ещё что-то. Думаю, взгляд доктора Каллена доказал, что Эдвард не был полным дерьмом, когда это говорил.

Я ненавидела себя за то, что создала Эдварду столько проблем, но ничем не могла помочь. Казалось, как будто все винили во всём его, и даже его собственная семья и друзья. Как же я не могла не переживать за него? Он был такой же жертвой во всём этом, как и я, ладно, может не так много. Он не заслуживал того, что всю вину возлагали на него. Это был несчастный случай. Ничего больше. Почему я единственная, кто понимал это? Я даже не уверена, что Эдвард думал также.

Меня не волнует, что он говорил. Он мог бы повторять мне, что не страдает, до бесконечности, но это не изменит того факта, что это так. Он страдал, и он опровергал это.

Мне было интересно, сколько понадобится времени, пока стены не рухнут на него, и когда я спросила себя об этом, мне захотелось ударить себя по голове сковородкой.

Почему я так много думаю об Эдварде? Почему я так беспокоюсь о том, что с ним случилось? Его не волнует, что происходит со мной, он так красиво сказал мне об этом. И не было у меня никаких причин переживать за него, всё равно это ничего не изменит. Тем не менее, мои мысли были там. Может потому, что я чувствовала странную связь с ним, как будто мы что-то разделили.

Я знала по собственному опыту, как это, когда люди, которых ты любишь, поворачиваются к тебе спиной. Я знала, как это, когда тебя предают люди, которые должны защищать. Я точно знала, как это, когда ты лишался всего, что имел, и сомневался, любили ли они тебя когда-нибудь. Я знала. Именно поэтому, я, вероятно, чувствовала, что могу понять то, что он переживает. Это совсем нелегко, когда твоя жизнь переворачивается с ног на голову.

Пытаясь очистить свою голову, я громко вздохнула, и позволила глазам осмотреть комнату. Я посмотрела на кучу домашнего задания на столе, которое принесла мне Элис. Я даже не открывала книги, не говоря уже о том, чтобы делать уроки, которые нам задали.

Я взглянула на часы на моей тумбочке. Ещё десять минут. Элис собиралась забрать меня в семь сорок пять. Да. Элис. Спасибо папе, теперь Элис была моим личным водителем, по крайней мере на оставшиеся два дня.

Меня не волновало, что доктор Каллен сказал мне оставаться в постели в течение нескольких дней. Мне чертовски надо было выбраться из дома. Кроме того, на два или один день меньше, всё равно это будет "несколько дней", не так ли? Какая разница, если я пойду в школу на день раньше? Разве от этого будет хуже?

Я посмотрела на свою ногу и невесело улыбнулась сама себе.

Да, что может быть хуже?

Кроме того, что я добавлю нагрузку на свою ногу, и это приведёт к тому, что кости срастутся неправильно.

Что может быть хуже, действительно.

Я надела те же джинсы, в которых была в понедельник. У меня просто не было выбора. Единственным вариантом были тренировочные штаны, но я скорее умру, чем когда-нибудь надену это в школу. Я положила в рюкзак книги, а также домашнее задание, которое мне только предстояло сделать, и стала неловко спускаться вниз.

Каждый шаг отдавался вспышкой боли в моей ноге, но я её уже едва замечала. Благодаря таблеткам, которые несколько дней назад мне выдал доктор Каллен, она уже не беспокоила меня так сильно. Я думала, что они всё ещё как-то действовали, или, по крайней мере, усиливали эффект более слабых, которые я принимала. А может, и нет. Может, я просто дошла до той точки, когда уже не чувствовала ничего.

Я дошла до конца лестницы, и в дверь позвонили.

Пикси приехала рано.

Я доковыляла до входной двери и открыла её. Элис широко улыбалась, и я задавалась вопросом, как, чёрт возьми, можно быть такой счастливой утром.

— Доброе утро, Белла, готова к школе? – спросила она бодрым голосом.

— Всегда, – с сарказмом пробормотала я и пошла за ней к машине.

Я всё ещё не могла поверить, что на самом деле ехала в школу вместе с Элис. Когда мы туда приедем, люди увидят нас и будут это обсуждать. Слухи будут распространяться. И меня это ужасно злило.

В этом я обвиняла папу. В том, что Элис сейчас здесь, была, в конце концов, его вина. И это его вина, что теперь она называла меня Беллой.

Элис пришла во вторник днём и принесла домашнее задание, но осталась почти на три часа. Первый час мы провели вдвоём в моей спальне. Она говорила о моде и о школе. Когда она о чём-то спрашивала меня, я почти всегда отвечала:

— Я не знаю.

Когда пришёл папа, он был в восторге, что Элис была у нас, и даже попросил её остаться на ужин. Именно во время ужина было решено, что Элис будет отвозить меня в школу и из школы, если я решусь поехать туда до выходных. Кроме того, во время ужина, Элис начала называть меня Беллой.

На следующей неделе Элис не собиралась посещать школу, так же как и Эмметт, Джаспер и Розали. Все они куда-то уезжали, чтобы провести день Благодарения с семьёй Джаспера и Розали. Элис рассказа мне всё об этом, и даже слишком, но я не обращала внимания на детали, связанные с поездкой. Всё, что я знала, что она с нетерпением этого ждала.

— Я так рада, что ты решила вернуться. У меня появилась отличная идея, что можно нарисовать на твоём гипсе, если ты не возражаешь, – она улыбнулась мне и снова стала смотреть на дорогу. – И вообще, как долго ты собираешься его носить? Эмметт сказал, что он тоже хотел бы ещё что-нибудь нарисовать, но я ему сказала, что мы сначала должны у тебя спросить. Тебе, похоже, не очень комфортно рядом с ним, я права? Кажется, тебе лучше со мной. Может, это потому, что я девушка, а он парень. Так, кто тебе нравится? У тебя есть парень? Держу пари, у тебя есть парень. Ты на самом деле очень симпатичная, – она говорила очень быстро, и я подумала, как, чёрт возьми, ей удаётся сказать так много слов на одном дыхании. Должно быть, у неё сильные лёгкие.

— Э-э... от шести до восьми недель? – сказала я медленно, чувствуя себя немного не уверенно, должна ли я, и в каком порядке, отвечать на её глупые вопросы. Она посмотрела на меня и весело улыбнулась.

— Ты уже так долго встречаешься с парнем, да? Кажется, ты не слишком уверена... но я думаю, это нормально, трудно точно сказать, когда начинаются отношения. Откуда он? Он не из Форкса, верно? Я никогда не видела тебя с парнем, – затараторила она и я застонала.

— Я имела в виду, что застряла с этим гипсом на шесть-восемь недель, – объяснила я тихим голосом. – Доктор Каллен сказал, это зависит от того, насколько хорошо будет проходить лечение...

На мгновение она выглядела немного смущённой, а затем снова радостно улыбалась. Я почувствовала себя ужасно глупо. Конечно, она задавала свои несвязные вопросы совсем не для того, чтобы я на них отвечала. Она делала это только потому, что хотела заполнить тишину. Она и везла меня не потому что хотела; она просто побоялась отказать моему папе, когда он её об этом попросил. Она была слишком вежливой, и именно это было причиной, почему она была такой хорошей со мной.

Элис не была моей подругой, и Эмметт не был моим другом. Несколько рисунков на моём гипсе не изменят этого. Я ещё ниже опустилась в кресле, думая, какой же нужно быть глупой, чтобы думать иначе.

— Так... у тебя нет парня? – мягко спросила Элис и улыбнулась мне дружелюбной улыбкой.

— Нельзя сказать, что есть, – пробормотала я. Мысль о том, что у меня может быть парень, была абсурдной. Кому я нужна? Видимо, не достаточно, что я была изуродована шрамами, теперь я к тому же, стала калекой. И я не симпатичная. Ничего подобного.

— Если бы ты была более общительна, и немного больше разговаривала с людьми, тогда я уверенна, что ты... – начала она, но я прервала её прежде, чем она смогла продолжить.

— Меня не интересуют парни, – резко огрызнулась я. – Совсем.

Её улыбка стала принудительной, затем она стала меньше и полностью исчезла.

— Извини, я не хотела тебя обидеть... я просто пытаюсь общаться, – сказала она тихо.

Я посмотрела на неё и увидела, что она надула губы, и было похоже, что это было реально, что она самом деле плохо себя чувствовала за то, что сказала.

— Нет, это ты извини, – пробормотала я и посмотрела вниз, на руки у меня на коленях. – Я просто... просто извини.

— Всё в порядке, – тихо ответила она. – Я не должна была спрашивать. Это личное, я понимаю.

Я сразу же почувствовала себя плохо из-за того, что нагрубила ей, но что я должна была ещё делать? Можно говорить с подругами о мальчиках, но не с чужими людьми. Она не знала меня, так что у неё не было никаких причин спрашивать о моей личной жизни... или о её отсутствии.

Мы добрались до школы за рекордно-короткое время, так у её машины не было никаких проблем со скоростью, как это было у меня. Элис терпеливо дожидалась, пока я вылезла из автомобиля, а затем шла рядом со мной всю дорогу до моего шкафчика. Я была права, когда думала, что люди будут пялиться на меня, если я приеду в школу с Элис. И они это делали. Почти все.

Элис, казалось, этого не замечала. Когда мы шли по коридору, она ярко улыбалась. Это было так, как будто она даже не видела других студентов. Она видела только себя и меня рядом с собой.

Чтобы я не отдала, чтобы иметь её уверенность...

Мы были на полпути к моему шкафчику, когда увидели что Эдвард и Джаспер идут к нам.

Когда Элис увидела их, её лицо осветилось. Она махнула Джасперу, который ответил ей тем же, и застенчиво улыбнулся.

— Разве он не очарователен? – сказала Элис, и поразила тем, что обняла мою руку. Я чуть не потеряла из-за неё равновесие, и она тут же меня отпустила. – Ох, прости, – она немного запаниковала.

— Не переживай из-за этого, – пробормотала я.

Эдвард и Джаспер подошли к нам и, как и мы, остановились у моего шкафчика. Джаспер быстро взглянул на меня, затем подошёл к Элис и встал рядом с ней. А Эдвард... Эдвард смотрел прямо на меня.

Смотрел. Без ненависти. Чувствовалась разница. Да.

— Блядь, тебя не было здесь целую вечность, – сказал Эдвард. Мои глаза расширились от удивления, и остальные тоже посмотрели на него. Какая ему разница, была я или нет? И почему, чёрт возьми, он это заметил?

Когда удивление прошло, ему на смену пришло раздражение. За кого, чёрт возьми, он себя принимал? Он не мог говорить мне, чтобы меня не волновало то, что с ним происходит, когда он сам, очевидно, следил за моей рекордной посещаемостью.

Именно по этой причине, я не смогла сдержаться и следующие слова сорвались с моих губ.

— Что? Меня не было? Ты уверен? – спросила я, и мои глаза выразили притворное замешательство.

Я услышала, как кто-то задыхался и фыркал рядом с Элис, и я повернулась к Джасперу. Он прикрыл рот тыльной стороной руки, но не смог скрыть улыбку.

— Прости, – сказал он, и я могла видеть, что ему нелегко сдержать смех. Я немного нахмурилась и снова посмотрела на Эдварда.

— Ну, и что? Ебать, где ты была? – спросил Эдвард выжидающе.

— Оставь её в покое, Эдвард. Разве ты не сделал уже достаточно? – сказала Элис удивительно строгим голосом. Эдвард впился в неё взглядом.

— Блядь, мне что нельзя спросить, где был мой грёбаный партнёр по лабораторной? – спросил он, подняв бровь. – Эта маленькая гребаная Гусыня воспользуется сделанной нами работой и легко получит оценку отлично. Простите меня за то, что мне, нахер, это не нравится.

Элис фыркнула и покачала головой.

— Оставь. Её. В покое, – снова сказала она. – И на самом деле, Эдвард? Ты действительно думаешь, что ваша группа не завалит этот проект? Ньютон и Лорен не смогли бы пройти его, даже если всё было решено за них.

Эдвард фыркнул, и с гордым видом прошёл мимо нас.

— Этот парень ух-ух-ух-ее, – пропела Элис.

— Ты можешь винить его в этом? – спросила я и посмотрела на неё. Она мгновение изучала меня, вероятно пытаясь выяснить, была ли я серьёзна, и затем ответила.

— Да... я думаю, что могу винить его, и думаю, что ты тоже можешь, – медленно ответила она, почти нерешительно.

Я невесело усмехнулась, затем повернулась к своему шкафчику, чтобы заменить книги в рюкзаке на те, которые были нужны мне для первого урока.

Кому нужны враги, если у них есть такие друзья?

— Ты... ты, правда, не винишь его? – спросила она меня недоверчиво.

— А разве я должна? – спросила я, закрывая свой шкафчик. – Там был гололёд и он потерял контроль. Это могло случиться с каждым. Нет ничего, в чём можно было бы его обвинить.

— Да, возможно это так, но разве ты не думаешь, что заслуживаешь того, чтобы он относился к тебе с большим уважением, учитывая то, через что ты прошла? – спросила она.

Я хотела сказать ей, что я прошла через что-то намного хуже этого, и не получила после этого больше уважения. Так почему на этот раз всё должно быть иначе? В некотором смысле, Эдвард не сильно отличался от моих родителей, за исключением того, что они любили меня прежде, чем всё пошло к чёрту.

Я посмотрела ей прямо в глаза и отрицательно покачала головой.

— Нет, потому что Эдвард никогда не уважал меня. Авария не изменит этого факта, и не должна, – ответила я. – И если ты его друг, может быть, ты должна относиться к нему с большим уважением и не тратить так много времени, делая вид, что заботишься обо мне. Я не твой друг.

— Я... я не притворяюсь, – сказала Элис, выглядя немного озадаченной, и почти оскорблённой моими словами. Мои глаза взглянули на Джаспера, который смотрел на меня странным образом. Его голова была наклонена в сторону, и он смотрел так, как будто его очень удивляло то, что я говорила.

— Что? – отрезала я, мне не очень-то нравилось, когда на меня так смотрят.

— Ничего, я просто пытаюсь понять тебя, – ответил он, и его южный акцент сквозил в каждом слове. Он не живёт на юге, так какого чёрта, у него всё ещё этот глупый акцент?

— Да, ну удачи тебе с этим, – сказала я с сарказмом, крепко сжала свои костыли и приготовилась идти. – Дай мне знать, когда ты это сделаешь, чтобы я смогла использовать эту информацию.

Я ушла, чувствуя себя немного воодушевлённой этой встречей. Я была рада, что смогла защитить себя, и также поняла, что мне было приятно защищать Эдварда. Он мог быть самым великим ублюдком на этой планете, но он всё-таки не заслуживал того, как к нему относились его друзья. Друзья должны поддерживать тебя, даже когда не согласны с тем, что ты делаешь.

Я могла бы растянуть это ощущение на час или два, по крайней мере, если бы смогла забыть, что делила первый урок с Элис. Она даже не спросила меня, а просто уселась рядом, на свободное место. Повернувшись ко мне всем телом она наклонилась вперёд и стала говорить так тихо, чтобы никто больше не услышал нас.

— Я не понимаю, почему ты продолжаешь защищать Эдварда? – спросила она приглушённо. – Ты знаешь, он не заслуживает этого, особенно от тебя. Ты хоть знаешь, что он говорит за твоей спиной?

— Позволь мне предположить... он называет меня гусыней, индюшкой, уткой... может, добавляет к этому несколько прилагательных, таких как... уродливая и глупая, и... – я замолчала. Она недоумённо посмотрела на меня. – Это Эдвард Каллен. Ты действительно думаешь, что он не говорил мне всё это в лицо? Его не волнуют мои чувства, и он не раз оскорблял меня... так что, конечно, я знаю, что он говорит.

— И тебя это не волнует? Что он называет тебя так? – спросила она растерянно.

— Нет, не волнует. А должно? Только то, что мы были в одной аварии, не делает нас друзьями, – ответила я и откинулась на спинку сиденья.

— Ты меня удивляешь, Изабелла Свон, – заявила она. – Я люблю Эдварда. Но иногда я просто не понимаю его. И я не понимаю тебя. Вы оба более похожи, чем можете себе представить.

— Да? Почему это?

— Потому что... – казалось, ей тяжело давались эти слова, и это было немного необычно для такой разговорчивой Элис. – Потому что... вы оба, кажется, согласны с тем, что Эдвард не должен менять своё поведение, из-за того, что произошло. Вы оба, кажется, согласны, что это хорошо, что он относится к тебе, как к грязи. Он также говорит, что авария не сделает вас друзьями. Я не удивлюсь, если на самом деле он использовал те же слова, что и ты. И вы оба, кажется, согласны с тем, что авария не должна ничего менять. То, что было раньше. Похоже на то, что вы оба отрицаете всё это. Как будто того, что произошло, никогда и не было.

— Это не значит, что мы не можем притворяться, – ответила я кисло и отвернула от неё голову.

Я знала, что никогда всё не станет как прежде, но это и не значило, что всё должно кардинально измениться. Только то, что теперь дело обстояло иначе, не значило, что мы также должны изменить себя. Кто сказал, что вы должны подружиться и создать новые отношения только потому, что случилось что-то грандиозное и неожиданное? Это не имеет никакого смысла.

К счастью, Элис больше не беспокоила меня своим смешным мнением. Она, наверное, думала, что сказала что-то глубокое и проникновенное, и тем самым дала мне пищу для размышлений.

Она, вероятно, думала, что повлияла на меня.

Она не пошла за мной к моему шкафчику, и это тоже было хорошо. Я бросила туда рюкзак, и с неохотой направилась в спортзал. Меня не удивит, если тренер Хантер собиралась заставить меня сделать то, о чём грозилась в понедельник.

Оказывается, мне не о чем было беспокоиться. Как только я вошла в спортзал, тренер Хантер подошла ко мне, и сказала, что я свободна. Видимо, доктор Каллен звонил в школу и сообщил им о моей травме, и теперь мне не разрешали участвовать в чём-то, что могло усилить напряжение на мою ногу. Я удивлялась, почему, чёрт возьми, он не сделал этого раньше, чтобы я могла избежать неудобного и неловкого объяснения с тренером Хантер в первый день моего возвращения.

Я сделала так, как мне сказали, и быстро покинула спортзал.

Коридоры были пусты, и я могла свободно бродить по ним, и не думать о ком-то ещё. Было очень приятно идти, и не бояться, что сейчас тебя кто-то толкнёт или собьет без всякой на то причины.

— Ебать, я не понимаю это.

Я остановилась и глубоко вздохнула. Ну вот, опять.

Так много только за то, что залы были пусты.

— Тебя не было в школе в течение нескольких дней, и когда, наконец, ты вернулась... блядь, ты даже не собираешься идти в класс. Какого чёрта ты здесь делаешь?

Я медленно повернулась, и смотря на Эдварда, старалась сохранить своё лицо непроницаемым. Он стоял, скрестив руки на груди. Наверно, он думал, что это заставит его выглядеть грубым и пугающим.

Ладно, он меня пугал... но не потому, что стоял так.

— Для кого-то, кто говорит, что ему наплевать, уверена, ты задаёшь слишком много вопросов, – ответила я холодно.

— Ну, прости меня, что я обратил внимание на то, что ты, блядь, ведешь себя бессмысленно, – отрезал он.

— О, это я веду себя бессмысленно? И это говорит мне парень, который пристал к девушке с расспросами, и утверждает, что ему наплевать! – огрызнулась я, и он сузил глаза, но на этот раз не испугал меня. Это только расстроило меня. Чёрт, но почему он просто не может оставить меня в покое? Ведь он говорил мне, что так и будет.

— Мне действительно плевать, – гневно сказал он. – Я просто говорю, что ты ведёшь себя глупо.

— Я веду себя глупо? – повторила я недоверчиво. Он кивнул, и я покачала головой. – Ты просто сумасшедший.

— Рыбак рыбака видит издалека! – усмехнулся он, и я видела, что он пожалел о своих словах, как только они сорвались с губ. Действительно, то, что он сказал, не добавляло ничего к его плохому имиджу. Я старалась не смеяться, но моя воля была недостаточно сильна. Начав смеяться, я быстро закрыла рот, до последнего стараясь сдержаться. – Да пошла ты! – прорычал он.

Всё, что было неправильного в моей жизни, всё, что пошло не так, за последние три месяца, рухнуло на меня, как карточный домик. Всего стало слишком много, и это яростное выражение на его лице, всё это толкнуло меня через край. Я не могла сдержать...

Смех.

Я чуть не упала, потому что смеялась очень сильно. Я должна была цепляться за свои костыли и просто поддерживать себя в вертикальном положении. Я просто смеялась. Я не могла вспомнить, когда в последний раз это делала. Это было так непривычно, стоять и просто... смеяться.

Почему я раньше не смеялась? Почему я позволяла этому продолжаться так долго? Смех мог решить всё. Не было ничего трудного и сложного, когда вы смеялись. Всё просто исчезало.

Эдвард уставился на меня пустым взглядом. Вся злость покинула его черты, и всё, что осталось... пустота.

— Ты грёбаная сумасшедшая, – выпалил он, когда мой безумный смех, наконец, утих. Я всё ещё слышала, как звук моего смеха отзывался эхом по коридорам, а может, это было только в моей голове.

— О, но мы все и так знаем это, – сказал кто-то за моей спиной плаксивым голосом. Я повернула голову и увидела, что к нам подходит Таня Денали. Её высокие каблуки стучали по полу, и этот звук, отозвался эхом по коридору. Я удивилась, почему не слышала, как она к нам подходила

Может потому, что ты была занята, смеясь как гиена?

Да, наверное.

Подойдя к нам, Таня врезалась в меня, но я была готова к этому, и перед этим выровняла себя на костылях. Но я была не готова к тому, что она также ударит меня ногой в заднюю часть колена, по моей здоровой ноге, и я автоматически согнусь. Это и то, что она меня толкнула, заставило меня упасть лицом на пол.

У меня не было времени, чтобы смягчить удар своими руками, так как они сжимали костыли. Я была слишком удивлена ударом в колено, и даже не пыталась удержаться на месте.

Миллионы эмоций прошли через меня, когда моё тело врезалось в пол.

Унижение, разочарование, гнев, печаль...

Но ни одна из них не крикнула громче, чем моя нога в тот момент. Никакие эмоции не смогут передать ту боль, которая пронзила меня. Это было даже хуже, когда Эдвард схватил меня. Это было даже хуже, когда я проснулась, крича от боли. Это было подобно агонии. Не хватит слов в словаре, чтобы описать то, что происходило в моём теле и в моей ноге. Было ощущение, как будто моя нога пыталась отделиться от тела. Как будто она не принадлежала мне больше.

Вот вам и дополнительная нагрузка на ногу.

На мгновенье меня полностью парализовало от боли. Я не могла видеть. Я не могла слышать. Я даже не могла думать ни о чём другом, кроме боли. Медленно, мои чувства начали возвращаться, и было что-то, что я могла услышать. Одно единственное слово повторялось много раз. Сначала я не могла его понять, но потом всё стало яснее...

— Блядь... блядь... блядь... блядь... блядь...

Очень медленно я открыла глаза, честно говоря, я совсем не помнила, когда я их закрыла, но мой взгляд был затенён моими волосами.

— Чёрт, Изабелла, ты в порядке? Дерьмо, ебать... – спросил Эдвард отчаянно, и продолжал касаться меня. Эдвард Каллен касался меня. Он осторожно гладил мою руку, и старался убрать волосы с моего лица, которые скрывали его от посторонних глаз. – Изабелла, ну давай... блядь, это не смешно. Поговори со мной, блядь... – я попыталась откашляться и когда я это сделала, услышала его резкий вздох. – Ты чёртова сумасшедшая, ты знаешь это? – выпалил он, но его голос не был сердитым или злобным, он бы напуганным Он звучал как испуганный мальчик.

— Прости... – ответила я хрипло.

— Ебать, ты не должна была падать, – упрекнул он, но я чувствовала странное облегчение в его голосе. – Какого чёрта ты надумала упасть в обморок?

Подождите... что? Я потеряла сознание?

— Ч-что? – я заикалась.

— Блядь, ты была без сознания почти час... – я видела, как он посмотрел на свои дорогие часы и затем закатил глаза. – Ну, может, две минуты. Не имеет значения.

— Таня? – я даже не потрудилась сформулировать какое-нибудь предложение. Мой язык онемел во рту, и во всём теле чувствовалась усталость. Требовалось немало усилий, чтобы просто продолжать дышать в таком состоянии.

— Она убежала, как перепуганная маленькая сучка, как только поняла, что ты потеряла сознание, – фыркнул он и покачал головой. – Как думаешь, ты сможешь встать? Я могу помочь тебе... – он протянул руку. Я хотела ухватиться за неё, но мои конечности меня не слушались. Он нахмурился, увидев, что я даже не сделала никакого движения. – Давай, Свон, это больше не смешно... попытайся встать... – он пытался казаться раздражённым, но я могла сказать, что он становился отчаянным. – Пожалуйста, – взмолился он, и я попыталась проглотить то, что пыталось подняться по моему горлу.

— Боль... так много боли, – прошептала я.

— О, ебать, – сказал он, схватил меня за руки, и как раз собрался поднять, когда послышался сердитый мужской голос. Голос, который мы оба узнали.

— БЛЯДЬ, КАКОГО ЧЁРТА ТЫ ДЕЛАЕШЬ С НЕЙ!

Это был Эмметт. И он был разъярен

Я подняла глаза, поскольку моя щека лежала на холодном каменном полу коридора. Я видела, как он схватил Эдварда, и с яростью оттолкнул его к шкафчикам. Эдвард даже не пытался сопротивляться, он просто принял это. Эмметт толкнул его ещё раз, и затем присел рядом со мной на корточки.

— Чёрт, Изабелла, ты в порядке? Что он сделал? Ты можешь говорить? Ты умерла? – он нервно захихикал на свой последний вопрос, и я снова проглотила.

— Блядь, она не мертва, – прорычал Эдвард. – Почему бы тебе не позвонить папе или сделать что-то ещё, пока я помогу ей добраться до грёбаной машины.

— Ты собираешься помочь ей? Да, конечно, – фыркнул Эмметт. Пытаясь помочь мне сесть, он схватил меня за руку и я вздрогнула от этого движения.

— Не надо. Блядь. Дотрагиваться. До неё, – зашипел Эдвард и схватил Эмметта за плечо.

— И как я могу помочь ей, если даже не могу коснуться её? – прошипел Эмметт в ответ.

— Просто позвони папе и скажи ему, что мы уже едем, – вздохнул Эдвард. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и видимо, Эдвард выиграл этот конкурс, так как Эмметт попятился и вытащил телефон. Эдвард основа присел рядом со мной. – Хорошо, ты должна сказать мне, что я могу сделать, ладно?

— Просто... помоги мне... подняться, – тихо сказала я.

— Ты хочешь... ты хочешь, чёрт, чтобы я перенёс тебя или ещё какое дерьмо? – спросил он и неловко почесал шею. Я отрицательно покачала головой. – Ну, ты не очень-то помогла мне? – сказал он с низким смешком. Удивляя своей нежностью, он взял меня за руки, и помог мне встать.

От боли у меня кружилась голова и весь коридор, казалось, вращался вокруг меня. Я прильнула к нему, и чтобы помочь мне, он обнял меня за талию. Эмметт смотрел на нас, держа телефон возле своего уха.

— Эй, папа? Это я, – сказал он в трубку, не отрывая от нас глаз. – Что-то случилось в школе... нет, я в порядке... с Эдвардом тоже, по крайней мере, пока... это Изабелла... ага... ей больно... я не знаю... да... она не могла даже пошевелиться... я просто нашёл её с Эдвардом... чёрт возьми, откуда я знаю?... ага... мы уже едем... – он засунул телефон обратно в карман и посмотрел на меня. – Я могу отнести тебя к машине. Ты выглядишь сейчас не очень хорошо, и мы доберёмся быстрее, если я отнесу тебя туда.

Я кивнула, и это медленное движение принесло мне ещё одну волну головокружения. Единственное, чего не хватало, так это тошноты. Эдвард отпустил меня, когда Эмметт поместил одну руку под мои колени, а другую на мою спину, и поднял меня.

— Ебать, всё, чем ты можешь помочь, так это взять костыли, – огрызнулся он Эдварду.

Эдвард взглянул на брата, но сделал так, как было сказано. Он подобрал костыли и последовал за нами к машине. Эмметт очень осторожно посадил меня на пассажирское сиденье и начал застёгивать на мне ремень безопасности, но остановился, когда Эдвард открыл дверь на заднем сиденье, и собрался сесть в машину.

— И куда, чёрт возьми, ты собрался ехать? – спросил Эмметт.

— У меня такое чувство, что папа, возможно, захочет узнать, что случилось, и только я, бля, тот, кто сможет рассказать ему. У меня такое чувство, что Свон ни черта не сможет рассказать, – объяснил Эдвард, когда сел в машину.

— Да? Тогда почему у меня такое чувство, что единственная причина, по которой ты хочешь ехать, чтобы убедиться, что она тебя не подставит! – спросил Эмметт пугающе спокойным тоном.

— Она этого не сделает, – сказал Эдвард и захлопнул дверь. Эмметт вздохнул и посмотрел на меня.

— Что бы он ни сделал, не бойся рассказать это моему отцу, ладно? Тебе не нужно защищать его задницу, – тихо сказал мне Эмметт. Я грустно улыбнулась ему.

— Он защищал мою, – прошептала я ему, прежде чем всё потемнело.

Редактура и перевод: kallibri722

Источник: http://robsten.ru/forum/19-685-1