Пробуждение кажется восхитительным. Я в объятиях Эдварда, и хоть очень явно ощущаю то, что прижимается… ну, к области моих бёдер, я знаю, что он всё ещё спит и не чувствую никакой угрозы.
Я просто лежу, не двигаясь, наслаждаясь ощущением его рук, обнимающих моё тело. Моё лицо прижимается к его груди и кажется чудом, что в течение ночи мы оба совсем не двигались. Но, мы долго разговаривали, а сейчас ещё очень рано. Вероятно, я спала в течение нескольких часов.
Сон – это не то понятие, с которым знаком мой мозг. Думаю, мой внутренний будильник будет всегда велеть мне просыпаться раньше остальных.
Когда я немного двигаю головой, моя шея хрустит, протестуя из-за того, что я так долго не меняла положения. Хм. Возможно, я спала дольше, чем мне кажется.
Эдвард шевелится, а затем открывает глаза. Он выглядит восхитительно и, когда я смотрю на него снизу вверх, улыбается.
– Привет, – говорю я.
– И тебе привет, – отвечает он и, подняв руку, заправляет за ухо прядь моих волос. – Хорошо спала?
Я киваю, уголки моих губ приподнимаются в улыбке.
– Как же так получилось? – спрашивает он, указывая на положение наших тел.
Моё лицо краснеет, и я отвожу глаза. Он тихо смеётся и, наклонившись, целует меня в лоб.
– Я только «за», – говорит он. – Ты можешь делать это в любое время.
Мы лежим в постели, ведя непринуждённый разговор. Когда Эдвард говорит, что хочет, чтобы после окончания школы мы поступили с ним в один университет, я поддерживаю его мысль.
– Я рад, что Виктория и Джеймс уезжают сегодня, – говорит он после долгого молчания. – Мне тяжело с ними общаться.
– Мы с Викторией разговаривали на пляже, – говорю я ему. – На самом деле она хорошая. Просто всегда настороже.
– Как и ты?
Я киваю, желая уточнить, но в то же время, понимая, что это не моя история.
– Она была добра со мной, – говорю я, всё ещё немного удивлённая.
– Это хорошо. Ха, а Джеймс пригласил тебя на свидание.
– Я сказала ему «нет», – отвечаю я. Шок от того, что я смогла это сделать, всё ещё не прошёл.
– Хорошо. Я бы расстроился, если бы ты согласилась с ним встретиться.
– О чём ты, – говорю я. Разве я могла?
Эдвард пожимает плечами.
– А что? Я знаю, что не идеален. Только то, что я твой первый, вовсе не значит, что должен быть и последним, понимаешь?
Этими словами он признаётся в своей неуверенности, и я понятия не имею, как успокоить его, тем более что сама всё ещё борюсь с собственными чувствами.
– Не волнуйся, – наконец, говорю я. – Я хочу быть только с тобой.
Он глубоко вздыхает и улыбается.
– Хорошо. Я рад. Тоже самое касается и меня.
Когда я ловлю его взгляд, Эдвард оставляет нежный поцелуй на моих губах. Я расслабляюсь в его объятиях, наслаждаясь этим моментом.
Когда мы спускаемся вниз, оказывается, что Джеймс и Виктория уже уехали в Сиэтл. Это долгая поездка, я помню, как в прошлом году добиралась сюда из Сиэтловского аэропорта.
И мне грустно из-за того, что я не смогла поблагодарить Викторию за то, что она сказала мне.
Но выдвинуть обвинения… насколько я знаю, это ужасно. Это значит, что мне придётся при посторонних рассказать свою историю и не один раз. Отвечать на многочисленные вопросы о моём прошлом, подробно перед судьёй и присяжными. А Карлайл, Эсме, Эдвард и остальные услышат, что именно случилось со мной.
Это подразумевает наличие прокурора, который задавая вопросы, будет пытаться поймать меня на несоответствии и лжи. Это противостояние перед моим обидчиком и доказывание своей правоты.
Ох, и мне придётся сделать это дважды, ведь так? И как бы сильно я ни боялась, что Стефан может завести новых приёмных детей, выдвинуть обвинения – огромная проблема.
И даже в этом случае нет никакой гарантии, что его посадят за решётку. В конце концов, раздражающий тихий голос в моей голове всё ещё продолжает настаивать, что виновата во всём именно я, не они. Что хорошего в том, чтобы выдвинуть эти обвинения? Я смогу отпустить прошлое? Вряд ли. Это вернёт мне мою мать? Конечно же, нет.
– Всё, пойдём, – неожиданно говорит Эдвард, отвлекая меня от мыслей. Он доел свой завтрак и встаёт со стола, его взгляд устремлён на меня.
Я беру в рот последнюю ложку еды и отношу тарелку к посудомоечной машине.
– Вы куда? – спрашивает меня Эсме.
– Он не говорит, – отвечаю я, улыбаясь ей. – Я не знаю.
– Вы вернётесь к ужину? – тогда Эсме спрашивает Эдварда.
Он смотрит на меня, о чём-то задумавшись, после чего переводит взгляд на свою мать.
– Может и нет. Ты готова? – спрашивает он меня.
Я киваю и спустя несколько минут мы сидим в его машине. Проходит совсем немного времени, и я понимаю, что мы едем в Порт-Анджелес. Я ни о чём не спрашиваю его, вместо этого расслабляюсь и пытаюсь вести себя непринуждённо. Учитывая загадочную улыбку на лице Эдварда, я почти уверена, что мне понравится то, что он задумал.
Только после того как Эдвард паркуется в подземном гараже и открывает для меня дверцу, он посвящает меня в свои планы.
– Я подумал, что мы могли бы сегодняшний день провести как обычная пара, – говорит он и его глаза искрятся. – Мы можем делать всё что угодно, всё, что ты захочешь. Здесь много музеев, в которых, я уверен, ты ещё не бывала, или мы можем просто пройтись по магазинам или приобрести книги. Что угодно.
– Что угодно? – неуверенно спрашиваю я.
– Что угодно, – повторяет он, после чего начинает напевать песню из Оливера Твиста.
Я, смущаясь, отвожу взгляд, и он смеётся. Затем берёт мою руку и наши пальцы переплетаются.
– Пойдём. Куда сначала?
Эдвард ведёт меня в музей современного искусства, и мы оба приятно удивлены увиденным. Экскурсовод – женщина средних лет – с явным удовлетворением отмечает, что молодые люди проявляют интерес к коллекции. Эдвард задаёт с десяток вопросов, и женщина отвечает на все, а её глаза излучают энтузиазм.
На выходе мы заходим в магазин при музее. Мой взгляд падает на книгу, заполненную красочными фотографиями предметов искусства. Не успеваю я моргнуть, как Эдвард покупает мне эту книгу. И заплатив, вручает мне пакет.
Он смеётся, увидев моё недоумённое выражение.
– Ты – моя девушка. И заслуживаешь подарков.
Он хитрый, потому что знает – я не стану выступать с протестами в общественном месте.
Эдвард самодовольно улыбается и протягивает руку.
– Куда теперь?
Мне очень трудно решить куда пойти, и не только потому, что я понятия не имею, на что здесь стоит посмотреть. Поэтому Эдвард берёт инициативу на себя, в то же время, не позволяя мне думать, что вовсе не я контролирую этот день. И помимо этого, кажется, он поставил для себя цель – заставить меня смеяться.
Когда мы проходим мимо оптики, Эдвард спрашивает меня, не против ли я зайти туда, потому что он хочет себе солнцезащитные очки. Я киваю и следую за ним.
Он примеряет несколько моделей, каждый раз интересуясь моим мнением. Девушка за прилавком пытается внести свои предложения, но она не видит, что на самом деле подходит Эдварду, или, возможно, мне так только кажется.
— Что скажешь об этих? – спрашивает Эдвард, примеряя Ray-Ban.
«Прекрасно», – знаками изъясняюсь я. «Лучшие из всех». И самые дорогие.
Эдвард поворачивается к зеркалу. Он вскидывает подбородок и в притворном высокомерии поднимает воротник. Я молча посмеиваюсь, наблюдая за его выходкой.
– Хорошо, тогда эти, – говорит он продавщице. Она улыбается и быстро проверяет, необходимо ли подправить оправу, чтобы та идеально подходила ему. Когда она уходит в заднюю часть магазина, Эдвард снова поворачивается ко мне. – Хочешь себе очки?
Я качаю головой, глядя на ценники.
– Да, ты хочешь, – решает он за меня и улыбается. – Сейчас подберём.
Когда продавщица возвращается с солнцезащитными очками для Эдварда, он как раз находит то, что, по его мнению, я должна примерить. Он вручает мне очки. Я смотрю в зеркало, как всегда с неприязнью глядя на отражение своего лица.
– Что скажешь? – спрашивает меня Эдвард, встав позади и встретившись в зеркале с моим взглядом.
Я немного наклоняю голову, пытаясь решить, нравится мне это или нет.
– Оправа немного великовата для неё, – говорит продавщица. – Вот уменьшенная версия.
И она передаёт очки Эдварду. Я ненадолго закрываю глаза, не зная, должна ли я раздражаться этим фактом или нет. Мне хочется просто уйти, но опять же, я привыкла к тому, что люди обращаются со мной так, словно я не имею никаких прав и всё только потому, что я не говорю.
– Вы можете дать их ей, – говорит Эдвард, явно немного обиженный.
Леди кивает.
– Конечно. Простите меня. – Она протягивает мне очки, и я примеряю их. Они идеально мне подходят, и смотрю вверх, встречая взгляд Эдварда в зеркале.
– Тебе нравится? – спрашивает он.
Когда я киваю, он улыбается.
– Хорошо. Тогда покупаем!
Он расплачивается за обе пары, хоть я и тяну его за рукав, пытаясь остановить. Ухмыльнувшись, он наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
– Я называю это первым официальным днём, когда я балую Беллу. Привыкай. Думаю, такое теперь будет происходить на регулярной основе.
Я пытаюсь придумать ответ, но выражение его глаз подсказывает мне, что это бесполезно. С трудом подавив вздох, я смиряюсь с этим и принимаю его второй подарок за день.
Эдвард всё ещё самодовольно улыбается, прогуливаясь со мной по торговому центру. Он показывает, какая одежда ему нравится, и какие вещи он хотел бы видеть на мне.
В какой-то момент он отмечает в витрине магазина очень красивый элегантный топ.
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы носить что-то подобное? – спрашивает он меня, когда я даю понять, что топ мне тоже понравился.
Я качаю головой.
– А для меня? Ты показала бы его мне?
Я хмурюсь. А какой в этом смысл? Какой смысл покупать одежду, которую я надену только для того, чтобы показаться в ней Эдварду?
Он внимательно смотрит на меня, после чего явно принимает решение.
– Возможно со временем. Но я хотел бы видеть тебя в чём-то ещё, кроме толстовок с капюшоном.
Поскольку вокруг нас не очень много людей, я могу говорить.
– Почему?
– Потому что ты – красивая девушка, которая заслуживает красивой одежды.
Когда я открываю рот, чтобы возразить ему, он заставляет меня замолчать – чем безумно шокирует – целуя, прямо посреди торгового центра.
Он отпускает эту тему и, ещё немного походив по магазинам, мы идём в маленькую закусочную с видом на гавань.
Ещё слишком прохладно для того, чтобы сидеть на улице и Эдвард находит нам столик у окна, заказывает для нас обоих горячий шоколад, не обращая внимания на взгляд официантки, удивлённой тем, что в конце весны мы выбрали себе зимние напитки.
Мы сидим в уютной тишине и, не сдержавшись, я начинаю листать книгу, которую Эдвард купил мне при музее и рассматриваю фотографии.
Я спокойна и знаю, что Эдвард одержал безоговорочную победу в той цели, которую, я уверена, он поставил себе сегодня: заставить меня почувствовать себя обычной девушкой, которая проводит день со своим парнем.
Мой парень… одна лишь только эта мысль заставляет меня покраснеть.
– Мне всё ещё нужно придумать, как тебя называть, – сообщает мне Эдвард после того, как официантка приносит нам наши напитки.
Не сдержавшись, я показываю ему язык, и Эдвард смеётся. Поначалу я думаю, что он решил оставить эту тему, но сделав ещё один глоток своего горячего шоколада, он снова смотрит на меня.
– Я могу называть тебя Беллс, или Белл?
Я вскидываю бровь, и небольшая часть моего разума упивается тем, насколько непринуждённо я веду себя с ним, даже в таком общественном месте.
Эдвард усмехается.
– Нет?
Я морщу нос, больше наслаждаясь своей новооткрытой свободой в его присутствии, чем чем-либо ещё. Эдвард, кажется, одобряет моё поведение. На самом деле, его улыбка становится шире.
– Хорошо, значит, не Белл. Может, тогда Бу (п.п. – молчунья)? Или красотка?
Он меня дразнит, я это знаю, но мне так же весело, как и ему.
– Белла Бу. Не плохо.
Я качаю головой, подавляя улыбку. Если он начнёт называть меня Бу, то я буду звать его Эдди. Посмотрим, как долго он продержится.
– Хм, – говорит он и, задумавшись, поглаживает подбородок. – Honeypie (медовый пирог)? Honeybun (медовая булочка))? Laneypoo?
Laneypoo? Что это за слово? Я приоткрываю рот, и он смеётся над моим недоумённым выражением.
– Я мог бы называть тебя Бабочкой, – продолжает он, спустя мгновение. – Потому что ты изменяешься. Или Papillon, что по-французски означает бабоч…
– Никакого французского, – перебиваю его я, нарушив собственное правило никогда не говорить на публике.
Он всматривается в моё лицо.
– Почему нет? Это – красивый язык.
Я опускаю взгляд. Певучий голос Лорана в моей голове по-французски говорит мне, что я всё делаю неправильно. Я быстро научилась понимать смысл того, что он произносил.
Эдвард возвращает меня обратно в настоящее, положив свои руки поверх моих.
– Лоран говорил по-французски, – шепчу, всё ещё глядя на стол. – Он… – я замолкаю, не в силах признаться. – Я ненавижу этот язык.
– Хорошо, никакого французского, – серьёзным голосом говорит Эдвард. Светлая атмосфера резко упала, и я чувствую, как напряжение вновь заползает на мои плечи.
– Тогда придумаем что-то другое, – продолжает он, пытаясь поднять нам настроение. – Warrior (воин)? Нет, Worrier (человек, мучимый сомнениями), – говорит он, подмигнув, и лёгкая улыбка приподнимает уголки моих губ.
– Будете ещё что-то пить? – спрашивает официантка, подойдя к нашему столику.
Я даю Эдварду понять, что хотела бы чаю, и плюс к этому, он заказывает для себя газированной воды. Когда официантка уходит, Эдвард снова смотрит на меня.
– Ты – боец, – говорит он. – Я пытаюсь найти что-то такое, что было бы созвучно с этим.
Он придумывает мне новые прозвища, и они кажутся мне всё более смешными. Я забываю о своём недавнем напряжении и снова расслабляюсь. Когда Эдвард смотрит на меня, я краснею под его проницательным взглядом.
– Думаю, я нашёл, – говорит он, наконец. – Думаю, мы должны назвать тебя Bruiser (качёк, вышибала, боец-профессионал).
Из меня вырывается смех, быстрый и резкий, и я думаю, что все в кафе услышали его.
На ужин мы останавливаемся в уютном ресторане, и Эдвард упорно старается отвлечь меня настолько, чтобы я смогла поесть. Тёплое неясное чувство, которое я испытываю, оказавшись с ним рядом, разрастается до настоящего жара, которым охвачено всё моё тело.
Падение. Я гибну из-за него, и мне нравится каждая секунда этого.
– А вот и вы, – говорит Эсме, когда мы возвращаемся домой и заходим в гостиную. – У вас был хороший день?
Я на секунду встречаю взгляд Эдварда, и мы оба усмехаемся.
– Да, – отвечаю я.
– Что вы купили? – спрашивает она, кивая на пакеты, которые мы с Эдвардом держим.
– Я купил Белле несколько подарков, – говорит Эдвард, словно в этом нет ничего особенного.
– Правда? О, это так мило. И что ты получила? – нетерпеливо спрашивает меня Эсме.
Несмотря на то, что она явно рада, я всё ещё колеблюсь перед тем, чтобы показать ей свои подарки – солнцезащитные очки, книгу из музея и красивый шарф, который мне приглянулся в одном из магазинов и который Эдвард мне сразу же купил, несмотря на то, что этот шарф мне не нужен.
У меня никогда не было много личных вещей и те, к которым я была особо неравнодушна, мне приходилось тщательно оберегать. Лоран просто обожал отнимать у меня то, к чему я проявила симпатию.
Но Эсме восторженна. Она хочет, чтобы я показала ей очки и шарф, и внимательно рассматривает книгу из музея.
– Как же так получилось, что мой сын водит тебя по музеям, а мы с Карлайлом – нет? – задаётся вопросом она.
Я не знаю, что ответить на это, но её лицо по-прежнему выражает лишь доброту, поэтому я только пожимаю плечами.
Что за день. Какая великолепная доза нормальности, которую я так долго жаждала. Чувствуя себя довольной и уверенной, я спрашиваю у Эсме разрешения отправиться на небольшую пробежку.
– Я останусь на дороге, – говорю я ей, надеясь, что она отпустит меня.
Эсме смотрит на часы.
– Ладно, но возьми с собой телефон. В нашем районе чужих почти не бывает, но на улице уже темно.
Я киваю, радуясь тому, что она отпустила меня. Она не выглядит слишком обеспокоенной, и я надеюсь, что она считает мою пробежку достаточно безопасной.
Быстро переодевшись в спортивную одежду, я сбегаю по лестнице, прежде чем кто-либо смог остановить меня. После того, как я провела целый день среди других людей, с нетерпением жду как самой пробежки, так и возможности какое-то время побыть одной.
В этот раз я не заставляю себя переусердствовать, но с радостью понимаю, что расстояние, предписанное моим графиком сегодня преодолеть немного легче. Получается, можно довольно быстро обрести некую выносливость. Хорошо знать. Я боялась, что будет намного тяжелее.
В конце дороги я поворачиваю назад. Возвращаясь обратно, я замедляю темп, прислушиваясь к звуку своих шагов по мелкому гравию дороги и интересуясь, смогу ли я купить себе что-то вроде плеера. Если я буду бегать на более длинные дистанции, мне хотелось бы при этом слушать музыку.
Я чуть не упускаю тихий звук, заглушённый моими шагами, но когда останавливаюсь, слышу его снова.
Это жалобный звук, настолько тихий, что я едва его слышу, и источник находится где-то за деревьями.
Я не решаюсь – я понятия не имею, кто издал этот звук. Может, это брачный зов ежа. Но затем я слышу его снова, и он так печален, что я хочу найти источник.
Включив фонарик на телефоне, я направляю луч света на деревья. Сначала я ничего не вижу, и начинаю думать, что просто ослышалась. Но после замечаю движение на земле, просто малейший сдвиг в тени, и наклоняюсь.
Котёнок. Наполовину скрытый под подлеском, сидит котёнок. Его мяуканье разбивает мне сердце, и он настолько мал и слаб, что не может даже уклониться от меня.
Я осторожно подползаю чуть ближе и осматриваюсь по сторонам, пытаясь найти мать котёнка. И шокировано вздыхаю, заставив животное испуганно зашипеть, когда вижу мёртвое тело взрослой кошки недалеко от места, где он прячется. Ещё один маленький котёнок лежит рядом с матерью, но никаких сомнений, что оба животных мертвы.
Котёнок снова мяукает, издавая хриплый звук.
Не зная, что делать, я опускаюсь на колени. Я не могу оставить это крошечное животное в лесу. Он, конечно же, умрёт: либо от голода, либо от нападения хищников. Но также я не могу взять его с собой. Я уверена, что Карлайл и Эсме не одобряют домашних животных, иначе они были бы у них, верно?
Кусая губу, я пытаюсь найти решение. И пока я сижу там, задумавшись, котёнок медленно подползает ко мне, ставит крошечную лапку на моё колено и плачет.
Ах, пропади оно всё пропадом. Я не могу оставить его здесь. Я буду практически умолять Эсме позволить мне оставить его на одну ночь, чтобы завтра утром я смогла отвезти его в приют. По крайней мере, на это ей придётся согласиться, верно?
Боже, вся уверенность в себе, которую я обрела в течение этого дня, тает словно дым, когда я беру на руки этот крошечный комочек меха. Он такой худенький – лишь кожа и кости, а также крохотные коготки, которые сразу же цепляются за мою одежду, словно от этого зависит его жизнь.
Не обращая внимания на грохочущий стук сердца, я возвращаюсь к дому. Котёнок свернулся у меня на груди и даже не пытается убежать. Интересно, как давно он родился. Судя по всему ему не больше четырёх недель, а значит, ему необходимо правильное питание. Если он вообще выживет.
Не колеблясь, я поднимаюсь по дороге к дому. Иногда лучше всё сделать быстро, пока не начнёшь слишком сильно беспокоиться.
При свете дома, я вижу, что у котёнка тёмно-серая шерстка. Глаза, хоть и очень больные, кажутся жёлтыми и просто огромными.
Прижимая дрожащее животное к своей груди, я открываю дверь и захожу в дом.
Эсме сидит в гостиной и читает, поэтому не сразу замечает, что я стою перед ней. Увидев меня, она начинает улыбаться, но её улыбка исчезает, когда она видит то, что я держу.
Её глаза поднимаются и встречают мои.
– Объясни.
В её голосе только доброта и в этот момент, это намного больше, чем я смела надеяться.
– Я нашла его возле дороги, – шепчу я. – Его мать и ещё один котёнок мертвы. – Я колеблюсь. – Пожалуйста, можно я отнесу его в приют завтра? Он умрёт, если останется в лесу.
Эсме откидывается на спинку кресла и, задумавшись, медленно вздыхает.
– Приют, – говорит она, скорее утверждая, чем спрашивая.
– Пожалуйста?
И, о ирония, должно быть это первый раз, когда я о чём-то её прошу.
Скрестив руки на груди, Эсме, кажется, пытается принять решение. Прямо в этот момент по лестнице спускаются Элис и Джаспер. Увидев, кого я держу в руках, Элис визжит, заставив меня вздрогнуть.
– Ты нашла его? О, Боже, он такой хорошенький!
Котёнок, проснувшись от звонкого голоса Элис, когтями цепляется за мою одежду и жалобно мяукает, его тихое шипение скорее очаровательное, чем угрожающее.
Элис, не колеблясь, гладит котёнка за ушками. Затем поворачивается к Эсме.
– Ты ведь собираешься позволить нам оставить его, правда? Правда?
Оставить… О, чёрт, а я даже не смела надеяться на это.
– Из-за чего здесь такая шумиха? – спрашивает Карлайл, выйдя из библиотеки с книгой в руках.
– Белла нашла котёнка, – говорит Элис радостно. – Она может оставить его? Пожалуйста?
Карлайл выглядит растерянным, его взгляд смещается с дочери на меня, а затем на котёнка, которого я держу в руках.
– Нашла его, правда? Где?
Я сглатываю снова и снова, но не могу выдавить из себя ни слова.
– На подъездной дороге, – наконец, отвечает за меня Эсме. Её голос спокоен.
– Только до завтра, – говорю я ей. – Ведь кто-то поможет мне отвезти его в приют?
Краем глаза я вижу, что Карлайл хмурится. Он стоит за диваном, на котором сидит Эсме, положив руку ей на плечо.
– Разве ты не хочешь оставить его? – спрашивает Карлайл.
Я опускаю взгляд на серого котёнка, который уже нашёл в себе немного мужества и осматривает комнату.
– Я ожидала умоляющих криков и истерики, – когда я молчу, с озорством замечает Эсме.
Я не смею просить о том, чтобы они позволили мне оставить его. Конечно я этого хочу – а кто бы не хотел? – но будет лучше, если я не буду этого делать. Ведь это именно то, что они с лёгкостью смогут у меня отнять.
– Я могу устроить это, – говорит Элис в ответ на замечание Эсме. – Абсолютно. Если именно это, что требуется.
На мгновение я задумываюсь, станут ли Карлайл и Эсме рассматривать вопрос о том, чтобы оставить котёнка Элис, поскольку она не скрывает тот факт, что этого хочет.
Я глажу котёнка, думая о том, как хорошо было бы иметь что-то ценное – то, что я действительно могла бы назвать своим. Когда я снова смотрю на Карлайла и Эсме, выражение их лиц поменялось, и я не могу их понять.
Я неумолима сама к себе.
– Только до завтра, – говорю я Эсме. – Сегодня я найду адрес приюта.
– Неужели ты настолько готова отпустить его? – спрашивает Эсме.
– Нет, – честно отвечаю я. – Если вы не против, я оставлю его себе.
Последовавшая тишина кажется напряжённой и, пытаясь отвлечься, я снова смотрю на котёнка. Я знаю, что мне будет трудно отпустить его, но в то же время я уже смирилась с этим фактом. Я не жду, что мне позволят иметь что-то вроде этого.
– Думаю, ему нужно придумать имя, – неожиданно говорит Карлайл, и я так быстро поднимаю взгляд, что чуть не теряю равновесие.
Элис визжит, и мы с котёнком вздрагиваем, но я продолжаю смотреть в бесконечно доброе лицо Карлайла.
– Леди, назовём её Леди, – нетерпеливо говорит Элис. – А если это мальчик, тогда – Джеймс.
– Никакого Джеймса, – говорит Джаспер. – А вот граф Хвостов звучит прикольно.
Но я больше не слышу их обсуждения, поскольку слишком занята тем, что смотрю на Карлайла и Эсме, пытаясь понять, серьёзно ли они относятся к тому, чтобы оставить котёнка.
– Но ты сама будешь заботиться о нём, – говорит Эсме. – Завтра мы сможем пойти к ветеринару и купить то, что тебе нужно. Я не буду убирать лотки.
– Конечно, нет, – шепчу я, мой голос охрип от эмоций.
Она осматривается по сторонам.
– Бедная моя мебель, – вздыхает она, но это звучит не очень серьёзно.
– Вы уверены? – шепчу я, и она улыбается.
– Да, милая, мы уверены.
– Так как ты его назовёшь? – спрашивает Карлайл.
Я смотрю на такого маленького и такого серого котёнка, с его крошечными ушками и больными глазками. Тонкий хвостик торчит вверх и каждый раз, когда котёнок хрипло мяукает, показываются маленькие зубки.
– Дымок, – шепчу я. – Я назову его Дымок.