Повышенная температура возвращается с удвоенной силой. Проснувшись, как мне кажется в четверг, я чувствую себя дерьмом, вываленным в грязи. Не покидает ощущение постоянного давления на грудь, а мои простыни пропитались потом. Пытаясь выпутаться из них, я снова чувствую, как от любого прикосновения болит моя кожа.
Болит спина, голова пульсирует. В горле хрипит, и я слышу, и вижу, словно сквозь дымку.
Блядь.
Эсме приходит чтобы проведать меня, но не может войти в комнату – вчера вечером, перед тем как заснуть, я снова заперла свою дверь. Она стучит, а я остаюсь тихой, надеясь, что она подумает, будто я ещё сплю и уйдёт.
Не дай Бог, она снова воспользуется запасным ключом, но с другой стороны, я ведь не могу этому помешать, правда? Так что это не имеет значения.
Наконец, она уходит, и когда в доме всё стихает, я позволяю себе уснуть.
Хвала небесам, что я на самом деле могу здесь спать.
Чуть позже Эсме возвращается и на этот раз стучит громко, намереваясь разбудить меня. Если честно, от этого стука, кажется, готовы лопнуть мои барабанные перепонки.
Чёрт.
Она тихо зовёт меня по имени и когда её голос пробивается сквозь вызванную моим жаром дымку, я понимаю, что она не собирается уходить. Она не собирается уходить.
Сердце в груди бьётся очень быстро, и я задыхаюсь просто от усилий сделать вздох. Я не хочу сейчас ни о чём беспокоиться. Мне кажется, я плыву. Осторожно зарываясь в простыни, я закрываю глаза, и мир вокруг меня исчезает.
Я слышу, как кто-то произносит моё имя. Далеко, ближе, совсем рядом. Я открываю глаза, уловив в голосе настойчивые нотки, и смотрю в бледное от страха лицо Эсме.
Эй, что случилось, что заставило её так...
Подождите. Как она попала сюда? Уверена, что я заперла дверь... о-о. Запасной ключ.
Видите?
Не говоря ни слова, она подносит ко мне термометр, ожидая, что я возьму его и когда я это делаю, мышцы моей руки, отчаянно протестуя, просто горят.
Один длинный гудок, и три коротких – у меня жар.
Ясен хрен. Но все-таки дерьмово.
– Всё будет хорошо, – тихо говорит Эсме, но её голос отдаётся болью в ушах, и я хмурюсь. Она идёт в ванную и возвращается с небольшим влажным полотенцем. Тихо предупредив меня о том, что собирается делать, она кладёт его мне на лоб. Ожидая удара, я автоматически закрываю глаза, но вместо этого чувствую на своей коже нежную прохладу влажной ткани, и ощущение кажется просто бесподобным.
Моё лицо расслабляется и, открыв глаза, я снова смотрю на Эсме.
Я понимаю, что больше не боюсь того, что она ударит меня. Если б хотела, она сделала бы это давным-давно. С глубоким вздохом я сдаюсь и полностью расслабляюсь.
– Я принесу тебе Тайленол, – тихо говорит она, а затем исчезает из моего поля зрения. Я слишком устала, чтобы следовать за ней своим взглядом и когда она прикрывает дверь, закрываю глаза и ухожу в небытие.
Эта лихорадка отличается о той, что была у меня раньше. Намного больше боли, болит всё, до самой моей сердцевины. Я не хочу двигаться, на самом деле, я не хочу даже думать. Я лежу в темноте, сжав зубы и превозмогая боль, и жду, когда всё это пройдёт
Если пройдёт.
Потому что, будь у меня деньги, на которые я могла бы сделать ставку, я бы поклялась, что пришло время абсолютного покоя.
Эсме практически не выходит из моей комнаты, меняет влажную ткань и проверяет мою температуру. Как бдительный страж она сидит на моей кровати в течение долгого времени, но это совсем меня не напрягает.
В любом случае, мне приятно знать, что она рядом. Мой охваченный жаром разум соглашается с тем, что пока она со мной, никто не войдёт и не сможет причинить мне боль.
И это хорошо.
Я лежу и жду.
Когда температура немного спадает, Эсме использует этот шанс, чтобы заставить меня переодеться в чистую пижаму и пока я иду в ванную, чтобы заодно почистить зубы, так как ощущение такое, словно у меня во рту кто-то умер, она меняет на кровати простыни.
Ей на самом деле не нужно так стараться для меня, но я не могу не чувствовать благодарность, когда она выходит из комнаты и я снова ложусь на прохладные простыни. Лёжа на кровати и пытаясь проигнорировать комок в горле, я медленно вытягиваюсь.
Кашель стал намного сильнее и теперь, когда я поддаюсь этому зуду, чувствую сильную боль внутри моих лёгких. К тому же от напряжения, вызванного постоянным кашлем, начинают болеть рёбра.
Мне строго велено не вставать с постели, и я лежу, ожидая, много-много часов.
Я не могу заставить себя что-то съесть, и даже стакан воды кажется огромной проблемой.
Когда я просыпаюсь – даже не помню, как я снова заснула – чувствую себя потной и дезориентированной. Я одна и так сильно дрожу от холода, что стучат мои зубы. Каждую мышцу сводит судорогой и даже для того, чтобы просто дышать, мне приходится прилагать огромные усилия.
Чтобы согреться, мне нужно ещё одно одеяло. Решившись, я выползаю из кровати и, подойдя к шкафу, вытаскиваю стёганое одеяло Рене. Когда я прижимаю его к себе, оно кажется таким родным и знакомым. Взяв одеяло к себе на кровать, я кутаюсь в него и прячу в нём лицо, вспоминая о женщине, которая помогла, когда мне больше некуда было идти.
Я то отключаюсь, то снова прихожу в себя.
Проваливаюсь в забытьё.
Сплю.
Мысли в моей голове хаотичны, и я стараюсь не думать слишком много, а вместо этого сосредоточиваюсь на дыхании.
И хоть я привыкла к физической боли, меня раздражает моё ноющее тело. Мне не становится легче, и вскоре я понимаю, что из-за боли больше не смогу уснуть. Моё горло сжимается и мне хочется плакать.
Эх, ты, девочка, не нужно из-за этого плакать. Ты становишься слабой.
Я поворачиваюсь на спину и от прилагаемых усилий, задерживаю дыхание. Я чувствую головокружение, почти такое же когда я упала и ударилась головой. Но тогда я была без сознания. На этот раз всё по-другому.
В то время как высокая температура продолжает разрушать моё тело, я чувствую, что слабею с каждым часом. Кажется, мой разум медленно отделяется от тела, и я закрываю глаза. Я больше не сдерживаюсь.
~O~
Гудки, словно азбука Морзе прямо возле моего уха, но в то же время далеко. Длинный, короткий, короткий, очень короткий. Это ведь не сигнал SOS, верно?
Ах, совсем не важно. Писк прекратился, Может, это был телефон или что-то ещё.
Теперь слышатся приглушённые голоса.
– Выше 41°.
– Это очень много. Что нам делать? Отвезти её в больницу. Но... мне бы не хотелось.
– Я тоже этого не хочу. Это очень травмирует её. Но ей нужен надлежащий уход. Нам нужно сбить её температуру, желательно без того, чтобы опускать её в холодную воду.
– О, Боже, Карлайл, неужели этот средневековый метод всё ещё используется? Я буду ставить холодные компрессы на её руки и лицо. Вдруг, это поможет?
– Да, но для начала, сними с неё это одеяло.
– Только с её разрешения.
– Конечно. Давай, посмотрим, может, она не спит. Белла?
Я открываю глаза, но только спустя какое-то время осознаю то, что вижу. Два человека у кровати. Карлайл и Эсме.
– Привет, дорогая.
О, что я сделала не так? Я пытаюсь приподняться, и чтобы остановить меня, Эсме кладёт руку мне на плечо.
– Нет, не надо.
Жестокая вспышка паники и я задыхаюсь, пытаясь понять, что происходит.
– Белла, не паникуй. Ты очень больна. Пожалуйста, не волнуйся, мы не причиним тебе боль.
Переводя взгляд с Эсме, которая стоит на коленях возле моей кровати, на Карлайла, находящегося недалеко от меня, я совсем в этом не уверена. Задыхаясь, я смотрю на них широко раскрытыми глазами.
Просто омерзительно, если они набросятся на меня, когда я настолько беззащитна.
– Сделай глубокий вдох, – мягко говорит Карлайл и, делая, как он велит, я понимаю, что просто не могу вдохнуть полной грудью.
– Я хочу снова приложить к тебе влажную ткань, – тихо говорит Эсме и осторожно кладёт её мне на лоб.
Неуверенно моя рука поднимается к голове, чтобы сильнее прижать ткань к моей коже и только теперь я понимаю, как я горю, ужасно горю...
Мне нужно выпутаться из-под этих одеял, но я не могу сделать это в их присутствии. Моё усталое сердце снова набирает скорость, когда мой разум просматривает все возможные исходы ситуации, в которой я оказалась.
Ничего хорошего нет.
– Успокойся, – тихо говорит Карлайл. – Тебе нужно успокоиться, Белла. У тебя очень высокая температура.
О, должно быть именно поэтому я чувствую себя так ужасно.
Кажется, мой разум отделён от тела. Всё воспринимается как в замедленной съемке, и я чувствую себя отделившейся. Может, это уже не так важно. Я просто хочу, чтобы всё это поскорее закончилось.
И возможно, меня уже не волнует, что Карлайл и Эсме вместе со мной в этой комнате. Я закрываю глаза и откидываю голову немного в сторону. Мне всё равно, что меня ждёт. Только пусть всё это поскорее закончится.
– Карлайл, думаю, будет лучше, если ты нас оставишь сейчас.
Он ничего не говорит, но через мгновение выходит из комнаты и с лёгким щелчком за ним закрывается дверь.
Когда Эсме, пытаясь привлечь моё внимание, тихо зовёт меня по имени, я чувствую себя так, словно меня вырвали из какого-то бессознательного состояния. Должно быть, я снова задремала.
Медленно повернув голову и посмотрев на неё, я вижу только доброту на её лице. Её глаза светятся лаской и нежностью.
– Я хочу убрать с тебя одеяло, – тихо говорит она. – А потом я буду делать холодный компресс на твои руки. Белла, у тебя очень высокая температура, а нам совсем не хочется отвозить тебя в больницу.
Я могу только глубоко вздохнуть, так как Эсме на самом деле начинает стягивать с меня одеяло. Я хочу закрыться в своём сознании, но Эсме начинает говорить и заинтригованная её словами, я жду.
– Белла, пожалуйста, не закрывайся. Постарайся остаться здесь, и ты поймёшь, что ничего плохого с тобой не случится.
Одеяло спускается и появляется стеганое одеяло Рене.
Вот чёрт, а я и забыла, что оно на мне. Я сжимаю ткань на груди, и взглядом молю Эсме, чтобы она не отнимала его у меня.
– Что это? – нежно спрашивает она, касаясь стёганого одеяла. – Ты привезла это одеяло из Финикса?
Я медленно киваю, всё ещё боясь, но чувствуя себя ужасно слабой для того, чтобы бороться.
– Оно очень красивое. Ты не должна скрывать его от нас, Белла. Что твоё, то твоё, и мы не отнимем это у тебя. Давай положим его рядом. Неудивительно, что ты такая горячая, ведь на тебе два одеяла!
Она нежно снимает с меня одеяло, но я уже отключаюсь.
– Белла, пожалуйста, останься со мной?
Я изо всех сил пытаюсь остаться в сознании, но мне кажется, она просит меня просто о невозможном. Боже, какая требовательная женщина.
Затем, длинными нежными мазками, что-то влажное соприкасается с моей кожей рук. Ощущения кажутся странными, и я поднимаю руку в нескоординированном жесте, но прохладное прикосновение просто следует за мной.
Я не знаю, что мне с этим делать. Мне не нравится, что меня касаются, и моя кожа покрывается мурашками от этого ощущения. Я снова двигаю рукой, но опять чувствую это прикосновение. Нахмурившись, я с досадой качаю головой.
Я закрываю глаза и уплываю, оставляя себя позади.
– Белла?
Я здесь.
Но на самом деле меня здесь нет.
Но не волнуйтесь. Это не значит, что в ближайшее время я куда-то собираюсь.
~O~
«Принесчастье».
Что это за слово? Ведь не похоже, что такое есть. Это воплощение того, как я себя чувствую. Простое «несчастье» всего не передаст.
«Принесчастье».
Да, мне нравится, как это звучит.
Немного сдвинувшись, я пытаюсь найти нетронутое место на подушке и прижимаюсь к нему щекой.
Дверь открывается. Я замираю и стараюсь дышать ровно и спокойно.
Пожалуйста, пусть подумают, что я сплю.
– Она спит.
Спасибо.
– Это хорошо, ей нужно отдохнуть. Я не удивлён, что она так сильно заболела. Она была истощена, когда приехала сюда, да и нехватка сна сделала своё дело.
– Я счастлива, что обошлось без больницы, Карлайл.
– Я тоже. Рецидивы, как у неё, бывают довольно часто, но я всё равно был очень обеспокоен.
– Надеюсь, теперь у неё всё будет хорошо. Ей столько пришлось вынести в своей жизни.
– Это правда. Даже представить трудно.
– Как она?
Эй, это... Розали?
– Чтобы полностью поправиться, ей нужно время, но всё будет в порядке.
– Хорошо. Я волновалась. Никогда не видела, чтобы кому-то из нас было так плохо.
– Да, думаю, она была на волосок от гибели.
– Просто тончайший волосок, Карлайл. Прошлой ночью, когда я пыталась сбить её температуру, я боялась, что она уходит от нас.
– О, чёрт. Но с ней будет всё в порядке?
– Да, Роуз. Всё будет хорошо. По крайней мере, в том, что касается этой болезни.
– Ладно.
Звук удаляющихся шагов, шелест ткани, вздох.
– Спокойной ночи, Белла. Выздоравливай поскорее, – шепчет Эсме.
Мягкий щелчок и дверь закрывается.
Я снова одна.
Я выдыхаю и добавляю ещё один пунктик к моему «ничего не случилось» списку.
Я хочу спать.
Хоть на самом деле я всё ещё не могу поверить, что они позволяют мне. Я пока не думаю о последствиях. Не сейчас. Я разберусь с этим, когда придёт время.
~O~
«Принесчастье».
Это действительно должно быть словом. Я объявляю, что теперь такое существует.
Потому что по-другому просто не опишешь то, что я сейчас чувствую.
Всё болит, и это длится уже Бог знает сколько времени, и я сыта этим по горло. Откуда появилась эта боль, я не знаю, но больше не могу игнорировать её.
Ворочаясь в постели, мой организм борется с жаром, а тот не уступает и причиняет мне боль. Это замкнутый круг и я в нём словно в ловушке.
Чёрт, я так устала от этого.
Я пыталась встать, но у меня не вышло. Я пыталась, по крайней мере, быть здесь полезной, но чуть не потеряла сознание, когда начала одеваться.
Если Эсме потребует объяснений, я скажу ей, что не могу. Я просто не могу.
И больше не хочу.
Я чувствую комок в горле, и вскоре плотину слёз прорывает, и они находят свой путь вниз по моему лицу. В этот же момент слышится стук в дверь и в комнату заходит Эсме.
Я вытираю лицо, но она, конечно же, замечает. Она всё замечает.
– Устала от этого? – нежно спрашивает она и садится на стул возле моей кровати.
Вынужденная ответить честно на её вопрос, я киваю.
– Я тебя прекрасно понимаю. Но ты поправишься, дорогая. Худшее уже позади. Тебе что-нибудь нужно?
Я медленно качаю головой. И снова мой разум возвращается к тому объятию, которое она подарила мне несколько дней тому назад. Вздохнув, я отталкиваю от себя эту тоску.
Боже, Белла, не будь такой смешной. Хохочет над моими мечтами моё злобное подсознание.
Но я так несчастна. Я слишком устала, чтобы бороться. Слёзы снова подбираются ко мне, и я плачу, не в силах остановить себя. Моё злобное подсознание с силой бьёт меня по лицу, но я не могу ничего с собой поделать.
– О, дорогая, – не успеваю я моргнуть, как она встаёт со стула и подходит к кровати. В её расширенных глазах читается беспокойство.
– Мне так жаль тебя. С тех пор как ты приехала к нам, всё стало для тебя одним большим стрессом... Когда тебе станет лучше, мы начнём всё заново, чтобы ты почувствовала себя здесь как дома, хорошо? И пожалуйста, не беспокойся о том, что ты болеешь. Это не твоя вина.
Что-то в её последних словах шокирует меня. Не моя вина? Да как она может так говорить? Разве не я выбежала на улицу без пальто?
– Это не твоя вина, – повторяет Эсме. – Ты меня слышишь, Белла? Не твоя.
Я хочу ей верить. Хочу так отчаянно, что моё тело начинает дрожать, и прежде чем я успеваю остановить себя, поворачиваюсь к ней и ложусь на бок в позе эмбриона, что даёт мне, по крайней мере, хоть немного больше комфорта.
Эсме смотрит на меня бесконечно долгое время, словно выискивая что-то в моих глазах. Затем, не говоря ни слова, открывает для меня свои руки и словно меня дёргают за невидимую нить, я сворачиваюсь вокруг неё и кладу голову ей на колени.
О-о...
Медленно её руки обнимают меня, создавая вокруг свой защитный кокон и даря мне утешение, отчего я ещё сильнее начинаю дрожать.
– Тсс, всё хорошо. Ты всегда можешь попросить меня об этом, – шепчет Эсме. Её голос хриплый, словно она на грани слёз.
Ну, она здесь не одна такая.
– Расслабься, – выдыхает Эсме. – Дай мне тебя обнять. Пожалуйста.
Она не собирается отталкивать меня.
Она держит меня. Обнимает меня.
О-о...
От сдерживаемых рыданий, которые изо всех сил пытаются вырваться из горла, моё дыхание становится прерывистым. Всё тело дрожит. Я не хочу плакать, так как отчаянно боюсь, что останусь одна.
– Поплачь. Просто поплачь. Теперь ты с нами. И мы никогда не отправим тебя обратно.
~О~
«Принесчастье» снова становится «несчастьем» и вызывает лишь ноющую боль, которую я без труда могу игнорировать.
Мой разум проясняется и у меня появляется больше возможностей, времени и сил, чтобы думать. Так много всего случилось, пока я болела, а я даже не считаю тот факт, что была в постели, Бог знает сколько времени, и никто этим не воспользовался.
Но я кричала. Теперь я начинаю вспоминать об этом. Думаю, у меня был галлюцинации, и я вспоминаю тревожившие меня тогда боль, страх и шок. Затем ко мне пришли Карлайл и Эсме, и она обнимала меня. Я позволила ей, и это было так замечательно... Я больше не могу это отрицать. Я чувствовала себя необыкновенно и даже если дальше всё пойдёт плохо, это чувство останется в моей памяти навсегда.
Затем, когда я подумала, что мне уже лучше и даже смогла выйти, лихорадка вернулась и, вспоминая об этом, я понимаю, что моя жизнь с лёгкостью могла оборваться.
Повернувшись на другую сторону, я пытаюсь проигнорировать шёпот в моей голове, который уверяет, что возможно, было бы лучше, если б я умерла. Тогда никому больше не нужно было бы трястись надо мной.
Но этого не случилось. Эсме сбила мою высокую температуру, обтирая руки и лицо, а затем, заставляя меня пить прохладную воду. В тот момент я была где-то далеко, просто отключилась, но я слышала, как она говорила мне слова утешения и обещала снова и снова, что здесь мне не причинят вреда и не будет ни боли, ни насилия.
Когда Эсме, наконец, ушла, я спала лучше, чем за последние несколько месяцев.
А затем, конечно, она села рядом со мной, и я попросила её объятий и получила их. Даже не знаю, сколько времени она обнимала меня, но кажется, несколько часов. Она ничего не говорила мне. Она не...
Я даже не могу выразить это словами.
Я думаю, что Эсме просто воплощение доброты. Просто я ужасно нервничаю рядом с ней и не могу даже представить, что же я такого сделала, и чем заслужила её доброту. Может, она просто пожалела меня. А может, позволила мне это только в этот раз, потому что я сильно больна.
Но это так затягивает. Мне хочется испытать это ещё и ещё.
Вздохнув и чувствуя себя в ужасном настроении, я сворачиваюсь в клубок и пытаюсь перебороть в себе это желание.
Глупая девочка.
~О~
Я просыпаюсь, когда уже темно и, судя по тому, что мыслю достаточно ясно, понимаю, что лихорадка, наконец, отступила. Я не знаю, какой сегодня день.
Всё что я знаю – я ужасно голодна. Надев на пижаму свитер и натянув джинсы, я приоткрываю дверь спальни и, прислушиваясь к звукам, пытаюсь удостовериться, что дом уже спит.
Тишина говорит сама за себя.
И мои ноги несут меня на кухню, к еде.
Спустя несколько секунд после того как я открыла холодильник, я слышу как кто-то прочистил горло и быстро поднимаю взгляд, чтобы увидеть, кто здесь.
Эдвард.
Волосы в беспорядке, футболка и пижамные штаны. Глаза всё ещё неясные ото сна.
– Привет.
Я смотрю на него испуганно. Чего он хочет, почему он здесь?
– Не надо... не закрывайся, – его голос на последних словах становится тише, словно ему стыдно их говорить.
Для поддержки вцепившись в холодильник, я пытаюсь взять себя в руки и успокоить своё грохочущее сердце.
– Мм, я слышал, как ты спустилась вниз и захотел узнать, всё ли у тебя в порядке.
Медленно я выпрямляюсь, моя рука всё ещё на открытой дверце холодильника. Мои ноги начинают замерзать от выходящего оттуда холодного воздуха. Мой разум готовится к отступлению, а я готовлюсь к тому, что мой мир снова разрушится.
– Ты в порядке? Тебе уже лучше?
Я киваю, мои глаза по-прежнему широко раскрыты.
– Это хорошо. Лихорадка целую вечность не хотела от тебя отступать, верно?
Я не знаю. Какой сегодня день? Чего ты хочешь, Эдвард?
– Ты заставила нас всех поволноваться, – говорит он и на его лице появляется изогнутая улыбка. – Хочешь что-нибудь есть? Пить?
Я киваю, надеясь, что он уйдёт и оставит меня в покое.
– Я могу тебе что-нибудь приготовить? Может, бутерброд? Ты ведь уже можешь есть твёрдую пищу, верно?
Да, я могу, но не отвечаю, так как слишком занята, интересуясь какую же он всё-таки преследует цель. Кроме того, я действительно не хочу есть в его присутствии.
Несмотря на то, что я очень голодна.
– Может, присядешь? Мне в любом случае нужно как-то компенсировать чуть не сбежавшее молоко. Позволь мне что-нибудь приготовить тебе?
Я качаю головой. Я не хочу быть перед ним в долгу. Я обнимаю себя, чувствуя себя незащищённой и уязвимой.
Он смотрит, слегка склонив голову набок, словно пытается что-то найти. Если подумать, Эсме тоже иногда так смотрит на меня.
– Пожалуйста? Или ты не голодна?
И снова я чувствую искренность в его вопросе, но не понимаю, почему он хочет сделать это для меня.
Возможно, мне стоит его просто спросить об этом. Мне нечего терять, а это один из способов узнать, захочет ли он что-то взамен.
Я поднимаю руки в общеизвестном жесте «почему», надеясь, что он поймёт.
Он смеётся, смех вырывается вместе с его дыханием.
– Потому что я хочу сделать что-нибудь приятное для тебя. Я напугал тебя и даже не смог подогреть молока – позволишь мне сделать это для тебя?
Теперь моя очередь, наклонив голову смотреть на него. К моему ужасу, в тишине кухни громко урчит в моём желудке. Я сильно краснею и, пытаясь скрыть это, смотрю вниз.
– Просто сядь, – говорит он, и уголок его рта приподнимается в улыбке. – Позволь мне порадовать тебя чем-нибудь. В этом доме нормально заботиться друг о друге.
Когда он подходит к холодильнику, я делаю шаг назад и, обойдя его, становлюсь на другом конце стойки.
– Что, хочешь посмотреть, всё ли я делаю правильно? – улыбаясь, спрашивает он.
Я не могу скрыть своего удивления на его замечание, и он снова поворачивается ко мне лицом.
– Послушай, я действительно не знаю, что с тобой произошло и почему ты ведёшь себя настолько осторожно, но ты должна знать, что в этом доме тебе нечего бояться. Прости, если я обижу тебя своими словами, но ты выглядишь так, словно ждёшь, что я в любой момент наброшусь на тебя. Просто чтоб ты знала, я не собираюсь этого делать.
Кажется, после этой небольшой речи, мой рот широко открылся. Кроме того, что я ещё ни разу не слышала, чтобы он говорил сразу так много слов, я потрясена тем, что он только что сказал. И я хочу верить ему.
Эдвард смотрит на меня, и выражение его лица меняется с выжидающего на неловкое. Ему больше нечего сказать. Через мгновение он поворачивается обратно к холодильнику и достаёт продукты, чтобы сделать бутерброды. Я не смотрю, что он делает. Мой разум ещё не пришёл в себя после того, что он сказал.
Очень быстро и ловко сделав два бутерброда, он улыбается.
– Это действительно становится привычкой, что мы встречаемся с тобой на кухне. Ты часто просыпаешься среди ночи?
Задав свой вопрос, он смотрит на меня, но я не знаю, что мне на это ответить. Сейчас я уже ничего не знаю. Раньше ночами я почти не спала, выкрадывая несколько часов сна в течение дня, когда Стефан был на работе.
Раньше я много чего делала. Единственное, что осталось неизменным в моей жизни, с тех пор как я попала сюда – это мой страх.
Но даже, он, похоже, становится меньше.
– Я часто, – отвечает он на свой вопрос. – К тому же я очень поздно ложусь. А в последние месяцы я вообще плохо сплю. Папа говорит, что я слишком много переживаю, – после этого признания он опускает взгляд на бутерброды и прикусывает губу, словно сожалеет о сказанном.
– Однако, – продолжает он, судя по всему пытаясь разрядить обстановку, – по крайней мере, мне не придётся беспокоиться о качестве моих бутербродов. Готово, моя леди, – с изящным поворотом, он берёт тарелки и ставит их на обеденный стол.
Он садится во главе стола и жестом приглашает меня последовать его примеру.
Я разрываюсь. Я хочу присоединиться к нему, но это огромный шаг для меня – сесть за этот стол. И поесть. В присутствии мужчины.
Сглотнув, я всё ещё сомневаюсь.
– Ну, давай же, – говорит он, улыбаясь. – Я не заберу у тебя этот бутерброд или что-то в этом роде.
О, Боже.
Видимо он видит что-то в моём взгляде, так как его глаза расширяются, и он с трудом сглатывает.
– Прости.
Не зная, что делать, я прикусываю губу.
– Ты через это проходила? – спрашивает он тихо, и я не уверена, действительно ли этот вопрос адресован мне. В любом случае, я не могу на него ответить. Так и не решив, что мне делать, я смотрю на свои ноги.
— У меня идея, – наконец, говорит он. – Ты сядь и попытайся поесть. Если не хочешь, мы не будем ни о чём говорить, и если тебе будет очень тяжело, ты просто встанешь и уйдёшь. Я не буду тебя ни в чём винить, но может, ты хотя бы попытаешься?
С его слов это кажется таким лёгким.
Задумавшись, он сидит, откинувшись на спинку стула, в плавном ритме барабаня пальцами по столу.
– Если взять половину энергии, которую ты тратишь, беспокоясь о том, что что-то пойдёт не так, и использовать её на то, чтобы представить, что всё получится как надо, как думаешь, это поможет?
Услышав это, я поднимаю голову. Я никогда не смотрела на это с подобной точки зрения. Однако, с другой стороны, я всегда была права насчёт того, что происходило не так, поэтому зачем быть оптимистом, когда реализм лучше подготовит вас к худшему?
Он снова наклоняется вперёд, опираясь предплечьями о стол, выражение его лица серьезное и искреннее.
– Я не причиню тебе боль, Белла. Пожалуйста, верь мне, когда я это говорю. Я тебя не обижу.
О, мой Бог.
Я ему верю.
На самом деле.
~О~
Источник: http://robsten.ru/forum/49-1397-58
0
