Моя работа как всегда напоминает обычный организованный хаос, но я продолжаю следить за своими детьми. Быстро приближаются экзамены и, судя по прошлым годам, это станет причиной общего стресса. Даже для Эсме, которой чаще, чем мне приходится терпеть истерики, раздражённые ответы и видеть огорчённые лица.

Дети очень часто занимаются вместе, и не один раз я вижу, как Белла помогает Элис или Эммету с тригонометрией. Я рад, что она может помочь им, но не могу не беспокоиться о том, что она ставит их потребности выше своих.

Но когда я говорю об этом Эсме, она лишь понимающе улыбается.

– Не волнуйся об этом. Готова поспорить, Белла сдаст все свои экзамены, даже не повторяя изученный материал.

Я улыбаюсь ей в ответ и, ложась в нашу кровать, заползаю меж атласными простынями. Эсме поворачивается ко мне и обхватывает ладонями моё лицо. Я закрываю глаза, наслаждаясь её нежным прикосновением.

– Я больше беспокоюсь о Розали, – говорит она и её слова заставляют меня вновь посмотреть на неё.

– Она, похоже, немного отстраненна в последнее время, – соглашаюсь я. – Я думал, что может, всё дело в стрессе. Вскоре ей вместе с Эмметом предстоит отправиться в колледж.

Моя жена слегка хмурится.

– Я не уверена, что дело только в этом. Когда она читает информацию о жизни в колледже, её лицо выражает нечто совсем другое. Что-то ещё беспокоит её.

– Ты её спрашивала?

Эсме качает головой.

– Ещё не время. Скорей всего я просто услышу, что меня это не касается.

Я усмехаюсь. Но когда встречаю взгляд Эсме, то понимаю, что мы думаем об одном и том же. Если после выпускных Розали по-прежнему будет также напряжена, один из нас уделит ей целый день и поговорит с нею.

И даже если ничего не будет беспокоить Розали или кого-то ещё из моих детей, я с нетерпением жду отпуска. С моим непредсказуемым графиком это означает, что у меня появится возможность уделять время исключительно своей семье. Кстати, Розали ещё предстоит наработать свой водительский стаж. Я бы ни за что не хотел это пропустить.

В субботу, сидя в своём кабинете, я слышу звонок в дверь. Я знаю, что мы не ждали посетителей, но также знаю, что Эсме очень любит гостей. Но мне необходимо закончить некоторые документы, поэтому я не делаю ничего для того, чтобы встать.

Пока не слышу звонкий мальчишеский голос.

– Белла! – Должно быть, это Саймон.

Я сразу же спешу вниз и с тёплой улыбкой приветствую Саскию.

– Надеюсь, мы не помешали, – говорит она извиняющимся тоном. – Но Саймон готов был лезть на стену, а я, если честно, не знаю больше никого, к кому бы мы могли пойти.

– Абсолютно не помещали, – быстро успокаивает её Эсме. – Садись. Хочешь кофе? Я уверена, у нас найдётся что-то вкусное – то, что испекла Белла.

Белла, которая опустившись на колени, обнимает Саймона, поднимает взгляд и краснеет. Затем она снова смотрит на Саймона и глубоко вздыхает.

– Хочешь выйти на улицу? У Эммета есть мяч и думаю, если мы вежливо попросим, он даст нам в него поиграть.

Глаза Саймона, также как и Саскии широко раскрываются, когда они впервые слышат голос Беллы. И, честно говоря, я приятно удивлён. Я знаю, что Белла не хочет говорить при многих людях присутствующих в комнате. И уж конечно, не тогда, когда свидетелями этого могут стать относительно незнакомые люди.

Я знаю, что со мной она пока не говорила. Даже когда на днях она была в моих руках, то не сказала мне ни слова. Думаю, для этого нужно много времени. Просто чудо, что она вновь обрела голос.

– Ты можешь говорить! – восклицает Саймон и Белла улыбается ему, а затем кивает. Лицо мальчика освещается. – Ты мне почитаешь? Пожалуйста?

– Конечно. Но давай сначала выйдем на улицу. Пока там светит солнце.

Белла выводит маленького мальчика на улицу, а мы начинаем общаться с Саскией. Но я понимаю, что только вполовину сосредоточен на разговоре. Мой взгляд то и дело обращается к окну, за которым я вижу Беллу и Саймона.

После эпизода, который произошёл в начале этой недели, Белла всё ещё потеряна на задворках своего разума. Она встречалась со своим психотерапевтом, но это не очень улучшило её настроение. Я не удивлён и не сильно беспокоюсь по этому поводу. Чтобы всё осознать ей нужно время, и я лишь надеюсь, что это не помешает учёбе в школе.

Белла играет с Саймоном, они бросают друг другу мяч. Когда мальчику игра наскучила, он просто подходит к Белле и протягивает руки, и она обнимает его. Вместо того, чтобы поднять Саймона, Белла опускается на колени и обхватывает руками тельце маленького парня.

Спустя несколько мгновений Саймон отстраняется и когда Белла указывает ему на что-то, он убегает, чтобы всё осмотреть. Однажды она станет замечательной матерью.

Саския кажется полностью спокойной, позволяя Саймону выйти на улицу с нашей приёмной дочерью. И я благодарен, что она чувствует, что может приехать к нам, чтобы немного расслабиться. Ей, конечно, больше чем рады.

Разговор переходит к тому, что Саймону очень нелегко подружиться с кем-то в школе. Саския спрашивает нас, как с этим справляется Белла и Эсме отвечает ей, что в основном девушка общается со своими братьями и сёстрами.

– Вас это не беспокоит? – спрашивает Саския.

– Саймон, кажется, не испытывает недостатка в социальных навыках, – осторожно говорю я. – И он не агрессивен по отношению к другим детям. Как только внутренне он станет более спокойным, ему будет легче подружиться.

– А вот Белле кое-каких социальных навыков не достаёт, – так же осторожно продолжает Эсме. – Всё не так плохо, но понятно, что ей не хватает некоторых нюансов, когда дело доходит до социального взаимодействия. Но ты вытащила Саймона в очень раннем возрасте. У него предостаточно времени, чтобы научиться всему необходимому.

– И вы можете приезжать к нам в любое время, – добавляю я. – Уверен, Белла не будет возражать.

Саския улыбается.

– Саймон обожает её.

В этот момент Саймон снова забегает в дом и тянет руки к своей матери. Белла, после игры с ним, выглядит более расслабленной, но в её глазах я вижу грусть, подобную которой раньше не замечал.

Я знаю, что не могу спросить её об этом, но что-то в её взгляде расстраивает меня. Так же я понимаю, что она не примет мои объятья. Мне придётся обойтись обнадёживающими взглядами и утешительными словами, если она захочет меня слушать. Но очень интересно, из-за чего возникла эта грусть.

Эдвард, который спускается вместе с Эмметом, чтобы присоединиться к нам на какое-то время, тоже это замечает. Обеспокоенно глядя на Беллу, он слегка касается её руки – в его глазах явно читается вопрос. Но она качает головой и ободряюще улыбается ему.

Эти двое нашли такой прекрасный способ общаться молча. Полагаю, они даже используют некий язык жестов. Только Эдварду могла прийти в голову подобная идея.

Мальчики своими выходками начинают развлекать Саймона. Белла часто улыбается, слушая их забавные комментарии, и я рад, что её настроение, кажется, поднимается.

Когда Белла вместе с Эсме идёт в кухню, чтобы принести новые напитки, Эдвард ловит её руку и на мгновение задерживает её в своей. Застенчиво глядя на него, Белла улыбается, после чего Эдвард отпускает её и вновь сосредотачивается на разговоре.

Так приятно видеть, как расцветает первая любовь.

После того, как Саймон и Саския уходят, я возвращаюсь к себе в кабинет, чтобы разобраться с этими треклятыми документами. Однако проходит не так много времени, и стук в дверь отвлекает меня.

– Дорогая, – говорю я, когда в комнату заходит Эсме. – Что я могу сделать для тебя?

И моргаю, когда всматриваюсь в неё более внимательно. Моя жена выглядит абсолютно растерянной.

– Эсме?

– Я просматривала свою почту, – начинает она, и я вижу толстую пачку бумаг в её руках. – Тётя Джейн скончалась.

– Мне очень жаль, – говорю я, интересуясь, почему это известие настолько сбило её с толку. Женщина была уже очень пожилой и обладала далеко не лучшим здоровьем. Кроме того, леди относилась к нам далеко не по-доброму. – Мои соболезнования.

– Да, – растерянно говорит она и вновь опускает взгляд на бумаги. – Она ставила кое-какие деньги.

Я потерян в этом непонятном разговоре.

– Дорогая, скажи мне, что тебя так вывело из равновесия.

– Она оставила их Белле.

Мой рот в шоке открывается, и какое-то мгновение я могу только моргать. Насколько мне известно, то Джейн Джонсон, урождённой Платт, искренне не нравилось то, что мы предоставили Белле свой дом.

– Что? – это единственное, что я могу сказать.

Не говоря ни слова, Эсме протягивает мне письмо. Где на тяжёлой канцелярской бумаге напечатано официальное заявление о том, что миссис Джонсон скончалась и поскольку Эсме – единственная наследница, часть значительного состояния должна перейти Белле Свон, как приёмной дочери Эсме и Карлайла Калленов.

К этому приложена копия письма, написанного от руки самой Джейн, где она заявляет, что после встречи с Беллой она передумала, поскольку поняла, через какие ужасы, должно быть, девочка прошла. Желая предоставить главный старт в её новой жизни, миссис Платт оставляет ей определённую сумму денег.

Пятизначную сумму денег.

Когда я смотрю на свою жену, по её лицу текут слёзы.

– Это удивительно, – шепчет она.

Конечно, мы создали для Беллы целевой фонд, так что она никогда не нуждалась бы в деньгах, как и другие наши дети. Но подарок Джейн принадлежит только ей. Может, ей будет легче принять эти деньги, когда они предназначены только для неё.

– Когда мы скажем ей? – спрашиваю я.

– Может, стоит подождать, когда закончатся экзамены, – говорит Эсме. – Я не хочу скрывать этот от неё, но мы не можем быть уверены в том, как на эту новость отреагируют другие наши дети. И Белла сейчас и так перегружена, я не хочу обременять её ещё и этим.

Она права, особенно насчёт того, что касается остальных наших детей. Особенно во время экзаменов, когда им нужна вся их энергия и сосредоточенность. Конечно, мы добавим к целевым фондам наших детей оставшуюся часть наследства Джейн, но этот подарок принадлежит только Белле.

– Я позвоню нашему адвокату и в понедельник первым делом встречусь с ним, – продолжает Эсме. – В любом случае деньги будут отданы Белле только после её восемнадцатилетия.

Я киваю, погружённый в свои мысли.

– Эта неделя, кажется, переполнена экстремальными взлётами и падениями, – потирая шею, размышляю я. – Но с тобой всё в порядке, правда?

– Ты о чём? – недоумённо говорит Эсме. – О тёте Джейн? Ты же знаешь, я никогда не была с ней близка, но увидев это неожиданное проявление доброты... да, меня это удивило. И я пропустила похороны, о чём теперь сожалею.

– Ты не знала. Не вини себя в этом.

Эсме встаёт и идёт прямо в мои объятия. Я прижимаюсь щекой к её животу, и мы обнимаем друг друга в течение долгого момента.

– Белла не будет знать, как ей реагировать, – усмехнувшись, говорю я.

Эсме мягко улыбается.

– Может, она наконец поймёт, что может тратить на себя деньги, не чувствуя себя виноватой.

– Пока не потратит всё на абсолютно бесполезные вещи.

На этот раз Эсме по-настоящему смеётся.

– Белла и безответственное поведение? Карлайл, эти понятия абсолютно несовместимы.

Она, как всегда, права.
 

Пока Эсме занимается вопросом наследства, мы пытаемся подобрать правильный момент, чтобы рассказать всё Белле. Мы решаем, что воскресное утро после экзаменов станет идеальным временем. Остальные всё ещё будут спать, а Белла просыпается рано.

Но когда в этот день мы с Эсме спускаемся вниз, то на кухне видим не только Беллу. Вместе с ней там Розали, и она выглядит настолько подавленной, что я сразу же тянусь к ней.

– Что происходит? Что случилось, дорогая?

– Ничего, – отвечает Розали, но её глаза красные и опухшие, и я не думаю, что она спала в эту ночь.

Я смотрю на Эсме и вижу, что она также не купилась на это. Краем глаза я замечаю, что Белла слегка подталкивает Роуз, словно поощряя её. На лице Розали появляется страх, после чего она глубоко вздыхает и кажется, берёт себя в руки.

– Мама, папа... я... я думаю, мне нужно кое-что вам сказать.

Я сразу же думаю о том, что она беременна или что-то в этом роде. Однако Эсме, кажется, не спешит делать какие-то предположения.

– Конечно, дорогая. Давай сделаем чаю, а затем сядем и поговорим. Ты ведь знаешь, что можешь всё нам рассказать.

Пока она набирает в чайник воду, я смотрю на Розали и Беллу. Понятно, что Белла знает, о чём с нами хочет поделиться Розали. Немного потерянный и, честно говоря, сильно взволнованный, я иду в гостиную и жду, когда они присоединяться ко мне.

Это не занимает много времени. Эсме устраивается рядом со мной на диване, поставив на стол поднос с напитками. И хоть я ценю этот жест, сомневаюсь, что в это утро кто-то из нас притронется к ним.

Розали садится в большое кресло, вероятно потому, что этот предмет мебели находится дальше всего от дивана. Белла устраивается на подлокотнике рядом с Розали, но не касается её. Однако поддержка, которую она оказывает, вполне ощутима, и когда Розали протягивает Белле свою руку, та, не задумываясь, принимает её.

– Ну, вы только... пожалуйста, не сердитесь, ладно?

Машинально мне сразу хочется ответить, что это зависит от того, что она собирается нам сказать, но я заставляю себя промолчать. Она явно чувствует, либо думает, что совершила серьёзную ошибку, и её желание поделиться с нами – уже огромный шаг. Видя её такой расстроенной, я понимаю, что просто не смогу злиться.

– Конечно, – говорит Эсме и придвигается к краю дивана, чтобы в поддержке коснуться колена Розали. – Дорогая, скажи нам, почему ты так расстроена.

Поначалу она только плачет. Белла сидит рядом, как молчаливый страж, держа Розали за руку и вручая ей бумажные салфетки.

– Всё хорошо, – говорю я. – Просто скажи нам. Избавившись от этого, ты почувствуешь себя лучше. – Не уверен, как буду чувствовать себя я, но я отец и мои эмоции не настолько важны.

И затем с большим трудом, очень медленно перед нами начинает разворачиваться история. Я помню вечер, о котором она сейчас говорит – это было приблизительно три года назад. Помню серебристое платье, которое она так хотела надеть на ту вечеринку. Эммет тогда был очень болен, и она отправилась на неё одна.

Также я помню, как сделал ей замечание, сказав, что по мне платье выглядит очень сексуальным. Она ответила, что я ничего не понимаю, и отказалась идти на вечеринку одетая как монахиня. Так она и ушла.

И теперь она рассказывает мне, что в тот вечер подверглась насилию со стороны группы людей. Что они грубо облапали её. Слава Богу, не изнасиловали. Я слегка давлю на Розали, желая убедиться, что она больше ничего от нас не скрывает.

Красный туман заволакивает всё перед моим взором, спина напрягается, и кулаки в ярости сжимаются.

Я встаю, чувствуя, как по венам струится гнев. Гнев на неизвестных мужчин, которые посмели коснуться моей дочери и совершили преступление, только потому, что она оказалась в неправильном месте в неподходящее время.

Белла также встаёт и, погрузившись в свои тревожные мысли, я не сразу понимаю, что она делает. Но её позиция уверена, лицо сурово – она стоит перед Розали, выставив перед собой руки и готовая защищать.

Страх исходит от неё волнами, и всё же она становится между мной и Розали. Она думает, что я сержусь на Роуз и хочет и готова её защитить.

– Нет, Белла, я сержусь не на Розали, – говорю я, делая всё возможное, чтобы мой голос прозвучал спокойно. – Пожалуйста, не думай так. Я зол на людей, которые это сделали.

Белла не двигается, хоть я вижу, как она дрожит. Она ни на миг не отводит от меня взгляда. Думаю, что впервые, она готова противостоять мне. Разве она не видит резкого контраста в том, что отказываясь бороться за себя, она готова рискнуть и принять на себя насилие, желая защитить того, кто ей небезразличен?

Мой разум быстро теряет всю логику, я больше не могу ни о чём думать. Я хочу подойти к плачущей Розали, но на моём пути стоит Белла. Если я отодвину сейчас Беллу, это не будет моим лучшим решением, но я могу думать только о том, что моей дочери причинили боль. Моей маленькой невинной девочке...

К счастью Эсме всё ещё может мыслить ясно. Она тоже встаёт и, опустившись перед Розали на колени, обхватывает её руки.

Я же хочу что-то разбить, предпочтительно лица тех мужчин.

Нет, я не могу думать об этом. Я не должен, если хочу сохранить здравомыслие.

– Почему ты не рассказала нам? – спрашивает Эсме. – Ты не должна была от нас это скрывать.

– Я так боялась, что вы разозлитесь, – плача, говорит она. – Вы говорили, что мне не нужно идти в этом платье... Во всём виновата только я.

О Боже, нет. Как она вообще может думать так? Я быстро подхожу к ней, желая оказаться как можно ближе. Белла блокирует мне путь.

Я должен восхититься её храбростью, несмотря на то, насколько в этой ситуации она неуместна. Никогда ещё она не стояла так близко ко мне, её глаза всматриваются в моё лицо, в поисках любых признаков гнева.

У меня нет времени успокаивать её. Мои действия будут говорить сами за себя.

– Пропусти, пожалуйста.

Но она не двигается с места. Её глаза расширены, видимо адреналин придал ей храбрости продолжать стоять на своём. В этот момент Розали поднимает взгляд и смотрит на меня.

– Всё в порядке, Белла.

Белла оглядывается через плечо и, обменявшись быстрым взглядом с Розали, вновь смотрит на меня. И только когда Розали слегка толкает Беллу, она отходит в сторону.

Я падаю перед Розали на колени.

– Роуз, что бы ты ни одела в тот вечер, боюсь, это бы всё равно произошло. Не вини себя. Я так злюсь на себя сейчас, из-за того, что сказал тогда. Ты не просила, чтобы это произошло, какое бы платье не надевала.

Слёзы катятся по её щекам, а глаза, в поисках заверения, жадно всматриваются в мои. Мне кажется, будто моё сердце сжато в железный кулак. Понимая, что все эти годы она хранила эту тайну, боясь рассказать нам... я чувствую, что подвёл её как отец.

– Иди сюда, – говорю я, протянув к ней руки. Мне нужно обнять её и почувствовать, что с ней всё будет хорошо. Она отвечает на моё приглашение и крепко обнимает меня, её тело всё ещё дрожит от рыданий.

После того, как Розали немного успокаивается, Белла уходит в кухню, чтобы вылить нетронутый остывший чай и заварить новый. Мы вытягиваем подробности из Розали, которая сидит между нами на диване. Теперь, когда она понимает, что никто из нас не сердится, выдаёт детали. Она знает имя одного из парней – Лонни – и помнит, как они выглядели.

Мы решаем съездить в полицейский участок Порт-Анджелеса и выдвинуть обвинение. Она хочет, чтобы их поймали, но понимает, шансы того, что их найдут – невелики. И всё же я рад, что она готова подать заявление. И так же как Белла помогла Розали рассказать нам свою историю, возможно, Розали станет примером для Беллы, чтобы решиться и засадить Стефана за решетку. Мне непонятно, почему до сих пор он не несёт никакой ответственности.

К полудню вниз спускается Эммет и находит нас всё ещё сидящих в гостиной. Одного взгляда, брошенного на Розали, оказывается достаточно, чтобы сделав два огромных шага, он оказался рядом с ней. Она встает, и он окутывает её своим объятием.

– Что случилось, детка? Ты в порядке?

– Теперь, да, – тихо отвечает она ему в грудь. – Я рассказала всё маме и папе.

Взгляд Эммета устремляется к нам, и в тот момент я понимаю, что конечно, ему было известно, что с ней произошло. И он также держал это в секрете, потому что она заставила его об этом пообещать.

Я киваю ему, надеясь передать, что мы не злимся, и он вновь сосредотачивается на Розали, пряча лицо в её волосах и крепко прижимая к себе. Его отчаянное желание защитить её кажется физически ощутимым. Мы с женой часто говорили о том, что Эдвард и Эммет пройдут через огонь, ели это будет значить, что они смогут защитить кого-то от зла. Элис не настолько неистова, но заботится о других не меньше. У неё просто огромное сердце.

После обеда Розали и Эммет уходят, чтобы подышать свежим воздухом, и Эсме спрашивает меня, не хочу ли я отправиться с ней на прогулку на пляж. Чтобы всё осознать ей нужно время, а её покрасневшие глаза говорят мне о том, что она борется с подступившими слезами.

Мы едем на первый пляж и гуляем в течение нескольких часов. Поначалу мы говорим, избавляясь от своего гнева, страха и сожалений. Ведь нам кажется, что как родители мы подвели Розали. Мы не знали и ничего не заметили. Розали сказала нам, что после случившегося у неё была рана на голове, а я даже не обратил внимания. Какой я после этого врач, и какой я после этого отец?

Мы с Эсме прощаем друг друга за то, что не увидели никаких признаков, но я знаю, пройдёт какое-то время, прежде чем мы сможем простить сами себя. Точно так же как и Белла, мы должны понять, что это произошло, и мы ничего не могли сделать.

Позже той ночью, когда Эсме, наконец, засыпает, я всё ещё лежу, глядя в потолок. Понимая, что через два часа мне нужно будет собираться на работу, я встаю с кровати и одеваюсь. Не особо задумываясь, куда иду, я оказываюсь в гараже, открывая дверь своего Мерседеса.

Какое-то время я просто бесцельно еду, ощущая, как моя нога всё сильней и сильней давит на газ. Я покидаю город и мчусь по пустынному лесу, по дороге, вьющейся через деревья.

Я не могу плакать, но мой гнев причиняет физическую боль. Моя дочь, моя чистая и невинная дочь... Я думал, что у меня получилось смириться с тем, что случилось с Беллой, но я просто не могу принять то, что произошло с Розали. Это разъедает меня изнутри, и я заставляю автомобиль ехать быстрее, словно он может увезти меня от гнева и боли.

Я бегу от силы своих эмоций и внезапно понимаю, почему Белла стремится хранить всё внутри себя.

Синие мигающие огни позади машины возвращают меня к реальности. Полиция. Здорово. Если у меня сейчас отнимут права, это станет идеальным завершением такого прекрасного дня, но я знаю, что виноват в этом только сам.

Я останавливаюсь на окраине дороги и, открыв окно, жду, когда ко мне подойдёт полицейский.

Коп светит фонариком в мою машину, а когда выключает его, я узнаю шерифа Свона.

– Спешишь, доктор Каллен? – спрашивает он, явно удивлённый.

– Прости, Чарли. Мне просто нужно было избавиться от своего гнева. Я получил сегодня... плохие новости.

– Надеюсь, не слишком серьёзные?

– Я не могу говорить об этом.

Чарли кивает.

– Всё нормально. Но ты ехал как маньяк.

Я вздыхаю, энергия сочится из меня как воздух из сдуваемого воздушного шара.

– Я знаю. И сожалею. Именно поэтому я здесь, а не в городе. Не хотел представлять никакой угрозы.

Он скрещивает руки на груди.

– Но мне придётся дать тебе предупреждение.

Это лучше, чем потерять права.

– Всё нормально.

– Хорошо. Документы, пожалуйста.

Я вручаю их ему, и когда шериф уходит к своей машине, понимаю, что мне нужно сосредоточиться на предстоящем дне. Я уже знаю, что часть работы мне придётся возложить на кого-то другого.

Чарли протягивает мне документы.

– Во сколько ты заканчиваешь сегодня работу?

– Часов в пять, если не произойдёт ничего чрезвычайного.

Шериф кивает.

– Зайди ко мне после работы. Я буду в офисе до десяти.

Я знаю, это не приглашение. На этот раз он спустил мне всё с рук, но хочет, чтобы я пришёл и объяснился, о чём, чёрт возьми, я думал, когда с бешеной скоростью мчался по дороге.

– Я приду, Чарли. Спасибо.

Он хмурится.

– Никогда не благодари меня за выполнение своей работы. – Затем выражение его лица смягчается. – Ты хоть в порядке? Выглядишь подавленным.

– Да, – неуверенно говорю я. – Слушай, мне надо возвращаться домой и готовиться к работе.

– Конечно. Только езжай осторожно, хорошо?

Я киваю и снова давлю на газ, но на этот раз еду строго придерживаясь ограничений скорости. Даже не знаю, как я мог так безответственно себя вести. Мне известно, что Эдвард склонен делать это время от времени, хоть никогда в этом не признается. Может, в конце концов, он унаследовал это от меня.

Вернувшись домой, я собираю вещи, которые пригодятся мне на работе и пытаюсь игнорировать ноющее чувство, что даже если я буду спасать чьи-то жизни, я не смог спасти свою дочь, когда она нуждалась во мне больше всего.