Глава 3

2013

Эдвард страдал бессонницей.
Он лежал в постели, прикрыв лоб ладонью, и безотрывно смотрел на фактурный потолок, белеющий в темноте. Несмотря на то, что последние несколько часов он глотал одну за другой таблетки болеутоляющего, словно это были Pez (п.п. конфеты-пастилки из дозатора-игрушки), в голове у него все еще стучало и пульсировало, а зрение было расплывчатым.
Или, быть может, это слезы, с которыми он боролся, застилали ему глаза…
Как бы то ни было, он чувствовал, что головная боль не утихнет до тех пор, пока вся эта ситуация не разрешится, но не знал, что думать или хотя бы что чувствовать, и как с этим бороться. Бесчувственность, к которой он приучал себя последние несколько лет, уступила место чему-то большему - тупой боли в груди, наполовину горькой, наполовину гневной. Он пытался убежать от той жизни, от тех вещей, в которые каждый был вовлечен, но прошлое настигло его в ту секунду, когда он ответил на звонок и его мать задыхаясь произнесла те три слова.
Твой отец умер.
Никаких «Привет».
Никаких «Как дела?»
Просто «Твой отец умер».
Умер. Как так, черт возьми, получилось, что он умер?
Стоило ему подумать об этом, как в то же мгновение мягкое свечение озарило комнату – на черной прикроватной тумбочке завибрировал телефон. Эдвард взглянул на него и увидел знакомый номер, вновь высветившийся на экране его мобильного. В Чикаго была полночь… А в Форксе всего лишь десять часов вечера.
Он не пошевелился, чтобы ответить, но при этом и не отклонил вызов. Он просто смотрел на эти цифры, пока дисплей не погас.
Рядом с ним крепко спала Таня. Её стройное тело занимало совсем небольшую часть постели. Она даже не шевельнулась, когда телефон зазвонил снова…
…и снова…
…и снова…
…и снова…
Простонав, Эдвард схватил его и, наконец, ответил на шестой вызов. Игнорирование её звонков не работало. Вне зависимости от того, насколько сильно он хотел, чтобы она оставила его в покое, это не происходило. Прошлое не оставляло его.
- Чего ты хочешь от меня? – тихо спросил он. Будучи раздраженным, он забыл о каких-либо приветствиях. Любезности здесь были ни к чему. Он знал, что ничего приятного ни для кого из них в этом разговоре не было.
- Я хочу, чтобы ты приехал домой, Эдвард.
Домой. Форкс не был его домом, и не был таковым уже многие годы. И даже не с того самого лета. Не с тех пор, когда он оставил его позади и ушел, не с тех пор, когда его сердце разбилось вдребезги, а на его месте в груди образовалась зияющая рана, которая никогда не затянется.
- От моего приезда будет больше вреда нежели пользы.
- Неправда, - настаивала она. – Кроме того, тебе не нужно будет оставаться. Тебе даже не нужно будет ни с кем видеться. Просто… приезжай сказать свое слово.
- Много лет назад я сказал ему, что не вернусь, - ответил Эдвард. – Я поклялся, что ноги моей там больше не будет. И… я сдержал свое слово. Ты это знаешь.
- Зачастую мы говорим не то, что имеем в виду, - сказала она. – Твой отец… он любил тебя. Он, правда, любил тебя.
Эдвард закрыл глаза. Он не хотел этого слышать.
- Мне пора.
- Но Эдвард…
Он бросил трубку на середине предложения, не дав ей договорить. Снова.
Спустя какое-то время телефон вновь зазвонил. Он не отвечал, и через пару мгновений экран вспыхнул новым голосовым сообщением. Не обращая внимания на голос, звучащий в его голове и велевший ему удалить это сообщение, он нажал «Прослушать». Голос его матери дрожал, когда она выкрикнула одно-единственное слово. «Пожалуйста».
Пожалуйста.

***

В окно спальни ярко светило солнце, его лучи проникали через грязные белые жалюзи. Эдвард все еще лежал в постели, его сухие уставшие глаза сосредоточились на потолке. До сих пор все для него оставалось расплывчатым, в туманном беспорядке и дурном предчувствии.
Таня перевернулась, чтобы быть к нему лицом, сонно улыбнулась и провела своими ухоженными ноготками по его голой груди, легонько царапая. Она очертила линии татуировки, проходящей по его сердцу. Прописные буквы BS, самодельные и неуклюжие, были набиты на груди в одну из пьяных ночей последнего года обучения в школе. Он говорил Тане, что это сумасшедшее дерьмо было сделано на спор с его старыми друзьями… BS. Возможно, эти буквы означали «дерьмо» (п.п. Bullshit), он не был уверен… но, конечно же, это было не так.
«BS» означали «Белла Свон».
Воспоминания о той ночи, когда он сделал татуировку, были так же свежи в его памяти, как сегодняшнее утро или вчерашний день, или позавчерашний. Прежде чем он набрался смелости сказать «Я люблю тебя», прежде чем она решилась признаться отцу, что они вместе - уже тогда он был настолько уверен в ней и в них, что позволил своему другу Эммету запечатлеть на своей коже её инициалы навсегда.
И он ни разу не пожалел об этом.
Да и как он мог?
Сожалея об этом он сожалел бы о ней, а как можно жалеть о чем-то столь прекрасном? Это все равно, что жалеть о том, что звезды сияют, легкие дышат, или о том, что Земля вращается. Нельзя сожалеть о том, чему суждено быть.
И они были. Спустя десять лет и полдюжины подруг он все еще был уверен в этом, каким бы эгоистичным это ни казалось. Она была лучшим, что когда-либо с ним случалось, но для нее это оказалось полной противоположностью. Если бы не он, то она бы не …
Закрыв глаза, он молча помотал головой. Он даже подумать об этом не мог, не испытывая чувства вины.
За годы появились несколько новых татуировок – замысловатых, сделанных профессионально и легально – но потускневшие синие самодельные буквы остались нетронутыми. Он даже мысли не допускал о том, чтобы свести их, но в то же время и не собирался рассказывать Тане всю правду.
Точно так же как и не допускал мысли о том, чтобы вернуться в этот проклятый город.
- Ты уже проснулся, - проговорила Таня, её голос был хриплым ото сна. – Доброе утро.
Он даже не потрудился сказать ей, что не спал вовсе.
- Доброе, Ти.
Её рука стала медленно перемещаться от его груди вниз по кубикам, пока не исчезла под резинкой боксеров. Он зашипел, прикрывая глаза, в то время как она прикоснулась к его члену. От этого движения он мгновенно затвердел в ее теплой ладони. Эдвард пытался расслабиться, пока она гладила его, но с каждой секундой его желание ослабевало.
Разочарованно вздохнув, он сел и убрал ее руку. Его ступни ударились об пол, а голова упала на грудь. Он запустил пальцы в свои спутанные волосы.
- Что не так, малыш? – спросила Таня, сев в кровати. Она провела ладонями по его спине и начала массировать ему плечи, но он был настолько напряжен, что это не помогло.
- Просто у меня в голове много дерьма, - пробормотал он. – Всё это моей ситуации с родителями не поможет.
- Ну да, - её голос стал тише. – Хочешь, я поеду с тобой?
- Куда?
- На похороны.
Он покачал головой.
- Я не еду.
- Что? Ты должен поехать!
- Зачем?
- Это твой отец, Эдвард.
Его отец.
Таня ничего не знала о его родителях. Она никогда не виделась с ними, а Эдвард заранее сказал ей, что этого никогда не случится. Она ни разу не спросила, почему они не поддерживают отношения, несмотря на то, что он высоко ценил их. Задай она такой вопрос, он бы не знал, как объяснить ей это.
Сказал бы он правду о том, что произошло?
К черту все это.
Эдвард встал и направился к шкафу, откуда достал одежду на день. Утром ему предстояло провести несколько собеседований; в полдень – деловые встречи, а поздним вечером – работа в баре.
День обещал быть долгим.
- Мне нужно многое успеть, - сказал он. – Кроме того, мы не можем себе это позволить. Мы едва сводим концы с концами. Поездка в Вашингтон сейчас не обсуждается.
Да и вообще больше не обсуждается.
Прежде чем она смогла возразить, Эдвард ускользнул в ванную и закрыл за собой дверь.
Он долго принимал горячий душ, но вода не уменьшила его напряженность.
И ничуть не взбодрила его.
Одеваясь, Эдвард едва держался на ногах, истощенный морально и физически. Пока Таня принимала душ, он улизнул из квартиры, чтобы избежать продолжения их разговора. Он сделал это в надежде на то, что когда под утро вернется из бара домой, она будет спать и на следующий день, возможно, забудет обо всем.
Утро для Эдварда слилось в одно бесконечное пятно из лиц и голосов. Он проводил собеседования в арендованном офисном помещении в центре города. Первая часть собеседования проходила с Эдвардом, и те, кого он одобрил, отправлялись на второе собеседование с Гарретом. Эдвард старался сосредоточиться, задавая вопросы и вслушиваясь в верные ответы, но все было точно в тумане, и каждый следующий ответ был похож на предыдущий.
И вообще, какого уровня образованием ты должен обладать, чтобы заниматься этим? Он устроился в бар после того, как на первом курсе вылетел из Чикагского университета. Он был вынужден заниматься хоть чем-нибудь, чтобы выжить… И был абсолютно уверен в том, что не может вернуться домой.
Вырвавшись из кутерьмы утренних интервью, он взял кипу заявок и несколько жалких заметок, которые было нужно сделать, и отправился на стройку, чтобы увидеться с Гарретом. Он шагнул в проем для будущей двери, прошел мимо рабочих и направился прямо в кабинет.
Едва он открыл дверь, до него донесся знакомый смех. Нахмурившись, он замер в дверях. Кабинет был единственным полностью обустроенным местом, в комнату была даже внесена какая-то мебель. В черном кожаном кресле устроился Гаррет, а прямо перед ним на огромном деревянном столе сидела Таня.
Какого черта?
Когда он вошел, они обернулись. Таня хитро улыбнулась.
- Что ты здесь делаешь? – спросил Эдвард, закрыв за собой дверь.
Прежде чем Таня успела ответить, вмешался Гаррет.
- Она рассказала мне о твоей ситуации.
Его глаза сузились.
- Какой ситуации?
- О твоем отце, - сочувственным тоном сказал он. – Я скорблю о твоей утрате, чувак.
Внутри Эдварда закипал гнев, разрушительный и не поддающийся контролю. У него колени чуть не подкосились. Возможно, для этого не было причин, но ему безумно захотелось прокричать: «Вы ничего не знаете о моей гребаной утрате!».
Но вместо этого он вздохнул и рухнул на металлический стул, стоявший с другой стороны стола, пробормотав:
- Ага, спасибо.
- Гаррет со мной согласен, - сказала Таня, взяв что-то со стола, и подняла это вверх. – Ты должен поехать на похороны.
Эдвард посмотрел на нее. Потребовалось мгновение, чтобы понять, что в её руках билеты на самолет.
Да вы шутите…
- Я говорил тебе, что мы не можем себе это позволить, - процедил Эдвард сквозь зубы.
- Что ж, тогда хорошо, что я оплатил их, - вмешался Гаррет.
- Не стоило.
Реально, черт побери, не стоило.
- Поезжай, - настаивал Гаррет. – Это ради твоей семьи.
- Но как же работа…
- Я только что поговорила с твоим боссом, - сказала Таня. – Он закрыл твою смену.
- Но нам нужны те деньги.
- Нет, не нужны, - улыбка Тани стала шире. – Я получила работу!
Эдвард в неверии уставился на нее. Она получила работу?
- Где?
Она взмахнула руками.
- Здесь! Ты смотришь на своего нового помощника.
Моргнув, Эдвард перевел взгляд со своей девушки на стопку заявок, которые до сих пор держал в руках. Он был уверен, что только что провел собеседование с дюжиной гребаных людей, желавших попасть на это место.
- Итак, все решено, - подытожил Гаррет. – Билет с открытой датой возвращения, поэтому оставайся там, сколько нужно, и возвращайся домой, когда будешь готов. А мы с Таней тем временем посмотрим за делами здесь.
Эдвард хотел было не согласиться, отказаться, но не смог подобрать ни одного аргумента, который не делал бы его капризным ребенком, закатившим истерику. Они бы не поняли… они не смогли бы понять. Они ничего не знали о его жизни там, о его прошлом, о скандале, из-за которого ему пришлось покинуть город и забыть обо всем.
И, разумеется, они ничего не знали о том лете 2001 года... лете, которое изменило жизнь каждого в Форксе.