Глава 5

2013 год

Эдвард сидел за рулем своего серебристого Вольво напротив строительной площадки клуба «Затмение». В нескольких парковочных местах от него в лучах полуденного солнца сиял красный кабриолет Тани.

Как так получилось, что он не заметил его, когда приехал сюда?

Измятый билет на самолет лежал на соседнем сидении. Мгновение он разглядывал его, все еще пытаясь смириться с его существованием. Он знал, что Таня хотела сделать как лучше, когда решила пойти к Гаррету, но все же его разозлило и огорчило её вмешательство. Почему она не могла просто оставить его одного? Почему она не могла просто принять тот факт, что он не хочет ехать туда?

Ах да. Все потому, что она не хочет, чтобы я выглядел эгоистичным ублюдком, и думает, что я лучше, чем есть на самом деле.

Как жаль, что она ошиблась.

Вздохнув, он вытащил свой мобильный. Он не мог позвонить своей матери, так как все еще не был готов к разговору с ней, поэтому сделал то, что считал единственно верным.

Он набрал другой вашингтонский номер (удивительно, как он до сих пор сохранился в его контактах) и терпеливо подождал, когда соединение установится. Неуверенный робкий женский голос прозвучал на том конце провода.

- Алло?

- Привет, Элис.

Её дыхание сбилось.

- Эдвард.

Мгновение они оба молчали, не зная, что сказать, а затем одновременно заговорили. Эдвард осекся, пробегая рукой по волосам, а Элис нервно засмеялась.

Как нелепо.

- Давай ты, - настояла она.

Он закрыл глаза.

- Что произошло?

- Это был инфаркт.

Инфаркт.

- Он мучился?

Она медлила.

- Нет, он умер во сне. Говорят, он ничего не почувствовал.

Как только это было произнесено, между ними вновь повисло неловкое, напряженное молчание. Карлайл Каллен был холодным и твердым как сталь, лощеным и непроницаемым. В этом мире он не боялся ничего, относясь ко всему самоуверенно. Он всегда ходил с высоко поднятой головой.

Кто бы мог подумать, что его собственное сердце станет причиной его смерти?

Эдвард горько рассмеялся над иронией произошедшего. В то роковое лето он не раз задавался вопросом, было ли вообще у отца гребаное сердце.

Говорят, он ничего не почувствовал.

А когда-нибудь чувствовал?

- Ты приедешь? – спросила Элис. – Похороны через два дня. Я подумала… ну, я не знаю…

Про себя Эдвард закончил её предложение: « …захочешь ли ты иметь дело со всем этим».
Эдвард открыл глаза вновь и посмотрел на билет. Он не хотел возвращаться в тот город, но знал, что должен быть там.

- Да, я приеду.

***

Следующей ночью Эдвард прилетел в Сиэтл последним рейсом из Чикаго, где забрал арендованную Гарретом машину. В сером четырехдверном Додже Чарджере он выехал из Сиэтла в округ Клаллум. Его грудь сдавило, как только он пересек границу. Сердце бешено заколотилось, а желудок скрутило в тугой узел, стоило ему проехать мимо старого деревянного знака «Добро пожаловать в Форкс». В машине вдруг стало тесно и душно, словно у него развилась чертова клаустрофобия. Ему был нужен свежий воздух, необходимо было выйти из машины.

Он прибавил скорость на Мэйн-Стрит, проносясь мимо закрытых магазинов и темных бензозаправок, опустевших парков и притихших домов. Он проехал мимо небольшой аллеи, едва взглянув на нее. Эдвард не заметил, что в темноте за ним следует полицейский крузер, пока не стало слишком поздно.

Позади него завыла сирена, и ночное небо озарилось вспышками сине-красных огней. В ту секунду, когда он это увидел, каждый мускул его тела напрягся, Эдварда захлестнуло волной паники. Он крепче вцепился в руль, и от напряжения костяшки пальцев побелели. Он резко выдохнул, словно его ударили в грудь.

Вот черт.

Задохнувшись, он чуть не потерял контроль над машиной. Эдвард ударил по тормозам, выводя машину на обочину дороги.

В то же мгновение он почувствовал себя снова восемнадцатилетним.

Красные и синие огни.

Визг шин.

Паника и отчаяние.

Слишком много гребаных копов.

Его сердце бешено колотилось в груди, когда он остановил машину и заглушил двигатель. Крузер притормозил позади него, едва не задев бампер его машины. Пытаясь рассмотреть лицо полицейского, Эдвард взглянул в зеркало заднего вида, но при вспышках света ничего невозможно было разобрать.

Пожалуйста, только не Чарли Свон. Кто угодно, но только не отец Изабеллы.

- Блядь, успокойся, - пробормотал он себе под нос, проводя руками по лицу в попытке успокоиться. – Это всего лишь квитанция штрафа за превышение скорости. Это не то, что было в прошлый раз.

Его слова звучали уверенно, будто он на самом деле имел в виду это дерьмо. Но вместо этого он чувствовал себя жалким и беспомощным, виноватым и пристыженным. Все дело в том, что когда он пересек границу и проехал тот знак, была сломлена броня, возводимая им более десятка лет для того, чтобы не чувствовать себя подобным образом.

Медленно, словно смеясь над ним, офицер приближался к машине. Когда он остановился у двери водителя, Эдвард опустил стекло и достал из бумажника водительское удостоверение.

- Удостоверение, - сказал офицер в то же мгновение, когда Эдвард подавал его. Голос полицейского был незнакомым и ребяческим. Эдвард рискнул украдкой взглянуть на офицера и немного успокоился, когда увидел его лицо. Определенно, оно не было ему знакомо. Он не знал его вовсе.

Слава Богу за маленькие чудеса.

Эдвард взглянул на его форму, пытаясь разобрать имя на его груди: Р. Бирс.

Изучая водительское удостоверение, офицер Бирс включил фонарик, а затем направил свет Эдварду прямо в лицо.

- Эдвард Каллен.

Съежившись, он прикрыл глаза от слепящего света.

- Да.

Нечто, похожее на шок, отразилось на лице офицера, когда он перевел луч фонаря на дорогу.

- О.

- Уверен, вы уже слышали обо мне, - пробормотал Эдвард, убирая руку. Конечно, он не был удивлен, но уж точно не ожидал ничего подобного. Он надеялся проскользнуть в город и уехать оттуда незамеченным, не беспокоя никого своим присутствием. Он думал, что все будет отлично до тех пор, пока он не столкнется с некоторыми личностями, но, судя по выражению лица офицера Бирса, репутация Эдварда в Форксе осталась прежней.

Офицер ничего не сказал в ответ, вместо этого он прочистил горло и сменил тему.

- Знаете, почему я остановил вас, мистер Каллен?

- Э, да. Я немного превысил скорость.

- Немного, - повторил офицер Бирс. – На этом участке ограничение скорости - 30 миль в час. И всегда было 30. Я зафиксировал, что скорость была превышена вдвое.

Шестьдесят? Вот дерьмо.

- Простите. Длинный день, и я просто… ну… - Ему не было оправдания, и он это знал. – Да.

Офицер Бирс вернул ему удостоверение. Эдвард нерешительно взял его, неотрывно следя за мужчиной, сделавшим шаг назад.

- Помедленнее, мистер Каллен, и будьте осторожны, - предупредил он. – Если, находясь здесь, вы продолжите так же лихачить, шеф полиции накажет вас по всей строгости закона. Можете в этом не сомневаться.

Ничего не сказав, Эдвард продолжал сидеть, когда офицер Бирс удалился. Так и не выписав штраф, он вернулся в свой крузер и, включив фары, тронулся с места.

Медленно Эдвард убрал свое удостоверение в бумажник и завел двигатель. Остальную часть пути к старенькому мотелю он двигался со скоростью в 25 миль в час. Зеленый знак, свидетельствующий о наличии свободных мест, мерцал в окне, когда Эдвард вошел в мотель. Мужчина средних лет с лысиной на голове приветливо ему улыбнулся.

- Добрый вечер! Чем могу вам помочь, старина?

- Мне нужна комната, - ответил он, доставая из бумажника только кредитку. Гаррет и Таня рассчитывали на то, что он остановится в доме матери, но он не мог. И не сможет.

Ни за что.

- Только на одну ночь? – уточнил клерк.

- Начнем с этого, - ответил Эдвард. Похороны состоятся завтра днем. Сразу после них он собирался вернуться к своей жизни в Чикаго и никогда больше не оглядываться назад.

Служащий на ресепшене изучил кредитную карточку, и на мгновение его взгляд опалил Эдварда. Он ничего не сказал и ничем не выдал себя, но по выражению его лица Эдварду все стало ясно. Больше не было ни улыбок, ни теплых приветствий.

Он тоже узнал это имя.

Мужчина протянул ему ключ.

- Семнадцатая комната, - пробормотал он.

Никакого «всего хорошего».

Никакого «приятного времяпровождения».

Он просто развернулся и вышел.

Еще какое-то время Эдвард продолжал стоять там, постукивая ключом по стойке. Он собирался сказать что-нибудь. Он чувствовал себя неловко. Ему здесь не были рады. Ему хотелось закричать: «Я не чудовище!». Ему хотелось вопить: «Это не моя вина!».

Но он промолчал, потому что часть него, находившаяся где-то глубоко внутри, ни на секунду не верила в правдивость этих слов.