Инструкция от сестёр Мейсен – как отделаться от ловеласа за два свидания, одно утро после, несколько ужасно неловких практических работ по макроанатомии и одну незапланированную ночь вдвоем

Шаг шестой: Помни, чтó стоит на кону.

 На следующее утро, собравшись одеваться, я поняла, что Каллен так и не вернул мне сумку со стиркой, и у меня абсолютно нет нижнего белья. В стремлении вернуть свою грязную одежду я накинула халат и распахнула дверь квартиры, за которой обнаружила пакет с одеждой. Мало того, что Каллен выстирал её, высушил и сложил обратно, сбоку он засунул в пакет тщательно прорисованный набросок, на котором изобразил меня, спящей. Несмотря на то, что он позволил себе некоторые художественные вольности относительно размера моей груди, рисунок был довольно точным, и на нём я каким-то образом выглядела красивой. Потом я поняла, что он так видел, и это заставило меня тоже почувствовать себя красивой. Я сидела на полу с листком в руке, изучая каждый штрих и растушёвку, пока моё время не вышло – его оставалось лишь на то, чтобы одеться и отправиться на практикум.

 Тогда я полезла в мешок за трусиками, но не нашла там ни одних. Вместо них обнаружилось несколько трёхмерных фигурок, сложенных из накрахмаленного белья. Они отдаленно напоминали птиц.  Может, это был его способ сообщить о желании, чтобы его «птичка» залетела ко мне в трусики? Я сидела там, истерически хохоча, и безуспешно пыталась расправить хотя бы одни. В тот момент я не знала, чего хочу больше – смеяться или плакать; ясно было одно – сегодня я иду на занятия без нижнего белья.

 Если он побреется, это не страшно. А вот если явится небритым, то уже через пять минут на моих штанах будет красоваться влажное пятно. Без вариантов. Когда я вошла в лабораторию, он уже стоял у нашего стола, при щетине – горячий как никогда. Мой последний шанс состоял в том, чтобы его игнорировать.

 К сожалению, он не дал мне такой возможности.

– Сегодня ты ещё неприветливее, чем обычно. Что, не с той ноги утром встала?

 – Вот спасибо, что напомнил.

 – О чём? – спросил он, разводя в воздухе руками.

 – О сегодняшнем утре. Это, что, было обязательно – складывать из моего нижнего белья фигурки оригами?

 – Ну, разумеется.

 – Зачем?

 – Я специализировался в истории искусств, помнишь? Изящество формы важно для меня не меньше, чем содержание. – Он развернулся к лабораторному столу. – Удосужилась ли ты заметить ещё что-то необычное в своём пакете с бельём, или ты одна из тех девушек, для которых стакан наполовину пуст?

 – Заметила. Полагаю, портрет тоже является примером твоей работы над изяществом формы?

 Он кивнул.

 – То, что ты умеешь рисовать, меня как-то не удивляет. А вот другой твой артистический талант... –  Я подумала об идеальных крахмальных складках, заложенных им на моих трусиках. Должно быть, это не так-то просто – складывать лебедей из хлопчатобумажного нижнего белья. – Как ты это сделал? На это же, наверное, несколько часов ушло.

 – Я привык тратить часы на то, чтоб складывать петуха из женских трусиков... или вкладывать его в них.

 – Петуха?! [в английском языке это слово означает также «половой член»]

 – Ты разглядела только лебёдушек. А ведь петушки там тоже были.

 – Я серьёзно.

 – И я серьёзно; стараюсь соответствовать твоим ожиданиям. Ты приложила столько усилий, выставляя меня в невыгодном свете, что разочаровалась бы, если бы выяснилось, что на самом деле я хороший парень.

 – Ты так и не ответил на мой вопрос.

 – Ладно. Вот ответ на твой вопрос. Я загладил сгибы утюгом и накрахмалил, чтоб они держались. Что касается рисования, то в субботу я наблюдал за тобой, пока ты спала, а как только вернулся домой, начал набрасывать рисунок.

 – Ничего себе.

 – Не понимаю, чему ты так удивлена.

 – Не то, чтобы я удивлена...

 – Нет, ты потрясена, и это обидно. Независимо от того, чтó ты чувствуешь ко мне лично, ты должна знать, что Принстон не выдаёт дипломы тем, кто не проявил хотя бы капельку таланта.

 – Но ты специализировался в истории искусств.

 – Да. Потому что маленьким я любил цвета, краски. Затем, когда подрос, полюбил рисовать карандашом. В школе обнаружил, что мне нравятся занятия живописью. Я знал, что недостаточно талантлив, чтобы сделать это профессией, поэтому нашел себе другую сферу деятельности. Ну, об этом ты и сама могла бы догадаться, с твоим-то музыкальным прошлым.

 – Меня удивили не твои художественные таланты. Я не претендую на то, что знаю тебя – у тебя явно есть и другие интересы, кроме того, чтобы играть в доктора... э-э... я хотела сказать, учиться на доктора. Меня удивило то, что ты провёл так много времени, делая что-то для меня.

 Он развернулся ко мне и сделал несколько шагов в моём направлении. Когда он заговорил, то стоял достаточно близко, и я ощутила на лице его дыхание.

 – И это тоже не должно тебя удивлять.

 Наш разговор завершился, так как подошли другие студенты. Каллен перенёс всё своё внимание на труп, однако я продолжала внимательно рассматривать его самогó. Что-то в нём изменилось, но я не могла уловить, что именно.

 Щетина? На месте.

 Точёный подбородок? На месте.

 Ямочки на щеках? На месте.

 Выпуклость в левой штанине, намекающая на приличное мужское оснащение? На месте.

 Масляный блеск глаз, демонстрирующий всем и каждому, как высоко он себя ценит? Очевиднейшим образом – отсутствует.

 Возможно, «стресс медика-первокурсника», уже напрочь измотавший меня, наконец-то добрался и до него. Не желая быть навязчивой, я отправилась заниматься в библиотеку – а то решит ещё, что обязан проводить меня до дома. Спустя три часа я почувствовала себя настолько уставшей, что мне начало казаться – глаза сейчас выпадут из глазниц. Собрав вещи, я вышла на улицу и обнаружила Каллена – он стоял, прислонившись к стене и закрыв руками лицо. Устало опустив плечи, он застонал и вцепился себе в волосы. Как бы мне ни хотелось предложить ему утешение, я понимала: будь на его месте я – и также сильно расстроена – ни в коем случае не пожелала бы предстать перед ним в таком состоянии. Я сделала шаг назад, и тут он встретился со мной взглядом.

 Если он был хоть немного похож на меня – а я начинала думать, что так и обстояло дело – то ему требовалось «сохранить лицо».

 – О, а вот и человек, которого я надеялась найти.

 – Ага, конечно.

 – Нет, я серьезно.

 – Слушай, Эсме. Если мой день станет ещё хоть немного хуже, меня можно будет класть в Байберри [прим. переводчика – государственная психиатрическая больница в Филадельфии, комплекс зданий на большой территории; примерно в это время больница была закрыта из-за ужасающих условий содержания больных и плохого обращения с ними]. В данный момент я не в настроении для твоих оскорблений.

 – O, в Байберри? – Я улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку. – Полагаю, ты в курсе, что я хочу стать психиатром.

 – А я – педиатром-гинекологом. Теперь обзови меня мудаком и иди своей дорогой.

 Я не повелась на это.

 – Я просто хотела тебя поблагодарить. Я-то думала, шансы, что ты выполнишь своё предложение насчёт стирки, ничтожны, а ты вдобавок и рисунок сделал, и оригами сложил, да ещё такие чýдные. Совсем не ожидала. Прости, если показалась неблагодарной. Надеюсь, теперь трусики не заведут привычку клевать меня между ягодиц – это может быть не слишком комфортно.

 – Иными словами, мой петух всё-таки имеет шанс клюнуть тебя в задницу. – Его улыбка была настолько сексуальна, что я не стала обращать внимание на то, что смеётся он надо мной.

 – Что-то в этом роде. Ты домой? – спросила я, меняя тему.

 – Чертовски не хотелось бы.

 – Прости, если вторжения Мэгги тебя беспокоят.

 – А?

 – Моей сестры. Я знаю, что она постоянно зависает у тебя дома – практически поселилась – с тех пор, как узнала, что там есть кабельное.

 – При чём тут вообще кабельное?

 Я пожала плечами.

 – MTV.

 – Как будто у вас нет кабельного.

 – У нас его и правда нет.

 – О. Ну, твоя сестра – не проблема. А вот мой брат... –  Он покачал головой.  – Ладно, проехали.

 – Ну ладно, не буду тебя задерживать. Возвращайся к своим делам... ну... чем там обычно занимаются в тёмных переулках [прим. переводчика – чем-то непотребным, либо противозаконным, естественно].

 – А сама-то ты куда собралась?

 – Домой.

 – Я с тобой.

 – Я думала, ты не хочешь к себе домой.

 – Да, но узнать, что ты пополнила криминальную статистику, я тоже не хочу. –  Прежде чем он снова заговорил, мы успели пройти квартал.  – У тебя какие родители?

 – Мама продавец в «Ванамейкере», папа работает в университетском городке.

 – Это то, что они делают; я спросил, какие они.

 – О. Нормальные, я думаю.

 Он рассмеялся.

 – Нормальные – это какие?

 – Любят друг друга и любят нас.

 Глядя прямо перед собой, он кивнул.  Когда он заговорил, его голос был холодным, даже отрешённым каким-то.

 – Брат сейчас ночует у меня. Именно из-за него я поссорился с родителями, и то, что он сбежал ко мне, делает ситуацию только хуже. Месяц назад он должен был начать учёбу в колледже, но летом у него были кое-какие неприятности с законом. После долгих переговоров было решено, что он может отложить своё поступление на год, чтобы закончить назначенные ему общественные работы и программу реабилитации для наркозависимых. Он не считает это необходимым, так что вместо лечения заявился ко мне. Я, чёрт возьми, не знаю, что мне делать. Отцу не до этого, матери плевать на всё, и хотя я знаю, что это не моя ответственность, я чувствую себя обязанным позаботиться о нём.

 – Ему восемнадцать, разве он не должен быть в состоянии позаботиться о себе сам?

 – Я говорил тебе – я не знаю, что нормально.

 – Верно. Ты складываешь птичек из трусиков.

 – Вот-вот.

 Мы подошли к нашему дому, и он проводил меня до двери в квартиру.  Он улыбнулся мне – чуть заметно, но всё же улыбнулся.  Я не хотела отпускать его вот так, поэтому ляпнула первое, что пришло в голову:

 – Проведи эту ночь со мной.

 – В каком смысле?

 – Мэгги, вероятно, в твоей квартире, так что это только справедливо. У тебя будет несколько часов на обдумывание всего этого, и, возможно, утром ты сообразишь, что делать.

 Я открыла дверь, и он вошёл в квартиру следом за мной. Как я и думала, Мэгги нигде не было.

 – Ты уверена?

 – Не была б уверена, не предложила бы. – Я направилась в ванную, чтобы помыться и переодеться. По причинам, не совсем понятным мне самой, я надела чёрное кружевное бельё вместо обычной футболки для сна. Не потому, что хотела воспользоваться ситуацией; я не хотела, чтобы ситуация воспользовалась мной. Пока я чувствовала себя сексуальной, я могла оставаться с ним сама собой.

 Когда я вышла из ванной, Каллен лежал на полу гостиной с закрытыми глазами, одетый в одни лишь джинсы. Я кашлянула, и он вскочил на ноги.

 – Если хочешь спать на полу, я дам тебе подушку и несколько одеял.

 – Где ты хочешь, чтобы я спал? – спросил он, двигаясь ко мне.

 Я закатила глаза.

 – Похоже, кто-то опять завёл свою игру.

 – Ты и правда думаешь, что это игра?

 – Да.

 – Почему?

 Я пожала плечами.

 – Потому что ты играешь с женщинами.

 Он провёл пальцами вверх по моим рукам и откинул волосы с моего плеча.

 – Только не с тобой. И перестав пытаться играть со мной, ты могла бы выиграть.

 – Что именно выиграть? – спросила я.

 – Всё, что захочешь.

______________

Перевод:  leverina  
Редакция: dolce_vikki