Глава одиннадцатая.

Экспозиция

 Выходные обещали стать прекрасным временем. И хотя Белла согласилась делить со мной комнату только после некоторых возражений, её отнекивания были ничем по сравнению с тем, что выдала на эту тему моя мать. От меня не ускользнула ирония того, что вся эта мело-мамо-драма разыгрывалась на пустом месте. От моего отца ей было прекрасно известно, что в наших  с Беллой отношениях мы ещё не дошли до секса, поэтому моральным устоям семьи Калленов абсолютно ничего не угрожало.

 Между прочим, тревоги Беллы о том, что ей, возможно, придётся разделить со мной комнату и – как следствие – постель, тоже совершенно не вязались с тем, что при каждом удобном случае она напоминала мне, как ей не терпится перевести наши физические отношения на следующий уровень. В конце концов, Белла успокоилась и скрылась в ванной комнате, чтобы переодеться в купальный костюм, оставив меня размышлять о непостижимости женской логики.

 Но я отложил все размышления, когда она вновь явила себя мне, одетая лишь в крошечное белое бикини. Пока мои руки могли заниматься её телом, мой разум не нуждался в понимании хода её мыслей. Купальный костюм не оставлял воображению практически ничего; когда она вслед за мной вошла в холодные океанские воды, её соски, затвердев, превратились в крошечные холмики, каждая морщинка которых была отчётливо видна сквозь тонкую белую ткань верхней половинки бикини. Влажная и фактически выставленная напоказ, её грудь была мощным отвлекающим фактором. К счастью, температура воды помогала мне частично контролировать свое возбуждение, а высокие волны скрывали палатку, разбитую полустояком в моих купальных шортах. Разумеется, когда Белла обвила руки вокруг моей шеи и всем телом прижалась ко мне, в её взгляде читалось, что она совершенно точно знала о том, какой эффект на меня производила.

 – Твои родители могут нас увидеть? – По её коварной улыбке я понял, что она что-то задумала.

 – От бассейна? Нет. Мы достаточно далеко.

 – Хорошо. Мне непременно нужно кое-что сделать, и зрители мне ни к чему.

 Её рука погладила мой член через ткань шорт, а грудь прижалась к моей груди. Холодная вода больше не помогала, мой член мгновенно полностью возбудился.

 – Мне необходимо прикоснуться к тебе, Эдвард.

 Она принялась сжимать и поглаживать меня, а я опустил голову ей на плечо.

 – Белла… – простонал я.

 – Нет, малыш. Не разговаривай. Просто расслабься.

 Несколько секунд спустя я кончил посреди прибоя. Если её рука ощущалась настолько хорошо даже через шорты, что же будет, когда её горячая кожа коснётся моей?.. Даже вообразить не могу. Я впился в её губы, её ноги обхватили мою талию.

Остаток дня мы провели примерно так же: я обнимал её, мы неторопливо целовались, вокруг нас бились волны прибоя, и в воде её тело почти ничего не весило в моих руках. Когда губы Беллы начали дрожать не от возбуждения, а от холода, мы приняли душ, установленный на заднем дворе, и пошли в дом.

 После того, как мы с Беллой переоделись и привели себя в порядок, отец вызвал меня в патио, попросив помочь ему пожарить на ужин стейки.

 – Очень тонко, – я пристально посмотрел на него.

Мне совсем не хотелось покидать Беллу, даже на мгновение, и я, конечно, понимал, что отец лишь притворился, будто нуждается в моей помощи, просто для того, чтобы дать матери побыть наедине с Беллой.

Он рассмеялся в ответ.

 – Не совсем понимаю, о чём ты.

 – Ага, конечно. Помочь со стейками, да? Я тебя умоляю! Может, ты и стоишь тут с кулинарной лопаткой в руке, но даже ёжику понятно, что именно мама сейчас поджаривает кое-кого на медленном огне.

 – У них там вовсе не допрос с пристрастием, – его тон был невероятно снисходительным и нравоучительным.

 – Ага, конечно.

 – Окажи своей матери немного доверия, – он глотнул пива. – Она не настолько примитивна.

 Я закатил глаза.

 – Я должен пойти проверить.

 – Расслабься, Эдвард. Полагаю, любая женщина, приведённая тобой в дом, в состоянии поддержать вежливый разговор с твоей матерью. Ты ведь не думаешь, что Белла не способна быть на одном уровне с ней?

 – Белла более чем в силах поддержать любую беседу.

 – Тогда в проверках нет нужды, – он поднёс к губам бутылку и подмигнул.

 Знал, что мне нечем крыть.

 Когда мы вошли в дом, чтобы поесть, Белла и моя мать, казалось, прекрасно проводили время вместе, легко общаясь в течение всего ужина. Кажется, Белла чувствовала себя в окружении моей семьи вполне комфортно, и я спрашивал себя, почему вообще когда-либо волновался об этих выходных?

 После ужина мы с Беллой пошли прогуляться по пляжу. Она была красива, весела, и я не мог противиться желанию прикасаться к ней. Я притянул её в свои объятия и, не успев подумать, выпалил:

 – Я люблю тебя, Белла.

 Меня нисколько не удивило, что она ответила мне ухмылкой и неприличной шуткой.

 – Я серьёзно, Белла, – я погладил её по щеке. – Я люблю тебя. Я люблю тебя всей душой.

 – Эдвард, я…

 – Ш-ш-ш… – я приложил пальцы к её губам. – Ты не должна ничего говорить. Я ничего не жду от тебя. Я знал, что влюбился в тебя раньше, чем ты в меня, как знал, что буду первым, кто скажет эти слова. Всё нормально. Думаю, что полюбил тебя с первого взгляда, и поскольку это было задолго до того, как ты меня вообще заметила, то тебе, конечно, нужно время. Последнее, чего я хочу, – это чтобы ты чувствовала себя обязанной говорить мне о своих ответных чувствах. Мне просто необходимо было, чтобы ты узнала, что чувствую я. Я люблю тебя. – Я рассмеялся. – Господи, как же хорошо просто сказать это вслух! Я люблю тебя. Каким бы безумием это ни звучало, но все эти недели, держа свои чувства при себе, я ощущал себя обманщиком. Это потрясающе – просто сказать тебе об этом. Я люблю тебя!

 Она всосала в рот два моих пальца, и мне немедленно снесло крышу. Я прижал её к себе и заменил пальцы своим языком.

 Следующее, что я осознал, – она разорвала поцелуй. Я стал гадать, не зашёл ли слишком далеко, не напугал ли её своими словами, так или иначе? Открыв глаза, я увидел, что она стояла передо мной на коленях, а её рука пыталась забраться мне в ширинку.

 – Белла… – выдохнул я.

 Это было так неправильно. Я же не для того признался ей в любви, чтобы добиться от неё минета.

 – Эдвард, позволь мне.

 Она стояла передо мной на коленях и просила позволения сосать мой член. Как бы я этого ни хотел, сколько бы раз ни воображал на себе её губы, то, что она делала сейчас, казалось таким неправильным. Практически запретным.

 Я схватил её руку, уже вовсю хозяйничавшую у меня в боксерах, и отвёл от своей промежности. Я опустился перед ней на колени и поднёс её ладонь к своим губам, одновременно поспешив застегнуть шорты.

 – Пожалуйста, – умоляюще произнесла она. Её голос был почти сердитым. – Позволь мне любить тебя.

 – Нет ничего, чего я хотел бы сильнее, – прошептал я, обхватив её лицо ладонями.

 В течение следующих трех минут и двадцати секунд мы стояли друг перед другом на коленях. Наконец, она пожала плечами и глубоко вздохнула.

 – Я боюсь, – призналась она. – У меня только однажды были настоящие отношения. Я училась в колледже, и мы были вместе чуть больше года. Я вернулась в кампус после каникул и узнала, что он перевёлся в другой университет. Он прислал мне e-mail, где написал, что с колледжем у него не срослось, и он решил, что будет лучше вернуться домой. Что со мной ему было хорошо, но отношения на расстоянии не для него. Три недели спустя я поняла, что беременна. Он не отвечал на мои письма и звонки. Я позвонила его родителям домой, а они пригрозили мне судебным запретом, если я не оставлю их сына в покое.

 Я сглотнул.

 – И что ты сделала?

 – А ты как думаешь?

 – О…

 Она заплакала, и я обнял её.

 – Ты рассказала кому-нибудь?

 – Матери. Она сказала мне сделать аборт. И что, если бы она могла вернуть тот момент, когда сама оказалась в подобном положении, то сделала бы то же самое…

 Я проглотил подступившую к горлу желчь.

 Что за человеком надо быть, чтобы заявить своей дочери, что мечтала избавиться от нее, что её существование ничего для тебя не значит?

 Скажи такое чужак, и тó было бы больно, а Белла услышала это от собственной матери – от того человека, который, как предполагается, любит вас больше всего на свете…

 Я никогда не встречал эту женщину и надеялся, что никогда не встречу. Я возненавидел её.

 Я снова сел на песок и, посадив Беллу себе на колени, обнимал её, пока она рыдала. Семь минут спустя она отодвинулась от меня. Её лицо было всё в пятнах, она смотрела вдаль через моё плечо, не желая или не имея сил встретиться со мной взглядом.

 – Белла, посмотри на меня.

 Её полные тревоги глаза нашли мои.

 – Я люблю тебя, – сказал я. – Люблю и буду любить всегда.

 Обнявшись, мы медленно дошли обратно до дома и тихо пробрались в мою комнату.

 – Я могу спать где-нибудь ещё, если ты хочешь побыть одна.

 – Это то, чего ты хочешь? – в её голосе явственно прозвучала паника.

 Вот чёрт.

 Я просто не хотел, чтобы у неё возникла мысль, будто я жду от неё каких-нибудь сексуальных действий, а она из-за этого подумала, что отвратительна мне.

 – Нет, – сказал я, надеясь, что она мне поверит. – Я хочу обнимать тебя всю ночь и постараться убедить в том, что ты можешь доверять мне. Я не такой, как он, и не такой, как твоя мать. Я никуда не уйду.

Она нерешительно кивнула, взяла что-то из лежавшей на комоде одежды и отправилась в ванную переодеваться. Я натянул пижамные штаны и плюхнулся на кровать. Когда одну минуту и двенадцать секунд спустя она появилась снова, то остановилась в дверном проеме. На её лице застыло выражение полнейшего ужаса.

 – Эдвард?

 – Да?

 – Я тебя тоже люблю.

 Она выпалила это без единой паузы, как одно слово, будто ей больно было это говорить, и смотрела она при этом не на меня, а в пол.

 Ничто из этого не умалило значения сказанных ею слов.

 Она любила меня.

 Белла любила меня.

 Я протянул к ней руки, и она бросилась в мои объятия через всю комнату.

 – Ты же теперь не думаешь обо мне хуже, правда? – пробормотала она в мою грудь.

 – Из-за того, что ты меня любишь? – Я взял её лицо в свои ладони. – Ты что, издеваешься?

 – Нет. – Она посмотрела на меня широко распахнутыми глазами, которые снова наполнились слезами. – Из-за того, что я рассказала тебе на пляже. Мы с тобой никогда не разговаривали о политике или религии, и я знаю, что для многих это больной вопрос…

 О.

 Аборт.

 Я был так разгневан на её мать, что практически пропустил эту часть признания.

 – Я никогда бы не осудил тебя. Я… Мне просто… – Я сцеловал слёзы, катившиеся по её щекам. – Мне невыносимо думать, что ты чувствовала себя такой одинокой. Если бы только я знал тебя тогда…

 Она посмотрела на меня непонимающе, а затем рассмеялась.

 – Тебе было двенадцать.

 Я улыбнулся.

 – Типа того. Ну и ладно. Зато теперь я здесь.

 Она прижалась лицом к моей груди и несколько секунд спустя уже спала. Я же безмолвно поклялся: пока я жив, никто больше не причинит ей боли.

___________________________

Перевод:   leverina
Редакция: bliss_