– Прошлая ночь была невероятной, – счастливо вздохнув, говорит Элис.

Субботнее утро – и у нас поздний завтрак, и присутствующие обсуждают выпускной. Эдвард, как и Розали, всё ещё наверху. Эммет только спускается, потирая лицо и широко зевая.

– Да. Просто удивительной, – бормочет он голосом, всё ещё хриплым после сна или прошлой ночи. Он потягивается, его футболка приподнимается, показывая мне брюшной пресс. Я быстро отвожу взгляд.

Карлайл и Эсме едят и слушают нас со снисходительными улыбками на лицах.

– Белла, а ты хорошо провела время? – сделав глоток чая, спрашивает у меня Эсме. – Тебе понравилось, как мы всё спланировали?

Я улыбаюсь и киваю. Всё было замечательно, хоть большую часть вечера я и беспокоилась, должна ли позволять всему этому происходить. В конце концов, из-за меня они пропустили настоящий выпускной бал. И я не могу избавиться от чувства, что должна была сказать им ехать и хорошо провести время без меня.

– А как прошла вечеринка? – спрашивает Карлайл Эммета.

Эммет усмехается, показывая ямочки на щеках и, притянув к себе корзинку с хлебом, отвечает:

– Было прикольно. Кафетерий неплохо украсили, и музыка была намного лучше, чем на балу, по крайней мере, нам так сказали.

– Да, и там был довольно хороший диджей, – соглашается Джаспер.

– О, да, – вставляет Элис. – Он ставил музыку, которую мы просили. И мне понравилось, как все были одеты.

– Не могу поверить, что Лорен пришла в этом золотистом убожестве, – недоверчиво качая головой, говорит Джаспер. – Что она пыталась всем доказать?

– Купи меня, я – не дешёвка, – сухо отвечает Эммет, и остальные усмехаются.

– А как всё было дома? – повернувшись ко мне, спрашивает Эсме. – Ты наслаждалась вечером, когда все ушли?

Эммет пытается промолчать, но, не сдержавшись, прикрывает свой смешок кашлем. Эдвард, который в это время заходит в кухню, бросает на него смертельный взгляд, настолько резкий, что это шокирует меня.

– Эммет, пожалуйста, – тихо отчитывает его Карлайл.

– Что? – спрашивает он, строя из себя саму невинность.

Не купившись на это, Карлайл выгибает бровь, и Эсме снова поворачивается ко мне.

– Ты хорошо провела время?

– Да, – отвечаю я, понимая, что могла бы просто кивнуть, но желая, чтобы Эдвард, который в настоящий момент с головой занырнул в холодильник, тоже услышал мой ответ.

Он подходит к кухонной стойке и наливает себе кофе. Эсме смотрит на него, сияя от счастья.

– Ты тоже, милый?

Он улыбается, всё ещё сонно, и кивает.

– Прошлый вечер просто не мог быть лучше. – Говоря это он смотрит на меня, тем самым давая понять, что совсем не против, что я отстранилась от поцелуя. Я улыбаюсь ему в ответ – реакция непроизвольная, вызванная его взглядом.

Мне нравится, когда он так смотрит на меня. Словно во мне есть на что смотреть… в хорошем смысле. Он действительно видит меня и, благодаря этому, я хочу открыться, чтобы впустить его и показать больше себя. Всю жизнь я себя скрывала, но с ним, и со всеми остальными Калленами, я не чувствую, что должна продолжать прятаться в тени.

– Ох, Эдвард, кстати, ты бы видел лицо Лорен на вечеринке! Мне интересно, какой она была на балу, но когда ты так и не появился, она вела себя так, словно ты кинул её, – говорит Элис.

– Похоже, до неё никак не доходит, верно? – спрашивает Эдвард.

– Я не знаю, – говорит Элис. – Думаю, ты на самом деле ей нравишься. Но способ, которым она показывает это – ужасен.

Эдвард пожимает плечами и делает глоток своего кофе.

– Они знают, где мы были?

– Ну, кое-какие сплетни возникли, – слегка наклонившись над столом, говорит Элис. – Я слышала самые невероятные истории.

Она резко замолкает и это беспокоит меня.

– И? – просит её продолжить Эдвард.

Элис откидывается на спинку стула.

– Думаю, в понедельник вся школа будет знать, что выпускной вечер ты провёл с Беллой. Наедине.

Эдвард пожимает плечами.

– Скажи мне что-то новое. Кроме того, – добавляет он, глядя на меня, – я только за, чтобы все узнали, что мы вместе.

Гордость, счастье и всё хорошее просто взрывается внутри меня от его простых слов и его ответная улыбка говорит мне, что все эти чувства написаны на моём лице. Он тянется рукой через стол и, вложив свою ладошку в его, я сжимаю её.

Ох, чёрт, я хочу визжать! Иииии!!!

Остальные усмехаются, а у Элис, кажется, на глаза наворачиваются слёзы, но никто не акцентирует внимание на нашем небольшом моменте – и это хорошо. Такое поведение показывает их согласие. Я осторожно смотрю в сторону Карлайла и Эсме, но нет и намёка на злобу в их взглядах. Они не против.

Должно быть, я достаточно хороша для их сына.

Невероятно.

– Ладно, какие у вас планы на день? – спрашивает Карлайл.

– Шоппинг, – потирая руки, объявляет Элис. – Нужно отвлечься от страха перед грядущими экзаменами.

– А не лучше бы подождать конца учебного года? – не соглашается он.

– Ну уж нет. На этой неделе в магазинах появляются все новые коллекции. Через три недели все хорошие вещи раскупят.

– Элис, – тихо говорит Эсме. – Ты вернула вечерние платья, которые купила?

Элис выглядит пойманной врасплох.

– Э-э… нет?

Эсме хмурится – я редко вижу её такой.

– Ты мне обещала.

Элис пожимает плечами, но это – наигранная беззаботность.

– Я забыла.

– Я говорила тебе сделать это, – отвечает Эсме. – И не один раз. Дай мне свою кредитную карту.

Глаза Элис расширяются, а рот приоткрывается в знак протеста.

– Что? Нет, это не справедливо!!!

– Элис, ты будешь пользоваться своей кредиткой под нашим присмотром. Те платья – безумно дорогие, и когда ты собираешься их носить? Отдай мне свою кредитную карту. Получишь её обратно в следующем месяце.

– Нет, мама, пожалуйста. Я больше так не буду, – умоляет Элис, но Эсме непреклонна.

– Если тебе нужны деньги, то можешь продать платья, которые ты заказала в Интернете или попытаться вернуть их. Да, мы богаты, но это не значит, что ты можешь так небрежно относиться к деньгам.

Элис фыркает и, скрестив руки на груди, откидывается на спинку стула.

– Я тебя ненавижу.

Эсме не отвечает и не набрасывается на дочь. Даже Карлайл не реагирует. Он не вмешивается, а позволяет Эсме разобраться с Элис самой. Я ошеломлённо наблюдаю за этим. Фактически они спорили, о деньгах, и немаленьких, но никто не кричал, не угрожал и не использовал насилие.

Джаспер пытается успокоить Элис, но она всё ещё выглядит обиженной. Мне трудно понять, что значит привыкнуть тратить деньги, а потом вдруг лишиться этого. Прежде чем я стала жить с Каллеными, у меня редко бывали деньги, которые я могла потратить на себя, за исключением мелочи, которую иногда бросал мне Стефан. Я копила её, чтобы купить в Интернете те противозачаточные таблетки. Что касается остального, то перед тем, как нас должен был посетить социальный работник, Ирина давала мне денег на новую одежду.

Но, с тех пор как Ирина попала в психушку и до того момента как я убежала к Рене, никаких соцработников не было. Как не было и денег, на которые я могла бы купить новые вещи. Но мне много и не надо. Я слишком маленькая для своего возраста и, в любом случае, не вырастала из своей одежды.

Но теперь всё изменилось. С калорийными коктейлями Эсме и её дополнительным уходом, я понимаю, что начинаю поправляться. Мои джинсы сидят более плотно, а лицо кажется уже не таким осунувшимся.

Хоть я и не уверена, что мне это нравится.

С другой стороны, как я могу жаловаться? Только посмотрите где я, после жизни наполненной ужасом. У меня есть крыша над головой и меня окружает самая любящая семья. Я умна и здорова. У меня есть Эдвард. Я снова могу говорить.

И я знаю: в том, что произошло, не было моей вины.

Вместе с деньгами, которые можно было бы потратить, у Элис также исчезает настроение устраивать шоппинг. Розали, желая оказаться как можно дальше от своей расстроенной сестры, предлагает мне выехать с ней за город.

И мы несколько часов проводим вместе в Порт-Анджелесе. Она рассказывает мне всё о вечеринке. Я рада, что они так хорошо провели время, но, судя по тому, что она рассказывает мне, понимаю, что не была бы счастлива на этом мероприятии.

На обратном пути я спрашиваю её, не хочет ли она остановиться в супермаркете.

– Конечно, – отвечает она. И пока я ищу ингредиенты для пирога, который хочу испечь в знак благодарности, она толкает тележку с терпением, которое я прежде никогда за ней не замечала.

В самом конце супермаркета, где на полках стоит всё то, что мне пригодится для начинки, Розали подходит ко мне. Осмотревшись вокруг, чтобы убедиться, что мы на самом деле одни, она касается моей руки, тем самым привлекая моё внимание.

– Я собираюсь рассказать родителям о том, что со мной случилось. После того как закончится учебный год. Что скажешь?

Я ошеломлена. Но затем вспоминаю, как рассказала всё Эсме и как она отреагировала. Может, Розали пойдёт на пользу, если она расскажет всё своим родителям, но я никогда себе не прощу, если они отреагируют не так как надо. С другой стороны, с чего бы им злиться?

– Мне бы хотелось, чтобы в тот момент ты была со мной, – продолжает она, теперь ещё тише. – Ты бы смогла?

– Да, – говорю я так же тихо, как и она. – Конечно.

Она касается моего плеча, и по её глазам я вижу, что она хочет обнять меня, но уважает установленные мной границы.

– Спасибо.

Она помогает мне загрузить в машину купленные продукты, а затем мы едем домой. Солнце светит не в полную силу, но его лучи всё ещё режут глаза.

– Думаю, завтра будет тепло и солнечно, – говорит она. – И я уверена, кое-кто, возможно, захочет пойти с тобой на пикник.

Когда она смотрит на меня, её глаза искрятся.

– Как всё прошло вчера?

Я пожимаю плечами, а затем понимаю, что она закинула крючок. Розали была так добра ко мне, и после того, как она со мной поделилась, возможно, и я смогу открыться ей. Мне нужна подруга, потому что один лишь Бог знает, как пугают меня мои чувства к Эдварду.

– Думаю, хорошо, – говорю я, отвечая на её вопрос. – После того как вы уехали, мы ещё немного потанцевали.

– Хм, – явно довольная, говорит она. – А что ещё? Что-нибудь произошло?

Я кусаю губу.

– Нет. Я… не готова.

Она улыбается в ответ.

– Ничего страшного, милая. Ты ведь знаешь это, правда?

– А что, если я разочарую его? – спрашиваю я, не в силах утаить свои опасения.

Розали останавливается на светофоре и поворачивается ко мне.

– Думаю, ты разочаруешь его, если будешь делать то, что делать совсем не хочешь. Он будет опустошён, если поймёт, что ты сделала что-то против своей воли, стараясь угодить ему.

– Неужели ему на самом деле не всё равно?

Она бросает на меня скептический взгляд.

– Хочешь сказать, что тебя это всё ещё удивляет?

– Но я… не нормальная, – тихо говорю я.

Розали хихикает – нежное фырканье, которое только она может сделать привлекательным.

– На тот случай, если ты не заметила, он – тоже ненормальный. Вот почему вы так подходите друг другу.

Заметив вопрос в моих глазах, она продолжает.

– Неужели он никогда не говорил, что ему очень сложно с кем-то подружиться? Он подпускает к себе только тех людей, которые абсолютно честны с ним. Он не вступает в поверхностные отношения. Чтобы узнать его, нужно немало времени, потому что он не спешит открываться. Люди рядом с ним просто теряют терпение.

Я сглатываю.

– Он открылся мне.

Она улыбается, словно мой ответ всё объясняет.

– Точно. Он открылся тебе. Как и ты ему. Око за око.

Светофор загорается зелёным и Розали продолжает путь.

– Ты будешь печь сегодня?

Её резкая смена темы заставляет меня встряхнуть головой в попытке прояснить свои мысли.

– Да. Какой пирог бы ты хотела?

Оставшийся день я занимаюсь выпечкой, а поскольку получила ясный намёк, что завтра, возможно, отправлюсь на пикник, делаю также и булочки. И кексы. И печенье. И банановый хлеб. На всякий случай.

Как и предполагала Розали, в воскресенье утром ко мне приходит Эдвард. Он проснулся раньше обычного и нашёл меня в библиотеке, где сидя на подоконнике, я наслаждаюсь утренним чтением.

Он сгребает рукой растрёпанные после сна волосы и подходит ко мне.

– Кажется, Розали испортила мой сюрприз, – говорит он, смущённо улыбаясь. – Хочешь пойти со мной сегодня на поляну?

Я киваю, даже не осознавая, что делаю, и его улыбка настолько яркая, что могла бы растопить огонь в камине. В нижней части живота вспыхивает тревога, а вместе с ней бабочки бьют своими крыльями.

С когтями.

Пытаясь избавиться от внезапной напряжённости, я возвращаюсь к чтению, а Эдвард возвращается наверх, чтобы принять душ и подготовиться ко дню. Когда он вновь спускается, мы идём в кухню, чтобы собрать еду, так как собираемся провести на поляне целый день. Эдвард смеётся, когда видит выпечку, которую я сделала вчера, но когда я хочу положить кексы обратно, он берёт их из моих рук и кладёт и в без того переполненный рюкзак.

Он также взял с собой несколько одеял. После того как я наполняю термос чаем, он спрашивает меня, готова ли я идти.

Я киваю, ритм моего сердца учащается. После выпускного вечера времяпровождение с ним наедине каким-то образом приобрело совершенно новое значение. Но думаю, мне это нравится. Особенно после тех слов, что сказала мне вчера Розали. Око за око. Эдвард честен со мной, потому что я честна с ним. Даже при том, что он не знает всю меня, как и я ещё не полностью знаю его. Но это хорошо. Это означает, что нам ещё о многом предстоит поговорить.

Поездка на поляну проходит в тишине и расслабленное настроение Эдварда приносит какой-то покой и мне. Он напевает под музыку, его тихий голос на удивление звучный. Однажды я уже слышала, как он поёт и помню, что тогда мне тоже очень понравилось.

Он паркует машину в конце грунтовой дороги и, обойдя вокруг, открывает для меня дверцу. Его рыцарское поведение радует меня и, не раздумывая, я беру его за руку. Мне так приятно, что я могу себе позволить сделать это и, судя по его взгляду, ему это тоже нравится.

Он сжимает мою руку, после чего отпускает её и идёт к багажнику. К моему удивлению, он вытаскивает не только рюкзак с едой и одеяла, но также свою гитару. Во мне вспыхивает волнующий трепет. Он собирается играть? Это было бы замечательно.

Прогулка по влажному лесу кажется быстрой, так как мы оба уже хорошо изучили дорогу. Я несу одеяла, а Эдвард свой рюкзак и гитару. Он идёт очень осторожно, и несколько раз я отвожу в сторону ветки, чтобы ему было легче пройти. И каждый раз он меня благодарит.

И каждый раз, когда он делает это, моё сердце немного согревается.

Всё ещё прохладно из-за влажного покрова листьев, но на поляне светит солнце. Я выхожу из-за последних деревьев и резко замираю.

Вот это вид! Небольшой участок между деревьями полностью покрыт полевыми цветами, каждый из которых ярче другого. Я не знаю названий этих цветов и могу только смотреть на красоту передо мной.

Позади меня посмеивается Эдвард.

– Здесь так каждый год. И никогда не перестаёт удивлять меня.

– Как красиво! – шепчу я. В Финиксе я никогда не видела таких цветов.

Мы ищем солнечный участок с относительно сухой травой и расстилаем на земле одеяла. Положив на край гитару и рюкзак, Эдвард садится, вытянув свои длинные ноги, и откидывается на руках.

Он смотрит на меня, жмурясь от солнца и улыбаясь, и в приглашении гладит рядом с собой одеяло. Я опускаюсь, не нарушая зрительный контакт, и сажусь на колени, лицом к нему. Солнце освещает мою спину, и я чувствую тепло.

Следуя примеру Эдварда, я снимаю пальто и, положив его слева от себя, поправляю свой свитер. Прежде чем мы уехали, я надела синюю толстовку, потому что знаю, этот свитер нравится Эдварду, но он немного облегает и это по-прежнему заставляет меня нервничать.

– Ты хорошо выглядишь, – говорит он, опустив голову и пытаясь поймать мой взгляд. – Для меня ты всегда красива.

Моё лицо краснеет, и я отворачиваюсь, заламывая на коленях руки. И вздрагиваю, когда чувствую, как его тёплая рука ложится на мою холодную.

– Эй! – говорит Эдвард и почему-то это успокаивает меня. Он улыбается, видимо в выражении моего лица увидев то, что ему понравилось и сжимает мою руку. – Я прекрасно провёл время в эту пятницу.

Уголки моих губ слегка приподнимаются.

– И ты не против…

– Нисколько, – сразу же говорит он. – Я бы предпочёл, чтобы ты сто раз отступила, чем хоть раз сделала это против твоей воли. Я хочу, чтобы ты не сомневалась в этом.

– Хорошо, – говорю я, но получается так тихо, что, возможно, я произнесла это слово одними губами. – Но мне всё же жаль.

Он качает головой.

– Не надо. Я думал, что мы установили некие правила? Если я когда-нибудь буду двигаться слишком быстро, ты всегда можешь сказать «готово» и я остановлюсь.

Конечно, безопасное слово, о котором мы договорились. Он помнит. Факт, что он об этом не забыл, заставляет меня почувствовать тепло в груди.

Эдвард играет с моими руками, потягивая пальцы и слегка поглаживая их. Это помогает мне немного расслабиться, и какое-то время мы сидим в тишине, пока я позволяю ему прикасаться ко мне. Вокруг нас лёгкий ветерок колышет листья, а птицы насвистывают свои песни. Здесь так спокойно, что, наконец, я с наслаждением вздыхаю. Эдвард улыбается и выглядит таким же счастливым, какой себя чувствую я.

– Давай поедим? – спрашивает он через минуту.

После моего кивка он тянется к рюкзаку и достаёт завёрнутые в фольгу бутерброды. Эдвард протягивает один мне, и мы едим в тишине. Не впервые я рада, что он совсем не против моего молчания, и что я могу есть в его компании. Это на самом деле очень приятно.

Мы немного говорим о школе, но очень быстро переходим к другим темам. Эдвард страстно верит, что медицина должна быть доступна для всех детей и когда он говорит об этом, его глаза загораются.

– Думаю, есть дети, которые не могут получить необходимую медицинскую помощь, потому что их родители не могут себе это позволить, – говорит Эдварл. – И вот он я – до неприличия богатый человек. Я хочу сделать что-то хорошее с этими деньгами, понимаешь? Хочу убедиться, что детям смогут оказать помощь. И конечно, хочу быть замечательным доктором, которого они не будут бояться, – добавляет он и в притворном высокомерии, поднимает свой воротник.

Я хихикаю в ответ на его выходку, и он смотрит на меня сверкающими глазами. Мой инстинкт сразу же признаёт в его взгляде страстность, а разум подаёт предупредительные сигналы. Не зная, что делать, я отвожу взгляд.

Краем глаза я вижу, что он поворачивается к рюкзаку.

– Что ещё ты принесла? – спрашивает он, больше себя, чем меня. Потом достаёт коробку за коробкой и смеётся. – Да ты наготовила для целой армии!

– Спасибо, – пытаюсь объяснить я. – За то, что устроили для меня домашний выпускной.

Он смотрит на меня и качает головой.

– Если так ты будешь вознаграждать нас за проявленный эгоизм, то разрушишь все усилия родителей, вложенные в наше воспитание.

Я хочу закатить глаза, потому что он использовал нелепый аргумент Эммета.

– Мне всё равно жаль, что я не смогла пойти с тобой на выпускной. Так, чтобы вам не пришлось менять свои планы.

Задумавшись, какое-то время Эдвард смотрит на меня.

– Помнишь то время, когда ты только приехала к нам? Ты даже не смотрела на нас.

– Это было несколько месяцев назад, – говорю я после паузы. Я не могу сказать ему то, что действительно беспокоит меня – что я просто хочу быть нормальной и чтобы этот мучительно долгий процесс исцеления прошёл быстрее.

– Семь месяцев, Белла. Всего лишь семь месяцев.

– И две недели, – опустив взгляд, добавляю я.

– А как долго ты жила в страхе и в боли?

Я хмурюсь и начинаю заламывать руки.

– Шестнадцать лет.

– И ты действительно думаешь, что шестнадцать травматических лет можно исцелить за семь месяцев?

– Я просто хочу быть… – Какой именно? Как остальные люди? Способной любить и быть любимой? Бесстрашной? Свободной?

– Нормальной, – заканчивает он за меня.

Я могу только кивнуть.

– Что означает для тебя быть «нормальной»? – спрашивает Эдвард.

– Я… я не знаю, – говорю я, понимая, что это действительно так. – Может, быть беззаботной. Не бояться переступить черту. Иметь возможность наслаждаться жизнью и смеяться. – А также возможность принимать прикосновения, не нервничая.

– Не бояться принимать объятья? – осторожно спрашивает он, заставив меня посмотреть на него. Его руки широко открыты в приглашении, и я двигаюсь к нему. Он улыбается, когда я обнимаю его за талию и, притянув меня ближе к себе, сжимает. – Но тут есть проблема, – шепчет он в мои волосы.

– Какая? – говорю я ему в грудь. Я хочу остаться в его руках на какое-то время, даже если это вызывает небольшую неловкость.

– Мне это совсем не кажется нормальным. На самом деле, это чертовски захватывающе.

Я хихикаю, и он поглаживает мою спину. Движение успокаивает и не вызывает никакой тревоги, и я просто наслаждаюсь ощущениями.

– Пока не забыл, я принёс тебе кое-что, – говорит Эдвард после того как отстраняется назад. – Хотя возможно это уже лишнее после всего, что ты наготовила. – Он роется в своём рюкзаке и достаёт небольшой пакетик, который отдаёт мне в руки.

Орешки. Он купил мне орешки макадамии. Широко улыбаясь, я открываю пакетик и протягиваю ему, чтобы он взял себе немного.

– Я слышал, что тебе нужно набрать вес, а они очень калорийны, – тихо говорит он.

– Ты не должен этого делать, – говорю я, хоть его жест очень милый.

– Но я хочу, – спорит он и смотрит на меня более внимательно. – Хорошо, я купил эти орешки, потому что знаю – ты их любишь их, и мне нравится видеть, как ты улыбаешься. Так лучше?

Я краснею от его слов, и Эдвард тихо посмеивается.

– Ты восхитительна, – шепчет он и тянется к своей гитаре.

Наше времяпровождение немного изменяется, поскольку я достаю из рюкзака свою электронную книгу, а Эдвард начинает играть на гитаре. Но я не могу сосредоточиться на чтении – мой разум не хочет пропустить музыку Эдварда. Он пытается вспомнить, как играть определённую композицию и, пытаясь подобрать нужные ноты, начинает сначала несколько раз.

– Если став доктором, ты будешь на работу брать с собой гитару, дети не будут тебя бояться, – отвлечённая его игрой, говорю я.

Он поднимает взгляд и широко улыбается.

– Это действительно прекрасная идея.

Он вновь опускает взгляд на струны, экспериментально проигрывая несколько нот.

– О, конечно, – неожиданно бормочет он и затем начинает играть. Не так быстро, как мне кажется, должна звучать эта композиция, но он держит хороший ритм. Моё лицо освещается, когда я узнаю мелодию из кинофильма «Шоколад» – того фильма, который мы впервые смотрели вместе.

Он смотрит на меня и качает головой в такт музыке. Когда мелодия заканчивается, Эдвард игриво кланяется, и я аплодирую ему.

– Мне нравится эта мелодия, – говорит он. – Но я уже забыл, когда в последний раз её играл. Я сыграю её для тебя снова, когда у меня станет получаться лучше.

– Это было прекрасно, – говорю я. Он может играть для меня в любое время.

Эдвард продолжает играть, пока на нас не обрушивается ветер, и я не начинаю дрожать. Солнце переместилось, и теперь мы находимся в тени. Эдвард смотрит на небо.

– Давай передвинемся.

Мы собираем вещи и идём на новый солнечный участок. Эдвард расстилает одеяла возле дерева, чтобы у него была возможность прислониться к нему спиной. Мне вполне комфортно сидеть и, когда он начинает снова играть, я ещё раз пытаюсь почитать. Я даже не знаю, какую книгу открыла.

Я резко поднимаю взгляд, когда Эдвард вдруг начинает петь низким и тихим голосом. Он поёт не для меня, но видимо чувствует себя достаточно комфортно. Слова песни красивы и спустя минуту я отказываюсь делать вид, что читаю и просто наблюдаю за тем, как он поёт.

Песня посылает мурашки по моей коже. Закончив, он выходит из своего крошеного пузыря и вдруг засмущавшись, смотрит на меня.

– Очень красиво, – сразу же говорю я. У него нет причин чувствовать себя неловко.

Эдвард пожимает плечами и потирает затылок.

– Ничего особенного.

– Я так не думаю. Все Каллены могут делать что-то замечательное?

Он смеётся.

– Ну, я абсолютно не умею рисовать. Также у меня плохая кратковременная память, поэтому я не могу изучить что-то в последнюю минуту. Я постоянно всё анализирую. И мне нелегко с кем-то подружиться, но это ты уже знаешь.

Словно демонстрируя вызов, я складываю руки на груди. Во всём вышеперечисленном я не вижу ни одной плохой черты.

– Ну, давай посмотрим. Если ты поставишь Джаспера перед группой людей, то он грохнется в обморок – не может говорить на публике. Элис не умеет петь – никогда не позволяй ей. Также у неё нет чувства ритма. И у неё и у Эммета проблемы с числами, в отличие от тебя, например, – говорит он, бросив на меня многозначительный взгляд. – Как ты уже видела, Эммет совсем не умеет танцевать.

– А Розали? – осторожно спрашиваю я.

– Розали очень упрямая, и иногда это мешает ей, – говорит он и его лицо мрачнеет. Эдвард переводит взгляд на меня. – Может, ты знаешь… – он замолкает и качает головой. – Нет, я не должен вмешиваться. Забудь, что я спросил.

Нахмурившись, я вглядываюсь в его лицо. Он что-то знает, но не всё. Я могу сказать, что он беспокоится о своей сестре. Они могут быть не очень близки, но очевидно, что заботятся друг о друге. Я вспоминаю те слова об Эдварде, которые вчера говорила мне Розали.

– Она в порядке, – даже не осознавая этого, шепчу я.

Взгляд Эдвард останавливается на мне, его глаза мечутся между моими.

– Правда?

Я киваю.

– Да.

– Это хорошо, – говорит Эдвард, кивая. – Это хорошо, – повторяет он, на этот раз для себя.

Он откладывает гитару в сторону и, откинувшись на ствол дерева, подставляет лицо солнцу и закрывает глаза.

– Эй, знаешь, что ещё было бы нормальным? – спрашивает Эдвард, не открывая глаз и не глядя на меня.

– Что? – У меня возникает неприятное чувство, что то, что он собирается предложить взволнует меня.

– Если моя девушка ляжет рядом со мной и положит голову мне на колени.

Я ошеломлена и сижу неподвижно, а он тем временем лезет в рюкзак и достаёт журнал, который начинает читать.

– В любое время, когда захочешь, – добавляет он через минуту. – Просто сказал.

Эдвард небрежно переворачивает страницу журнала. Он предоставил мне выбор. Я знаю, он предложил мне это не для того, чтобы я почувствовала себя ненормальной. Но ощущение такое, что он подталкивает меня. Ведь если я лягу… это сделает меня уязвимой.

А затем я вспоминаю тот мучительно неловкий вечер, когда я легла к нему на кровать, и он уснул, а проснулся возбуждённым. Он ничего тогда не сделал. Он никогда не делал ничего такого и не переступал черту. В минувшую пятницу, он сразу же отстранился, стоило мне положить руки на его запястья.

Он не причинит мне боли.

С бешено бьющимся сердцем я придвигаюсь ближе к нему, убедившись, что если передумает, он даст мне знать. Вместо этого Эдвард немного сдвигается, предоставляя мне больше пространства, и отводит журнал немного в сторону.

Смогу ли я это сделать? Я знаю, он не будет уговаривать меня, если я не отважусь, и мы оба знаем, что если я не лягу, как он просит, это вовсе не будет означать, что я ненормальная. Но во внезапной вспышке откровения, я понимаю, что хочу. Я хочу быть ближе к нему, чтобы избавиться от страха и напряжения, которое чувствую, находясь с ним рядом, и которого я, как может показаться, уже не испытываю.

Я подползаю ближе, ложусь на бок, затем на спину и устраиваю голову чуть выше его коленей.

– А теперь отдохни, – бормочет он.

Роли меняются местами. Мне понравилось, когда на этой же поляне Эдвард лежал головой у меня на коленях, когда я могла касаться его волос и знала, что он наслаждается этим. Я смотрю на него и встречаюсь с его взглядом. Он отлаживает свой журнал, и пальцы одной руки переплетает с моими. Его другая рука ложится на мою макушку, и большой палец начинает поглаживать мой лоб.

Ласка на удивление успокаивающая и совершенно другая нервозность пробуждается в моём животе, когда он двигает свой палец и слегка ласкает кожу между моими глазами. Его взгляд ни на миг не покидает мой и нежность на его лице согревает меня. Я надеюсь, что выгляжу так же. По крайней мере, именно это я сейчас чувствую.

Боже, всё это так ново для меня.

– Закрой глаза, – шепчет он.

Чтобы решиться на это, мне необходимо время и вся моя сила воли. Эдвард продолжает ласкать меня, выводя медленные круги, которые успокаивают моё безумное сердце. Подняв вторую руку, он проводит кончиками пальцев по лбу, вдоль моего носа, обводит скулы и опускается к подбородку.

Он тянется к другой моей руке и помещает наши сплетённые пальцы у себя на коленях, рядом с моей головой. Когда он касается моих губ, они по собственной воле приоткрываются. Он сжимает мою руку, и я держусь за него, находя силу в его пожатии.

Я хочу этого. Боже, как же сильно я этого хочу. Но святой ад, это страшно. А что чувствует он? Его сердце так же колотится, как и у меня?

Его рука покидает моё лицо, и в тот момент, когда я собираюсь открыть глаза, он вновь прикасается к моей щеке. Я резко вздрагиваю – инстинктивная реакция, которую я не могу контролировать – и мои глаза открываются.

– Тсс, – успокаивает Эдвард. – Всё хорошо, это только я.

Сделав глубокий вдох через рот, я снова медленно закрываю глаза. Это только он. Я знаю это.

Он снова прикасается к моей щеке, и я снова вздрагиваю, но на этот раз не так сильно. Он проводит по моей челюсти, и кончики его пальцев спускаются вниз и начинают ласкать мою шею. Моя свободная рука поднимается в попытке защититься.

Я не забыла, как Стефан пытался задушить меня.

– Всё хорошо, – тихо говорит Эдвард. – Ты в порядке.

Его голос успокаивает меня, и рука останавливается на моём животе. Если бы я не знала, то могла бы подумать, что заболела, потому испытываю довольно странные ощущения. Но я не совсем глупая. Это бабочки.

В хорошем смысле, даже если мне они кажутся довольно злыми.

Кончики его пальцев отстраняются, а затем прикасаются ко мне снова. К моему лбу, к щекам, к подбородку, к моим губам. Даже не желая этого, я каждый раз вздрагиваю. Его прикосновения лёгкие как пёрышки и он продолжает до тех пор, пока я не перестаю реагировать.

Затем он обхватывает моё лицо ладонями и, словно по команде, мои глаза открываются, и я смотрю на него.

Эдвард немного сгибает колени, приподняв свои бёдра и приблизив к себе моё лицо.

На этот раз я могу читать его взгляд как открытую книгу.

Моё сердце делает сальто, и я сглатываю.

Он делает глубокий вдох, его глаза всматриваются в мои, а затем он медленно, очень медленно наклоняется.

Я готова.

Мои глаза закрываются, и я слегка наклоняю голову.

Его губы, когда они касаются моих, мягкие, как шёлк.