Глава 29 - Решающий Момент

Эдвард POV


Я должен был злиться на неё. Я просто обязан был. Я действительно сидел там, ожидая, когда гнев затопит меня и омрачит мой взгляд. Это было как тогда, когда она нечаянно толкнула меня в лужу грязи. Но гнева не было. Никакой злости, что просто обязана была быть из-за этой истории. Но не это удивило меня больше всего; а то, что я совсем не удивился. Я не чувствовал даже малейшего удивления, когда она призналась, что стояла на месте и не сдвинулась, хоть и знала, что могла успеть сделать это. Она стояла как вкопанная, потому что этого хотела. И я этому не удивился. Вместо этого было такое чувство, что она подтвердила то, что я знал всё это время. Где-то в подсознании, я всегда это знал.

Авария была не по моей грёбаной вине.

И я не злился из-за этого. Я должен был, в этом было бы больше смысла. Но нет, блядь, не было никакого гнева. Всё, что я чувствовал, только безнадёжность.

Ебать, что же с ней случилось?

Она чуть не убила себя сегодня вечером. Если бы я приехал всего несколько минут спустя, она была бы уже мертва. Реально мертва. Не просто "чёрт, мне так плохо после похмелья, что я сейчас умру". А реально мертва. Как те, кто лежат на кладбище.

Это забавно, когда понимаешь, что это была судьба. Как будто моим предназначением было остановить её или ещё какое дерьмо. Я должен был помочь ей. Первый раз в моей жизни, я сделал действительно что-то важное. Чёрт, мне пришлось спасать её от демонов, преследовавших её.

Но ведь я действительно сделал то, что нужно, ведь так? Или это странное чувство было только потому, что я хотел ей помочь? Но почему я хотел помочь ей? Свон была...

Только закончи это предложение, и я пну твою грёбаную задницу. Ублюдок.

Я застонал от этой нелепой мысли, и c отчаянием пнул камешек.

А сейчас я никак не мог понять, что, чёрт возьми, я должен делать. Блядь, я так запутался. Как я мог начать помогать ей, если она не хотела помочь сама себе? И почему я должен ей помогать? Почему мне вдруг небезразлично, дышит она или нет?

Потому что хочешь ты принять это или нет, но ты изменился.

Ну... и что дальше? Теперь Свон мне как приятель? Это можно так назвать? Она что теперь, моё доверенное лицо или что? Она стала моим новым Джаспером? Новым Эмметтом? Моим новым всем? Кто она для меня? И почему это должно измениться? Почему она не может и дальше быть просто Гусыней?

Потому что ты ненавидишь это глупое прозвище даже больше, чем когда-то ненавидел её.

И что это, чёрт возьми? Неужели она что-то значит для меня? Это так?

Да.

Почему?

В голове было пусто. Мой мозг мне не отвечал. У него не было никакого грёбаного ответа. Я был один в этом. И на том спасибо, мой чертовски бесполезный мозг.

Я вздохнул и подумал о Воробье. Как только я это сделал, лёгкая улыбка тронула мои губы.

Воробей.

Я почти привык называть её так. Это подходило ей. Воробьи ведь маленькие птички, правильно? Маленькие и хрупкие, но вероятно, если захотят, то могут быть сильными, и скорей всего у них были безумные навыки выживания...

Я фыркнул и покачал головой. Чёрт, что я вообще знаю о птицах? Ничего. Я знал только то, что воробьи могли быть одними из тех птиц, которые откладывали яйца в гнёздах других птиц, а затем съедали своих детей или ещё какое дерьмо.

Но всё же Воробей звучало намного лучше, чем Гусыня. И мне плевать, ели они своих детей или нет. Всё равно она не будет делать это только потому, что я называл её так.

А может воробьи на самом деле поедали своих детёнышей – чёрт, ведь её мама пила её кровь, верно? Может, у неё это была просто закуска, перед тем как впиться в её плоть...

Блядь, это дерьмо было так ужасно, что не было слов, чтобы всё описать, и к тому же в этой истории я знал только это. Я не знал, выдержит ли мой желудок остальную часть истории. Если кровь была "лёгкой" частью, и Свон решилась рассказать мне, то Бог знает, какие ещё ужасные вещи делала её мама. Воробей, у неё не было никого. Все, кого она любила, предали её... и выпили кровь...

Вот. Именно это. Вот почему она что-то значит сейчас.

Потому что её мать пила её кровь? Именно поэтому она что-то значит? Потому что её мать – проклятый вампир?

Нет. Потому что она нуждается в ком-то, придурок.

Я кивнул. Блядь, я не собирался с этим спорить. Ей нужен кто-то, так почему, чёрт возьми, этим кем-то не могу быть я? Да, возможно, несколько недель назад, она была для меня только Гусыней. Но всё это дерьмо изменилось. Сейчас она что-то значила для меня. Кроме того, ни Элис, ни Эмметт не могли ей помочь. Может, они и хотели быть рядом с ней; Элис как подруга, а Эмметт как телохранитель. Но на самом деле они не могли быть близки, потому что Воробей не доверяла им. Они потеряли свой шанс на её уважение и доверие в тот день, когда доказали, что заботились о ней больше, чем обо мне. Чёрт, и я всё больше уважал её за это.

Я собирался быть на её стороне, защищать её. Я собирался быть рядом с ней. Дерьмо изменилось, и я собирался принять его. Воробей нуждалась во мне, чёрт, а я нуждался в ней, живой. И чтобы так оно и было, я должен сделать именно это. Я собирался быть рядом с ней.

И я смог бы это сделать. Я смогу это сделать без лишних проблем. Я смогу справиться с этим. Я смогу доказать людям, что я не просто бесчувственный ублюдок без сердца. Я мог бы и раньше сделать какое-нибудь хорошее дерьмо, если бы захотел. У меня просто никогда не было причин делать что-то хорошее, потому что я никогда не думал, что должен кому-то что-то доказать. Я думал, что люди знали меня настоящего. Я не думал, что мне нужно было что-то доказывать. Но за эти несколько недель я понял, что был неправ.

Блядь, люди совсем не знали меня.

Вот ведь ирония? Столько друзей и столько людей окружало меня в моей жизни, но не было никого, кто действительно знал меня.

Ебать их. Я не нуждаюсь в них. Мне никто не нужен...

...кроме Воробья.

Меня даже не передёрнуло от этой мысли, по какой-то причине это заставило меня почувствовать себя... хорошо? Хотя, возможно, я немного запутался.

Мне не понадобилось много времени, чтобы прийти домой; по крайней мере, у меня было такое чувство. Я был слишком занят, обдумывая свою новую жизнь, так что даже не заметил, что пришёл, пока не приблизился к дому. Я был так потерян в мыслях, что увидев папу на крыльце, подпрыгнул от удивления. Он сидел на ступеньках, молча смотря, как я приближаюсь к дому, и когда я всё же заметил его, то чуть не нагадил в свои чёртовы штаны.

— Господи Боже! Какого хрена ты сидишь здесь в темноте? – огрызнулся я раздражённо и, чувствуя, как колотиться сердце, положил руку себе на грудь. – Ты напугал меня до дерьма!

— Эдвард, – вздохнул он. – Думаю, более подходящий вопрос сейчас, где, чёрт возьми, ты был? – он казался таким расстроенным и усталым, и, взглянув на его волосы, я понял, что он с отчаянием запускал в них свои руки видимо не один раз. Тот факт, что он использовал проклятие, тоже не ускользнул от моего внимания, и я был не настолько глуп, чтоб не понять, что он имел в виду.

— Я гулял, – лениво пожав плечами, я старался вести себя небрежно, так, как будто в этом не было ничего особенного, а на самом деле мне так хотелось оказаться подальше от него. Блдяь, я так устал притворяться.

И не только в этом...

— Да, я очень хорошо знаю об этом. И вот поэтому я сижу здесь в... – он посмотрел на дорогие часы, которые ему подарили в больнице несколько лет назад, – ...полтретьего ночи. Иисусе, Эдвард, что ты делаешь? – он больше не спрашивал, где я был, это даже не касалось сегодняшнего дня. Это касалось... всего.

— Я гулял, хорошо? Чёрт, что ты хочешь от меня? – спросил я, не обращая внимания на то, что знал, о чём он на самом деле спрашивал.

— Ты знаешь, чего я хочу, – сказал он, резко посмотрев на меня, но я только закатил глаза, и прошёл мимо него. – Эдвард, ты хочешь чтобы я взял тебя под домашний арест? – это была даже не угроза, это была всего лишь его последняя неудачная попытка. Он знал, так же как и я, что домашний арест для меня ничего не значит. Если мне нужно будет выйти из дома, я найду способ.

— Почему бы тебе не отправить меня в Чикаго, а? Это спасёт тебя от моего домашнего ареста, – фыркнул я и зашёл в дом. Папа встал со ступенек крыльца, и я практически ждал, что он пойдёт со мной наверх и будет раздражать меня ещё больше, но вместо этого он пошёл на кухню. Я поднялся в свою комнату, подошёл к кровати, и как только моя голова коснулась подушки, уснул.

Следующее, что я помнил, это мой будильник, оравший на меня, и я неохотно покинул постель. Я оделся, приготовился к школе, и поплёлся на кухню, чтобы чем-нибудь перекусить. Мама и Эмметт сидели за столом, папа, наверно, был уже на работе. Я сделал себе бутерброд, и мама спросила меня, хочу ли я, чтобы меня подвезли. Она слегка нахмурилась, когда я пробормотал "нет", и, схватив свой бутерброд, вышел их кухни.

В школу я ехал на велосипеде, и на это ушло не так уж много времени – несмотря на то, что нужно было проехать несколько километров. Когда я туда приехал, то понял что сэкономил целых пятнадцать минут. Прежде я никогда не был в школе Ла-Пуш, и тихо фыркнул, увидев её жалкие размеры. Школа состояла только из одного здания, и, учитывая размеры практически несуществующей автостоянки, учащихся в ней было немного.

Я пошёл, чтобы взять своё расписание и всякое другое дерьмо, которое они хотели, чтобы я прочитал, наподобие руководства политики школы и подобного дерьма, а затем отправился к своему шкафчику. Его оказалось не так трудно найти, поскольку там был только один коридор со шкафчиками, и все они были пронумерованы. Их было ровно сто, и это было ничем для меня. Мне было интересно, означало ли это, что в школе сто учеников, или некоторые ученики должны делить шкафчики. Я всегда думал, что школа Форкса, где училось пятьсот или шестьсот учеников, была очень маленькой школой, но вероятно, я был не прав. Были школы ещё меньше, и более жалкие. Как в Ла-Пуш. Я знал, что в моей жизни было много дерьма, которое я принимал как должное, но никогда не думал, что размер моей старой, глупой школы будет одним из этого.

Я подумал обо всех глупых документах, которые мы вынуждены были собрать, чтобы меня взяли в эту глупую школу. Племя Ла-Пуш стало более многочисленным, и они не могли себе позволить содержать свою старую школу, из-за некоторых проблем с ремонтом. Они обращались за помощью в Форкс, и там согласились помочь. Газеты писали, что эта " помощь для поддержания культуры", или ещё какое дерьмо. А так как Форкс помог, они заключили соглашение, что там смогут учиться ученики из нашей школы. Согласно законам – это называли уставом школы – ученики за пределами Ла-Пуш могли посещать эту школу, пока они придерживались этих глупых законов и были такие оговорки, как будто ты грёбаный иммигрант. Всё это было чертовски смешно. Для меня было бы намного проще просто перевестись в Порт-Анджелес.

Я пошёл на первый урок, и старался не замечать, как люди смотрели на меня. Это были не те любопытные взгляды, которыми народ одаривал новых людей, они смотрели на меня как на грязную мокрую собаку или ещё какое дерьмо, как будто я даже не достоин ходить в их дурацкую школу.

Неужели они думают, что мне нравится здесь? Как бы не так.

Войдя в класс, я подумал, что меня не туда направили. Класс оказался до смешного мал – всего пятнадцать мест, полукругом стоявших перед доской. Мне показалось, что я был в одном из тех классов, "для особо одарённых детей". Неужели они думают, что я умственно отсталый? Они хотя бы смотрели мой табель? Возможно, у меня не было лучших оценок по всем предметам, потому что меня просто не волновало это, но даже если и так, мои старые учителя прекрасно знали, что я чертовски умён. Так почему, чёрт возьми, меня направили в класс для умственно отсталых?

Получается... это не было... Это не было классом для отсталых. Это просто обычный класс в этой школе. По-видимому, в моём классе было только пятнадцать человек, причём не только старшеклассников, но и учеников средней школы. Пятнадцать –это слишком много для класса в этой школе.

Заняв стул в конце полукруга, у окна, я стал наблюдать, как другие ученики занимают свои места. Вскоре вошёл наш учитель; это был мужчина средних лет с длинными чёрными волосами, собранными сзади в хвост. Если верить моему расписанию, звали его мистер Атеара.

— Добро пожаловать, класс, я вижу, у нас сегодня появился новый ученик, – сказал он бесстрастным тоном, не задерживая на мне свой взгляд. Я приподнял бровь на его очевидную враждебность. – Давайте начнём с урока, да? – люди открыли свои тетрадки, и он сел на край стола. Я вздохнул и открыл пустую страницу своей тетради.

— Благодарение уже позади, и все мы знаем, что это значит... – сказал мистер Атеара с весёлой улыбкой, – ...неделя Признания Квилетов.

Остальные ученики подались вперёд на своих стульях, как будто не осмелились бы пропустить ни одного слова. Неделя Признания Квилетов? И люди в Форксе думают, что я эгоистичный ублюдок? Я откинулся на стуле и стал ждать, когда мистер Атеара продолжит, и думал, что это будет самая смешная вещь, которую я когда-либо слышал.

Я был прав.

Неделя Признательности Квилетов, по-видимому, повторялась ежегодно. Она всегда проходила через неделю после Дня Благодарения. Они читали свои глупые легенды и анализировали их, раскладывая по кускам. Он не говорил, что в конце недели будет тест на всё это дерьмо, но я бы не удивился, если б так оно и было. Они действительно относились к этому дерьму серьёзно.

Я рассеянно рисовал на полях своей тетради, пока другие ученики писали то, что говорил мистер Атеара. Сначала я не собирался слушать это дерьмо, но когда он начал рассказывать некоторые легенды, я невольно стал прислушиваться...

— ...конечно, квилетские женщины всегда искали лекарство от старения. Нукпана была не единственной. И женщины учились на её ошибках, – сказал он.

— Что произошло с другой женщиной? У неё был свой ребёнок? – спросила девушка.

— Да, она родила сына, и Чунта был очень счастлив. Родословная сына Чунты ведёт нас непосредственно к Эфраиму Блэку, которого мы все знаем, – мистер Атеара улыбнулся и кивнул остальным.

— Моя мама рассказывала мне об этой легенде, когда я была ребёнком, – сказала ещё одна девушка. – Но она никогда ничего не говорила о том, что Нукпана ходила в другое племя за помощью.

— Ну да, эта легенда существует во многих вариантах, но смыл один. Нукпана хотела вечную молодость и красоту, а также ребёнка. И именно её жадность погубила её, – объяснил мистер Атеара. – Многие из наших самых популярных легенд были переданы из поколения в поколение, в некоторых со временем меняются детали, но смысл истории остаётся тот же, точно так же как и в легендах о будущих запечатлениях...

Девушки захихикали, и наклонились вперёд, а парни просто закатили глаза. Мистер Атеара снова усмехнулся, и я ничего не мог поделать, но мне стало ужасно интересно, пропустил ли я какую-нибудь шутку или ещё какое дерьмо.

— Моя мама говорит, что нельзя повлиять на то, кто будет твоим будущим запечатлением. Это правда? – спросила одна из девушек, и мистер Атеара пожал плечами и кивнул.

— И да, и нет. Если существует легенда, которая говорит о вас и о вашем будущем запечатлении, то нет. Но если такой легенды не существует, то да, – ответил он.

— Что за херня это запечатление? – выпалил я, не задумываясь. Все глаза выстрелили в меня. Я почувствовал себя оленем, попавшим в свет фар, так они на меня все смотрели. Все, кроме одной девушки в другом конце полукруга. Она просто холодно ухмыльнулась.

— Запечатление – это то, о чём говорят легенды, – объяснил мистер Атеара усталым голосом. Я почти почувствовал, как он мысленно закатил глаза. – Некоторым парам предназначено быть вместе, и это называется запечатлением.

— Это как... родственные души? – спросил я тупо.

— Да, думаю можно сказать и так, – сказал он, и девушки действительно сейчас закатили на меня глаза. – Но запечатление – это намного больше, – я не стал просить его уточнять. Я подумал, что и так спросил слишком много. И вообще, почему меня должны волновать эти глупые легенды? – Как я уже говорил, – продолжил он, – запечатление не может быть изменено. Если этому суждено быть, то это будет. Нельзя изменить судьбу.

— Что происходит, когда вы находите того единственного? – спросила девушка. – Когда можно делать ритуал соединения?

— Ритуал соединения не может быть проведён, если запечатлённым меньше четырнадцати лет, и очень важно, чтобы девушка была чиста, – сказал Атеара, и бросил на меня усталый взгляд, как будто думал, что я собирался спросить, что, чёрт возьми, он имел в виду. – Быть чистой – это значит, девушке не разрешается иметь какие-либо сексуальные отношения с кем-либо. Недостаточно того, что девушка просто девственница, – объяснил он, глядя прямо на меня, хоть я и не просил его уточнить.

— Что же этот ритуал влечёт за собой? – спросила невысокая девушка.

— У обоих запечатлённых берётся кровь, это смешивается с несколькими травами, которые должны быть выращены здесь, в резервации. Кровь должна быть взята во время новолуния, и эликсир, который получается, запечатлённые должны выпить в течение полной луны – это свяжет их и их семьи навсегда...

— А что произойдёт, если девушка – грязная шлюха? – спросил я с ухмылкой. Мистер Атеара бросил на меня раздражённый взгляд, а несколько девушек ахнули на мой вопрос.

— Если девушка окажется нечистой, она просто должна пройти ритуал очищения, – ответил он.

— Что влечёт за собой...? – подсказал я. Он ещё раз глубоко вздохнул, и прежде чем ответить мне, немного покачал головой.

— Девушка должна оставаться в нашем святилище, в Доме Квилетов, и в течение месяца не выходить на улицу и не видеть солнца. У неё каждый день берётся кровь, и ей не разрешается ничего есть, и пить, кроме воды, специального хлеба, и крови её запечатленного партнёра. Это очищает её загрязнённое тело, и как только пройдут тридцать дней, она снова станет чистой.

— Это же глупо. А что происходит, если парень "нечистый"? – спросил я, закатив глаза на это глупое слово. Судя по тому, как мистер Атеара посмотрел на меня, я понял, что ему не нравились мои издевательские вопросы. А парни стали посмеиваться на мой комментарий.

— А парень не может быть нечистым, глупый, – сказал один, и толкнул локтем своего друга, который после этого начал смеяться.

Я приподнял одну бровь и недоверчиво на них посмотрел. Это они серьёзно? Да, судя по всему, вполне. Они что живут в каменном веке? Возможно, я плохо относился к девушкам в прошлом – да и в настоящем – но, по крайней мере, я не жил в каком-то бредовом мире, где можно думать, что парни не несут никакой ответственности и во всём виноваты девушки. Только потому, что девушка решила заняться сексом до брака, или чем-то ещё в этом дурацком месте, она должна быть заперта в доме на тридцать дней и практически заморена голодом?

Чёрт возьми, это вообще законно? Блядь, это просто какое-то безумие.

И Воробей была частью всего этого...

Неудивительно, что она ненавидела Джейкоба и Ла-Пуш. Ебать, совсем не удивительно...

Мы застряли в этом проклятом классе на всё утро. Мистер Атеара рассказал нам ещё много легенд и показал слайды с рисунками самых известных из них. Всю остальную часть урока я молчал, и больше не делал никаких комментариев. Я не видел причины для этого. Я вообще сомневался, понимали ли они, какими безумными казались. Они на самом деле верили во всё это дерьмо. Они думали, что всё это правда. Поэтому буду смеяться я над ними или нет, это всё равно ничего не изменит.

Девушка, которая сидела в классе в другом конце полукруга продолжала смотреть на меня бесстрастным взглядом. Но у меня не было ощущения, что её холод направлен на меня лично.

Я действительно испытал облегчение, когда нам, наконец, разрешили пойти на обед. Какой-то мудак из класса толкнул меня по пути, и я посмотрел на него.

— Ты что делаешь, говнюк? Ты что, в пятом классе? – огрызнулся я. Он мрачно усмехнулся и снова толкнул меня.

— Советую тебе уважать всё, что касается резервации, или мы сделаем твоё пребывание здесь более несчастным, чем оно, может быть, – ответил парень. Я фыркнул на его выходку и пошёл своей дорогой. Но, видимо, он не закончил, потому что крикнул мне вслед. – Тебе здесь делать нечего! Ты спутался с одной из наших, ты чуть не убил её!

Я остановился и медленно обернулся.

— Что ты сказал? – спросил я.

— Девушка, которую ты сбил, Изабелла Свон? Она одна из наших. Ты чуть не убил её. Это так просто не сойдёт тебе с рук, – сказал он угрожающе. – На твоём месте я был бы поосторожнее, – он сделал вид, что оттягивает назад воображаемый арбалет и посылает невидимую стрелу мне в спину. Я невесело усмехнулся и отошёл в сторону, как будто стрела действительно была за мной.

— Я не боюсь тебя, придурок, – сказал я и повернулся к нему спиной.

Очередь в столовой была маленькой, и вскоре я понял, почему. Ничего из того дерьма, что они там продавали не было похоже на еду. Блюда были со странными названиями, и вероятно, были из Квилетской кухни. Интересно, сколько девственниц им понадобилось, чтобы взять из них кровь для этих блюд. Я содрогнулся от этой мысли.

Я купил единственное, что хоть отдалённо выглядело съедобным. Грёбаный бутерброд.

Заплатив за него и за бутылку воды, я нашёл пустой стол в конце небольшого кафетерия. Сев, я позволил себе осмотреться вокруг, и мои глаза сразу же нашли цель.

Грёбаный Джейкоб Блэк.

Я узнал его сразу, хоть и видел всего один раз, издалека. Он сидел через несколько столов со своими друзьями, смеялся и разговаривал так, словно был самым крутым в этой школе. Я не знал этого парня – я даже ни разу не говорил с ним – но всё равно, увидев его, моя кровь, закипела, и всё передо мной окрасилось в красный цвет.

И я ещё не знал всей правды о том, что он сделал.

Так какого хрена всё это?

— И что же такого сделал Золотой Мальчик, что заслужил такой взгляд?

Я повернул голову и понял, что смотрю на девушку из класса. Она улыбалась, но её глаза всё ещё оставались слишком холодными. Не говоря ни слова, она села рядом со мной, и я посмотрел на другой стол.

— Так что, он бесит тебя, да? – спросила она и сняла крышку со своего контейнера с салатом.

— Всё относительно, – ответил я медленно. – Этот парень насолил моему другу, – я чуть не подавился словом, и понял, что в первый раз признал это вслух. Времена меняются, на самом деле...

— Меня это не удивляет, – сказала она, закатив глаза. – Джейкоб безбашенный. Как и вся его шайка... видишь того высокого парня в конце стола? – она указала своей пластмассовой вилкой и я кивнул. – Да, это Сэм Улей. Он был моим парнем.

Я застонал про себя. Её парень. Я думал, эта девушка презирает и ненавидит этих людей, потому что они безумны, а она ненавидит их, потому что Сэм её бывший парень. Чёрт, ну конечно. Она заметила, как изменилось моё поведение, и раздражённо фыркнула.

— Не смотри на меня так, – сказала она, видимо, обидевшись. – Я вовсе не жалкая, плаксивая бывшая девушка. Это он полный идиот. Он действительно верит в эти глупые легенды... они все это делают.

Я усмехнулся и недоверчиво покачал головой.

— Они верят во всё это дерьмо? Серьёзно? Я надеялся, что наш класс единственный, в котором есть такие идиоты.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Нет, тебе не повезло. Эти парни думают, что они такие особенные, потому что некоторые легенды о них. Именно поэтому Сэм порвал со мной... потому что легенды сказали, что парень с фамилией на букву У будет вместе с девушкой с линиями... или ещё какое дерьмо наподобие этого, – сказала она, фыркнув. – Клянусь Богом, некоторые легенды были написаны пятилетним ребёнком.

— Девушка с линиями? – чёрт возьми, что это вообще значит?

Её губы дрогнули в мрачной усмешке

— Моя кузина, Эмили. Когда она была ребёнком, на неё напал медведь. Он чуть не сорвал кожу с её лица. Но вместо этого, у неё теперь пять шрамов на одной стороне... и Сэм думает, что именно о ней говорят легенды.

— Это дерьмово. А что насчет этого сопляка Джейкоба? Что легенды говорят о нём?

— О да, Джейкоб, – сказала она, покачивая головой, и улыбаясь, как будто наслаждалась какой-то шуткой. – Из того, что я слышала, они считают, что легенда о Лебеде – это и есть о нём... (Прим. пер: ещё раз напомню, что фамилия Свон переводиться как лебедь)

Мне не понравилось, как это прозвучало...

— Свон? – отозвался я, и мой голос, как ни странно, зазвенел в ушах.

— Да, – сказала она, насадив на вилку кусок помидора и отправив его в рот. – Он убеждён, что дочь шефа Свона – его родственная душа.

— Ты имеешь в виду запечатление? – насмехался я мелодичным голосом.

— В точку, – хихикнула она. Затем протянула руку и криво улыбнулась. – Кстати, я Леа. Леа Клирвотер.

Я взял её руку и мягко улыбнулся.

— Эдвард Каллен.

Мы вернулись к нашей еде. Я откусил от своего бутерброда и в тот же момент краем глаза увидел, как Леа замерла рядом со мной. Я приподнял бровь и проследил за её взглядом. И быстро заметил, что стало причиной такой её реакции.

В кафетерий вошла девушка, и мне не нужно было объяснять, кто она такая. Действительно, девушка с линиями. Всё лицо Эмили было изуродовано пятью линиями; мне было интересно, как кто-то мог смотреть мимо них.

Но когда она подошла ближе, не её лицо привлекло моё внимание. Её руки.

Она была одета в топ с короткими рукавами, который оставил её руки голыми. Каждый мог увидеть это – глубокие порезы и шрамы. Я видел и раньше такие руки. Такие руки были у Воробья. Но разница между ними была: даже с такого расстояния я мог сказать, что у Эмили, помимо заживших шрамов были так же и свежие. Словно она хотела, чтобы их было как можно больше, и не боялась показать это. Как будто это было что-то такое, чем можно гордиться.

— Пожалуйста, расскажи мне про её шрамы, – прохрипел я.

Леа посмотрела на меня в замешательстве.

— Я ведь только что это сделала. Медведь напал...

— Я говорю о её грёбаных руках, – оборвал её я сквозь стиснутые зубы, когда почувствовал, как гнев снова нахлынул на меня. Этот гнев я должен был чувствовать когда Воробей сказала мне, что возможно, если бы она захотела, то могла бы избежать аварии, но вместо этого я чувствовал его теперь, потому что был зол для неё. Не на неё.

Лицо Леи смягчилось, и угол рта приподнялся в печальной улыбке.

— Она в процессе того, чтобы соединиться с Сэмом... это занимает некоторое время. Они делают это с ней с лета...

— Чёрт, сколько крови они взяли у неё? Я думал, что нужно совсем немного, чтобы смешать с его дерьмом и какими-то травами, но чтобы так? – спросил я, недоумевая.

— Да, ну, мистер Атеара не сказал тебе, что ритуал соединения – больше, чем просто это... девушка должна быть отмечена, и все в её новой семье и старой семье, должны помочь отметить её... Её руки должны быть знаком для других мужчин, что она принадлежит кому-то, и её нельзя трогать. Если другой парень просто обнимет отмеченную девушку, это парень рискует быть изгнанным из племени.

— Ты же понимаешь, насколько всё это безумно, да? – спросил я. – Это не может быть законным.

Леа тихо фыркнула.

— Конечно, я знаю, что всё это безумие, я не идиотка. И не спрашивай меня о законности всего этого. Они крутят властью как хотят.

— Хочешь сказать, они знают о том, что здесь происходит?

— Один раз я пыталась подать заявление... но им всё равно. Семья Джейкоба управляет резервацией. Всё крутится вокруг этих проклятых легенд.

— А как насчёт полиции Форкса?

— То, что происходит на нашей земле, остаётся на нашей земле. Ваши полицейские не имеют права вмешиваться сюда, вот почему так страшно, что у потомков Эфраима столько власти... Через неделю, после того как я подала заявление, я позвонила туда, чтобы узнать новости, но мне сказали что у них даже нет записей о том, что к ним когда-либо поступало моё заявление. Они сделали так, что всё исчезло. Это было в первый и последний раз, когда я пыталась что-то сделать. Никому нельзя доверять.

— Неужели все сходят с ума от этих легенд?

— Нет, это не так, – сказала она с лёгким смешком, и покачала головой. – На самом деле, большинство людей не верит в них, просто считают, что приятно немного прикоснуться к нашей истории. Они пересказывают легенды как истории, но не как истину. Но также есть безумцы, которые думают, что в каждой легенде гласит истина, и что мы должны сделать всё от нас зависящее, чтобы раскрыть эти секреты – Блэки, Улеи, Каллсы и Атеара среди тех, кто это делает. Их семьи всегда пытались убедить людей, что легенды реальны и к ним нужно относиться серьёзно... но нет, в большинстве люди не верят этому.

Словно по команде, Джейкоб повернулся к нам и посмотрел мне прямо в глаза. Я вопросительно приподнял бровь, и он одарил меня, как я понял, высокомерным взглядом. Скрестив руки на груди, он откинулся назад, и мрачно ухмыльнулся мне. Он толкнул парня, сидевшего рядом с ним, и кивнул на меня. Скоро все они смотрели на меня и Лею.

— Должно быть, они здесь популярны? – спросил я, не сводя глаз с Джейкоба.

Леа вздохнула и кивнула.

— Да, и даже очень. В основном из-за Джейкоба и его семьи.

Всю оставшуюся часть обеда я в упор смотрел на Джейкоба – ещё десять минут – молча жалея, что нет такой легенды, которая позволит мне перерезать его грёбаное горло, и не быть за это наказанным.

Он был причиной того, что Воробей была сломана внутри и снаружи. Он был причиной того, что она осталась стоять на дороге. Он был причиной её поражения. Он был причиной того, что наша жизнь стала сплошным дерьмом. Я собирался надрать его грёбаную задницу. Блядь, всё это было по его вине.

Следующие уроки повторили утренние. Мистер Атеара продолжал запихивать свои легенды к нам в горло. Видимо, я застрял с этим, на всю неделю... и дальше. Он собирался преподавать все мои уроки, за исключением физической подготовки.

Блядь, да мне просто повезло, что я застрял с одним учителем, который на самом деле верил всему дерьму, о котором рассказывал.

Я делал вид, что мне наплевать, хотя втайне впитывал каждое слово, которое он говорил. Я хотел знать как можно больше о легендах и как они были связаны с Воробьём. Если бы я знал, что Блэки думали о ней в связи с этими легендами, или как эти легенды могут быть использованы против неё, мне было бы проще спасти её. Защитить её. И вернуть назад.

Как я и обещал.

Да, признаюсь. Когда мистер Атеара упомянул о чистоте, на мгновение я позволил своему разуму рассмотреть возможность исправить это, и взять эту задачу на себя... но затем, когда он сказал, что она должна будет заперта в течение тридцати дней и пить грязную кровь какого-нибудь мудака, я понял, что это, возможно, не лучшая идея.

Затем я немного испугался, что просто подумал об этом. Разве не достаточно того, что теперь я считал её своей... подругой? Разве мой ум должен нападать на меня с образами, где я трахаю её, а? Только потому, что она была моей подругой, вовсе не значило, что я должен был её трахнуть. Я ведь не трахал Роуз и Элис, правильно? А они тоже были моими друзьями. Так почему Воробей должна чем-то отличаться?

В Воробье не было ничего, что меня привлекало... даже не закончив фразу, я фыркнул и покачал головой. В школе у меня не было времени, чтобы обдумать, является ли Воробей привлекательной и достаточно красивой, чтобы с ней хотелось трахнуться. Это дерьмо было неправильным на очень многих уровнях.

Я подумал, что переступил через какую-то черту и наконец, признал, что она что-то значит для меня, и независимо от того, что у нас было, это не было то, что собиралось пройти. Я подумал, что признание поможет мне отвлечься, но вместо этого, единственное что произошло, это то, что я открыл совсем другую дверь, и это дало мне новые странные мысли.

Так что всё, что я мог сейчас сделать – так как я не мог больше прятаться за своей грёбаной стеной отрицания – это придумать способ, чтобы спасти её. Если я сосредоточу своё внимание на этой проблеме, я смогу легко игнорировать то другое, что вовсе не имеет значения.

Спасая её, я смог бы также спасти себя.

Наконец, уроки закончились, и я мог убраться оттуда.

Я добрался до автостоянки и подошёл к своему велосипеду. Джейкоб шёл мимо и нарочно ударил меня.

— У тебя какие-то проблемы? – огрызнулся я. Он усмехнулся и подошёл ближе; его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего.

— Ты должен считать себя везучим, что остался жив сегодня, – прорычал он мне в лицо. – Ты чуть не убил Беллу. Как ты живёшь с этим, чёрт возьми, тебя совесть не замучила?

Я мрачно ухмыльнулся, глядя на него, и сузил глаза.

— Спасибо за вопрос, но с моей совестью всё в порядке и живётся мне легко, – спокойно ответил я. – А вот как живёшь ты ... ты ведь тоже чуть не убил её?

Его лицо вытянулось, и он уставился на меня.

— Ч-что? Я никогда этого не делал! – воскликнул он, но я только мрачно усмехнулся на это.

— Да, конечно, ты этого не делал, – спокойно ответил я, и оттолкнул его ровно настолько, чтобы смог взять свой велосипед. – А теперь извини меня, но я хочу как можно скорее убраться отсюда.

Он бросил на меня немного смущённый и осторожный взгляд, и направился к стоянке. Я сел на свой велосипед, и так и не начав крутить педали, стал следить за ним взглядом. Я видел, как какая-то женщина крепко обняла его и поцеловала в щёку. Когда она отступила, я узнал её.

Это была мама Воробья.

Парень стоял рядом с ней, рукой небрежно обнимая её за талию. Я знал, что откуда-то узнал его, но так и не мог вспомнить, почему мне так знакомо его грёбаное лицо.

Мать Воробья радостно улыбнулась Джейкобу, и он что-то сказал ей. Её улыбка померкла, и она посмотрела через плечо Джейкоба прямо на меня. Как только я встретился с ней взглядом, почувствовал, что моей коже поползли мурашки, и это ощущение распространилось по всему телу. Она выглядела довольно нормальной, но её глаза были безумны. Даже с этого расстояния, я мог видеть, что они были сумасшедшими. Невозможно было как-то по-другому описать их. Я видел, как парень ещё крепче обхватил её за талию, как будто она была той, кто нуждался в защите от меня, а не наоборот.

Она быстро обняла Джейкоба за плечо и потянула его к машине. Я наблюдал за ними, а затем поехал домой на своём велосипеде.

Остальная часть дня и вечер ужасно тянулись. Я решил, что больше не собираюсь терпеть никаких отговорок от Воробья. Я собирался спросить о её маме и о Джейкобе, и хотел потребовать всю историю. Никаких оправданий и недоговорённостей. Я хотел услышать от неё всю историю. Чёрт, я имел право всё знать.

Что бы ни случилось с Воробьём, именно это было изначальной причиной того, что она была там, на тёмной дороге, и почему я сбил её. Поэтому, конечно, я имел право знать. Я имел право знать, почему моя жизнь была перевёрнута с ног на голову.

Чёрт, но больше всего я хотел её понять. Я хотел понять, почему, чёрт возьми, Воробей так хотела умереть, и чего пыталась добиться её мать, когда пила её кровь. И почему так относился к ней её отец?

Я хотел понять, почему моя жизнь должна быть разрушенной. Почему я должен страдать за дерьмо других людей? И почему Воробей должна страдать? Что, чёрт возьми, она такого сделала, чтобы заслужить всё это?

Судьба жестока. Я понимал, что получаю наказание за то, что так относился к людям, но что, чёрт возьми, сделала Воробей? Насколько я знал, она была грёбаной святой.

Она не заслуживала этого... и я тоже. Нисколько. Да, в школе я был ублюдком, но это вовсе не значит, что моя жизнь должна была превратиться в дерьмо. Где справедливость? Только из-за того что я был таким, я вдруг заслужил сбить кого-то и за это остаться одному без друзей и семьи? Так воздаёт судьба? Ты делаешь что-то не так, и получаешь намного хуже. Именно так это работает?

Грёбаная судьба.

Мама и папа спросили меня, как прошёл мой день и, веселясь, я рассказал им об этом. Или, может быть, я смеялся над собой. Эти глупые дерьмовые легенды съедали меня изнутри, и это чертовски бесило меня. Маме не понравилось то, что я рассказал ей о мистере Атеаре, и она подумала, что возможно, Ла-Пуш и в самом деле был не лучшим местом для меня. Я ничего не говорил им о дерьме с Джейкобом, потому что боялся, что могу проговориться и сказать что-то о Воробье, а мне сейчас совсем не нужны были разборки по этому поводу.

Я надеялся, что возможно, если я расскажу им о другом, это хоть немного отвлечёт их от моих проблем. Может, они поверят, что я начал доверять им или ещё какое дерьмо, и таким образом я получу ещё немного больше свободы. Самое последнее, что мне нужно было прямо сейчас, это чтобы они обращали на меня внимание, так как наиболее вероятно это обернётся тем, что всё, что я ни скажу, вернётся и укусит меня и Воробья за задницу. А единственный, кому позволено кусать её за задницу, это я.

Так ты собираешься укусить её задницу, да? Я думал, ты больше предпочитаешь сиськи.

Пошёл. На хуй.

Мама и папа легли спать рано. Я остался внизу и смотрел с Эмметтом фильм. Нам всё ещё было немного неловко друг с другом, но уже лучше.

— Она сегодня ударила Таню своими костылём, – сказал он вдруг. Я посмотрел на него в замешательстве, и увидел, как увидев моё лицо, он радостно ухмыльнулся. – Белла. Она ударила Таню своим костылём. Джаспер рассказал мне об этом. Таня даже сломала свой чёртов каблук. Я заплатил бы, только чтобы увидеть это дерьмо, – я уставился на него, и он усмехнулся.

— Воро... Свон сделала это? Серьёзно? Блядь, но почему? – спросил я не в состоянии скрыть своё любопытство.

Он пожал плечами.

— Джаспер не уловил в чём было дело, но видимо Таня рассказывала какое-то дерьмо о том, что ты посещал её прошлой ночью и занимался с ней любовью или ещё какое дерьмо, по какой-то причине это ужасно разозлило Беллу и она ударила её прямо в ногу. Чёрт, это войдёт в историю!

Мне еле удалось сдержать улыбку, которая так и хотела вырваться.

Воробей ударила Таню, потому что Таня рассказывала какое-то дерьмо обо мне... интересно...

— Так это дерьмо, правда? – продолжил он. – Я имею в виду, ты тайком выбираешься из дома... так ты выбираешься, чтобы увидеть Таню? Я думал, ты порвал с ней.

— О Боже, Эмметт. Да пошёл ты, конечно нет, – возразил я при этом задрожав от отвращения.

— Да, так я и думал, – кивнул он. – Очень сомневаюсь, что кто-то пошёл бы к ней за утешением охотно. Эта сука заслужила, чтобы её пнули под задницу. Не потому, что она говорила дерьмо о тебе, а потому что она, блядь, снова толкнула Беллу, – весь юмор исчез из его голоса, и я сжал кулаки на своих коленях.

— Она что, снова потеряла сознание? – я должен был попытаться держать свой голос лёгким и беззаботным, как будто на самом деле меня это совсем не волновало, хотя на самом деле, блядь, я просто кипел внутри. Эмметт покачал головой.

— Нет, думаю, прошлого раза ей было достаточно, – пошутил он без энтузиазма. Внезапно его лицо осветилось от ещё одной улыбки. – Она даже назвала Роуз сукой. Это было чертовски весело. Эта девушка может за себя постоять, если только решится на это. Я не понимаю, почему у неё нет никаких друзей; она удивительная!

— Может, потому что ей не нравятся люди? Или может потому, что люди не дали ей шанс? Может, ей нравится быть одной, – пробормотал я, отводя свой взгляд. Я почувствовал, что он с интересом посмотрел на меня, но так ничего и не сказал об этом.

— Твоя голова до сих пор в заднице, ты можешь попробовать свой мозг, – сказал он спокойно. – Это потому что такие люди как ты никогда не давали ей шанс.

— О, ну конечно, – издевался я. – Что-то я не помню, чтобы ты пытался стать её другом до аварии. Так что, какого чёрта ты мне сейчас всё это говоришь? Ты совсем не лучше меня.

— Да, но иногда случается какое-нибудь серьёзное дерьмо, и у тебя появляется повод открыть глаза и понять, как, блядь, ты облажался. Но, видимо, твоя голова всё ещё так глубоко в заднице, что не имеет значения, откроешь ты глаза или нет – ты всё ещё слеп как грёбаная летучая мышь, – возразил он.

— Лицемер, – пробормотал я.

— По крайней мере, я стараюсь сделать всё правильно, чёрт возьми. А что делаешь ты? Ничего. Ты просто убегаешь в середине ночи к случайным людям, потому что не можешь повернуть грёбаный выключатель в своей собственной голове. Ты всегда пытаешься отвлечься, потому что не можешь справиться самостоятельно. Может, тебе стоит принять папино предложение и получить грёбаную помощь, – это были его последние слова. Он встал и вышел из гостиной, не оглядываясь и не ожидая ответа.

Это было хорошо. Я устал от одного и того же разговора с ним снова и снова.

Я взглянул на часы, висевшие на стене, и увидел, что уже почти одиннадцать. Наконец-то. Я быстро выключил телевизор, и побежал наверх, чтобы схватить свою куртку и ключи. Я решил поехать к ней на велосипеде, поскольку так будет намного быстрее. Выходя из дома, я даже не пытался быть тихим; они все знали, что я собирался уйти, поэтому у меня не было никаких причин притворяться. В любом случае, так было проще.

Я примчался к Воробью в мгновение ока.

Я спрятал свой велосипед за кустами позади её дома и прокрался к окну. На мгновение я растерялся, когда увидел, что окно слегка приоткрыто.

Что случилось с гвоздями?

Я не знал, стоит ли мне залазить внутрь. А что, если это ловушка?

Я заглянул в окно и тут же заметил стул у двери. Безопасно.

Воробей сидела на кровати, закрыв глаза и поджав губы. Она прижимала подушку к груди так, как будто от этого зависела её жизнь. Мне было интересно, знала ли она, что окно было открыто.

Прежде чем открыть окно, я тихонько постучал, но она даже не вздрогнула. Я забрался внутрь, закрыл окно за собой и сел на кровать. Она так и не двигалась.

Я криво улыбнулся и убрал несколько непокорных прядей волос с её лица. Она спала.

Дыхание её было немного неровным, и она слегка хмурилась. Положив палец между её бровями, я попытался разгладить там морщинку. Она исчезла почти сразу. Свон глубоко вздохнула, моргнула несколько раз, и, открыв глаза, встретилась со мной взглядом

— Иисусе, Воробей, ты даже не смогла дождаться меня и не заснуть? – усмехнувшись, я почувствовал, как она расслабилась рядом со мной.

Она закатила усталые глаза.

— Заткнись, – простонала она, зевнув.

Я снова усмехнулся и поудобней устроился на кровати.

— Я слышал, что ты, наконец, смогла постоять за себя сегодня в школе, – отметил я.

— Да, и кто это сказал? – спросила она, снова зевнув, и потёрла глаза ладонями.

— Эмметт.

— Да? И что же он сказал? – спросила она, и, опустив на колени руки, теперь казалась немного настороженной.

— Он сказал, что ты вышибла дерьмо из Тани и сломала её жалкую подделку дизайнерской обуви, – я усмехнулся, умолчав о причине, почему она это сделала, молча надеясь, что она расскажет мне всё сама.

— Просто удачный день, – она пожала плечами. – А как твои дела? Как прошёл твой первый день в новой школе?

Я глубоко вздохнул, чувствуя себя немного разочарованным, что она не хотела останавливаться на своём дне, но решил не заострять на этом внимание. Я взял её руку в свою и начал обводить её пальцы своими. Было какое-то странное спокойствие в этом. Так приятно было держать её за руку.

Она расслабилась ещё больше и прислонила голову к моему плечу. Я мельком взглянул на неё, и почувствовал, что мне стало очень спокойно, когда я увидел, что она закрыла глаза. Это заставило меня улыбнуться. Для кого-то ещё, это, возможно, было совсем не важно, но для нас двоих это было так.

Может, это было грёбаным знаком. Может, сегодня вечером она сможет до конца довериться мне.

— Люди в резервации действительно верят в свои проклятые легенды, ведь так? – спросил я тихо.

— По-почему ты это говоришь? – она неловко заикалась, подняв голову и открыв глаза.

— Неделя признания Квилетов, или как там они, блядь, это называют, – вздохнул я. – Всё, что мы будем делать на этой неделе, только читать и слушать их глупые истории. Чёрт, это было так скучно, что я чуть не заколол себя грёбаной ручкой, только чтоб прекратить эти страдания.

— Ты так мелодраматичен, – поддразнила она.

— Это сказала девушка, которая могла бы отпрыгнуть в сторону, но не сделала этого, – ответил я без запинки. Она отвернулась от меня и прикусила нижнюю губу. Я знал, то, что я сказал, было ударом ниже пояса, но это была грёбаная правда. И мы должны были научиться говорить правду и не беспокоиться о том, чтоб наступить на больной мозоль. Или с этого дерьма никогда ничего не выйдет. – Ты знаешь девушку по имени Эмили из Ла-Пуш?

Она нерешительно кивнула.

— Если ты говоришь про Эмили, на которую напал медведь, тогда да, она дружит с Джейкобом.

— Да... но у вас гораздо больше общего, чем просто друг, – тихо сказал я, поднимая рукав её рубашки. Она не сопротивлялась мне вообще. – У неё такие же шрамы, как и у тебя. Разница лишь в том, что вместе с зажившими, у неё есть и свежие шрамы.

Я посмотрел на лицо Воробья, и увидел, что она стала бледной как призрак.

— Они... они на самом деле делают это с ней, – прошептала она в основном для себя, хоть и смотрела на меня.

— Да, так и есть... И она шла, демонстрируя свои шрамы, как будто гордиться ими, но блядь, я не понимаю этого. Всё это как и все люди в том проклятом месте чертовски безумно. И если верить Лее, семья Джейкоба Блэка – одна из самых сумасшедших, – я глубоко вздохнул и попытался унять свой гнев, который угрожал выйти из-под контроля при простом упоминании о нём.

Закрыв глаза, я сделал ещё один глубокий вдох. Когда я открыл глаза, она смотрела на меня. Я наклонил к ней голову и наши лбы соприкоснулись.

— Прости меня, Воробей, может я всё порчу, но блядь, я так запутался, и я не знаю, что должен делать. Помоги мне понять; пожалуйста, просто скажи мне, что за херня произошла с тобой. Что они сделали? Я обещаю, что не буду думать, что ты сумасшедшая. Я знаю, что безумно всё это дерьмо, с которым я столкнулся сегодня. Люди, которые думают, что могут получить вечную жизнь, если выпьют кровь, или что можно очистить кого-то, запирая его на целый месяц; это безумие. Но ты не такая. Поэтому, пожалуйста, Воробей, скажи мне, что блядь с тобой произошло?

Она сделала глубокий, судорожный вдох и медленно выдохнула. Её дыхание омыло моё лицо, и на мгновение я был ослеплён этим. Это было приятное сочетание мяты её зубной пасты и... Изабелла.

— Мне нужен чёртов ответ, – умолял я.

— Да... нет... не знаю... – пошутила она с грустным, тихим смешком. По крайней мере, у неё осталось чувство юмора.

— Я боюсь, Эдвард, – прошептала она. – Я не боюсь того, что ты подумаешь, будто я сумасшедшая... Я боюсь того, что произойдёт, когда откроется правда... что случится со мной.

— Клянусь грёбаному Богу, я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я с тобой, – прошептал я в ответ.

— Ты не должен... ты не должен, – протестовала она слабо.

— Я хочу.

Она откинулась назад, и внимательно посмотрела мне в глаза. Я криво улыбнулся, пытаясь показать ей, что всё хорошо. Всё было чертовски нормально. Сейчас нас было только двое. Она могла бы сказать мне.

— Я доверяю тебе, Эдвард, – тихо сказала она, и я почувствовал, как моё сердце ёкнуло от этого простого слова. Я почувствовал как какое-то странное – но приятное чувство – пронзило всё моё существо, почти чувство облегчения... но сильнее. Лучше. Я не знал, что, чёрт возьми, это было за чувство, но мне понравилось. Чёрт, мне действительно это понравилось.

— Я тоже доверяю тебе, Воробей, – сказал я так же со спокойной мягкой улыбкой. Я взял её руки и зажал в своих, словно в капкане. Я нежно сжал их, и увидел в её глазах, что она приняла решение. Она собиралась рассказать мне.

— Только пообещай мне одну вещь, – сказала она.

— Что угодно.

— Когда я закончу рассказывать свою историю... пожалуйста, не говори мне, что это не моя вина, – я нахмурился и открыл рот, чтобы возразить, но она вытащила одну руку из моего капкана, и чтобы заставить меня замолчать приложила свой палец к моим губам. – Я не хочу этого слышать. Я жила с этой тайной в течение нескольких месяцев. Я не хочу слышать, что это была не моя вина. Ты можешь сказать мне что угодно, но только не говори мне это. Ты можешь пообещать мне, что не скажешь это?

Я неохотно кивнул, и она убрала палец с моих губ.

— Я обещаю, что не скажу тебе, что это не твоя грёбаная вина, – вздохнул я. Она мягко улыбнулась и кивнула.

— Ну, хорошо, хорошо... с чего ты хочешь, чтобы я начала?

— С начала.

Перевод и редактура: kallibri722

Источник: http://robsten.ru/forum/19-685-48