Прежде чем я взяла договор с собой, Карлайл и Эсме подписали его, уверяя, что если я захочу изменить условия, они согласятся. Но они хотели показать мне, что подписывают первыми. Они хотели, чтобы их часть сделки являлась безусловной.
Условия были чёткими и понятными. Они обещали, что не будет никакого насилия, никаких избиений и никакого принуждения. Никаких действий сексуального характера, ни в каких мыслимых способах.
Договор казался суровым, но в то же время успокаивал. Всё было понятным. Добавить мне было нечего.
Во вторник утром, после того как все ушли в школу, я отдаю Эсме договор и она замечает как от слёз покраснели мои глаза. Моя собственная копия находится в моей комнате, в моём чемодане. Я не подписала свою часть сделки. Слишком многое произошло вчера. Чтобы прийти в себя, мне понадобится какое-то время. Надеюсь, они меня поймут.
– Я так горжусь тобой, – говорит Эсме. – Ты так хорошо справляешься со всем, ты ведь это знаешь?
Я не верю ей. Её слова кажутся для меня странными.
– Я спрячу это наверху, в сейфе. Пойдём, сделаем это вместе.
Это напоминает какой-то ритуал, так как мы поднимаемся по лестнице и заходим в кабинет Карлайла. Эсме снимает картину и открывает скрытый за ней сейф. Затем поворачивается и улыбается мне.
– Это было трудное начало. Пусть с этого момента твоя жизнь в этом доме начнётся по- настоящему.
Я киваю, и она снова улыбается.
– Не думаю, что приехав сюда в субботу, ты ожидала подобного.
Теперь я смеюсь. Не могу с этим справиться. Она права. Я не знала чего ожидать, и была ко многому готова, но, конечно, не к этому.
Кажется странным так смеяться. Я так долго не делала этого и чувствую себя на самом деле необычно.
Эсме смеётся вместе со мной, и кажется, понимает, почему мне вдруг стало так весело.
– Надеюсь, мы оправдали твои ожидания.
И в который раз её слова сбивают меня с толку. Разве не должно быть наоборот?
Я снова следую за ней на кухню, где она начинает варить кофе.
– Итак, чем бы ты хотела сегодня заняться? – не поднимая глаз, спрашивает она.
Я не знаю, правда. Я ужасно устала и у меня всё так же болит голова и горло. Этой ночью я очень плохо спала. Просто ужасно лежать в постели, не смея расслабиться и уснуть. Когда мне всё же это удалось, я то и дело просыпалась от тревожных снов и поначалу никак не могла понять, где нахожусь. Несколько раз я вставала, чтобы проверить заперта ли дверь, а порой просыпалась от того, что меня ужасно тошнило.
– Тебе, конечно, необходимо сохранять спокойствие, – разливая дымящуюся чёрную жидкость по двум чашкам, говорит Эсме. – Чёрный, как я поняла?
Раньше она никогда не спрашивала меня об этом, и я ловлю себя на том, что киваю. Чёрный и крепкий. Пожалуйста.
Эсме сидит за кухонным столом и жестом приглашает меня присоединиться к ней. Я, хоть и нерешительно, сажусь по диагонали. Я всё ещё не понимаю, как мне здесь себя вести. Всё кажется таким… непривычным. Когда я приехала к Стефану, стало ясно с первого дня, что домашние дела лежат только на мне. Оба, и Стефан и Ирина сразу же дали понять, чего они ждут от меня. И Стефан, и Ирина, когда им что-то не нравилось, сразу выражали своё недовольство. Сначала они показались довольно милыми. Постоянных угроз не было, только чёткие правила. Но под конец второго дня, они впервые ударили меня по голове. Забавно, но я даже не помню, из-за чего это произошло.
Вернувшись в настоящее, я смотрю на потёртую древесину стола перед собой. Это на самом деле очень красивый стол. Я держу руки на коленях и понимаю, что заламываю их, только когда начинают болеть крошечные ранки, оставшиеся у меня с воскресенья.
Эсме пытается поймать мой взгляд, а затем продолжает:
– Ты можешь делать всё, что захочешь. Можешь даже снова лечь, если чувствуешь, что тебе это необходимо. Ты выглядишь усталой, – она немного хмурится, а затем, явно взволнованно спрашивает:
– Ты не очень хорошо спала?
Нет, не очень. Я медленно качаю головой. Хоть мне совсем не хочется, чтобы Эсме об этом знала.
– Это ужасно. Надеюсь, что вскоре ты сможешь спокойно спать в этом доме, – беспокойство в её глазах огорчает меня, хоть я и не могу понять, почему.
Я с трудом сглатываю и смотрю на чашку кофе перед собой. Эсме целенаправленно отводит взгляд в сторону, и я использую этот шанс. Очень осторожно я делаю глоток кофе. Вкусно. Но когда я глотаю, жидкость, кажется, обжигает всё моё горло и это доставляет очень, очень сильную боль.
Блядь.
Эсме больше не расспрашивает меня, но продолжает свой разговор.
– Ты ещё не видела нашу библиотеку. Я уверена, у нас найдутся книги на твой вкус, хотя, скорее всего, из-за сотрясения, тебе пока будет тяжело читать. Ты ведь знаешь, что можешь пойти здесь куда угодно, верно?
Я продолжаю смотреть на свою чашку и не могу перестать заламывать руки. Мне неприятны эти вопросы. Почему она всё время о чём-то спрашивает меня?
Не дожидаясь ответа, своим следующим вопросом она застигает меня врасплох.
– Скажи, чего ты хочешь, Белла. Пожалуйста, – она наклоняется через стол, и её рука немного тянется ко мне.
При мысли, что мне придётся рассказать о том, что делает меня уязвимой, я испытываю ужас, и смотрю на неё расширившимися глазами. Кроме того, я даже не знаю, чего хочу, кроме как, пожалуй, лечь в постель и забыть об окружающем мире. Почему она не позволяет мне что-нибудь сделать? Ведь в таком большом доме работы всегда достаточно.
Словно из ниоткуда Эсме достаёт лист бумаги и ручку, и теперь двигает это ко мне через стол.
– Пожалуйста, поговори со мной.
О, нет, мне бы этого не хотелось. Я просто не хочу. Или, может, даже не могу. Облекать мысли в слова мне неприятно. Отчаянно пытаясь уйти, я начинаю вставать из-за стола. Ебать последствия.
Стефан никогда не заставлял меня говорить. Однажды он попытался…
– Нет, пожалуйста, не волнуйся, Белла, – отвлекая меня от опасных мыслей, быстро говорит Эсме. – Я не хочу давить на тебя, я хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь комфортно. Пожалуйста, – повторяет она. – Я не хочу принуждать тебя к тому, что ты не хочешь делать.
Её глаза искренни, или мне так кажется. Она на самом деле это имеет в виду? Немного поколебавшись, я снова сажусь. Так я чувствую себя немного лучше.
Боже, как же сильно кружится голова.
– Я просто подумала, что если б ты сказала мне что хочешь сделать, я могла бы тебе с этим помочь, – объясняет Эсме.
Она говорит это для того, чтобы объяснить мотивы, оправдать своё поведение. Это так странно, как будто все роли поменялись местами. В том, привычном для меня мире, именно я всегда оправдывалась, шла на многое, чтобы понравиться другим и не провоцировать их. А здесь, похоже, для того, чтобы я почувствовала себя комфортно, все ходят на цыпочках. Из-за чего я чувствую себя, мягко говоря, не совсем комфортно.
Долгое время мы просто сидим и смотрим друг на друга. Я чувствую только доброту, исходящую от Эсме, и это по-прежнему сбивает меня с толку. Почему она так добра? Это вообще нормально?
Подумав об этом, я мигаю и отвожу взгляд.
Мне неловко сидеть здесь с Эсме за одним столом. Я знаю, что делала это и раньше, но теперь она чего-то ждёт от меня, а я не знаю, смогу ли ей это дать. Я даже не знаю, чего я хочу. Снова взглянув на Эсме, я вижу её полные надежды глаза.
Когда я беру ручку и лист бумаги, моё отвращение к общению отражается на лице. Я стискиваю зубы и начинаю писать.
Скажи, что я могу для Вас сделать.
– Что? Почему? Ты не совсем здорова, Белла. Тебе нужен покой. Кроме того, я сама занимаюсь домашними делами, и решила, что никому из моих детей не придётся мне помогать.
В её голосе, как и в выражении лица явно чувствуется негодование. Но вскоре эти эмоции заменяются чем-то другим, она ненадолго задумывается и продолжает говорить уже совсем другим тоном.
– Я знаю, ты не хочешь говорить об этом, Белла, но пожалуйста, выслушай меня. Я читала твой файл и знаю, что тебе пришлось пережить. Я не могу даже представить, что в прежней жизни могло тебе нравиться. Но я хочу чтобы ты знала – здесь ты не встретишь никакого насилия. Мы не просто так подписали этот договор. И мы, конечно, не ждём, что ты будешь что-либо здесь делать. Я буду рада, если ты попытаешься просто немного расслабиться и спустя какое-то время начнёшь исцелятся.
От её слов я резко вскидываю голову и чуть не теряю равновесие. Исцеление? Она что, издевается? Что во мне можно исцелить? Только я начала верить, что они не изобьют меня до беспамятства, как на меня обрушивается очередной кошмар. Исцелить меня.
О, Боже, ну конечно, мне стоило догадаться.
Взять сломленную девочку и исправить её. Конечно, они будут в восторге от этого.
Но я не сломлена.
Я разрушена.
А значит, меня нельзя исправить.
Во мне нечего исцелять.
Я не заслужила ничего этого, и в том, что со мной происходило, виновата только я сама.
Я встаю, не обращая внимания на мольбы и протесты Эсме. Я не могу этого сделать. На глаза наворачиваются слёзы, и прежде чем я могу остановить их, катятся по моим щекам, и к ещё большему унижению, я начинаю всхлипывать.
– Белла, пожалуйста, прости, я не хотела тебя расстраивать.
Искренность в её голосе заставляет меня остановиться и поднять взгляд. С новой силой начинает болеть голова и чуть не сбивает с ног вихрь головокружения. Для поддержки я хватаюсь за спинку стула и жду, когда стихнет пульсирующая боль.
– Белла, пожалуйста, сядь и помоги мне понять, почему ты так расстроена.
Строгость в её голосе заставляет меня поднять взгляд и посмотреть на неё.
– Я хочу как можно лучше узнать тебя, Белла. Ты живёшь сейчас с нами, и мы должны сделать это вместе. Я не жду, что ты сейчас сядешь и всё мне расскажешь, но я вижу, что мои слова огорчили тебя, и это меня ранит.
Я в полном замешательстве. Зачем ей хотеть меня узнавать? Чтобы потом использовать это знание мне во вред? И как может моё настроение ранить её?
– Может, всё-таки сядешь?
Настороженно, медленно я качаю головой.
– Но ты останешься со мной?
На этот раз я киваю. Она спросила об этом так ласково, и выглядит так, словно ей на самом деле больно. Я хочу знать, как я могу всё исправить. Для поддержки я всё ещё цепляюсь за спинку стула, и острые края резного дерева впиваются в мою руку. Боль хорошо отвлекает меня от тревожных мыслей.
Эсме с облегчением кивает и прежде чем снова заговорить, долгое время думает.
– Мы подписали этот договор, и мы собираемся придерживаться его, хотя боюсь, что только время поможет тебе поверить, что в этом доме нет места насилию.
Она ждёт, чтобы увидеть мою реакцию. А я жду, чтобы понять, к чему она с этим ведёт.
– Мы также дали понять, чего ожидаем от тебя, и стоя здесь и слушая меня, ты уже выполняешь свою часть договора. Не думай, что я не знаю, как нелегко тебе всё это даётся. Я вижу, как напряжены твои руки.
Мы обе опускаем взгляд на мои руки и видим, что от силы, с которой я вцепилась в спинку стула, побелели костяшки пальцев.
– Я хочу спросить у тебя кое-что, Белла.
Я сразу же напрягаюсь, сжимаю в тонкую линию свои губы и, затаив дыхание, жду.
Эсме немного колеблется, видимо, сомневаясь, стоит ли ей задавать свой вопрос.
– Чего ты ожидаешь от нас?
Я с облегчением выдыхаю, порывом воздуха сдувая волоски возле своего лица.
Чего я ожидаю от них?
Я не знаю.
Нет, знаю. Но эти ожидания несут в себе надежду, а я не готова к этому. Даже спустя только четыре дня, я буду опустошена, если всё вдруг закончится плохо.
Эсме видит, что я в замешательстве, но на этот раз не подталкивает меня.
– Я вот что тебе скажу, – говорит она. – Подумай об этом и напиши. И когда будешь готова, покажешь нам.
Она встаёт и ставит свою пустую кофейную чашку в посудомоечную машину. Я почти не притронулась к своему кофе.
– Ты можешь поговорить с нами обо всём, что тебя интересует, Белла, – повернувшись ко мне спиной, говорит Эсме.
Я знаю, что она хочет успокоить меня, но её слова всё равно тревожат. Но прежде чем я начинаю переживать из-за того, что она сказала, Эсме меняет тему.
– Чуть позже я подберу для тебя какую-нибудь одежду и запасную пижаму. Не чувствуй себя виноватой, находясь в постели, потому что честно говоря, не думаю, что Карлайл одобрил бы то, что ты до сих пор на ногах. Ты, должно быть, чувствуешь себя ужасно.
Мои глаза расширяются, когда я слышу сочетание слов «Карлайл» и «не одобрил». В тревоге я начинаю озираться по сторонам, пытаясь выяснить дома ли он.
– Успокойся, Белла, – поспешно говорит Эсме. – Он не одобрил бы этого как врач. Чтобы полностью выздороветь, тебе нужно больше отдыхать. Как отец, он хочет, чтобы ты делала то, что в этот момент кажется правильным.
Оцепенев, я пытаюсь осознать смысл её слов, и она говорит снова:
– Или ложись, Белла. Я вижу, сколько усилий у тебя уходит на то, чтобы просто стоять, – тон её голоса – мягкий, а улыбка – нежная, и когда она жестом даёт мне понять, что я на самом деле могу уйти, я это делаю.
Я напугана. Конечно. Но кровать в гостевой комнате зовёт меня к себе. Громко.
Я ничего не могу с собой поделать, и задумываюсь, возможно ли такое, что они хотят заманить меня в комнату, там встретить и сделать со мной что-то плохое.
Но, честно говоря, даже моему злобному подсознанию трудно в это поверить.
Я захожу в гостевую комнату – мою комнату – целой и невредимой. На всякий случай заперев за собой дверь, я достаю одеяло Рене и сажусь в углу. Я в шоке. Я не знаю, что делать с добротой Эсме. Неужели эта женщина на самом деле такая? И всегда будет оставаться такой?
Я хочу ей верить. Но чего я жду от неё? От Карлайла? Вдыхая уже почти исчезнувший запах стёганного одеяла, я вспоминаю о том, что произошло внизу.
Очевидно, что Эсме хочет общаться со мной, и они заявили, что ждут от меня сотрудничества. Но чёрт, на это так трудно решиться. Каждое слово – это борьба, и если б это зависело от меня, я бы совсем их не использовала. Тем более, я никогда не испытывала в этом необходимости. Рене относилась к этому довольно снисходительно, задавая простые «да» или «нет» вопросы, или давая мне целый диапазон ответов, на один из которых я могла указать, подняв нужное количество пальцев. Стефан вообще никогда не обращался ко мне, по крайне мере, с вопросами. А Лоран… Лоран всегда ясно давал понять, что он хочет. Именно так. И очень редко для этого ему нужны были слова. Он научил, что для меня намного лучше оставаться тихой.
Молчать.
Не знаю, смогу ли я оправдать ожидания Калленов. Не знаю, получится ли у меня. Если я буду держаться в стороне, они отправят меня обратно? Если я, блядь, буду всё портить, как делала это до сих пор? Они передумают, устав от меня?
Это дерьмово, не так ли?
Если они отправят меня обратно, то я просто сбегу. Я предпочту жить на улице или в приюте, только бы не возвращаться к Стефану. И, несмотря на то, что я сделала столько всего неправильного, я не хочу возвращаться туда. Да, я бесполезная, никчёмная, даже порочная. И во всём, что случилось со мной – только моя вина. Мне говорили об этом много, очень много раз. И я не вижу другого объяснения. Поскольку его просто нет. Всё дело только во мне.
Верно?
Ах, чёрт, это бесполезно. И я чувствую себя здесь такой же бесполезной. Мне хочется что-то делать. Гладить рубашки было просто отлично, пока я всё не испортила. Мне хочется стать здесь полезной. Чёрт, я бы даже полировала для Эсме столовое серебро. Ведь никто не любит подобную работу.
Лёжа в постели я бесполезна. Но опять же, по словам Эсме, Карлайл не одобрит, увидев, что я на ногах. Она ему расскажет? А что потом? Будут последствия? Что в этом доме означает «не одобряю»?
Чтобы не начать паниковать, я стараюсь отвлечься от этих мыслей и вспоминаю о том, как Эсме упомянула о моём прошлом. Она не должна была говорить об этом. Я не знаю, зачем она это сделала и не хочу знать. Моя реакция ясно дала это понять. То, что случилось – случилось, и в этом только моя вина. Я заслужила всё это. И не хочу об этом говорить. Я чувствую себя ужасно, просто думая об этом. С избиениями я могу смириться. Спустя какое-то время физическая боль почти всегда проходит. Ушибы заживают, так же как и срастаются сломанные кости.
Я провожу пальцем по шраму, который украшает ладонь моей правой руки. Это единственный шрам, оставленный мне моей родной матерью. В тот единственный раз, когда я попыталась ей сказать, что делает со мной по ночам Лоран. В горящем камине лежала кочерга, накалившаяся добела, и она вытащила её и ударила меня. «Никогда не смей говорить об этом!» Пытаясь защититься, я вытянула руку. Ожог был мучительным, я помню боль, пронзившую всю мою руку. Я не знала, что делать с раной, и она так до конца и не зажила. Я до сих пор не могу полностью выпрямить кисть, но уже привыкла к этому и почти не обращаю внимания на стянувшуюся кожу. Ладонь чаще всего онемевшая, а шрам едва заметен.
Я вздыхаю, перетягивая резинкой своё левое запястье. Последовавшая боль кажется острой и еле терпимой. Но она не отвлекает меня от воспоминаний. Я силой заставляю себя вернуться в настоящее.
Физическая боль проходит и, в основном, её можно стерпеть. Боль не является хорошей или желательной, но я знаю, что если придётся, я смогу с ней справиться.
А вот эмоциональная боль заставляет моё сердце рыдать кровавыми слезами и разрывает душу на части. Приходя в мою комнату, Лоран не раз мне говорил, что я должна быть благодарна за его воспитание, за его уроки. Он просто учил меня быть хорошей дочерью и всё, что делал со мной, я навлекла на себя сама. Помню, я хотела, чтобы он был более прямым, вместо того чтобы играть со мной в свои игры. С ним я никогда не знала, чего мне ожидать.
Когда меня отправили к Стефану и Ирине, я знала, что моя жизнь не будет сильно отличаться. Я уже знала, что я ужасный человек. Невыносимый, чтобы находиться со мной рядом. Гнилой. И меня невозможно исправить.
Стефан говорил, что чувствовал всё это и знал, что видел во мне мой отчим. Я так и не смогла понять, что он имел в виду. Стефан говорил, что я издевалась над ним, просто находясь рядом. И Лоран, и Стефан представляли только «мои личные интересы».
Унижение от того, что они оба делали со мной, что заставляли меня делать, разрушило меня. И до сих пор разрушает. Я чувствую, как краснеют мои щёки, когда на меня обрушиваются воспоминания. Боже, мне так стыдно. Я должно быть на самом деле ужасный человек, если заслужила всё это.
Я научилась привлекать к себе как можно меньше внимания, пытаясь вести себя так, словно меня и нет. Я пыталась оставаться незаметной, стараясь никому не попадаться на глаза. Я молчала. Слова никогда не приносили облегчения. Они причиняли только боль. Тот случай с кочергой стал последним разом, когда я издала звук. Крик. И после этого, я больше не сказала ни слова. И никогда больше не кричала. Так было проще. Будет проще и сейчас.
Вот только почему все Каллены продолжают задавать мне вопросы, и кажется, готовы прыгнуть выше головы, пытаясь привлечь моё внимание – это выше моего понимания. Мне это не нужно, я этого не заслуживаю. После того как дети Каллены узнают о моём прошлом, они не захотят иметь со мной ничего общего. И это лучший из сценариев, учитывая, что они могут сделать, если захотят устроить мне весёленькую жизнь.
Лучше держаться на расстоянии. Теперь я знаю, что происходит, когда я позволяю застать себя врасплох.
Исцелить меня. Интересно, что, по мнению Эсме можно во мне исцелить. Каждое полученное наказание – полностью мною заслужено. Это значит, я не сломлена. Я ненормальная, а это невозможно исправить.
И я никогда не буду достаточно хороша для того, чтобы заслужить любовь.
Лучше научиться жить с этим.
Но Эсме так добра ко мне… Её слова, взгляды и нежные улыбки заставляют меня чувствовать что-то странное. Мне незнакомо это чувство и оно доставляет дискомфорт. Осознание того, что я хочу, чтобы Эсме оставалась такой же доброй не тревожит, а просто приводит в ужас.
Все желания рано или поздно заканчиваются разочарованием.
Чёрт, я на самом деле начинаю здесь расслабляться. Я не знаю, что делает со мной Эсме, но у неё получается это очень хорошо. И я не знаю, как мне справиться с этим. Как бороться. И с чем именно я борюсь?
И вот я сижу в углу комнаты, закутавшись в одеяло Рене и нервничаю. Думаю о том, что меня беспокоит, потому что всё это очень, очень ново для меня.
И если честно, безумно пугает. Как только я приехала сюда, сразу же поняла, что весь мой мир перевернётся с ног на голову. Я была ко многому готова. Но точно не к этому.
Похоже на то, словно я нахожусь в каком-то водоёме, плавая в непредсказуемых водах, а мои ноги не могут найти опору. И я боюсь, что как только сделаю это, водоём окажется болотом, и меня начнёт засасывать до тех пор, пока не поглотит целиком.
Нет, лучше оставаться на плаву, пытаться держать свою голову над водой и не терять контроль над дыханием.
Я сижу до тех пор, пока не начинаю дрожать от голода и боли, и только после этого решаюсь спуститься вниз. Я на самом деле надеюсь, что мне не придётся столкнуться с Карлайлом, но мне нужны еда и лекарства. Ведь как врач он не может мне в этом отказать?
Эсме нет ни в кухне, ни в гостиной. Отлично, это значит, что она не сможет снова доставать меня вопросами, и я почувствую себя в относительном покое.
Когда я ем и принимаю лекарства, меня никто не тревожит. Видимо, чудеса всё же случаются. Повернувшись к посудомоечной машине, чтобы убрать за собой грязную посуду, я, наконец, обращаю внимание на лежащую на столе записку.
«Белла, я так счастлива, что ты осталась со мной на кухне.
Надеюсь, ты немного отдохнула.
Пожалуйста, не чувствуй себя обязанной делать что-то по дому.
Чтобы полностью прийти в себя после сотрясения мозга, тебе нужно больше отдыхать.
Если хочешь, выбери себе какой-нибудь фильм.
Найди меня, если я буду тебе нужна.
Люблю тебя, Эсме».
Надеюсь, ты немного отдохнула.
Пожалуйста, не чувствуй себя обязанной делать что-то по дому.
Чтобы полностью прийти в себя после сотрясения мозга, тебе нужно больше отдыхать.
Если хочешь, выбери себе какой-нибудь фильм.
Найди меня, если я буду тебе нужна.
Люблю тебя, Эсме».
Ирония не ускользает от меня.
Следуя её совету, я выбираю себе фильм из обширной коллекции, расположенной у них в гостиной. «Побег из Шоушенка» – один из немногих известных мне фильмов, в котором нет ни капли романтики. Вернувшись в комнату, я трачу несколько минут на то, чтобы разобраться, как работает телевизионная система. И наконец, включив фильм, я заползаю на кровать и начинаю смотреть.
Я засыпаю даже прежде, чем Энди Дюфрейна осуждают на пожизненное заключение.
Меня будят голоса, которыми, кажется, наполнен весь дом. Гулкий баритон Эммета, становящийся всё более громким, сливается со звуком его тяжелых шагов, так как я слышу, что он поднимается по лестнице, а за ним следует кто-то менее тяжеловесный.
Моя дверь закрыта и заперта, поэтому, хоть и с большим трудом, мне удаётся сохранять спокойствие, и не вскочить с постели. И снова чьи-то шаги и голоса, жалующиеся на огромное количество домашнего задания.
Взглянув на телевизор, я вижу только, как снова и снова воспроизводится меню. Кажется, я спала около четырёх часов. И Эсме позволила мне.
Или, возможно, она пыталась разбудить меня, а я её просто не услышала.
Ой.
Возможно, мне стоит спуститься вниз и проверить, по прежнему ли всё в порядке. Я не хочу расстраивать Эсме, и чувствую, что мне нужно что-то сделать. А ещё я не хочу расстраивать Карлайла, а он хочет, чтобы я оставалась в постели.
Вот дерьмо.
Я ещё не до конца проснулась, взъерошена, помята и вообще в ужасном настроении. Немного подождав и полностью убедившись, что коридор пуст, я собираюсь с духом, чтобы выйти и столкнуться лицом к лицу с остальной частью семьи. Стиснув зубы, я забираю диск с фильмом и спускаюсь вниз.
И снова Эсме нигде не видно. Весь первый этаж кажется пустым. Я иду в гостиную и ставлю диск на то же место, откуда взяла его ранее. Повернувшись, я думаю над тем, что могла бы использоваться эту возможность и немного поесть. Я ужасно голодна, что довольно непривычно для меня.
Увидев, что я в комнате не одна, я замираю. Устроившись в углу дивана и закрыв глаза, лежит Эдвард. Его длинные ноги вытянуты на сиденье, а голова откинута назад и покоится на подлокотнике. Он не двигается и, испытав шок, я понимаю, что он должно быть, спит.
Он выглядит таким умиротворённым. Глаза закрыты, а лицо расслаблено. Руки свободно обвиты вокруг талии, а ноги скрещены в щиколотках.
Медленно и бесшумно я опускаюсь в большое кресло, в котором сидела каждый раз, когда была в этой комнате. Я наблюдаю за спящим Эдвардом. Он настолько тих, что я даже не слышу его дыхания. Понятия не имею, почему я так заворожена этим зрелищем, но видеть его здесь, расслабленным настолько, чтобы заснуть на диване в середине дня – очень важно для меня.
Потому что люди обычно не засыпают, если не чувствуют себя в безопасности.
А он, видимо, ничего не боится, и спокойно спит.
Значит ли это, что он не боится быть наказанным за то, что отдыхает в середине дня?
Я продолжаю смотреть на него, вслушиваясь в звуки дома, которые говорят мне, что все остальные дома. Просто не здесь.
Эдвард немного сдвигается и ещё крепче обнимает себя. Испугавшись, что он проснётся и увидит меня, сидящую рядом, я застываю и перестаю дышать. Но он не открывает глаза, он всё ещё спит. Может ему холодно? Лично мне холодно, а так как он совсем не движется, возможно, он тоже замёрз.
Я смотрю на плед, который сложенным лежит на диване.
Я ведь не посмею это сделать? Я обдумываю это очень долго. Будет ли он признателен, если я укрою его? Или возненавидит меня за это? Эсме будет меня ругать?
Приглядевшись, я вижу под его глазами тёмные круги. Должно быть, он плохо спал в эти последние несколько дней.
И это совсем не удивительно, вряд ли тут кто-то смог нормально отдохнуть. Как и я. Ну, почти...
Эдвард снова движется, и теперь я не сомневаюсь, что он замёрз. Людям никогда не должно быть холодно. Это единственное, что я на самом деле ненавижу. Я могу справиться с болью, голодом или любым видом травм, но холод просто не выношу.
И я решаюсь. Так тихо, как только могу я беру плед и осторожно накрываю Эдварда, стараясь, на тот случай если он проснется, находится вне досягаемости его рук. Не могу поверить, что делаю это! Сердце в груди просто грохочет и довольно сложно сохранять своё дыхание спокойным. Почему я вдруг стала такой заботливой? Да, я довольно часто укрывала Стефана одеялом, когда он засыпал на диване. Но это не значит, что я беспокоилась о нём, просто не хотела, чтобы он проснулся из-за холода и прежде чем лечь в свою кровать, посетил мою комнату.
Но с Эдвардом я просто не хочу, чтобы он замёрз. К тому же, он помог мне, когда я потеряла сознание, я помню, так что вполне нормально сделать что-то взамен, ведь так?
Так?
Эдвард, кажется, ощущает плед, потому что слегка закутывается в него и тихо вздыхает.
Боясь, что он может проснуться, я делаю шаг назад. Лучше оставить его сейчас. Точно знаю, что со мной случился бы приступ паники, если б кто-то следил за мной, пока я сплю.
Я иду на кухню и подхожу к холодильнику. Чтобы снова взять своё дыхание под контроль мне приходиться сделать несколько глубоких вдохов. Я надеюсь, Эдвард никогда не узнает, что это именно я накрыла его пледом, а если всё же это произойдет, надеюсь, он не будет злиться. Уже слишком поздно жалеть о содеянном. Взяв свою еду и желая отвлечься, я стараюсь сосредоточиться на чём-то другом.
Просто чудо, что мне удалось вписаться в ритм этого дома. В доме у Стефана у меня было чёткое правило принимать пищу только тогда, когда его нет рядом. Я часто думала, что мне повезло, так как у него была довольно ответственная должность в банке, и он часто засиживался на работе. В выходные он часто выезжал на большие званые обеды, а это значило, что я могла немного расслабиться. Я никогда не возражала.
С Рене было намного проще, я ела и спала когда хотела. Рене всегда позволяла мне быть самостоятельной, и хоть сказала, что я не обязана заниматься домашними делами, думаю, была совсем не против того, что пока она была на работе, я вычищала до блеска весь её дом.
А здесь, кажется, у меня получается избегать всю семью. Это спасает меня от стресса, особенно стоит мне вспомнить прошлую субботу. Я здесь уже четыре дня, но так мало видела остальных членов семьи. Сотрясение мозга стало просто замечательным предлогом для того, чтобы оставаться в стороне, и надеюсь, к тому времени как всё закончится, они поймут, что лучше избегать меня. А я облегчу им эту задачу, действуя так, как будто меня и нет.
Так намного лучше.
Голоса из коридора второго этажа спускаются вниз.
О, чёрт, а я ведь только подумала, с какой лёгкостью их избегаю.
Впереди идёт Эсме, следом за ней Эммет, Элис и единственная блондинка – Розали. Увидев меня, три лица освещаются, а Розали отводит глаза, отказываясь встречаться со мной взглядом.
Кажется, никто не замечает, что для поддержки я цепляюсь за стол.
Ах, не совсем. Эсме всё видит. Конечно.
– Ты отдохнула? – ласково спрашивает Эсме. За её спиной, Розали направляется в гостиную и включает телевизор.
О, нет, там спит Эдвард! Проснувшись, он поймёт, что я накрыла его пледом. Чёрт!
Заметив мою реакцию, которую можно назвать только как «боевая готовность», Эммет думает, что это из-за него. Он делает шаг назад, и словно сдаваясь, поднимает руки.
– Эй, не волнуйся, я уже ухожу. О Боже, – бормочет он, затем поворачивается и тоже идёт в гостиную.
То, что происходит дальше, пугает меня так, что я просто шлёпаюсь на пол и пытаюсь забиться в угол.
Ах ты, мать твою, моя голова, моя голова, моя голова...
Эмметт застаёт Эдварда врасплох, пытаясь разбудить его – громко. Услышав удивлённые и недобрые восклицания других, меня совсем не удивляет, что не только моё сердце ёкнуло от страха.
После этого неожиданного звука я накрываю голову руками и широко раскрытыми глазами смотрю в пустоту перед собой. Меня испугало не то, что со мной может что-то случиться, но видимо неожиданный громкий звук просто лишил меня способности двигаться.
Разозлится ли Эдвард из-за пледа?
Я не должна была этого делать. Просто не должна. О чём я думала?
Блядь.
Я прислушиваюсь к остальному разговору.
– Чёрт, Эммет! Неужели так трудно было дать мне поспать?
– Твои ноги занимают много места, чувак. Если хочешь спать, иди, ложись в свою кровать. Это Джесс не дала тебе ночью отдохнуть? – изменив тон, добавляет он.
Эдвард что-то бормочет в ответ, но я уже не слышу его, так как рядом со мной кто-то называет моё имя.
– Белла? – Это Элис и она кажется очень взволнованной.
Медленно, я перевожу на неё свой взгляд. Она сидит передо мной на коленях, но на довольно безопасном расстоянии. Эсме стоит немного позади, на её лице отражается беспокойство и раздражение.
Вот чёрт, она злится на меня? Думая о худшем, мои глаза ещё больше расширяются.
– Белла, Эммет напугал тебя своим криком?
Я продолжаю смотреть на Эсме. Я не могу двигаться, и хоть предпочла бы не отвечать на этот вопрос, думаю, моя реакция очевидна.
Элис всё ещё остаётся сидеть на коленях, но немного откидывается назад и кричит ему через всю кухню.
– Эммет, ты, придурок, ты до усрачки напугал Беллу. Нет, ну серьёзно, у тебя что, мозгов совсем нет?
– О, прости! – его ответ короток, но достаточно искренен. Так мне кажется.
– Элис, выбирай выражения, пожалуйста, – делает замечание Эсме. Затем смотрит в сторону гостиной. – Эммет, мы уже много раз говорили о твоём нелепом поведении. Я была бы очень признательна, если бы ты принимал во внимание присутствие Беллы. А теперь, пожалуйста, иди сюда и извинись должным образом.
Я слышу шаги Эммета, так как он приближается к кухне.
Подождите, он идёт сюда? Что...
– Где она?
Элис кивает в мою сторону и Эммет появляется возле кухонного стола.
О, чёрт, с того места где я сижу он кажется десятифутовым гигантом. (п.п. - около трёх метров))
– Прости ещё раз, Белла! Я не хотел тебя пугать, – он улыбается мне, но застыв, я просто пялюсь на него, широко раскрыв глаза.
Возможно, мне нужно хотя бы мигнуть, но кажется, в данный момент я просто неспособна на это.
Эммет какое-то время ждёт, но видимо поняв, что я не собираюсь реагировать, разворачивается и снова идёт в гостиную. Я следую за ним взглядом до тех пор, пока он не исчезает из виду, а затем смотрю на Эсме, которая уже улыбается.
– Спасибо, Эммет. Белла давай, вставай. На самом деле нет никаких причин бояться. Эммет не собирался делать ничего плохого.
– Нет, он просто не может тихо говорить, – объясняет Элис. – Вставай, должно быть на полу довольно холодно.
Ну... если подумать, то да.
Я встаю и для поддержки снова хватаюсь за стол, ожидая, пока пройдёт головокружение. Затем смотрю на Эсме. Мне нужно знать, почему она была так раздражена.
– Ты что-нибудь ела?
Я киваю.
– Хорошо. Я рада, что ты начинаешь больше есть. Как тошнота? Проходит?
Я снова киваю и по-прежнему чего-то жду. Беспокойство всё ещё туго скручивает узел в моём животе. Если подумать, то находясь со Стефаном, я нервничала меньше.
– Хорошо. Не знаю, как ты к этому отнесёшься, но я хотела приготовить на ужин суп, и мне интересно, захочешь ли ты мне помочь?
Пока Эсме говорит, Элис кивает и исчезает в гостиной.
– Я скажу всем, что на кухню лучше не соваться, так что здесь останемся только мы с тобой. Я знаю, что ты хочешь помочь мне и знаю, что ты любишь готовить. Что думаешь об этом?
Она говорит это с надеждой, и хоть меня пугает возможность готовить в её присутствии, мысль о том, что я могу что-то сделать, мне нравится.
Но как отреагирует Карлайл, когда вернётся домой?
Эсме чувствует мои сомнения.
– Что тебя беспокоит? Подожди, я принесу блокнот.
Принимая ручку и блокнот, на этот раз я спрашиваю Эсме, не рассердится ли Карлайл, увидев, что я не лежу в постели. Я многое бы отдала, чтобы не задавать подобные вопросы, которые делают меня ужасно уязвимой. Я буквально дрожу, показывая свою слабость.
Но Эсме улыбается.
– Ты проспала практически весь день, и это хорошо. Так ты поможешь мне? Карлайл одобрит.
Я сделаю это? Совсем неплохо снова попытаться чем-нибудь себя занять. И если Карлайл это одобрит, значит, я могу расслабиться. Обдумав всё, я киваю, и лицо Эсме освещается.
– Ты не могла сделать меня более счастливой, – говорит она, и сразу же приступает к делу, доставая посуду и нужные продукты. Она кричит всем, кто находится в гостиной, чтобы они не заходили на кухню и после этого мы приступаем к работе.
~O~
Меня никогда так не утомляло обычное приготовление еды. Эсме заметила, как я устала, просто нарезав овощи – что я делала, сидя за кухонным столом, пытаясь немного справиться с головокружением – и с твердостью, которая меня удивила, отослала меня обратно в постель. Но я благодарна ей за это. Наконец, хоть какая-то ясность. Наконец, чёткие приказы, с которыми я точно знаю что делать.
На самом деле казалось непривычным и даже неестественным, уйти из кухни, не накрыв стол. Оставить дело незаконченным. Но Эсме не допустила бы этого.
Я слишком устала, слишком кружится голова, и у меня просто нет сил, чтобы беспокоиться о том, что она отправила меня в мою комнату. Я не знаю, что произойдёт потом. И не хочу знать.
А может и нет.
Прошло четыре дня, а я всё ещё жду.
Жду, когда случится что-нибудь плохое.
Я сижу на кровати, прислонившись спиной к изголовью. Я очень устала и хотела бы просто лечь и уснуть, но слишком беспокоюсь. Я не доверяю этой ситуации. Совсем не доверяю.
Почему же я так устала?
Дверь в мою комнату слегка приоткрыта, потому что Эсме сказала, что как только приготовит еду, принесет мне поесть. Через эту щель мягкие звуки разговоров семьи Калленов доносятся в мою комнату.
Мне почти приятно это слушать.
Шаги на лестнице предупреждают меня, что кто-то идёт и вскоре, держа в руках поднос с едой, снова появляется Эсме. Я автоматически подтягиваю колени к подбородку и обхватываю их руками. Я не встаю. Я давно поняла, что лучше оставаться как можно более неподвижной.
Эсме обходит вокруг моей кровати и ставит поднос на стол. Я следую за ней взглядом, чувствуя себя совершенно бесполезной и, что еще более ужасно, понимая, что мне нравится то, как она ухаживает за мной.
– Пожалуйста, попытайся что-нибудь съесть. Тем более ты готовила это сама, – улыбается она мне. Она смотрит на меня выжидающе, но я не знаю, чего она хочет. – Может, тебе лучше сесть за стол. Думаю, ты не захочешь разлить горячий суп.
Ах. Я киваю один раз, давая знать, что поняла её просьбу. Я сделаю это, когда снова останусь одна.
Эсме кивает в сторону ноутбука, который всё ещё нетронутый лежит на столе.
– Возможно, ты и так об этом знаешь, но этот ноутбук теперь твой. Не стесняйся пользоваться им.
Значит, мне позволено пользоваться ноутбуком. Ну, хорошо об этом знать, верно?
Я смотрю на Эсме и чувствую, как в комнате уверенно растёт напряжённость. А, может это и не напряженность. Может это... неловкость?
– Хочешь, чтобы я осталась здесь и составила тебе компанию?
Почему она спрашивает об этом? Я предпочла бы, чтобы она этого не делала, но возможно, в этом есть какой-то подвох? Я осторожно качаю головой. Мне на самом деле нужно побыть одной.
Тихо вздохнув, Эсме кивает в ответ.
Мне кажется, она устала от меня. Пройдёт немного времени, прежде чем они поймут, что совершили ошибку, позволив мне здесь жить. Ну, лично я не хотела бы жить с собой.
– Используй свой телефон, если я буду тебе нужна, хорошо? Чуть позже я приду проведать тебя.
Я снова киваю.
Я уже устала кивать.
Точнее, отвечать на вопросы.
Эсме выходит из комнаты, оставляя дверь немного приоткрытой, и я слежу за ней взглядом. Я жду, когда она спускается вниз, затем считаю до десяти, запираю дверь и ем суп.
Вкусно. Можно было и не сомневаться.
~O~
Меня будит мягкий стук в дверь. Я заснула, сидя на кровати и когда поднимаю голову, чтобы прислушаться, чувствую, как затекла и болит моя шея.
Острая стреляющая боль пронзает меня, начиная с шеи и вниз по спине. Блядь, как же больно. Очень больно.
– Белла?
Это Карлайл.
– Белла, ты не спишь? Пожалуйста, можешь открыть мне дверь?
Сигнал тревоги в голове звучит так громко, что я едва слышу голос Карлайла. Я напряжена, и насколько возможно, стараюсь сжаться в небольшой комок, и в то же время стараюсь не издать не единого звука.
Почему Карлайл здесь? Чего он хочет?
Теперь я вообще не дышу, но прислушиваюсь к стуку Карлайла и его голосу, который просит меня открыть дверь.
Я не хочу этого делать.
– Белла?
Пожалуйста.
Этого не может быть. Но опять же, я ждала, что это произойдёт. Ждала, когда случится что-то плохое.
Думаю, это оно и есть.
Что будет, если я открою эту дверь?
А что будет, если я её не открою?
О, чёрт, я не знаю что мне делать.
– Белла?
Стук в дверь становится всё громче, и теперь я понимаю, что он намерен меня разбудить.
Он не уйдёт. Это значит, что мне придётся отреагировать.
Да, это то самое.
Мой разум отступает, и тихо закрыв за собой дверь, опускает глаза и скрывается из виду. Ко мне приходит жуткое спокойствие, когда, пытаясь встать, я растягиваю затёкшие мышцы. Расправив плечи и стиснув зубы, я подхожу к двери.
Я должна это сделать. Мне придётся.
Давай покончим с этим.
Трясущимися руками я какое-то время вожусь с замком, а затем открываю дверь и встречаюсь взглядом со своим приёмным отцом.
Карлайл смотрит на меня и улыбается.
– Спасибо.
Он стоит очень близко ко мне, и я замечаю, насколько он высок. Я тут же отступаю и продолжаю пятиться до тех пор, пока не чувствую позади себя кровать.
И что теперь?
Карлайл осторожно входит в комнату.
– Можно мне войти? – он по-прежнему улыбается, словно хочет успокоить меня. Чего он добивается? Может, он как Лоран? О, нет, неужели он такой же, как Лоран?
От этого предположения мне становится плохо, и я чувствую, как от страха начинают дрожать мои ноги. Всё что я могу сделать, это пытаться стоять прямо.
– Всё ещё кружится голова? – тихо спрашивает Карлайл.
Он не так меня понял. Но у меня действительно до сих пор немного кружится голова, поэтому, думаю, безопасно будет кивнуть. Будет лучше, если он не узнает о моём страхе.
Боже, моё сердце так быстро бьётся, что, кажется, оно сейчас взорвётся.
– Белла, не нужно бояться и нервничать. Я пришел, чтобы проверить как у тебя дела. Я всего лишь хочу убедиться, что ты идёшь на поправку.
Наверное, я выгляжу слишком недовольной.
– Мы можем сделать это здесь или в моём кабинете. Выбирать тебе, – он снова улыбается, и в его глазах я не вижу ни злобы, ни гнева.
Но всё равно я напугана. Испытывая замешательство, я с трудом глотаю. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, каковы будут последствия моего выбора.
«Я даю тебе право выбора, Изабелла. Должен ли я использовать ремень или нет?»
От этого воспоминания в горле поднимается желчь и, ощутив жгучую боль, я снова хмурюсь. Не задумываясь, я перетягиваю запястье резинкой. Хотелось бы мне, чтобы это помогло избежать данной ситуации. Но воспоминание было мимолётным, и уже давно покинуло меня, а Карлайл, шагнув вперёд, подходит ко мне ближе.
Не имея возможности отступить, я теряю равновесие и сажусь на кровать. Мне хочется съёжиться или плакать, или бороться, или бежать. Но я сижу абсолютно неподвижно и широко раскрытыми глазами смотрю на мужчину перед собой. Около десяти секунд прошло с того момента, как он задал мне свой вопрос.
Мой разум тревожно вышагивает возле двери. Мне нужно принять решение. Но сделать это всё труднее, ведь Карлайл всё ещё подходит ко мне. Я слежу за каждым его движением, вижу, как он садится передо мной на корточки и встречает мой взгляд.
– Я не причиню тебе боли, Белла. Я думал, что контрактом и нашим разговором в прошлое воскресенье ясно дал это понять.
Не двигаясь, я всё ещё смотрю на него.
Я хочу знать, что произойдёт. Мой разум слегка приоткрывает дверь, и я начинаю осознавать всё с большей ясностью. На это уходит слишком много времени. Мой разум хочет знать, что нужно делать.
– Я хочу осмотреть тебя, – говорит Карлайл. Тон его голоса мягок, но я боюсь назвать его искренним. Я не доверяю сейчас своим суждениям. Моё дыхание – частое и жёсткое и сильно болит голова. Почему он просто не покончит с этим?
– Думаю, что сейчас самое главное, это твоё сотрясение мозга. Я хочу задать тебе несколько вопросов. Ты не против?
Оцепенев, я смотрю на него. Наблюдая, как он постепенно входит в образ врача. Могу ли я ему доверять? Что он собирается делать с той информацией, которую я ему предоставлю?
– Как головокружение? Лучше, чем вчера?
Я напряжённо киваю. Лучше.
– Хорошо. А головная боль?
Ещё сильная, но мне бы не хотелось, чтобы он об этом знал.
Какое-то время мы просто смотрим друг на друга.
– Пожалуйста, Белла, – говорит Карлайл, а затем ненадолго задумывается. – Прости, но мне нужно встать, потому что мои ноги меня убивают, – он невесело усмехается и поднимается. Когда он разминает ноги, я слышу хруст в его коленях.
Я отшатываюсь назад, потому что теперь он возвышается надо мной но, подвинув стул, Карлайл садится возле кровати и достаёт из кармана маленький фонарик.
– Я могу проверить твои рефлексы?
Не видя в этом ничего плохого, я медленно киваю. Он светит фонариком мне в глаза и просит, чтобы я следила взглядом за его пальцем. Я и раньше проходила подобное обследование и от того, что мне это знакомо, немного расслабляюсь. Пока всё хорошо.
Затем он откладывает фонарик в сторону и, наклонившись, тянет ко мне руки. Я так встревожена, что откидываюсь на кровать.
Что за чёрт?
Карлайл снова выпрямляется.
– Прости, я действую автоматически, но мне нужно проверить твою голову, Белла.
В его голосе строгость, которую я прежде не слышала. Моё сердце грохочет в груди, и я снова начинаю задыхаться.
Я смотрю на Карлайла и каким-то образом понимаю, что он не собирается уступать.
Давай покончим с этим, шепчет мой разум и, опустив глаза, снова исчезает в темноте. Моё зрение затуманивается, и я закрываюсь от этого мира, снова скрываясь в убежище своего подсознания.
~О~
Ну вот...
В этой главе мы узнали почему Белла перестала говорить(((
У нашей девочки возникло желание позаботиться об Эдварде;)))
И Карлайл тоже ошибся...
Мы ждём ваших комментариев на форуме)))
Источник: http://robsten.ru/forum/19-1397-38
0
