Глава 29

Глиссандо

(музыкальный термин, означающий плавное скольжение от одного звука к другому.)

Саундтрек к главе от переводчика:

http://www.youtube.com/watch?v=rJ5ZJp-P3bw (Ernesto Lecuona – Mazurka en Glissando – исп. Jorge Luis Prats)

Хотя было начало марта, и воздух постепенно терял свою зимнюю колючесть, я был уверен, что от сегодняшней погодки замёрз даже ад.

– Не могу ли я «сгинуть в туман»? Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что мне на несколько часов нужна наша комната. Тайлера не будет всю ночь, так что проблема в одном тебе. – Майк повёл головой в сторону своей кровати и многозначительно пошевелил бровями.

Не знаю, что было более чудовищным: то, что у Майка кто-то был, или то, что у меня – не было. Хотя, справедливости ради, надо сказать, я мог бы без проблем найти, кого завалить в постель, прямо сейчас. Я даже мог бы, наверное, начать с кем-то встречаться; я всего лишь не мог быть с той, которую хотел.

Я прогнал эти мысли из головы. Я неплохо продержался последние несколько дней, после того, как встретил Беллу на церемонии. Вернувшись в университетский городок, я позвонил своему консультанту, Гарретту, и спросил, могу ли встретиться с ним в тот же день. Я не ждал, что это хоть как-то поможет. Я просто хотел найти место, чтобы поплакать без лишних свидетелей и поделиться тем, что произошло. Он сказал мне, что одиночество – это прогресс; что позволить себе чувствовать боль – первый шаг к избавлению от неё. Когда я объяснил ему, что обычно моим первым шагом к избавлению от боли было раскурить бонг, он посмеялся и не стал читать мне мораль.

Мы разговаривали, но не о Белле. Гарретт сравнивал консультирование с химиотерапией, говоря, что будут времена, когда мне тяжелее будет покончить с чем-то старым, чем начать что-то новое, и когда я буду сомневаться, стоит ли конечный результат тех мучений, через которые ради него надо пройти. Я сказал ему, что не знаю, чего хочу от наших с ним еженедельных встреч, и что в каждый конкретный момент я действительно не могу смотреть в будущее и думать о том, что ждёт меня в нём, дальше, чем на пару минут вперёд.

Мне мешало то, что в течение последних трех месяцев, стоило мне закрыть глаза, я слышал голос Беллы:

– Секс был потрясающим, но любовь? Я не способна на любовь, Эдвард. Я думала, ты это знаешь.

Единственное, что изменилось с того дня, когда я видел её – это что теперь сразу вслед за её голосом мне вспоминались слова отца: «Твоё беспорядочное поведение разбивает сердце твоей матери».

Я и не надеялся понять, чем и как заслужил то, что сделала со мной Белла; но я понимал, что моя мать не заслуживала того, что делал с ней я. Я не был уверен, что когда-нибудь снова смогу испытывать чувства, но знал, что должен найти какой-то способ выжить.

То, что Майк настойчиво выпирал меня из нашей комнаты, чтобы потрахаться, было довольно противно, однако я в принципе не возражал сгинуть в туман, пока он не проныл:

– Ты сам-то вечно меня выгонял, чтобы побыть с Беллой.

Тут уж я взорвался.

– Общее время, о котором идёт речь, в те оба – да, их было всего два! – раза, когда я просил тебя дать нам побыть вдвоём с Беллой, равняется приблизительно одному часу. Ты же, несмотря на ледяной дождь снаружи, выгоняешь меня на весь вечер, заявляя, что тебе нужно побыть наедине с кем-то, кто не может быть настолько же важен для тебя. В противном случае я бы о ней уже слышал.

– Вообще-то, Эдвард, ты о ней слышал. Ты встречал её – и не один раз, на самом деле. Её зовут Ирина, она живёт внизу и довольно часто бывает на вечеринках в нашей комнате. Я не виноват, что ты сейчас в таком трансе, что вообще не замечаешь ничего, что происходит вокруг тебя.

Его слова уязвили меня больше, чем я готов был признать, хотя и не по тем причинам, по которым можно было ожидать. Четыре месяца назад я был бы в шоке от своей нечуткости: надо же, не заметил, что у человека есть пара. В моём нынешнем состоянии меня потрясло то, что я был в полной отключке от реальности и не заметил даже того, что у Майка кто-то есть. Я задумался, что же ещё я пропустил.

Я чувствовал себя подлецом, но всё равно не собирался переться в грозу через весь кампус ради того, чтобы Майк мог получить свой секс. Возможно, в последнее время я вёл себя эгоистично, но не считал себя обязанным уходить из комнаты на весь вечер по первому же требованию Майка. Тем более, он часто хвастался, что мастурбация занимает у него меньше десяти секунд. Даже если допустить, что с этой его новой девушкой ему потребуется несколько больше времени, необходимость в моём отсутствии всё равно составит не больше получаса.

– Прости, Майк, но нет. Мне нужно писать работу, и я не пойду для этого в Файрстоун. Тебе придётся придумать что-то другое.

Я проигнорировал его нытье и вернулся к своему ноутбуку. Срок сдачи работы, о которой я упомянул, на самом деле был только через неделю, но в отсутствие каких-либо других занятий я решил приступить к ней сразу после того, как проверю свою электронную почту. Нажимая на почтовую иконку, я напомнил себе, что там не будет писем от Беллы – ни сегодня, ни когда-либо ещё. Чем раньше я осознáю и по-настоящему приму это, тем скорее смогу пережить день – любой день – не чувствуя себя раздавленным.

*

От кого: Эдварда Каллена
Тема: И прежде чем ты опять спросишь...
Дата: 10 марта 2010 14:12
Кому: Дж. Карлайлу Каллену IV

Да, я ходил к консультанту. Слушай, пап, я знаю, что последнее время вёл себя безобразно и игнорировал тебя. Я полагал, что если не думать о том, что случилось, то оно как бы и не случилось. Проблема в том, что я не мог об этом не думать, если не принимал приличного количества определённых химических веществ. Ты был прав. Моё поведение было в лучшем случае – потаканием своей боли, в худшем – саморазрушением. Я действительно не знаю, что мне делать, но признаю, что делать что-то нужно.

Не знаю, кем я был в последние несколько месяцев, но это был не я.

*

Отправив письмо, я какое-то время смотрел в окно. Несмотря на два часа дня, на улице было темно. Я задался вопросом, как долго дождевые тучи будут скрывать от нас свет дня, и не совершит ли Земля полный оборот вокруг своей оси прежде, чем солнце снова порадует кампус своим присутствием? Среди всей той неразберихи, из которой состояла сейчас моя жизнь, мне необходимо было верить, что эта тьма – явление временное. Вопрос был только в том, как долго продлится это «временно».

Несмотря на отсутствие друзей, мне всегда нравилось то, каким человеком я был. Возможно, я был недостаточно хорош для того, чтобы сделать Беллу счастливой, но я мог бы быть достаточно хорош для кого-то – например, для самого себя.

Голос Майка вывел меня из раздумий.

– Так проблема на самом деле только в погоде?

Я указал на окно.

– Можно ли меня винить? Снаружи просто кошмар какой-то.

– Но если б у тебя было тихое место внутри нашего корпуса, чтобы писать свою работу, ты ушёл бы туда, не так ли?

Не хотел я никуда идти, но это не имело значения; такого мéста, которое описывал Майк, не существовало.

– Да, ушёл бы, – солгал я. – Что бы ты ни думал, я не пытаюсь быть гадом просто из вредности.

– Отлично. Кейт, соседка Ирины по комнате, сказала, что ты можешь побыть в их комнате, пока мы здесь. Она сейчас тоже занимается. Занятия – дело тихое; ты ей не помешаешь.

Полчаса спустя я с угрюмым видом терпел общество незнакомки. За те несколько минут, что я провёл в её комнате, она вроде бы ничем плохим себя не проявила; но я всё ещё был захвачен своими горестными думами и не хотел, чтобы в случае, если меня снова захлестнут эмоции, кто-то стал свидетелем моей слабости. Так что я сидел на небольшом диванчике в гостиной Кейт и Ирины и пытался писать свою работу.

– Ты, кажется, не в восторге от пребывания здесь, – сказала она после того, как я вздохнул третий раз за пару минут.

– Это так очевидно?

Я собрал вместе листы, на которых писал работу, и разорвал их пополам, а потом ещё раз пополам. Кейт посмотрела на меня как на ненормального. Я подумал, что в глазах всех и каждого, с кем я общался, начиная со Дня Благодарения, именно таким – ненормальным – я и выглядел: когда не безразличен ко всему – то зол, когда не в эмоциональном раздрае – то пуст: я дышал, но не жил.

– Прости. Веду себя кое-как. Ты здесь ни при чём. Дело не в том, что я не хочу сейчас разговаривать конкретно с тобой; я не хочу разговаривать ни с кем. Хотел провести день в одиночестве, но Майк вроде как заставил меня уйти из нашей комнаты. Прийти сюда было легче, чем спорить с ним.

Она приподняла бровь.

– Путь наименьшего сопротивления ведёт ко мне в комнату?

– Майк сказал, ты не возражаешь.

– Не возражаю, хотя если ты действительно хочешь побыть в одиночестве, то мог бы пойти позаниматься в Файрстоун. Майк и Ирина проводят время вдвоём, ты пишешь свою работу и не обязан ни с кем общаться. Все в выигрыше. – Она пожала плечами и собрала волосы в пучок.

Я мотнул головой в сторону окна.

– Тебя тянет выйти наружу в такую погодку?

Раскат грома сопроводил и проиллюстрировал мой вопрос.

– Только в самом крайнем случае,– признала она.

– То-то и оно.

Она вздохнула и взяла свой ноутбук.

– Ещё увидимся как-нибудь, Эдвард. Будешь уходить, запри дверь.

– Куда ты? – спросил я.

– В любое другое место. Знаешь, я понимаю, ты здесь не совсем по своей воле, но и ты меня пойми – я не нахожу удовольствия в том, что кто-то вымещает на мне своё плохое настроение. Очевидно, ты сейчас хочешь побыть в одиночестве, и это нормально; я на тебя не в обиде. Но быть козлом отпущения я тоже не хочу. Оставайся тут, сколько тебе нужно. Бери пиво или содовую, если хочешь. Может, ещё увидимся.

Я почувствовал себя сволочью.

– Подожди! – крикнул я ей вслед.

Она обернулась и защитным жестом прижала к груди ноутбук.

– Прости меня. Просто... – Я вздохнул. По каким-то причинам, не совсем понятным мне самому, я хотел, чтобы она знала: это было не моё настоящее «я». – Как правило, я не такой придурок. Не знаю, что со мной творится. – Поняв, что говорю неправду, я остановился. – Нет, на самом деле, я точно знаю, что со мной творится, но не хочу утомлять тебя слезливыми историями о том, как на каникулах со мной безжалостно порвала единственная женщина, которую я любил. Я просто хочу, чтобы ты знала: моё плохое настроение не имеет к тебе никакого отношения. Ты, кажется, очень хорошая, искренняя и естественная, и я не могу винить тебя за желание сбежать от меня подальше. – Я опустил лицо в ладони. – Господи, сколько раз за последнее время я сам от себя хотел сбежать.

Она положила ноутбук на письменный стол и села на диванчик рядом со мной.

– Хочешь поговорить об этом?

Я покачал головой.

– Я не хочу об этом даже думать.

– Когда мне было восемь лет, я влюбилась в соседского мальчика. Ему было десять, он меня не замечал, а я больше всего на свете хотела привлечь его внимание и доказать, что могу быть с ним на равных. Неподалёку была огромная ель, на которую он любил забираться, и в один прекрасный день я решила влезть на её вершину следом за ним. Очевидно, что девчачьи воскресные туфельки не предназначены для лазания по деревьям. Я была на полпути вверх, когда у меня соскользнула нога. Я сорвалась и упала, сломав себе и ногу, и запястье.

– Хреново, должно быть.

Она рассмеялась.

– Точно, но рано или поздно все падают с дерева. Ты смиряешься с этим и позволяешь друзьям писать глупости на твоём гипсе. В конце концов, ты пробуешь ещё раз. Ты, конечно, немного насторожён, но ты извлёк урок из своих ошибок.

– Я завязал с лазанием по деревьям.

– Это грустно, вообще-то.

Я пожал плечами.

– Как-то не хочется всю жизнь провести в гипсе.

– Как долго ты с ней был? – спросила она.

Я всё ещё не рассказывал об этом никому, даже своему консультанту. Возможно, высказать это будет неплохо, к тому же Кейт казалась человеком, который способен выслушать.

– Пять месяцев. Считай меня официально ненормальным. Ещё месяц – и длительность моих терзаний сравняется с тем, сколько продолжались сами отношения. Боже, это звучит жалко.

– Если ты прекратишь терзаться, то не будешь чувствовать, что жалок.

В её словах был смысл.

– Просто… так трудно перестать.

– Это лишь потому, что люди думают, что как только они перестанут страдать, то потеряют последнее доказательство, что тó, что было, было настоящим.

– Она сказала, что для неё это не было настоящим. По крайней мере, не в том смысле, что для меня.

– Люди чего только не говорят; это не значит, что всё сказанное ими – истина. Для тебя в тот момент её чувства были реальны?

Я задумался над её вопросом. Я настолько погряз в своём мрачном настоящем и отсутствующем будущем, что совсем забыл всё, что пережил в тех отношениях, которые в данный момент оплакивал.

Я закрыл глаза и позволил своим мыслям вернуться в Художественный музей и к тому, как она, едва перекинувшись со мной парой шутливых фраз, дала мне почувствовать себя равным ей. Я увидел, как её лицо выражало внимание к каждому произнесённому мной слову, как она кивком демонстрировала мне своё понимание, как играла с волосами, размышляя над ответами. Я вспомнил запах её волос и мягкость кожи. Я услышал её ободряющий шёпот в тот первый раз, когда я вошёл в неё, и слова любви, которые она говорила.

– Да. – Вздохнув, я положил голову на спинку короткого дивана. Почувствовав, что Кейт встаёт, я открыл глаза. Она направлялась к стенному шкафу.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Отвлекаю тебя от мрачных мыслей.

– Я не хочу курить (прим.переводчика:  подразумевается марихуана, а не табак).

– Хорошо, – сказала она, доставая что-то с полки. – Поскольку сама я не курю. Совсем.

– Это изменится. Шесть месяцев назад я тоже не курил.

– Сомневаюсь в этом. – Она развернулась ко мне, и увидев, чтó у неё в руках, я почувствовал себя полным идиотом, потому что я-то полагал, что она сейчас достанет из шкафа бонг.

– Сыграем в «Скраббл»? – не веря своим глазам, спросил я.

– Я бы предложила «Пьяный Скраббл» (прим.переводчика: проигравший партию выпивает порцию любого имеющегося в наличии алкоголя, примерно эквивалентную рюмке водки, «a shot»), но думаю, что алкоголь – последнее, что тебе сейчас нужно.

– Скорее всего, ты права.

Она бросила на пол коробку и сама села рядом. Наблюдая, как она раскладывает игровую доску, я впервые рассмотрел её внимательно. Она была красива, типичной, как я полагаю, для блондинок красотой; волосы, явно естественного цвета, были собраны сзади в растрёпанный пучок; интенсивная синева глаз была заметна даже за стёклами очков.

– Предупреждаю заранее, – сказала она, передавая мне коробку, чтобы я набрал себе букв для игры, – меня не волнует, насколько плохая у тебя выдалась неделя. Я не собираюсь играть с тобой в поддавки.

Сначала её слова меня смутили, но в звуках, вырвавшихся из моего рта в ответ на её заявление, я, в конце концов, распознал смех.

__________________

Перевод:   leverina
Редакция: bliss_