Глава 86 

По возвращению домой я промокла до нитки, но едва ли замечаю это. Я не могу выбросить из головы то, что только что видела, и мне нужно время, чтобы подумать.

Я как-то умудряюсь проскользнуть мимо всех и спрятаться в душевой, чтобы прогреться и обо всем размыслить. Пока горячая вода обжигает мне спину, я всполаскиваю лицо. Мои мысли совершенно спутаны, и я не знаю, что мне делать.

Лицо Лорен стоит у меня перед глазами. Она не бежала за мной – я в этом уверена. Но она была ранена и мне не нравится, что она была ранена, а я бросила её там, и неважно, как сильно я ненавижу Лорен за то, что она сделала со мной в прошлом году.

Я даже не знаю, что должна сказать Калленам, и должна ли? К сожалению, у меня нет возможности закрыться у себя в комнате, чтобы подумать об этом, потому что когда я выхожу из душа, Эсме просит меня помочь ей с блинчиками – как я и обещала.

– Ты ужасно тихая, – спустя какое-то время замечает она. – Задумалась о чём-то?

Ну, да. Но я не знаю, как рассказать об этом... Если это вообще та история, которую мне следует рассказывать. Я имею в виду, конечно, я не хотела выступать свидетелем того, что увидела. Но я уверена, что Лорен бы не понравилось, если бы я говорила о ней.

Хотя та рана выглядела ужасно. Должно быть, это больно. Что, если это сделала её мать? Кто её выгнал? Насколько я знала, родители Лорен по-прежнему были вместе. Какую роль в этом играет её отец? Что, если он такой же ужасный, как и её мать?

– Можно переворачивать, – мягко напоминает мне Эсме, кивая в сторону блинчика, и я быстро подбрасываю его, чтобы блин не успел подгореть.

Я точно не в своей тарелке. Мне нужно сосредоточиться на работе, иначе я испорчу ужин.

Я прилагаю все усилия, фокусируясь на готовке, и вскоре на столе появляется стопка аппетитно пахнущих блинчиков. Эсме зовёт всех ужинать, и я наполняю стаканы водой.

Когда все рассаживаются по местам, начинает звонить телефон.

– Ну и пусть звонит, – говорит Эсме. – Наверное, это какая-нибудь компания, которая пытается что-то продать.

– Например, Чудо-щётку, – говорит Розали,– которая автоматически расправляет твои вещи, когда они на тебе надеты.

– Или таблетки, которые заставят ваше дерьмо пахнуть цветами, – встревает Эммет, тут же получая строгий взгляд от Карлайла.

Эммет лишь пожимает плечами и, конечно же, первым хватает блинчик. Остальные принимаются за ужин следом за ним. Телефон не перестает трещать на заднем плане.

А затем он начинает звонить вновь, что, безусловно, означает, что это важно и требует внимания.

– Извините, – говорит Карлайл и уходит в гостиную, чтобы поднять трубку.

Мы можем слышать лишь его часть разговора, но я могу понять по его голосу, что это плохие новости. Спустя пару мгновений Эсме тоже поднимается на ноги, покидая кухню, чтобы присоединиться к Карлайлу.

– Интересно, кто это может быть, – удивляется Элис. – Кто-нибудь сегодня влез в неприятности?

Все качают головами, то и дело бормоча: «нет».

– Это по-любому плохие новости, – говорит Джаспер, заглядывая через плечо в направлении гостиной.

– Может быть, кто-то умер, – отвечает Розали. – Или что-то случилось в больнице?

– Они бы написали на пейджер, если это касалось больницы, – говорит Эдвард. – Но я даже не думал, что папа сейчас остаётся на связи.

- Папа всегда остаёся на связи, - говорит Роуз. – У него слишком высокая должность, чтобы иметь нормальный выходной.

Когда Роуз произносит это, её лицо становится жестче, а в глазах появляется что-то горькое. Розали расстроена, и я понимаю, что с недавних пор Карлайл проводит на работе очень много времени.

Вот, почему в последнее время он казался таким уставшим, думаю я, однако ничего не говорю вслух. Я медленно ем свой блинчик и не могу не интересоваться тем, что же говорят Карлайлу на другом конце провода.

Нам не приходится долго ждать, и спустя несколько минут Карлайл и Эсме возвращаются  на кухню. Они выглядят шокированными, и, встревоженная, Роуз касается руки отца.

– Папа?

Карлайл садится обратно на свой стул и растирает своё лицо.

– Что ж, мы только что получили звонок от местного отделения полиции. Они интересовались, если у нас свободная комната для подростка, которому нужен ночлег.

– О нет, что случилось?  – спрашивает Элис.

– Что-то, достаточное для того, что выгнать её из дома, – говорит Карлайл.

– Кто это? Кто-то знакомый?

– Боюсь, я не могу вам это сказать.

– Она живёт в Форксе? – спрашивает Джаспер. Я вижу, как он мысленно прокручивает всех знакомых в своей голове, пытаясь понять, стоит ли начинать волноваться. – Если бы мы знали этого человека, ты бы нам сказал, верно?

– Она живёт в Форксе, – наконец, говорит Карлайл.

Мой нож и вилка выпадают из рук и громыхают по тарелке с таким громким звуком, что все тут же переводят свои взгляды на меня. 

– Лорен, – шепчу я.

В кухне воцаряется тишина.

– Как ты узнала? – наконец спрашивает Эсме.

Она садится обратно на свой стул, расположенный рядом со мной, и касается моей руки в знак поддержки.

– Ты можешь нам рассказать, солнышко. 

– Я видела её раньше, когда выходила из дома? – я смотрю на Эсме, набираясь смелости от её взгляда. – Она была ранена. Её мама не позволила ей зайти внутрь? Я не знаю… - умолкаю я, будучи неуверенной в том, что ещё рассказать. – Она была так расстроена.

– Ранена? Ранена как? – спрашивает Элис.

– На её голове была кровь, – мой голос срывается. – И я убежала. О, Боже…

Эсме сжимает меня в объятиях, пытаясь утешить.

– Всё в порядке, милая, ты ведь не знала. 

Но я знала, ведь я видела, что Лорен не вернулась обратно в дом.

– Она была так зла, когда увидела меня, - говорю я со всхлипом. Я размышляю над тем, было ли этой причиной, по которой я сбежала. Боюсь, Лорен бы набросилась на меня. Тем не менее, мы с ней были одинаковы, и ей нужна была помощь.

– Боже, – шепчет Розали. – Эта та же Лорен, что издевается над тобой в школе?

Я киваю, не обращая внимания на объятие Эсме.

– Похоже, нам не следует судить книгу по обложке, да? – говорит Джаспер.

Ужин забыт, и мы все сидим в тишине. Когда я чувствую, что вновь могу говорить, то отпрядываю и смотрю на Эсме.

– Что теперь с ней будет? 

–- Полиция спросила, можем ли мы принять Лорен у себя на несколько дней, пока не решится, что делать с ней дальше, однако у нас больше нет места, – отвечает Карлайл. – Сейчас они попробуют подыскать другую приёмную семью.

– Она когда-нибудь вернётся домой?

В ответ на это Карлайл только пожимает плечами, однако это  не показатель безразличия. Это всё потому, что он правда не знает.

– Думаю, сначала они собираются прояснить ситуацию,  – говорит он. – Мы не знаем, произошло ли это в первый раз или длилось уже какое-то время.

– Казалось, я хорошо её знал, – говорит Эдвард. – Если бы я только знал…

– Надеюсь, ты бы не простил Лорен за её ужасное поведение, – свирепо говорит Элис. – Или ты уже забыл, как она мучила Беллу?

– Вероятно, это объясняет, почему она на тебя так взъелась, – размышляет Роуз. – С учётом того, что ты попала в хорошую семью и всё такое. Может, Лорен просто завидует?

– Я бы этому не удивился, – соглашается Эдвард. – Хотя это всё равно ужасно.

А я сбежала. Убежала от жертвы. Сделала именно то, что я боялась, люди сделают по отношению ко мне.

– Я могу поспать на диване, – тихо предлагаю я. – Если она может побыть здесь какое-то время.

– Белла? – спрашивает Эсме.

– Ты и правда хочешь находиться с ней под одной крышей? – спрашивает Элис. 

С другой стороны стола Роуз встречается со мной взглядом, и  я уверена, что она понимает, откуда во мне это.

– Если от этого зависит, дадим ли мы ей ночлег, – шепчу я.

Карлайл поднимается с места и протягивает мне руку в приглашающем жесте. Я не принимаю её, но тоже встаю, чувствуя смущение, особенно когда он говорит остальным, что нам нужно ненадолго выйти. Эсме следует за нами в гостиную, где нам предоставлена некоторая приватность без того, чтобы полностью отгораживаться от остальных.

– Белла, это очень щедрое предложение, – начинает Карлайл, садясь на диван.

Я иду к нему с Эсме, недоумевая, почему из-за этого он вытащил меня с кухни.

– Но тебе нужно понять, что Лорен полностью отличается от тебя. Я знаю, что она много раз делала с тобой в школе, и мне бы не хотелось, чтобы это повторилось под моей крышей. Здесь я, по крайней мере, могу оставаться уверен, что ты в безопасности, в то время как я не могу гарантировать этого за пределами своего дома. К тому же, исходя из того, как живет наша семья, Лорен просто здесь не приживётся, и это сделает нас всех несчастными, особенно, её. 

В его словах есть смысл, но это не приносит мне облегчения.

– Но я бросила её там, – шепчу я, ни к кому в особенности не обращаясь. Мой голос снова ломается. – Она нуждалась в помощи, а я бросила её там.

Карлайл качает головой, и в какой-то момент я думаю, что он возьмет меня за руку, однако он меняет своё решение.

– Если бы ты предложила Лорен помощь, она бы просто не приняла её. Как делает и сейчас: Лорен отказывается отправляться в какую-либо другую семью, помимо своей собственной. Оставив Лорен здесь, я бы подвергнул риску весь твой успех, достигнутый здесь.

– И что? Я это переживу, – говорю я Эсме. Каким-то образом я всё ещё не решаюсь идти против Карлайла, даже на словах.

– Мы уверены, что ты сможешь, – с добротой отвечает она. – Но этот дом уже переполнен. Есть и другие подготовленные семьи, которые могут принять её.

– Она будет там в безопасности? – спрашиваю я, думая о Стефане -  приёмном родителе, который не предоставлял безопасность для травмированного ребенка.

– Мы должны верить, что так и будет, - отвечает за неё Карлайл. – В конце концов, не все приёмные семьи плохие, - подмигнув, добавляет он, пытаясь поднять настроение.

– Тебе придется простить себя за то, что ты не предложила ей помощь, – говорит Эсме. – Это то, из-за чего ты волновалась, когда вернулась домой с пробежки?

Я киваю. Возможно, я не могу пояснить, как сильно сомневалась о том, имела ли права рассказывать это. Хотя я ни в коем случае не виню Лорен за то, что произошло, но, даже зная, какой занозой в заднице она может быть, я по-прежнему считаю, что то, что случилось с ней, не может быть оправдано.

Это ещё один способ понять, что моё прошлое –  тоже не моя вина, но почему-то мне  проще смотреть на других, чем на себя. Лорен, проходящей сейчас через всё это… это даже ближе, чем понять, что другие люди на иппотерапии, возможно, прошли через это. Я чувствую, будто знаю Лорен, в то время как я совсем не знаю людей с терапии.

Когда мы возвращаемся за стол, чтобы завершить трапезу, общее настроение остаётся придавленным. Мы заканчиваем есть почти что в молчании, и я продолжаю мусолить свои мысли.

-– Ты хочешь поговорить об этом? – спрашивает Эсме, когда мы прибираем стол после ужина.

Я качаю головой. Не уверена, что Эсме поймёт, хоть она бы сделала всё, чтобы понять. Единственный человек, кто бы смог прочувствовать это до такой степени – это Розали, но она ушла наверх с Эмметом, а я не хочу её беспокоить.

После ужина часть из нас остаётся в гостиной, чтобы посмотреть телевизор. Спустя какое-то время Карлайл возвращается к своим отчетам, и я приношу ему чашку чая и перекус, что становится своего рода моей привычкой.

Он улыбается, когда я захожу в кабинет.

– Я правда надеюсь, что ты не слишком наказываешь себя за то, что произошло сегодня, – мягко говорит он. – Знаешь, ты ведь не сделала ничего плохого.

Может, и нет. Но я ведь сбежала. Я всегда убегаю, когда земля под ногами становится слишком горячей, и я начинаю всё больше и больше ненавидеть себя за это.

– Вижу, ты не в настроении для разговоров, – задумчиво произносит Карлайл, но его взгляд полон дружелюбия. – Спасибо тебе за чай.  А теперь извини меня - я должен вернуться к своей бумажной работе. Будет неудобно перед деревьями, пожертвованными на эту бумагу, за то, что они игнорируются мной так долго.

Слова  Карлайла вызывают улыбку на моём лице, и покидаю его, давая возможность работать. Не желая спускаться вниз, я иду в свою комнату. Дымка сейчас с остальными в гостиной, и я уверена, что она будет играть до тех пор, когда не перестанет видеть что-то либо из-за усталости. 

Со вздохом я опускаюсь на кровать.

Я задаюсь вопросом, где же будет ложиться спать Лорен? Найдут ли ей безопасное место? О ней будет, кому позаботиться? Обычно я бы не тревожилась о ней, но осознание того, что Лорен пришлось столкнуться с насилием, заставляет меня волноваться о ней. Надеюсь, она не окажется такой же травмированной, как и я.

А может, уже слишком поздно, думаю я, и то, где она оказалась – результат её воспитания? Я где-то читала, что жертвы насилия порой становятся обидчиками или даже насильниками, чтобы получить чувство контроля над ситуацией. 

Я поворачиваюсь на бок и оборачиваю руки вокруг своей талии. Я рада, что не выбрала этот путь. Не то, чтобы я стала привлекательнее в чьих-то глазах, но, по крайней мере, я не пытаюсь заставить других выглядеть жалкими из-за моего несчастья.

… ведь так? По крайней мере, я на это надеюсь.

Могла ли я догадаться, что с ней происходит? Как бывшая жертва, могла ли я как-то заметить это в Лорен? Розали и я пришли к понимаю на таком высоком уровне, просто потому, что мы обе испытали одно и то же. Когда тебя касаются без твоего желания, это создает очень сильную связь. Была ли слепа потому, что так сильно ненавидела Лорен? Я не знаю. И, возможно,  никогда не узнаю. Лорен, вероятно, знала, что я была жертвой – тебя не отправят в приёмную семью, когда в твоей все и так хорошо. Конечно, опека назначается по разным причинам, но я уверена, что Лорен догадалась о моём прошлом. 

Может, она просто завидовала. Думаю, мы никогда этого не узнаем. Мы не сможем внезапно стать друзьями, после всего того, что случилось. Я нравлюсь не всем, и мне не могут нравиться все. Я - не персонаж детской сказки, который умеет найти общий язык даже с самыми ужасными людьми. Но теперь я с уверенностью могу сказать, что мне  придётся смотреть дальше, чем видят мои глаза на первый взгляд.

Дверь в мою комнату открывается, и Эдвард мягко приветствует меня, давая знать, что это он. 

Я наполовину разворачиваюсь к нему, и он присоединяется ко мне на кровати, приобнимая меня сзади. Я счастливо выдыхаю, когда Эдвард проводит носом к моему затылку, чтобы поцеловать его.

– Ты совсем сбита с толку, не так ли, – бормочет он. Его левая рука обернута вокруг нас, держа мою правую руку, и его большой палец вырисовывает расслабляющие круги.

Не желая разговаривать, я просто киваю.

– Я и не ожидал чего-то другого, – говорит он. – Я хочу сказать, это объясняет её поведение и всё такое, но мне никогда не приходило в голову, что Лорен несёт на себе такую тяжёлую ношу.

– Мне тоже, – шепчу я. 

–  Я слышал, как папа сказал, что её отправляют в другую приёмную семью – туда,  где меньше детей. Там с Лорен всё будет хорошо, я в этом уверен.

– Ага.

После этого мы молчим, пока Эдвард не поднимается, чтобы включить музыку. Он дал мне послушать несколько своих дисков, но большую часть времени именно он их и слушает. Я так привыкла к тишине вокруг себя, что никогда не думаю о том, чтобы послушать музыку.

Саундтрек к фильму заполняет комнату. Я смутно узнаю его, но я не смогла бы вспомнить название, даже если бы захотела – в общем-то, мне не очень этого и хочется.

Эдвард возвращается ко мне в кровать. Здесь так хорошо и тепло, что нам не нужны одеяла. Я согрелась, и мне бы хотелось закатать рукава, но объятие Эдварда словно закутывает меня в кокон, и я больше не хочу двигаться.

Снаружи садится солнце, пробиваясь сквозь облака и наполняя комнату золотистым отблеском.

– Ты собираешься смотреть что-то конкретное завтра в Сиэтле? – спустя какое-то время спрашивает он.

Лорен всё ещё стоит у меня перед глазами, но я понимаю, что Эдвард уже позабыл о ней. Я не могу винить его за это. Она тоже раньше не занимала в моей голове так много мыслей.

Боже, надеюсь, с ней всё будет в порядке. Хоть я и не люблю её, я не хочу, чтобы с Лорен случилось что-то плохое. И никогда не хотела.

– Белла? – голос Эдварда вырывает меня из размышлений.

– Нет, – я отвечаю на его предыдущий вопрос. – Но я уверена, что Элис подыщет что-нибудь, что мне нужно, хотя я даже не знала об этом – и даже больше.

Эдвард тихо смеётся.

– Можешь даже не сомневаться в этом. Просто дай ей знать, если это уже перебор. Мало что может умерить энтузиазм Элис, когда дело касается шопинга.

– У неё больше нет ограничений? – удивляюсь я. Я хорошо помню, как после выпускного ей пришлось отдать свою кредитку, потому что Элис заказала все платья, так не вернув их обратно.

– Я не уверен в этом, но Элис и здесь сможет их обойти. Она просто потратит наши деньги.

– Думаешь, я должна спрашивать о бюджете? Как много я смогу потратить?

Я прямо могу почувствовать, как Эдвард закатывает глаза позади меня. 

– Я воздержусь от ответа на этот вопрос, – сухо говорит он, заставляя меня улыбнуться.

Эдвард прижимается ближе ко мне. 

– Мне понравилось сегодня на поляне, - тихо произносит он.

– Мне тоже.

Теперь мы молчим, и я слушаю музыку, исходящую из динамиков. Каким-то образом Эдвард всегда умеет подобрать правильный мотив, походящий под наши настроения. Когда наступают сумерки, я разворачиваюсь в руках Эдварда, и наши ноги легко переплетаются.

– Думаешь, твои родители вязли бы Лорен, если бы меня здесь не было?

Эдвард хмурится, но его лицо тут же разглаживается, словно он не хочет, чтобы я это заметила.

– Нет, я так не думаю.

Он встречается со мной взглядом. 

– Если хочешь знать, Лорен не была в списке наших любимчиков и до твоего появления. И я думаю, что папа спросил бы нас об этом прежде, чем давать своё согласие. Только не говори мне, что винишь себя за то, что мама с папой отказались принять её сегодня.

– Ладно.

Что ещё я могу сказать? Я не буду врать. Мне не по себе от того, что Карлайл и Эсме не оставили Лорен здесь.

– Просто отпусти это, – шепчет Эдвард. – Ты не можешь беспокоиться обо всем сразу.

– Посмотри, кто говорит,  – дразню его я, и Эдвард дарит мне улыбку в ответ.

– Так что тебе лучше послушать меня, – добавляет он. – В конце концов, мне лучше знать. Лучший способ решения этой проблемы – это отвлечься.

– Отвлечься? Как?

Эдвард не объясняет, но тянется ко мне, чтобы поцеловать. Его губы мягкие и тёплые, и я подозреваю, что он съел мятный леденец прежде, чем прийти ко мне в комнату. Скрытые мотивы, думаю я, но затем его рот приоткрывается, и он предоставляет мне новый поток ощущений.

Его рука притягивается ближе, чтобы обхватить моё лицо, и я наслаждаюсь теплом его прикосновения. Эдвард гладит мой затылок, привлекая мою голову для углубления поцелуя. Я прижимаюсь ближе к нему и чувствую жар его тела через свою одежду.

Мне хочется ощутить его кожу, и я позволяю своей руке спуститься к краю его футболки, дергая его, словно ожидая разрешения. Эдвард помогает мне, перемещая свою ладонь от моей шеи к своей футболке и приподнимая её.

Моя рука свободно  скользит по его коже, что кажется пылающей под моими прикосновениями. Я чувствую, как мышцы сдвигаются под его кожей, как они напрягаются и расслабляются под моими пальцами. Желая большего, моя рука скользит к спине Эдварда, и я когда  мягко впиваюсь в неё ногтями, он стонет мне в рот.

Эдвард предоставляет мне безграничное чувство контроля. Я заставляю его чувствовать все это. Я делаю это, и Эдварду это нравится, если судить по его стонам.

Отстранившись для того, чтобы сделать вдох, я убираю руку из-под футболки и касаюсь его лица сбоку. Эдвард улыбается мне, и его губы немного красные после нашего поцелуя.

Я сажусь на кровати, а Эдвард разворачивается на спину, заложив руки за голову. Он смотрит на меня, и его взгляд открыт и беспечен. Прикусывая губу, я осторожно задираю его футболку.

– Снять? – шепчет он, и я киваю, благодарная за то, что он не может увидеть мой румянец в надвигающейся тьме.

Эдвард легко выполняет просьбу, садясь, чтобы снять футболку через голову. Он небрежно бросает её на пол и ложится обратно, снова закладывая руки за голову. Эдвард встречает мой взгляд, и на его лице нет ни капли смущения.

Я осторожно вытягиваю руку, и та замирает у его живота.

– Всё в порядке, - говорит он, подбадривая меня. – Я хочу, чтобы ты меня коснулась. 

Когда мои пальцы встречаются с его кожей, я чувствую, как его мышцы едва сжимаются в ответ на моё прикосновение. Эдвард открыт передо мной, словно полотно, которое можно исследовать.

Моя рука скользит к его груди, и я чувствую жёсткие волосы, формирующие неясную форму от соска к соску. Я всё же не хочу касаться его там. Не хочу заходить слишком далеко и, к тому же, я не уверена, что готова к этому. Я задаюсь вопросом, чувствительны ли у мужчин соски, но моя рука продолжает движение, проводя по волосам на его груди и чувствуя кости и мышцы под ней.

Медленно, убедившись, что я вижу то, что он делает, Эдвард кладёт свою ладонь поверх моей. Его рука даже горячее, чем его тело, и я окружена теплом с обеих сторон. Он прижимает мою руку к своей груди, убеждая меня, что я на правильном пути.

На улице становится совсем темно. Солнце исчезло, и теперь снова приближается дождь, обёртывая нас в кокон, который почему-то заставляет меня чувствовать себя в безопасности. 

Сердцебиение  Эдварда размеренное и спокойное. Мне бы хотелось сказать то же самое и о себе.

Не уверена, кто  – Эдвард или я – перемещает мою ладонь ниже груди. Я чувствую рёбра под его кожей, и как они легко смещаются, когда он делает вдох. Я ощущаю каждую деталь. Едва заметная впадинка, где заканчиваются рёбра и начинается живот. Небольшой бугорок мышц, формирующих пресс. Эдвард – старая душа в ещё не сформированном до конца теле, и, следуя инстинкту, я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в живот.

Уверена, ему это нравится. Эдвард выдыхает так тихо, что я почти этого не слышу, а когда я снова смотрю на него, его глаза наполнены удивлением. Он хочет увидеть, как далеко я смогу зайти, чувствуя себя комфортно, и Эдвард загипнотизирован каждым моим движением.

Это так отличается от мужчин, что я знаю. Такой выдающийся контраст между телом Эдварда и телами тех, кто принуждал меня узнавать их. Просто зная, что я могу проводить время, изучая тело Эдварда, заставляет меня вздохнуть с облегчением и меньше бояться. Больше контроля, в этом вся суть. Здесь я играю главную роль.

Моя рука скользит вниз и замирает возле пупка. Здесь начинается едва заметная дорожка волос, что пропадает в его джинсах. Я кладу руку на нижнюю часть его живота, и чувствую, как она опускается и поднимается с каждым новым вдохом.

Я не готова заходить ниже, и, думаю, Эдвард это понимает. Он не даёт ни намека на то, что он этого хотел, а может, для него это тожедостаточно.

Закончив с исследованиями, я понимаю, что реакция моего тела на стресс потихоньку входит в привычку. Я выдыхаю, позволяя уйти напряжению, что я держала, даже не замечая этого. Когда я ложусь напротив него,  Эдвард берёт одеяло, что лежит в ногах, и укрывает нас обоих.

Он целует меня так нежно, что я неосознанно наклоняюсь к нему для большего. Эдвард улыбается мне, а затем углубляет поцелуй. Его язык порхает и исследует мои губы, что я могу охарактеризовать, как чувственную манеру. Я открываю свой рот навстречу ему, и наши языки сплетаются. Не думаю, что когда-то либо привыкну к такой интимности.

Его рука скользит вниз и забирается мне под футболку. Его прикосновение обжигает мне кожу, и я присоединяюсь к его движению, вытягиваясь, чтобы предоставить Эдвард больше кожи для прикосновений. У меня бегут мурашки, и когда Эдвард касается ногтями моей спины, моя спина выгибается дугой, и всё, что я могу делать – это продолжать сдерживать стон.

Поначалу я не уверена, что он собирается сделать, однако Эдвард удерживает мой взгляд в темноте вокруг нас, когда начинает избавляться от моей футболки. 

- Око за око? – произносит он шепотом, спрашивая разрешение.

Мое сердце едва не вырывается из груди, и моё первое желание – это сказать «нет». Но я хочу этого, хочу идти с ним вперёд, и выходит так, что я позволяю Эдварду снять мою футболку. Он медленно делает это, не совершая никаких резких движений. А затем он тихо смеётся, дергая за  майку, что я ношу под футболкой.

Я делаю паузу. Конечно, Эдвард не ожидал обнаружить здесь ещё один слой одежды, но я не уверена, что готова снять её. Но затем его рука сжимает мою талию под майкой, и его кожа так хорошо ощущается на моей, что я шепчу «да», и он снимает её. Я остаюсь только в лифчике.

Эдвард прижимается ещё ближе и оборачивает меня в полное телесное объятие. Я могу лишь глотать воздух, чувствуя, сколько его кожи касается моей. Я прижимаюсь ещё теснее, и это предел отчаяния для нашего объятия, словно нам всегда будет мало.

- О, - шепчу я, и Эдвард отвечает мне «да», так же хрипло.

Он натягивает одеяло выше, полностью накрывая нас. Прикосновения Эдварда настолько искусны, что трудно поверить в то, что это для него тоже в новинку. Но это в новинку и для меня, и у меня нет проблем с тем, что я исследую его кожу, снова и снова возвращаясь к местам, что, кажется, вызывают более сильную реакцию.

Выступ рядом с его бедром очень чувствительный, и моя рука постоянно возвращается туда, поглаживая небольшой участок кожи и наслаждаясь тем, как его мышцы реагируют на это. Теперь Эдвард целует мою шею, и температура, что и так была высокой, поднимается ещё выше.

Наше дыхание ускоряется, пока мы продолжаем исследования в темноте. Как мы уже знаем, моя спина чувствительна к его прикосновению, и его ласки не ослабевают, постоянно вызывая мурашки по коже. Это ощущается так здорово, и я  прижимаюсь ближе, насколько это возможно.

– Я могу снять твой лифчик? – тихо спрашивает он.

На мгновение всё останавливается и замирает – даже проигрыватель между песнями.

– Я не хочу, чтобы ты смотрел, – шепчу я. К счастью, мне удаётся красноречиво передать своё беспокойство.

– Я не буду смотреть, – уверяет он. – Мы останемся укрытыми под одеялом. Пожалуйста?

Эдварда не снимает мое белье в спешке, терпеливо ожидая ответа. Он просто размещает свою руку на моем плече, и я чувствую на себе его взгляд.

– Не смотри, – предупреждаю я. Это моё условие. Здесь достаточно темно для того, чтобы чувствовать себя в безопасности, и, думаю, мне просто придётся довериться тому, что Эдвард выполнит свою часть обещания.

Я даже не уверена, что он видит мой кивок, но Эдвард, очевидно, это чувствует. Он теребит застёжку пару мгновений прежде, чем расстегнуть её. Требуется небольшая согласованность, чтобы снять лифчик, и это предоставляет мне достаточно времени, чтобы понять, что  происходит на самом деле. 

Пока мой разум занят мыслями «Боже, я голая», его руки, такие тёплые, обвиваются вокруг меня, и верхняя часть моего тела полностью соприкасается с ним.

- О, Боже, - шепчет Эдвард в тоже время, когда я произношу это в своих мыслях.

Я цепляюсь за него так, словно от этого зависит вся моя жизнь, и эти ощущения полностью накрывают меня. Эдвард крепко сжимает меня, словно он всё понимает, а затем продолжает держать меня в объятиях, в то время как я не могу сделать ничего, кроме как расплакаться ему в шею.