Глава 24 - Заслуживая доверие

Изабелла Свон POV

Часть 1.

Меня не удивил неожиданный визит Эдварда, и я не удивилась даже тому, что он остался на ночь. Думаю, мне пришлось пережить слишком много, и я больше ничему не удивлялась. Даже его заинтересованности.

Ему не понадобилось много времени, чтобы уснуть, и я слышала как он тихо посапывал на своём стуле. Его ноги, скрещённые в лодыжках, всё ещё лежали на моей кровати. Руки он сложил на своей груди. Лицо было слегка нахмурено.

Я не расспрашивала, зачем он пришёл. У меня было ощущение, что у него итак хватало внутренних демонов, и мне не стоило вмешиваться и добавлять ещё одного. Несмотря на то, что приезжая сюда он, так или иначе, вовлекал меня.

Не в силах отвести от него глаз я наблюдала за ним, когда он спал.

Эдвард Каллен был не чем иным как загадкой; всё что было в нём, не имело для меня смысла.

Я вспомнила, как несколько недель назад сидела у окна в музыкальном классе. Я наблюдала за ним, когда он припарковал свою машину на месте директора школы перед главным входом. У него были ссутулившиеся плечи, и руки глубоко засунуты в карманы. Помню, я подумала тогда, что его поза не имеет никакого смысла. Зачем ему ходить так, как будто он пытался спрятаться?

Ведь это был долбаный Эдвард Каллен.

Почему он должен хотеть спрятаться?

Может именно поэтому он здесь? Прячется?

— Грёбаная кровь... повсюду... – пробормотал он. Сначала я подумала, что он проснулся, но его глаза всё ещё были закрыты, и слышалось лёгкое сопенье.

Кто знал, что Эдвард разговаривал во сне?

Я прикусила губу и бездумно почесала свою руку, но остановилась, когда почувствовала неровность своей кожи. Меня тут же захлестнул страх, как только я поняла, что когда Эдвард вошёл, я даже не попыталась скрыть от него свои шрамы. Я ещё раз, даже не осознавая этого, выставила их напоказ, чтобы он увидел их и осудил.

— Кровь, – снова пробормотал он, немного поёрзав на стуле, и наклонил голову набок.

Натянув одеяло на подбородок, я засунула по него руки. Я подумала, должна ли меня волновать его странная одержимость кровью. Что же ему снится?

Глубоко вздохнув, я закрыла глаза. Может быть утром всё это обретёт смысл.

Удар эхом прокатился по палате, и мои глаза распахнулись. Комната купалась в свете, и несколько раз я моргнула в замешательстве. Мои глаза сразу же метнулись к стулу возле кровати – только для того, чтобы найти его пустым. Свет шёл не от лампы, свисавшей с потолка, а извне.

Уже было утро. Как же это случилось?

Понимая, что грохот шёл от двери, которая врезалась в стену, я перевела туда взгляд и увидела папу. Он бросил на меня извиняющийся взгляд и вошёл в палату.

— Ах, извини, милая. Я не хотел тебя пугать, – извинился он. Я отвернулась от него и нахмурилась. Где Эдвард? – Как ты себя чувствуешь? – продолжал он.

— Я... прекрасно, – ответила я медленно, по-прежнему немного растерянная от такого внезапного пробуждения.

— Я говорил с доктором Дженксом. Он говорит, рентген показал, что лечение проходит хорошо. Это хорошая новость, – он улыбнулся, но я не ответила. – Он также сказал, что некоторое время ты должна держаться подальше от лестниц, поэтому я подготовил для тебя гостевую спальню внизу. Я даже перенёс туда твой компьютер.

Я стрельнула в него недоверчивым взглядом. Он шутит? Запасная спальня внизу была размером с чулан. Возможно, там когда-то и был чулан. Места там хватало только для кровати и небольшой тумбочки. Ничего больше. И он собирается запереть меня там? Почему он не запрёт меня в камере, в своём отделении, а? Бьюсь об заклад, там мне в любом случае было бы более комфортно.

— Спасибо, но нет, думаю мне всё же лучше остаться в своей комнате, – ответила я коротко.

— Но доктор Дженкс сказал, что это не хорошо, если ты будешь добавлять нагрузку на свою ногу, тем более после того, что нехороший мальчик Каллен сделал с тобой, – ответил он мягко. – Я всего лишь делаю то, что в твоих интересах.

Я усмехнулась.

— В моих интересах, чтобы ты не относился ко мне как к ребёнку. Я могу сама позаботиться о себе. А что касается нехорошего мальчика Каллена... я же говорила тебе, что он ничего не делал! Он помог мне! Почему ты не слушаешь то, что я тебе говорю? Почему это так трудно для тебя – поверить мне? – спросила я, моё тело дрожало от накопившегося разочарования. Это всё равно, что разговаривать со стеной, только стена эта не просто спокойно слушала – она перекручивала твои слова, а потом отбрасывала их назад, тебе, и заставляла думать, что ты слишком глуп для того, чтобы попытаться убедить её в чём-то ещё.

— Доверие нужно заработать, – ответил он.

— Что это должно значить? Я ничего не сделала, чтобы не заслужить твоё доверие! – возмущалась я. – Боже мой, я твоя дочь! – теперь я уже кричала, и ему было более чем неловко. Он подошёл к двери, закрыл её, затем подошёл и встал рядом с кроватью.

— Милая, как ты можешь ожидать, чтобы я доверял тебе, если сама не доверяешь мне? – тихо спросил он.

Он сделал правильный ход, и я не осуждала его за это. В течение нескольких секунд мы смотрели друг на друга, и никто из нас не произнёс ни слова. Мы застряли в самом печальном конкурсе смотрелок за всю историю мира.

— Почему... почему ты думаешь, что я не доверяю тебе? – спросила я, слегка пожав плечами, притворившись, что я действительно не знаю. Он вздохнул, небрежно почесал щёку, и не глядя на меня подошёл к окну. Он повернулся ко мне спиной, как будто не хотел смотреть на меня, и ответил.

— Если бы ты доверяла мне, Белла, и если бы ты доверяла своей матери, ты бы не пыталась убить себя. Ты должна была прийти к нам, и мы бы тебе помогли. Вместо этого ты сделала самое худшее, что могла когда-либо сделать людям, которые любят тебя, – тихо ответил он.

Было так много плохого в этом заявлении, что я даже не знала, с какого конца начать. Если он на самом деле верил, что я пыталась убить себя, то, как он мог так свободно говорить об этом? Как будто это не касалось нас всех, и повлияло только на него, так, что он не мог мне больше доверять.

Мне очень хотелось закричать на него и сказать что действительно произошло в ту ночь, но я понимала, что это никак не изменит его. У него не было оснований доверять мне. В конце концов, я была его склонной к самоубийству дочерью с раздавленной ногой, которая пыталась защитить парня, из-за которого оказалась в больнице.

Я явно сошла с ума.

Он был прав. У него не было причин доверять мне, потому что я не дала ему повод. По крайней мере, в эти последние несколько месяцев, когда жила в молчании.

Может, настало время дать ему этот повод?

Я открыла рот, чтобы заговорить, но он опередил меня, нанеся удар.

— Вчера вечером я разговаривал с твоей мамой. Она очень рада тому, что возвращается домой, – сказал он и его голос был пронизан такой любовью, что от этого скрутило мой живот. Если бы он знал правду, он всё равно бы говорил о ней с такой любовью? Я поняла, что у меня не было ответа на этот вопрос. Я бы не поручилась за то, что если бы он знал всю историю, то не стал бы пытаться защитить и объяснить её поведение.

Он повернулся и посмотрел на меня с каким-то выжидательным выражением. Я глубоко вздохнула. Я знала, он хочет, чтобы я сказала ему, что тоже рада, но я также знала, он поймёт, что это ложь.

— Ты знаешь, как я отношусь к ней, – ответила я вместо этого. Он нахмурился и покачал головой.

— Да, знаю, но это не значит, что я одобряю или понимаю это, – вздохнул он.

— Ты не должен одобрять мои чувства. Я имею право чувствовать то, что хочу, – заявила я в своё оправдание. Я скрестила руки на груди и понимала, что веду себя немного по-детски, но мне было всё равно.

— Да, это так. Но ты всё равно должна уважать свою мать и относиться к ней соответственно... она не такая плохая. Она едет домой, и останется дома, нравится тебе это или нет, – сказал он строго.

— И ты продолжаешь напоминать мне об этом, – тихо усмехнулась я.

Он широко развёл руки и с отчаянием вздохнул.

— Изабелла Мари Свон, что мне с тобой делать? Я действительно не понимаю, почему ты так ненавидишь свою мать, и почему ты не можешь мне это объяснить? – сказал он сердито.

Посмотрев на него, я сузила глаза, но он даже не вздрогнул.

— Ты на самом деле хочешь знать? – осмелилась я спросить.

— Да! – крикнул он в отчаянии. – Потому что я не понимаю, как можно ненавидеть кого-то за то, что он спас твою жизнь.

Кого волнует, поверит он мне или нет? С меня хватит. Я должна была освободиться от этого.

— Потому что именно она причина того, что я чуть не умерла! – отрезала я.

Это заставило его вздрогнуть. Он несколько раз моргнул, и лицо его стало совершенно пустым, без каких-либо эмоций.

Я смотрела на него и думала, какой реакции я от него ждала. Через мгновение, когда он переварил то, что я сказала, выражение его лица изменилось, и на нём было только одно возмущение.

Я должна была догадаться.

— Я не знаю, что ты пытаешься доказать мне, Изабелла, но опускаться так низко, чтобы утверждать, что она причина того, почему ты пыталась лишить себя жизни... это просто неправильно. Ты не та дочь, которую я воспитывал. Мне стыдно за твоё поведение, и мне стыдно за тебя, – сказал он, акцентируя последнее слово, и едва сдерживая свой гнев. – Нет ничего, что могла бы сделать твоя мать, чтобы из-за этого ты решила лишить себя жизни!

Он явно не понял, что я ему сказала. Он думал, что я решила покончить с собой из-за неё – а не потому, что она была одной из тех, кто пытался лишить меня жизни.

Я отвернулась от него. Я постаралась сделать непроницаемое лицо, чтобы он не понял, какую боль причинили мне его слова. Ему было стыдно за меня. Конечно, это так. А почему это должно быть по-другому? Я была позором для семьи. Должно быть, я сделала что-то не так. Иначе, зачем бы она сделала это со мной? Я отказывалась верить, что это из-за любви, потому что не было в этом ничего любящего.

Папа взглянул на часы. Вновь посмотрев на меня, он даже заставил себя улыбнуться. Он выглядел смущённым, как будто знал, что не было никаких причин для того, чтобы улыбаться, и ему хотелось только одного, поскорей уйти.

— Я должен вернуться в участок, – сказал он устало.

Я наклонила голову и тихо фыркнула.

— Папа, сегодня суббота. С каких это пор ты работаешь по субботам? – спросила я тихо. – Если ты не хочешь быть здесь, то почему не можешь просто сказать мне об этом и уйти? Не нужно лгать мне в лицо.

— Я еду в Ла-Пуш, – пробормотал он, и я всё ещё слышала гнев в его голосе. – Я хотел избавить тебя от ещё одного унизительного момента, так как кажется, тебе больше не нравятся Билли и Джейкоб, по причинам, которые неизвестны мне... и у меня такое ощущение, что так или иначе, я не хочу этого слышать.

— Это просто замечательно! Развлекайся там! – сказала я радостно, одарив его фальшивой улыбкой, но очевидно он не купился на это, так как посмотрел на меня с негодованием, затем вышел из палаты, на ходу пробормотав неуклюжее "пока".

Дверь за ним закрылась и, пытаясь собрать свои мысли в кучу, я смотрела на неё ещё некоторое время.

Чёрт возьми, что произошло?

Я просто сказала своему отцу, что моя мать, его жена, была ответственна за то, что произошло, а он ответил мне тем, что ему стыдно за меня? На самом деле?

Я была права. Не могло получиться ничего хорошего из того, что я раскрыла тайну. Он никогда не поверил бы мне. Я знала это. Слишком много времени прошло. Всё, что я сейчас сказала, только могло заставить его поверить в то, что я сошла с ума и сделать всё, чтобы я не причинила боль своей матери. Хоть это и не имело никакого смысла. С чего бы мне хотеть причинить ей боль, если она спасла мне жизнь? Разве спасение жизни – это плохо?

Вероятно, всё-таки хорошо, что я сказала ему только то, что это она была причиной, из-за которой я чуть не умерла. Если бы я рассказала ему какие-либо подробности, то он отреагировал бы очень быстро, и не успела бы я опомниться, как на меня надели бы смирительную рубашку.

Движение в углу привлекло моё внимание, и я подпрыгнула от неожиданности, когда открылась дверь небольшого туалета в углу палаты, и оттуда выглянула очень знакомая бронзовая голова. Что-то сдавило мне горло, и я в шоке уставилась на него.

— Это безопасно? – спросил он, посмотрев на меня. Я не ответила. Я даже не вздрогнула. – Я понимаю это как "да"...

— Ч-что ты здесь делаешь? Т-ты... что... что ты делал в туалете? Ч-ч-что? – я заикалась недоумевая. Я не могла связать несколько слов, чтобы спасти свою жизнь, так как в тот момент я этого не хотела. Я имею в виду спасать свою жизнь. Я была бы не против умереть прямо там и прямо сейчас.

Если он всё это время сидел в туалете, то это значит, что он всё слышал.

Всё.

Если у него и раньше было оружие против меня, то это было ничто по сравнению с тем, что он имел сейчас. Я дала ему целую кучу боеприпасов. Бьюсь об заклад, я даже добавила ему несколько солдат. Может, даже атомную бомбу.

Это будет моим концом.

Он потёр свою шею и посмотрел на дверь. По какой-то причине он нервничал.

— Я проснулся раньше, – объяснил он, не глядя на меня. – Я уже собирался уходить, когда увидел в коридоре твоего отца. У меня не было другого выбора, кроме как спрятаться... если бы он увидел меня здесь, то приклеил бы к моей заднице запретительный указ прежде, чем я успел выйти отсюда .

Он сунул руки в карманы, немного ссутулил плечи, и посмотрел на меня. Я была уверена, что на моём лице явно был виден ужас.

— Это было... э... – начал он, и я тяжело сглотнула. Было чувство, как будто я пыталась проглотить бейсбольный мяч, и теперь он застрял у меня в горле. Это было неудобно, и я поняла, что мне трудно дышать. Начинался приступ паники, и если бы это было возможно, я бы убежала так быстро, как только могла.

Но конечно, моя нога не позволит мне сделать этого.

Я открыла и закрыла рот, как рыба на суше. Я хотела спросить его, что он слышал – всё ли он слышал? – и что он думал об услышанном. Я была уверена, что в тот момент в его голове была куча догадок, но все вращались вокруг одной, что я явно была сумасшедшей. Он уже думал это про меня, и видимо, это только добавит топлива в уже бушующий огонь.

— Я не знаю что сказать, – сказал он неловко, с кривой усмешкой. – Спасибо? Спасибо, что защищала меня?

С подозрением я нахмурила брови. Он что, собирается играть со мной? Он что, собирается делать вид, что не только не слышал всё это, но и что единственное, что его интересует из всего услышанного, это факт, что я защищала его? Нет. Я не куплюсь на это.

— Эдвард... не надо... – мой голос был почти умоляющим. Я ненавидела себя за то, что опустилась так низко. Чёрт возьми, я должна быть сильной. Эдвард не должен видеть меня такой.

Он быстро покачал головой и немного одобряюще улыбнулся мне.

— Не волнуйся... я не скажу ничего, – пробормотал он. Я не знаю, почему я ему поверила, но что-то в его голосе заставило меня расслабиться. Он потёр шею и усмехнулся. – Чёрт, моя шея просто убивает меня. Думаю, сейчас я расплачиваюсь за то, что уснул на проклятом стуле, – он потянул шею, и я робко улыбнулась.

— Ты сам виноват. Вероятно, дома у тебя более достойная кровать, и на ней ты мог лучше выспаться.

— Да, но какое в этом удовольствие? – спросил он, слегка пожав плечами.

— Думаю, это зависит от того, чем ты будешь заниматься, когда ляжешь на неё, – пробормотала я в ответ.

Его глаза расширились от удивления, затем он откинул голову назад и залился беззаботным смехом. Услышав это, я тоже не смогла сдержать улыбки. Это напомнило мне о том, когда я слышала, как он смеялся на стоянке в школе. Такой радостный звук, и он всё ещё вызывал у меня зависть. Хотя, думаю, я узнала его немного лучше, чтобы завидовать сейчас. Он имел дело с собственными демонами, и я была слишком глупой, что не замечала этого раньше.

Я не единственная, кто страдает.

Он снова встретил мой взгляд. Его смех утих, и улыбка исчезла.

Молча мы смотрели друг на друга. Было ощущение, как будто у нас был молчаливый разговор нашими глазами, и когда обычная кривоватая улыбка украсила его губы, у меня возникло чувство, что мы пришли к пониманию.

— То, что произошло в этой палате, останется здесь, – заявил он.

Я нахмурилась и прикусила губу.

— Ты не должен делать этого... тебе не стоит волноваться из-за меня, – ответила я, хотя у меня не было никаких причин спорить с ним. Почему бы мне просто не заткнуться? Почему я должна испытывать свою удачу? Разве она не достаточно мне изменила за сегодняшний день?

А ведь ещё даже не полдень.

Я посмотрела на часы на стене и чуть не закатила глаза.

Если быть точным, ещё даже не половина одиннадцатого.

Он посмотрел вниз, на свои ботинки, и усмехнулся.

— Давай скажем так: я знаю, что это такое, когда родители не доверяют тебе, – признался он, неловко переминаясь с ноги на ногу. Было видно, что ему совсем не просто говорить об этом, тем более со мной. Он поднял голову и негромко фыркнул, слегка покачав головой. – Но думаю, ты знаешь об этом... видя, как мой отец внезапно решил, что ты его дочь, которой у него никогда не было, – сказал он обиженно. Я увидела вспышку гнева в его глазах, когда он говорил об этом, но она исчезла так же быстро, как и появилась.

— Мне очень жаль, Эдвард, но я никогда не просила твоего отца так заботиться обо мне, как и не просила твоих друзей. Я никого ни о чём не просила! Я хочу, чтобы всего этого не было, чтобы я могла... я могла... – я не знала, как закончить это предложение, потому что просто не знала, каков был конец.

— Убить себя? – закончил он за меня. Я вздохнула и посмотрела на свои руки, только для того, чтобы понять, что снова демонстрирую их. Я быстро спрятала их под одеяло, хотя вряд ли это теперь имело значения. Он видел их, и то, что я их сейчас спрятала, только привлечёт к ним ещё больше внимания. Казалось, он согласился со мной, потому что покачал головой. – Ты сумасшедший голубь, – сказал он.

— Ты оскорбляешь меня... снова? Серьёзно, Эдвард, ты пришёл сюда и провёл здесь ночь только для того, чтобы оскорбить меня? – спросила я недоверчиво.

— Нет, чёрт, я не это имел в виду, – сказал он защищаясь. – Блядь, это просто мои наблюдения. Ты очень странная птица, и ты это знаешь. Просто ты предпочла увидеть в этом плохое. Я в этом не виноват.

— Да? Ты хочешь сказать, что быть странным голубем это хорошо?

— А кто сказал, что это не так? – парировал он.

Я приподняла бровь, поджала губы и посмотрела на него. Если бы я не знала, то подумала бы, что он нашёл какие-то загадочные таблетки в туалете, потому что в том, что он говорил, не было никакого смысла.

— То, что произошло в этой палате, останется здесь, правильно? – спросила я для того, чтобы убедиться.

Он кивнул.

— И меня никогда не было здесь, – уточнил он. – Мне нужно поддерживать свою репутацию.

У меня не было причин доверять ему, я знала это, но, тем не менее, всё равно решила поверить, потому что это было лучшее решение.

— Так или иначе, мне нужно идти, – сказал он, повернулся и направился к двери. Он схватился за ручку двери, но так и не открыл её. Вместо этого он некоторое время просто смотрел на неё, а потом бросил на меня взгляд через плечо. – Между нами, голубь... не трать свои силы, пытаясь сделать так, чтобы твой отец поверил в то, что он не хочет слышать. Я прошёл через это. В этом нет никакого грёбаного смысла. Родители будут верить тому, чему они хотят верить, независимо от того, что ты говоришь.

— Ты говоришь о доверии, да? – спросила я тихо.

— Да, и наши отцы видимо думают, что мы его не заслужили... но кто сказал, что они достойны нашего доверия? Чёрт, я больше не доверяю своему отцу, и из того, что я понял из вашего разговора, не думаю, что твой отец заслуживает доверия, – он опустил взгляд на свои ноги, и перед тем как посмотреть на меня, глубоко вздохнул. – Блядь, я знаю, это было чертовски личное, и я не должен был подслушивать, но у меня действительно не было проклятого выбора... либо это, либо быть арестованным.

— Да, думаю, потом у тебя на самом деле не осталось бы никакого выбора, – согласилась я. – Мой отец просто ищет повод, чтобы арестовать тебя за что-нибудь. Это не обязательно должно быть незаконным. У него своя миссия, так что тебе лучше не расслабляться.

Он криво улыбнулся и кивнул.

— Не буду.

Хоть и немного робко, я ответила на его улыбку.

— Это было неудобно для тебя, не так ли? – сказала я, и это было мало похоже на вопрос, скорее на утверждение. Он спокойно усмехнулся и снова потёр шею.

— Ты не представляешь как, – сказал он, вздохнув, и посмотрел на меня. – Думаю, ещё увидимся... – он не позволил своим глазам отвести от меня взгляд, и не проявлял никаких признаков ухода. Как будто он этого не хотел.

— Надо сказать, что сегодня будет моя последняя ночь здесь, – сказала я, пытаясь сломать неловкое молчание, которое возникло между нами, так как он продолжал смотреть на меня. – Завтра я буду дома. Так что тебе, вероятно, нужно найти другого пациента, которого ты будешь беспокоить по ночам, если ты хочешь ночевать здесь, а не в нормальной постели, – я неловко засмеялась на свою нерешительную попытку сострить. Он усмехнулся, и слегка покачал головой. Затем схватился за ручку двери, чуть более крепко, оглянулся и пристально посмотрел на меня.

— Я не буду тратить своё время на паразитов, – ответил он.

— Тогда что ты делаешь здесь, со мной? – спросила я, выгнув бровь.

Его кривоватая улыбка превратилась в довольную. Он открыл дверь, и только потом ответил мне.

— Ты не паразит, голубка, – усмехнулся он и выглянул в коридор. Он посмотрел по сторонам, затем бросил на меня последний взгляд, и последний раз усмехнулся. – Ты птица.

Это были его прощальные слова, после этого он пробрался в коридор и скрылся из вида.

День прошёл мучительно долго. У меня не было посетителей, кроме моего папы, который ещё раз навестил меня. Он не рассказывал мне, как прошёл его день, и я не спрашивала, а просто чувствовала, что нам не о чем говорить. Он просто смотрел в окно, затем стал возиться с поломанным телевизором в моей палате, ходя вокруг него и вздыхая. Так неловко мне никогда не было. Я хотела только одного, чтобы он ушёл. И когда, наконец, он это сделал, у меня было ощущение, как будто мы провели вместе целый день, но это было только пятьдесят восемь минут. Да, я следила за временем. Я смотрела на часы, и это единственное, что сдерживало меня от того, чтобы не сойти с ума от его присутствия.

Когда наступила полночь, я поймала себя на том, что смотрю на дверь практически каждую секунду. Каждый раз, когда я слышала шаги возле своей палаты, я чувствовала, как учащённо бьётся моё сердце, но это быстро проходило, когда чьи-то ноги проходили мимо моей двери без остановки. Почему-то я ожидала, что он придёт.

Но он не пришёл.

И я не могла понять, почему это так сильно разочаровало меня. Я не должна была удивляться, нисколько. Эдвард Каллен не был моим другом, на самом деле это далеко не так. У него не было причин приходить ко мне в середине ночи.

Тогда почему он сделал это уже дважды? И остался на всю прошлую ночь?

Я решила игнорировать эти вопросы, потому что не хотела слышать ответы. Я понимала, что он мог сделать это только для того, чтобы получить как можно больше информации обо мне, которую впоследствии он смог бы использовать, чтобы причинить мне боль. Я больше чем боялась, думая о том, что он может сделать с тем, что услышал сегодня утром, и я сомневалась, смогу ли я ему доверять. Были ли у меня гарантии, что он уже не распространил слух о том, что я пыталась покончить с собой или что в этом я обвиняю свою мать? Были ли у меня гарантии, что всё, что было сказано в этой палате, действительно останется здесь?

Ответ был такой: никаких гарантий.

Я помню, что перед тем как уснула, в последний раз посмотрела на часы. Это было три тридцать. В семь утра меня разбудила медсестра. От недостатка сна у меня чертовски разболелась голова, и пульсирующая боль в ноге была более заметна, чем обычно.

В полдень я выкатила из больницы в инвалидном кресле. Помогая залезть в "Крузер", папа улыбался мне, но я даже не удостоила его взглядом. Он не стоил того.

По пути домой мы остановились у аптеки. Папа купил новые, более сильные таблетки, которые прописал мне доктор Морковка. Этот человек может выглядеть как овощ, но как я могу ненавидеть его, когда он готов выписывать мне лекарства, которые были намного сильнее того дерьма, которое давал мне доктор Каллен?

Быть может, смерть, наконец, будет в пределах моей досягаемости.

Когда мы приехали домой, я позволила папе помочь мне выйти из машины. Я просто не вылезла бы сама. Мой мозг был немного затуманен, и тело чувствовало себя странно из-за дозы того лекарства которое я приняла ещё в больнице. Это было не что иное, как чудо, что мне удалось попасть в дом без посторонней помощи. Я чувствовала себя почти пьяной – хотя я никогда не была пьяной, я подумала, что это ощущается именно так.

Я направилась к лестнице, но громко прокашлявшись, папа привлёк моё внимание.

— Я думал, мы договорились, что ты останешься в гостевой спальне, – сказал он. Я устало посмотрела на него и вздохнула. Я слишком устала, чтобы спорить с ним, поэтому ни говоря ни слова, вошла в крошечную гостевую спальню.

Шли дни, и большую часть времени я проводила в своей комнате. Я почти ничего не делала, даже своё домашнее задание. Всё, что я делала, так это лежала в постели, медленно дыша от стреляющей боли в ноге. Я пришла к выводу, что пока я лежала неподвижно, боль притуплялась, и оставалось только ощущение онемения. Было похоже на то, как будто нога засыпала, и хотя само по себе это было неприятное ощущение, с этим было легче справиться, чем с болью.

Я делала всё возможное, чтобы удержать себя от принятия каких-либо таблеток, потому что знала, мне нужно собирать их. Я решила подождать, пока папа не пополнит мои запасы, и только потом попытаться что-нибудь сделать. Чем больше у меня будет таблеток, тем больше шансов уснуть и не проснуться. Но также это означало, что мне придётся потратить гораздо больше времени, испытывая боль, но я не поддавалась искушению принять таблетки от боли. Это того стоило.

Наступила среда, и я почувствовала совсем другую боль. Всего через несколько часов домой должна была вернуться мама. Рано утром папа уехал в Сиэтл, чтобы забрать её. Было итак понятно, что он это сделает. Она возвращалась по-настоящему, и не было никаких шансов, что она вернётся туда. Начиная с этого дня, мы снова будем маленькой счастливой семьёй.

Или, по крайней мере, именно этого ожидал отец.

Я прекрасно понимала, что они смогут жить вместе своей маленькой счастливой жизнью, и делать вид, что у них все хорошо, но я не собиралась быть частью этого. Я собиралась удалить себя из уравнения. Держу пари, они в любом случае будут намного счастливее без меня, никто не будет тащить их вниз, отказавшись от "роста" и "преодоления себя".

Звук хрустящего гравия возле дома заставил меня напрячься, и от знакомого смеха мамы, когда она вышла из машины, скрутило мой живот.

Моё тело было неподвижным как статуя, и я даже не позволяла себе дышать, пока слушала как мои родители приближаются к дому. Входная дверь открылась, и я слышала как они вошли в дом.

— Белла? Мы дома! – крикнул папа, и мне даже не нужно было видеть, чтобы знать, что он улыбается как влюблённый пятнадцатилетний мальчишка.

— Где моя милая девочка? – пропела мама с улыбкой в голосе.

— Может, она спит, эти лекарства от боли вызывают ужасную сонливость, – услышала я его ответ.

Я усмехнулась про себя. Его слова только доказывали, насколько я была ему безразлична. Он даже не заметил, что я не принимала лекарства, и не заметил, что я по-прежнему мучилась от боли. И почему бы это? Всё потому, что он не обращал на меня никакого внимания, и доверял мне принимать эти таблетки самой.

Так что думаю, он всё-таки доверял мне, только это было как-то неправильно.

— Я должен вернуться в участок и убедиться, что пока меня не было, ничего плохого не случилось, – папа усмехнулся, и я услышала, как чмокнулись их губы в поцелуе.

— Я буду скучать по тебе, – проворковала она.

— О, я думаю, ты сможешь пережить несколько часов без меня, – ответил он насмешливо.

Услышав его, у меня разболелся живот, отчасти потому, что это мой отец, но в основном из-за женщины, которая вызывала у него такие нежные чувства.

Я услышала, как снова открылась и закрылась входная дверь, и в тот момент моё сердце остановилось. Через минуту "крузер" взревел и уехал. Я застряла в доме с сумасшедшей женщиной и не имела средств к спасению.

Я услышала лёгкие шаги, когда она вышла из зала, и пол в гостиной скрипнул, когда она шла к комнате для гостей. Мои пальцы впились в матрац, и я чувствовала себя подобно попавшемуся в ловушку животному. Сначала я не понимала то чувство, которое нахлынуло на меня. Только когда она встала в дверном проёме, я поняла, что это было. Это было сильнее, чем я когда-либо чувствовала прежде.

Страх.

— Возможно, нам нужно поговорить, – начала она мягким голосом. Я попыталась проглотить комок, который образовался в горле, и получить контроль над смятением чувств внутри меня. Я так много хотела сказать ей – наорать на неё – и так много всего запланировала, чтобы освободиться, когда, наконец, увижу её снова. Но теперь, когда у меня появился этот шанс, я чувствовала, что полностью закрылась от неё. Ни одно слово не могло сорваться с моих губ.

Я боялась того, что может случиться, если я скажу их.

Я боялась собственной матери.

Она улыбнулась мне, а я попыталась сделать так, чтобы на моём лице не было никаких эмоций.
Она прекрасно выглядела, была одета в джинсы, и во фланелевую рубашку, с бежевым топом под нею. Её волосы выглядели так, как будто она только что вышла от парикмахера; стрижка была короткой и стильной.
Она похожа на мою мать.

Глядя на неё, я вспомнила старые добрые времена, когда она использовала эту улыбку, чтобы показать мне свою любовь. Я не хотела, чтобы она знала, какое влияние имела на меня эта улыбка и какое впечатление на меня произвёл её внешний вид. Я старалась не обращать внимания на смешанные чувства, которые она во мне вызывала, и старалась удержать свою ненависть, поскольку с этим было легче справиться, чем со всем остальным. Ненависть и отвращение были теми чувствами, с которыми я могла обращаться, когда дело касалось моей матери. Смешанные чувства и непонятная любовь – это не то, с чем я хотела и могла справиться, потому что она не заслуживала этого. Она не заслуживала моей любви.

— Если ты подойдёшь ближе... я буду кричать, – предупредила я её жалким срывающимся шёпотом.

Я не хотела, чтобы она подходила ближе, я и так была достаточно смущена. То, что она была здесь, выглядела и говорила, как моя мать на самом деле не облегчало положение. Не говоря уже о боле в ноге, вдобавок ко всему.

Её улыбка стала шире, и выглядела более зловеще. В её глазах появился мрачный взгляд и все мои сомнения насчёт того, что она излечилась от того психического расстройства, которым страдала, развеялись. Она больше не была похожа на мою мать, и от этого мне стало намного легче её ненавидеть.

Она сделала ещё один шаг в крошечной комнате, закрыла за собой дверь, и подошла ко мне медленным размеренным шагом. Зловещая улыбка так и не покидала её губ и, наблюдая за мной, она наклонила голову.

— Скажи мне, милая, ты всё ещё... чиста? – спросила она, почти воркуя.

Мои глаза расширились, и я изо всех сил пыталась дышать. Есть ли правильный ответ на этот вопрос? Какой ответ я могу ей дать, чтобы она оставила меня в покое? Или есть такой ответ, который заставит её убить меня быстро и безболезненно? Или какой-нибудь ответ, который не оставил бы меня с новыми шрамами и ранами?

Должно быть, я молчала слишком долго, потому что она сама себе кивнула и, сделав так, выглядела довольной. Как будто моё молчание было для неё достаточным ответом.

— Я так и думала, хорошая девочка, – сказала она, поглаживая мою голову.

Я посмотрела на неё и встретилась с ней взглядом.

— Ты... ты сумасшедшая... ты не можешь сделать это ещё раз, – прохрипела я. Моим намерением было казаться угрожающей и устрашающей, но вместо этого у меня получился срывающийся и плаксивый шёпот. Она села возле меня на кровать, и я отшатнулась от неё. Она посмотрела на меня и неодобрительно покачала головой.

— Белла, я только пытаюсь тебе помочь. Как получилось, что ты так сильно ненавидишь меня за то, что не было моей виной, – пробормотала она, гладя мои волосы. – Ты чуть не умерла, детка, и это чуть не убило меня. Я никогда не смогу жить без тебя в этом мире.

— Если это правда, тогда зачем ты резала мои руки и... и... – я даже не могла закончить фразу, потому что это было слишком противно. Она схватила меня за подбородок, грубо заставляя посмотреть на неё.

— Милая, я этого не делала. Ты сделала это сама, и если ты искренне веришь, что это я сделала с тобой такое, то возможно, мы должны тебе помочь. С тобой явно не всё в порядке, – сказала она строго.

Она отпустила мой подбородок и резко встала.

— Твой отец говорил, что ты обвиняешь меня в том, что случилось, но я думала, ты винишь меня только в том, что я не позволила тебе умереть. Никогда бы не подумала, что ты считаешь, будто это я сделала тебе! – она схватила меня за запястье и грубо задрала рукав рубашки. В дневном свете шрамы были очень хорошо видны, и я зажмурилась. Я не хотела смотреть на них, но даже с закрытыми глазами я видела их на внутренней части моих век. – Это не моя вина. Ты сделала это. И если ты попытаешься убедить кого-то в обратном, то я сделаю всё, чтобы о тебе позаботились, – она почти отбросила мою руку и сделала шаг назад. Я обняла себя, скрестив руки на груди, и пыталась подавить рыдания, которые грозились вырваться. – Ты разочаровываешь меня, Белла.

Она бросила на меня последний неодобрительный взгляд, затем вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Я затаила дыхание, пока не услышала, как она поднялась по лестнице и как скрипнули в верхнем коридоре паркетные доски, когда она вошла в их спальню.

Больше я не пыталась сдержать рыдания, я позволила себе это, и моё тело начало дрожать и биться в конвульсиях. Я ещё крепче обняла себя руками, и начала раскачиваться на кровати, желая, чтобы ушла часть боли. Но вместо этого она становилась ещё сильнее, разрывая меня на куски, как осколки стекла. Я была удивлена, что до сих пор не развалилась от боли. Сколько может выдержать человек, прежде чем в его теле угаснет жизнь.

Я так хотела, чтобы слёзы принесли мне облегчение.

Но слёз так и не было.

И это меня не удивило.

Источник: http://robsten.ru/forum/19-685-33