Глава 40

Реквием

Саундтрек к главе от переводчика:

https://youtu.be/MlAuHoRXLes – Реквием Моцарта* (Requiem de Mozart - Lacrimosa - Karl Böhm - Sinfónica de Viena)

Как только мы – с мамой и Мэгги – были готовы покинуть зал прощания, менеджер похоронного бюро подошёл к нам, чтобы обговорить последние детали обслуживания на следующий день. Через шесть минут разговора до меня дошло, что он спрашивал намного больше, чем было нужно.

- А это относится к делу? – уточнил я.

- Священник, совершающий службу, не знал вашего отца лично, – объяснил он. – Эти детали помогут ему подготовить прощальную речь.

- Я не понимаю. До сих пор вы спрашивали о его любимом виде спорта, еде и работе. С горсткой прилагательных, священник мог бы написать несколько историй через Mad Libs, но это не расскажет ни хрена о том, каким человеком был мой отец [прим. переводчика: Mad Libs –  компьютерное приложение, которое составляет небольшой рассказ, основываясь на словах, которые вы введёте ему в ответ на поставленные им вопросы]. Не нашлось ни одного свободного священника, знавшего его?

Наступившая тишина позволила мне осознать весь идиотизм моего вопроса. Конечно, у моего отца не было личных отношений с представителями духовенства – он никогда не ходил в церковь. Я знал, что мне нужно сделать.

- Я произнесу прощальную речь.

Моя мать дотянулась и сжала мою руку.

- Если ты в состоянии сделать это, я была бы очень рада.

Я хотел сказать ей, что понятия не имею, смогу ли это сделать, потому что не знал, смогу ли справиться со всеми теми чувствами, которые бушевали во мне, но сдержался. Не нужно ей беспокоиться еще и обо мне, ко всему прочему.

Вернувшись домой, я не стал немедленно пытаться собраться с мыслями. У меня была для этого уйма времени; я даже не пытался убедить себя, что смогу хоть немного поспать. Вместо этого я сел за пианино и сыграл кусочек из «Реквиема» Моцарта, надеясь, что музыка прояснит мои мысли. Панегирик был ничем иным, как вариантом реквиема, обличенного в слова, и я подумал, что последний может послужить моей музой для создания заготовки. К тому времени, когда я закончил третью часть, стало очевидно, что это не работает. Хотя «Lacrimosa», безусловно, говорила о потере и страхе скорбящих, она никак не помогала славить жизнь. Смысл был не в том, что его жизнь оборвалась, а в том, как он её прожил. Питаемый почти маниакальным отчаянием сделать это для человека, который сделал бы для меня почти всё, я достал свой ноутбук и провел следующие несколько часов, документируя факты о моем отце, которые я никогда не хотел забывать. Как только я подошел к этому, как к классическому эссе, заданному в колледже, в котором вас просят описать человека, оказавшего наибольшее влияние на вашу жизнь, всё получилось легко.

Следующее, что я осознал, – это как я сидел в первом ряду на церковной скамье, а распорядитель похорон сообщал, что уже пора. Выйдя к трибуне, я глубоко вздохнул и уставился на море лиц передо мной. Хотя большинство из этих лиц принадлежали незнакомцам, многие были мне хорошо известны. Некоторые из них были заплаканными, другие сдержанными, но все ждали, когда я заговорю. Не знаю, почему для меня было так важно найти Беллу в толпе – я должен был произнести речь независимо от ее присутствия. Тем не менее, мне необходимо было знать, что она там. Обнаружив Беллу в последнем ряду, я, наконец, смог начать.

- Джон Карлайл Каллен IV был сыном, братом, хирургом, наставником – обстановка и обстоятельства диктовали вид отношений, которые он формировал с людьми. Отношения, которые он построил со мной, не стали исключением. Как мой отец, он был любящим, поддерживающим, терпеливым и мудрым. Как мой лучший друг, он был… моим лучшим другом. Я провел последние десять часов, пытаясь найти верные слова, чтобы передать вам, каким был мой отец. И всё, до чего я смог додуматься, – Карлайл Каллен был тем самым парнем. Он был таким, с кем вы хотели находиться рядом – в равной степени веселый и честный, он всегда радовался жизни, но никогда не делал этого за счёт других. Он знал, как жить, и как любить, и каким-то образом, несмотря на наши нетрадиционные отношения, научил меня делать то же самое.

Однажды я подслушал его разговор с моей мамой, в котором он высказывал свое беспокойство по поводу того, что он лишает меня чего-то важного. Ведь из-за того, что он не смог найти кого-то моего возраста, с кем я мог бы общаться, я был вынужден проводить время с ним. У меня не было шанса сказать ему, как же он ошибался – что его дружбы было не только достаточно, это было всем, в чём я нуждался, и даже если бы у меня были варианты, я все равно выбрал бы его.

Хоть мне всё ещё сложно поверить, что он ушел, я совершено точно знаю, что он не хотел бы, чтобы мы его оплакивали. Я оставляю вас со словами его любимого поэта Вергилия:

«Хотите ль вы, чтобы венок из роз \\ обвил ваш камень гробовой? Несите ж \\ вино и кости, чтоб играть и пить. \\ Пусть сгинет тот, кого заботит, \\ что станет с нами завтра. Ибо шепчет \\ нам смерть на ухо: «Наслаждайся жизнью, \\ пока ты жив. А я приду в свой час»».

Никто из нас не может знать, когда придёт его время, можно только выбрать, как бы мы хотели провести время, отведенное нам. Мой отец выбрал – жить полной жизнью.

***

Остаток дня остался в моей памяти смазанным пятном. Я замечал, что происходило, но скорее был наблюдателем, чем участником. Когда мы возвращались домой после кладбища, все, кто присутствовал на похоронах, были приглашены присоединиться к нам. По ощущениям это не отличалось от прощания, только теперь я был дома, и там был бесплатный бар. Я стоял в холле и слушал одно тихое соболезнование за другим. Коллеги папы говорили мне, что он был великолепным врачом. Его друзья говорили мне, что он был хорошим другом. Затем его поверенный сказал мне не беспокоиться ни о чём, что не было никакой спешки, и что мы можем встретиться, когда я буду готов.

Когда все ушли, мама, Мэгги и я сели у кухонного островка, где Мэгги безуспешно пыталась убедить маму съесть поздний ужин.

- Ну, в конце концов, может ты уже примешь Амбиен [прим. переводчика: Амбиен обладает снотворным и расслабляющим воздействием]? Ты не ела и не спала несколько дней. Ты собираешься закончить в госпитале?

- Я пока не могу. Не готова спать в нашей постели одна. Там до сих пор остался его запах…

Мэгги задумалась на минуту.

- Ты думаешь, что сможешь освободиться от Карлайла так легко? Ты же помнишь, как это было, когда вы двое только встретились? Как ты игнорировала его, оскорбляла, умоляла его оставить тебя в покое, а он просто игнорировал это?

Мама кивнула.

- Разве с тех пор что-то изменилось? Я имею в виду, ничто не могло удержать Карлайла в стороне от тебя. Джек – который заявлял, что он могущественнее, чем господь бог – пытался разлучить вас двоих, и облажался. Если ваша любовь оказалась сильнее, чем Джек, то уж конечно она сильнее, чем смерть.

Подождите. Что?

- Джек пытался разлучить тебя и папу?

Мама пожала плечами.

- Что-то вроде этого.

Мой отец был мёртв, мой дед пытался разлучить моих родителей, а поверенный отца хотел встретиться со мной. Это всё было из какой-то параллельной реальности; ничто из этого не могло происходить на самом деле.

- Я приму Амбиен, если ты останешься со мной в моей комнате, – сказала мама Мэгги.

- Договорились.

После того, как мама проглотила снотворное, я спросил, для чего мне встречаться с юристом отца.

- Чтобы обсудить имущественные дела, – ответила она. – Ему нужно встретиться с нами по-отдельности.

- А почему я вообще должен идти? Не понимаю, какое отношение всё это имеет ко мне?

- Мы с твоим отцом были принципиальны в том, что ты не будешь воспитан так же, как он. Были вещи, которые, по его мнению, тебе не нужно было знать, но теперь уже невозможно скрывать их от тебя. Среди них была и величина его состояния.

- Не понимаю. Разве всё это не перейдет к тебе автоматически?

- Я ничего этого не хочу. Кроме того, все намного сложнее, чем ты можешь представить.

Мама зевнула, и тётя уговорила её подняться наверх поспать. Как только я остался один, я сделал то, что всегда делал, когда мир вокруг меня переставал иметь смысл – я включил телефон и позвонил отцу. После четырех гудков он приветствовал меня.

«Вы позвонили Карлайлу Каллену. Я не могу сейчас ответить…»

Я швырнул телефон обратно на островок. Это действительно произошло. Конечно, отец не мог ответить на мой звонок – он никогда больше не ответит на него. Когда моё отрицание начало рассеиваться, я выбежал из дома, движимый необходимостью быть с единственным человеком, который, я знал, поймёт, каково это – чувствовать себя сломленным.

В ту же минуту, как Белла открыла дверь, я упал перед ней на колени, рыдая.

- Пожалуйста, – умолял я, – пожалуйста…

Ума не приложу, о чем я просил, но она, казалось, поняла. Она обняла меня и прижала к груди.

Поцеловав меня в макушку, она промолвила:

- Все, что тебе нужно.

Я хотел вернуть моего отца, но готов был согласиться на следующую лучшую вещь.

- Ты нужна мне.

- Я у тебя есть.

Она помогла мне подняться и проводила внутрь, к дивану в её гостиной, жестом предлагая сесть. Я усадил её рядом с собой и в изнеможении заплакал, положив голову ей на колени. Белла продолжала гладить мои волосы даже после того, как я перестал рыдать, и её прикосновения странно успокаивали. Когда я начал говорить, мой голос казался отстраненным, как будто говорил кто-то другой.

- Насчет сотни людей, вернувшихся в наш дом после похорон. Я знал, наверное, не больше десяти из них.

Она вздохнула.

- Это поразило меня. Я никогда не приходила на приемы после похорон. Я всегда думала, что моё присутствие будет в тягость.

- Это было невероятно. Адвокат моего отца отвел меня в сторону и сказал, что я необязательно должен с ним встречаться сразу же, что нет никакой спешки. Я не мог понять, зачем мне вообще нужно с ним встречаться. И почему он считает необходимым приставать ко мне на похоронах, чтобы проинформировать об этом. После того, как дом опустел, я спросил маму, из-за чего это всё, и она дала мне загадочное объяснение, которое не прояснило мне ничего, кроме того, что есть много вещей, о которых она должна мне рассказать.

- Это не похоже на неё.

- Она не спала с тех пор, как мы узнали… ну… с тех пор. Она была измучена, но отказывалась спать одна в кровати, которую делила с моим отцом.

- Ты ведь не оставил её одну, верно?

- Нет. Она с тётей Мэгги, которая наконец-то убедила её принять Амбиен. Когда Мэгги через несколько дней вернётся обратно в Айову, мы останемся вдвоём. Дом будет казаться таким пустым.

- Я знаю.

- Я вернусь домой. Просто не могу оставить её. Не сейчас. У меня занятия только три дня в неделю. Я могу ездить отсюда.

- Я так сожалею, Эдвард. Если я могу что-либо сделать…

- Просто… останься со мной. Пожалуйста, не покидай меня больше.

- Я никуда не собираюсь. А теперь сделай мне одолжение и постарайся отдохнуть. Тебе нужно быть сильным ради твоей матери.

Когда её большой палец погладил мою щёку, я на минуту прикрыл глаза. Хоть я сомневался, что смогу уснуть, было так приятно расслабиться. Следующее, что я осознал – Белла, стоящая на коленях на полу рядом со мной, одетая для работы.

- Жаль, что я не догадалась заранее взять выходной, – сказала она. – Ты можешь остаться, если хочешь, но твоя машина заблокировала мою на дорожке около дома. Я могла бы сама её переставить, но ты никогда не позволял мне водить её, и я не хотела злоупотреблять…

- Все в порядке. Я все равно должен вернуться домой. – Я сел и осмотрелся. Очевидно, я был в доме Беллы, но не было ничего из того, что я помнил в нём. Стены, которые раньше оставались аскетично белыми, теперь были окрашены в глубокий желтый цвет, но это едва ли шокировало так, как белый диван, на котором я сидел. – Когда ты купила мебель?

Она рассмеялась.

- Когда решила, что не хочу развлекаться исключительно в своей спальне.

Последовав за ней на выход, я вспомнил, что она сказала прошлой ночью о том, что чувствует себя «навязывающейся». Я увидел возможность, чтобы доказать ей, что это слово было совсем не о ней, и что она важна и для моей мамы.

- Ты заедешь после работы? Я знаю, мама хотела бы тебя увидеть.

- Ты уверен? – спросила она.

- Да, хотя мои действия и не бескорыстны. Я тоже хочу тебя увидеть.

- Хорошо. В таком случае, я приеду около трех.

Первый раз почти за два года, я считал секунды до окончания учебного дня.

___________

* Реквием (лат. Requiem — заупокойная месса) — последнее, незавершённое произведение композитора Вольфганга Амадея Моцарта, над которым он работал перед самой смертью, — траурная заупокойная месса, написанная на канонический латинский текст. Сочинение завершили ученики Моцарта, главным образом Франц Ксавер Зюсмайер, тем не менее, Реквием является одним из наиболее известных произведений Моцарта и рассматривается как одно из важнейших его творений.

___________

Перевод: dolce_vikki

Редакция:  bliss_

Отдельная благодарность Кате (leverina) за неоценимую помощь в переводе стихов Вергилия.