Глава 2. В пути

BPOV

Будь Эдвард Каллен спикером Палаты представителей, рейтинги C-SPAN увеличились бы в геометрической прогрессии.

Забудьте о «Морской полиции» (прим. пер.: сериал «Морская полиция: Спецотдел» (англ. NCIS, Navy NCIS: Naval Criminal Investigative Service; Navy NCIS) - современный американский телесериал, посвящённый деятельности спецагентов федерального агентства, по расследованию преступлений при Министерстве военно-морских сил США), или о любом другом шоу, которое находится на верхушках рейтингов, любое шоу в прайм-тайм захотело бы увидеть в своей передаче Эдварда Каллена, сохраняющего порядок в Палате, регулирующего основы законодательства и выглядящего чертовски горячо в костюме.

Вы бы хотели, а?

Черт, я бы ради него даже в демократы перешла.

Хотя вообще-то нет, не перешла бы.

Но, по крайней мере, я об этом задумалась на секундочку, а это большое признание для меня: той, чей отец является ключевой фигурой среди республиканцев на Холме (прим. ред.: имеется в виду Капитолийский холм, где располагается Капитолий – здание Конгресса).

Я пыталась понять, как Эдварду удается быть таким горячим. Я имею в виду, мы с ним пересекались несколько раз за эти годы. Он всегда выглядел как подросток, и с возрастом стал ещё привлекательнее – конечно же, вот о чём я думала, когда столкнулась с ним на Капитолийском холме. Но сейчас он не просто красавчик. Он – абсолютно чертовски ослепителен! Он утратил свой мальчишеский облик, которые некоторые мужчины сохраняют и в двадцать лет. Неудивительно, что он так и лучится уверенностью. Возможно, это и помогло Калленам выиграть выборы 2008 года, когда демократы вернулись в Белый Дом, контролируя к тому же и Палату Представителей.

Я находилась в этом поезде уже минут 30 и умирала от желания встать и пойти на его поиски, чтобы снова с ним пообщаться.

Я сказала себе оставаться на месте. И ещё я сказала себе, что обычный человек счёл бы меня психически ненормальной потому, что я предполагала, что на C-SPAN кто-то вообще может выглядеть сексуально.

Эти люди никогда не встречали Эдварда Каллена.

Я пыталась отвлечь себя, читая бесплатную газету «The Washington Post», которую выдали сегодня всем пассажирам бизнес-класса. Так уж случилось, что в сегодняшнем выпуске красовалась фотография моего отца под заголовком «Республиканцы против повышения налогов на имущество». Это не самый оригинальный заголовок, но по крайней мере, фотография хороша. Это был снимок с помощником сенатского большинства «Кнутóв» (прим. пер.: Основной  функцией  большинства и меньшинства «Кнутов» является сбор голосов по основным вопросам) Бобом Ньютоном перед Расселовским офисным зданием Сената.

Я читала статью о предполагаемом росте налогов, и это напомнило мне о том, что я не должна фантазировать об Эдварде Каллене. Я должна прекратить мечтать о нем в костюме.

Или без костюма, если на то пошло.

Судя по всему, его мать – спикер Палаты – видавшая виды подлиза, раз уж убежденные сенаторы-республиканцы не в состоянии позволить себе разозлить избирателей левого толка.

Она бы их любила, отыграй демократы Сенат на следующих промежуточных выборах, верно?

Излишне говорить, что мой отец терпеть её не может.

Однако у неё очень красивый сын!

В этом поезде только три вагона бизнес-класса, и в этом Эдварда не было. Я избегала его, когда все садились в поезд. Наверное, он в первом вагоне, через один после вагона-ресторана впереди.

В конце концов, мне придётся встать и пойти в вагон-ресторан, чтобы поесть. Сейчас ещё рановато, чтобы пойти за кофе и закусками, но позже мне придётся прогуляться по поезду. И если вдруг я столкнусь с Эдвардом, будет невежливо не поговорить с ним. Побочный эффект словесного спарринга с ним состоит в том, что мне придётся смотреть на него. Хотя не поймите меня неправильно, так как я всё равно попытаюсь сбить с него спесь.

Примерно час спустя, полностью прочитав газету, я поднялась со своего места и стала пробираться к вагону-ресторану. Так как я знала, что Эдварда нет в этом вагоне, я прошла мимо всех и направилась прямо к выходу из этого вагона в следующий. Я открыла дверь во второй вагон бизнес-класса и сказала себе действовать уверенно и невозмутимо.

Это действительно несправедливо, что он – из соперничающей политической династии!

Несмотря на то, что ни один из кланов не вырастил президента, было совершенно ясно, что оба – мой отец и его мать – положили глаз на эту должность. Конечно же, Эсми Каллен не может баллотироваться кандидатом от Демократической партии до тех пор, пока Президент Баннер не сойдёт со сцены.

Исторически сложилось так, что Каллены держали больше мест в конгрессе, но у Свонов было больше губернаторских должностей и назначений в кабинеты. Обе наши семьи по сбору средств – тяжеловесы, с внушительным состоянием и огромным влиянием внутри своих политических партий.

Однако я слышала, что из всех Калленов Эдвард наименее политически активен. Он показывался только на ключевых встречах демократов, или на сборе денег, но не более того. Это немного странно. На Холме поговаривали, что он слишком чувствительный, чтобы баллотироваться в президенты, видимо, не хватает амбиций, в отличие от его волевой матери. Может быть, он просто выжидал подходящего момента, чтобы удивить Америку своим выходом на политическую арену.

Эдварда не оказалось и во втором вагоне. Когда я добралась до двери в первый вагон бизнес-класса, я почувствовала укол совести.

Эдвард – не вещь.

Он – личность, довольно-таки умный парень, а если я правильно помню, я увлеклась им сегодня утром только из-за его внешности. Преследовать его вот так немного тщеславно и незрело. Я не подросток. Возможно, мне просто следует развернуться и пойти обратно на свое место.

Но опять же, полагаю, я не смогу оценить его как личность, пока не поговорю с ним. Я должна поговорить с ним: прошли годы с тех пор, как мы общались должным образом. Разговор с ним поможет мне объективно его оценить. Наверное, смогу удостовериться в том, что у нас нет ничего общего, тем самым, подтвердив, что увлечься им – напрасные двухпартийные грёзы.

Невероятно чертовски жаркие грёзы, но, тем не менее, всего лишь грёзы.

Я всматривалась в окно двери. Эдвард, должно быть, почувствовал, потому что обернулся и посмотрел на заднюю часть вагона. Он заметил меня и ухмыльнулся, прежде чем развернуться обратно.

Теперь у меня не было другого выхода, кроме как войти в вагон, потому что он уже увидел меня. Я ударю лицом в грязь, если я сейчас поверну назад.

Я быстро открыла дверь и прошла по вагону, чтобы мигом добраться до его места у прохода.

– Я тебя не преследую, Каллен! – сказала я ему, поворачиваясь к нему лицом, и показала назад на вагон-ресторан. – Я устала, и мне нужна чашка кофе.

Самодовольное выражение на его лице показало, что он был уверен в обратном.

– Тогда приятно тебе провести время со своим безалкогольным напитком, – откликнулся он с довольной ухмылкой, прежде чем снова перевёл свой взгляд на ноутбук.

Он что, собирался меня игнорировать?

Что ж, я не могла этого допустить, или могла?

Я не уйду. Я воспользуюсь моментом, чтобы поглазеть на него. Он снял своё пальто: светло-голубая рубашка, которую он носил застёгнутой на все пуговицы, сделала его внешность чертовски привлекательной. Он даже закатал рукава, поскольку в поезде было тепло.

– Могу ли я тебе чем-нибудь помочь, Изабелла? – спросил он, не прекращая печатать.

– Просто интересно, над чем ты работаешь, – ответила я, слегка отступая назад, чтобы посмотреть на экран его компьютера. – «Лемон против Куртцман». Странно. Я думала, ты учился на факультете международных отношений.

Дело Лемона, рассматривавшееся в Верховном суде в семидесятых, затронуло Первую поправку и отделение церкви от государства. Оно выявило трёхцелевой способ проверить наличие правовых обязательств.

– Это не для магистратуры, – объяснил он, всё ещё не глядя на меня.

– Ты пишешь статью?

– Пытаюсь.

– Пытаешься? А в чём проблема? Недостаточно осведомлён о Лемоне?

Он сделал паузу, прежде чем наконец-то посмотреть на меня своими красивыми зелеными глазами. Он, наверное, понял, что я просто пыталась продолжить нашу беседу.

– Я многое знаю о Лемоне, – уверил он меня.

Я выгнула бровь.

– Ну, а я – студентка юридического факультета, и вероятно, знаю больше, чем ты. Я хорошо знакома с этой темой.

– Продолжай, воспользуйся случаем, чтобы процитировать Ренквиста и Скалиа (прим. пер.: известные американские юристы). Уверен, сгораешь от нетерпения, – предположил он по-доброму.

Я положила руку на сердце, которое билось быстрее, чем обычно, только оттого, что я находилась рядом с ним, и начала цитировать судью Скалиа:

– «Подобно упырю из ночного ужастика, который периодически засиживается на своей могиле и волочит ноги вне её, после повторного убийства и погребения...»

– «...так же и Лемон преследовал Пункт о запрещении конгрессу издавать законы, учреждающие государственную религию в нашем законодательстве, снова и снова... Это так напугало нас и нашу общественность, когда мы пожелали это сделать, что мы смогли управлять «возвращением тьмы» по нашему усмотрению. Когда мы пожелаем свалить установленный порядок, а это запрещено, мы воспользуемся этим, когда мы пожелаем поддержать установленный порядок, мы на это не обратим совершенно никакого внимания», – закончил он (прим. пер.: Среди судей Верховного суда США широкую известность получили особые мнения судьи Скалиа благодаря его независимой позиции, стремлению максимально эксплицировать свое «я». Высказывания отличаются ярко выраженной индивидуальностью и эмоциональностью, открытым выражением личностного начала. Для его высказываний характерны яркость формулировок, эмоциональность, независимость суждений, с помощью которых субъекты привлекают внимание адресата, пытаются воздействовать на его политические, правовые, идеологические убеждения).

Он не читал с экрана.

Да, у него определенно есть мозги.

Я помахала на себя и притворилась, что невероятна утомлена.

– Ничего себе, нет ничего горячее, чем видеть либерала, цитирующего консервативного судью наизусть.

На самом деле я пялилась на его рот. Я ударила себя по губам, задумываясь о том, каково это – целовать его. Он видел мою реакцию на него и не смог удержаться от соответствующего непристойного намека:

– Возможно, тебе не нужно пить эту чашку кофе, раз ты и так сексуально возбуждена, Изабелла.

– Это ты ранее предложил мне снять футболку, – ответила я.

– Нет, – поправил он меня. – Я тебе этого не говорил. Я сказал, что ты должна чувствовать себя свободно. Это – разные вещи. Если ты хочешь снять футболку ради меня, тогда – вперёд.

– Я уверена, что ты этого хочешь, не так ли? Ты опять представлял меня топлесс? – спросила я. Я дотронулась до столика, на котором расположился его ноутбук. – Ну, разве ты не везунчик, потому что этот столик скрывает твои колени?

Эдвард откинулся на спинку кресла, уверенный, что выйдет победителем в этом обмене любезностями.

– Позволь мне заверить тебя. Если бы под этим столом было что-то интересное, я бы обязательно поделился этим с тобой.

Ох! Это было непристойно.

Он понял меня. Моя песенка была спета. Теперь он пялился на меня своими зелёными глазами. Это нечестно, что он обладает таким оружием. Эти глаза совершенно обезоруживали.

– Наверное, мне следует пойти выпить свой кофе, – еле промолвила я, стараясь скрыть то, насколько я была возбуждена.

– Не скучай там!

Я поспешно ретировалась и вошла в вагон-ресторан, чтобы купить чашечку кофе.

Присев за барную стойку, здесь было не очень много народу, я попыталась вернуть себе самообладание. Кофе был слабым, но мне было все равно. Я пила его, глядя в окно на снегопад.

Мне не следовало пытаться флиртовать с Эдвардом, но прошло больше полугода с тех пор, как я в последний раз трахалась, так что я была сексуально не удовлетворена. В любом случае, флиртовать с кем-то, кого я не смогу поиметь – это самая иррациональная вещь, которую я когда-либо сделала. Хотя, делать то, что ты не должен делать невероятно возбуждает.

Мой кофе-брейк прервался, когда мне позвонил мой брат Эмметт.

– Уже соскучился? – спросила я вместо приветствия.

– Да, – сказал он убедительно.

– Лжец.

Он фыркнул.

– Ладно, я звоню тебе, потому что хочу спросить кое о чём. Сейчас мне кое-кто звонил. Только не заводись.

– Продолжай.

– Мне позвонила Розали Хейл...

– Пожалуйста, не говори мне, что ты звонишь, чтобы спросить разрешения с ней встречаться. Тебе тридцать лет. Делай что хочешь, – ответила я слегка раздражённо.

– Так и знал, что ты рассердишься, – жёстко сказал он мне. – Поскольку вы с Джаспером снова ещё не сошлись. Я не хотел, чтобы это выглядело странно. В смысле, не хочу торопить события, но я бы хотел это согласовать с тобой.

– Даю зелёный свет. Мы с Джаспером расстались. Навсегда!

Честно говоря, мы не очень красиво расстались. И я рада, что Джаспер уже закончил обучение в Йеле, так как он был на год старше меня.

Я лучше буду страдать от сексуальной неудовлетворённости, чем пытаться вернуть те отношения.

Чёрт... Я бы предпочла удовлетворять себя сама, представляя Эдварда Каллена, чем вернуть те отношения.

– Идёт, в следующий раз приведу Розали на ужин, когда она будет в Вашингтоне, – сказал Эмметт.

Эмметт живёт в Вашингтоне, потому что работает на отца. Мама устроила сцену, когда узнала, что мы вчетвером не сможем отпраздновать Рождество дома в Филадельфии, и именно Эмметт смог её убедить, что папе действительно необходимо быть на работе, даже если Конгресс не вернётся с каникул до января.

– Рада за тебя, братишка. Думаешь, сможешь её приручить? Она – малость пылкая.

– Я – большой мальчик, Белла.

– Да-да-да-да-да.

– Напиши мне, как доберёшься до Нью-Хейвена.

– Хорошо, пока.

Телефонный звонок закончился, и на меня накатила тоска. Я рада, что Эмметт влюбился, но он напомнил мне о моих неудачных отношениях с Джаспером. Мама была в восторге, когда мы стали встречаться, она без проблем сдружилась с Хейлами, но ничего не вышло. Джаспер был настолько зациклен на государственной власти, что я начала задумываться: а почему он на самом деле заинтересовался мной? Я не трофей!

Именно я положила этому конец.

Я заслуживаю лучшего.