Глава 46

Лейтмотив III

Саундтрек к главе от переводчика:

http://www.youtube.com/watch?v=Iq0XJCJ1Srw (Nat Кing Сole – Nature Boy)

http://www.youtube.com/watch?v=j1Kl_ROm-DY (Frederic Chopin – Waltz a minor)

 Белла недоверчиво посмотрела на меня, когда я, держа в руках литографию Гранта Вуда из отцовской коллекции, спросил, где она хотела бы, чтобы я её повесил.

 – Ты ведь шутишь, правда?

 Мама покачала головой.

 – Нет. Это часть личной коллекции Карлайла. Я думаю, что он хотел бы, чтобы это было у тебя.

 – Вы знали, что я впервые встретила Карлайла на выпускном Эдварда? Он с иронией отозвался о том, что я всего лишь бакалавр*. Маловато, мол, академических регалий. Я не видела, кто заговорил со мной, – стояла к нему спиной – и подумала, что это один из учеников. Я ответила ему довольно снисходительно, намекнув, что он недостаточно начитан и потому не понял, что этим я отдала дань Вирджинии Вульф. Я отправила его прочитать «Три гинеи», а осенью подойти ко мне, чтобы обсудить прочитанное.

 – Я знаю. Он рассказал мне об этом, когда вы с Эдвардом покинули дом после твоего катастрофического первого визита. Это засело в его голове, потому что он не читал ничего, написанного Вирджинией Вульф. Впервые в его взрослой жизни кто-то сделал литературную ссылку, которую он не сразу понял. Он утверждал, что в спецкурсе «Проблемы женщин», который он изучал, будучи студентом, никак не освещался ни феминизм, ни «женская» литература.

 Я фыркнул.

 – В этом весь папа.

 – Ну да. – Моя мать улыбнулась мне и повернулась к Белле. – Я объяснила ему, почему академическое одеяние символически связано с патриархатом, почему некоторые феминистки от него отказываются, и почему, несмотря на твои неподобающие отношения с моим несовершеннолетним сыном, я внезапно поймала себя на желании потанцевать вместе с тобой вокруг горящего дома.

 Я понятия не имел, о чём говорит моя мать; но Белла, судя по выражению её лица, отлично её понимала.

 – Вы были в своей семье первой женщиной, получившей высшее образование? – спросила Белла.

 – В своей семье я была первой, точка. Мы похожи больше, чем ты думаешь.

 Она обняла маму.

 – Спасибо. Я не нахожу слов, чтобы выразить, как много это для меня значит. – Выпустив мою маму из объятий, Белла вытерла глаза. – Что, если я повешу это над фортепиано? Как вы думаете?

 Я не мог сдержать улыбку, даже если бы захотел.

 – Думаю, это было бы идеально.

 Как бы ни был я благодарен за то, что Белла организовала пасхальный обед, и моя мама находится не одна, а в компании, я ничего так не хотел, как снова заполучить Беллу в полное личное распоряжение – или же снова заполучить Беллу, точка. Роуз и Элис, приехав, тут же уединились с Беллой на кухне. Моя мать болтала с Эммом и Джаспером о бейсболе, а я играл на пианино, держа Дэвида на коленях. Когда Эммет взялся укладывать его спать, Белла позвала меня на кухню разрезать индейку.

 – Ты так ловко обращаешься с Дэвидом, – сказала она, протягивая мне нож и разделочную вилку.

 Я не знал, как отнестись к удивлению, в её голосе и лице.

 – Я обязан уметь с ним обращаться. Я заместитель заместителя его главной няньки, можно сказать, третий в очереди.

 Я ожидал, что Белла будет впечатлена, но вместо этого она истерически расхохоталась. Я не мог понять, что смешного она в этом нашла. Разве не все женщины приходят в умиление, когда их парни ловко обращаются с малышами?

 – Что? – спросил я.

 – Прямо как спикер Палаты. Конечно, это тешит самолюбие – говорить, что ты третий в очереди на президентское кресло, но реального шанса потрудиться в Овальном кабинете у тебя практически нет.

 Я шутливо пригрозил ей разделочной вилкой.

 – Должен тебе сообщить, что несколько раз присматривал за Дэвидом, когда Роуз приходилось неожиданно задерживаться на работе, а Эммет не мог изменить свои учебные планы.

 – Ты прямо весь такой хозяйственный, весь такой семейственный. Сегодня утром щеголял в моём старом кухонном фартуке, а теперь хвастаешься, что поработал няней. Не знай я, как обстоят дела в реальности, засомневалась бы в твоей половой принадлежности.

 Я знал, что она шутит, но не преминул воспользоваться моментом. Положив нож и вилку на кухонный стол, я привлёк её в объятия и поцеловал. Когда мой язык проник ей в рот, я обхватил её за задницу и прижал к неотъемлемому атрибуту своего пола. Поняв, что до того, как все усядутся за стол, остаётся слишком мало времени, так что подрочить я не успею, я прервал поцелуй и вернулся к разрезанию мяса.

 – Это было достаточным подтверждением моей мужественности? – спросил я, отчаянно стараясь выглядеть незаинтересованным.

 Белла ответила, слегка задыхаясь.

 – Боюсь, я не успела как следует разобраться. Не мог бы ты сделать это ещё раз, пожалуйста?

 – Я бы с удовольствием, но кончится тем, что наши гости заинтересуются причиной задержки, и может получиться очень неловко, учитывая, что среди них присутствует моя мать.

 Белла подошла ко мне сзади и обняла за талию.

 – Не везёт мне, и всё тут. Ещё даже не получив тебя обратно, я уже вынуждена делить тебя с шестью самыми близкими мне людьми. Я ничего в мире не хочу так сильно, как остаться с тобой наедине.

 – Поверь мне, это взаимно.

 Я продолжил нарезать индейку, а Белла стояла рядом со мной, наблюдая.

 – Как бы хорошо я тебя ни знала, ты всё ещё полон сюрпризов. – Она указала на блюдо. – Когда ты сказал, что хочешь это сделать, я предполагала, что ты придешь сюда, воскликнешь «Ки-й-а!» и спросишь, есть ли у меня мачете. Ни секунды не верила в то, что ты действительно знаешь в этом толк. Помнится, когда мы познакомились, ты даже воду вскипятить не умел.

 – Мой отец всегда настаивал на своём праве нарезки мяса для праздничных обедов, шутя, что это единственное, что он способен сделать на кухне без помощи моей матери. Надеюсь, ты не думаешь, что я напросился на это из какого-нибудь причудливого мужского шовинизма.

 – Это намёк на вышеупомянутый неотъемлемый атрибут твоего пола?

 – Да, – я рассмеялся; оказывается, я произнёс это вслух. – А если серьёзно, то я подумал: если сделаю что-то, что всегда делал мой папа, то смогу почувствовать себя ближе к нему.

 Белла кивнула, казалось бы, глубоко задумавшись.

 – Это сработало?

 – Ты знаешь, на самом деле – да. И, кажется, я ещё не говорил тебе, как много значит для меня то, что сегодня сделала ты.

 – Это ерунда. – Она вышла из задумчивости и улыбнулась. – Ко всем своим достоинствам, я ведь ещё и всегда готова быть на приемном конце орального секса.

 Мы, что, действительно возвращались к этому? Шутки на сексуальные темы, с помощью которых избегают разговоров о важном, были типичной уловкой Беллы.

 – Я серьёзен, – сказал я.

 – Я знаю, прости меня. Мне не следовало несерьёзно относиться к проявлению твоих чувств. Пойми, для меня это всё ещё трудно.

 – Говорить об эмоциях?

 – Нет, – она отвела глаза и покачала головой, – принимать похвалы. Не то чтобы я думала, что недостойна их, или что моя ценность недостаточно велика. Я осознаю свою ценность, но для меня это довольно новая мысль, и я не привыкла к тому, что и другие люди чувствуют то же самое.

 – Как ты это сделала? – спросил я.

 – Что сделала?

 – Пришла к вере в себя и свою ценность.

 – Мой психотерапевт заставил меня составить список моих положительных качеств и велел мне читать его перед зеркалом каждое утро. Поначалу, делая это, я чувствовала себя полной дурой, но это действительно помогло. Знаешь, как бывает – если человек всё время слышит о себе негативные вещи, то в конце концов начинает в них верить? По всей видимости, с позитивными утверждениями происходит то же самое.

 – Тогда давай попробуем это снова. – Я положил вилку и нож и посмотрел на Беллу. – В последние две недели ты была заботливой, поддерживала меня так, как я даже не мог себе представить. Не думаю, что смог бы пройти через это без тебя. – Я крепко обнял её. – Как только мы останемся наедине, я буду счастлив развить эту мысль.

 Она улыбнулась, отстранилась от меня и взяла блюдо с мясом.

 – Осталось недолго.

 – Буду считать минуты.

 И я считал. Три часа и шесть минут спустя мы, наконец, остались вдвоём. Я ничего так не хотел, как прикоснуться к ней, но она оттолкнула меня, сказав, что сначала следует навести порядок. Когда я вошёл в кухню, я понял её. Каждый дюйм кухонных поверхностей был заставлен стопками грязной посуды. Я засучил рукава, включил кран и услышал смех Беллы, которая вошла в кухню следом за мной.

 – Неужели ты знаешь, как нужно мыть посуду? – спросила она.

 – Ну, нет, но разве это так трудно? Где тут включается измельчитель мусора?

 – У меня нет измельчителя. И, прежде чем ты спросишь, у меня нет посудомоечной машины.

 Думая, что она шутит, я сделал шаг назад и осмотрел её кухонную технику.

 Она расхохоталась.

 – Поверить не могу, что ты не замечал. Ты думал, что я всегда мою тарелки вручную, потому что мне это очень нравится?

 – В свою защиту могу сказать, что, находясь в одном помещении с тобой, я, как правило, сосредоточен на тебе. Это особенно верно, когда есть вероятность, что твоя футболка намокнет... и станет просвечивать.

 – Неплохо выкрутился. – Она открыла один из ящиков и вручила мне кухонное полотенце. – Учитывая твой статус новичка в этом деле, думаю, будет лучше, если я стану мыть, а ты – вытирать.

 – Как скажешь, – согласился я.

 Белла заполнила раковину горячей водой и моющим средством и натянула пару ярко-жёлтых резиновых перчаток.

 – Я бы предпочла загрузить посудомоечную машину, нажать на кнопку, а затем лечь спать, но это не вариант.

 – Да уж, не сегодня.

 – И не в обозримом будущем. Я обдумывала вопрос, не купить ли посудомоечную машину; тут, в принципе, всю кухню нужно переоборудовать, но я смогу себе это позволить только через год-другой. Кроме того... – она подтолкнула меня бедром, – я не против заниматься этим, когда у меня есть компания. Это тоскливо только когда я одна, но в таких случаях я, как правило, отключаюсь от реальности и погружаюсь в мечты.

 – Хотел бы я знать, о чём они.

 – На самом деле они, как правило, вращаются вокруг того, как здорово иметь посудомоечную машину. Но я не жалуюсь; хорошо, что впереди есть нечто, ради чего придётся потрудиться. Люди, которым вещи достаются слишком легко, не умеют ценить то, что у них есть. Позволь сказать тебе – в день, когда после ухода гостей мне не потребуется стоять здесь и отскребать кастрюли и сковородки, я буду счастлива как бодхисатва, достигший нирваны.

 Я вполсилы улыбнулся и попытался игнорировать то, что моя мама назвала бы «буржуазным чувством вины», впервые понимая, что выражение это неправильное. Вина была, но ничего буржуазного в ней не было. Правда состояла в том, что даже без доступа к своему трастовому фонду я имел более чем достаточно денег, чтобы отремонтировать кухню Беллы. Слова «я куплю тебе посудомоечную машину» чуть сами не сорвались у меня с языка, но я проглотил их. Даже узнав о том, насколько богат мой отец, она по-прежнему могла не захотеть, чтобы я тратил на неё деньги.

 Когда я пришёл домой, мама сидела на диване, дожидаясь меня. Я взял себе пиво и сел напротив неё.

 Она, должно быть, уловила моё настроение.

 – Всё в порядке?

 – Мне нужно одно одолжение. Я сказал Белле, что пройду проверку на ЗПП, прежде чем мы... – Моя мать подняла бровь. – В общем, ты понимаешь.

 Она хихикнула.

 – Догадываюсь.

 Слава богу, она не заставила меня произносить это вслух.

 – Не могла бы ты выписать мне направление на анализы и попросить в лаборатории сделать их поскорее? Я имею в виду, я знаю, что у меня ничего нет, я просто... ёпрст... блядь, я не хотел ругаться в твоём присутствии... да чёрт возьми! – Я опустил голову и в расстройстве провёл рукой по волосам. – Прости меня. Я знаю, это выглядит так, будто мне дискомфортно говорить с тобой на эту тему.

 – Тебе действительно дискомфортно говорить со мной на эту тему.

 – Ну, да, – признался я. – Папа мне дырку в мозгу просверлил, напоминая о важности обращения с вами – с вами, женщинами в целом – уважительно. Мне трудно сидеть здесь и признаваться, что я должен сдать фактически ненужные анализы крови как покаяние за то, как по-свински вёл себя с Беллой, обсуждая её прошлое, когда мы только начали встречаться.

 Мама взяла у меня из рук бутылку пива и, залпом допив до дна, поставила рядом с собой на стол.

 – Мам, ну а тебя-то чтó так смущает, что требуется пиво? Я же помню, как ты дразнила меня, когда Белла получила сотрясение?

 – То было по-другому; я уже знала, что вы двое занимаетесь сексом. Мне просто немного неловко от того, что ты можешь сказать мне о Белле что-то такое, что она бы не сказала сама. Если ты думаешь, что разговор может пойти в этом направлении, скажи мне сразу, и я возьму еще пива. Вообще-то, по зрелом размышлении, мне, пожалуй, в любом случае следует выпить. – Она пошла на кухню и вернулась с двумя бутылками пива, одну из которых отдала мне.

 – Когда мы начали встречаться, Белла сдала анализы. Я не просил её, она сделала это, потому что у меня не было никакого опыта, и она хотела убедиться, что я буду в безопасности. Теперь, когда я был с кем-то ещё, кроме неё, я чувствую, что должен оказать ей ответную любезность.

 – Понятно. Но зачем тебе нужно ускорять их?

 Надеясь, что она сообразит сама, я промолчал и глотнул пива. Через три секунды она фыркнула.

 – О-о. Ладно. Утром я выпишу тебе направление в нашу лабораторию и позвоню кому надо. Думаю, всё получится.

 – Спасибо, мама. Я люблю тебя.

 Она встала и взъерошила мне волосы.

 – Я тоже люблю тебя. Спокойной ночи.

 На следующее утро я забил на лекции и сдал кровь. Покончив с этим, я поехал к Белле домой. Когда я открыл входную дверь, меня встретила тишина. Я улыбнулся, поняв, что она ещё спит. Как бы ни изменилась она за время нашей разлуки, это всё ещё была прежняя Белла. Я поднялся в её спальню и достал ноутбук, думая, что почитаю в постели рядом с ней, пока она не проснётся. Вместо этого я засмотрелся на то, как она спит. Вскоре она пошевелилась. Открыв глаза, она не удивилась, обнаружив меня в своей постели.

 – Доброе утро, – сказала она, зевая.

 – Не в этом часовом поясе. На самом деле сейчас чуть больше двух часов дня.

 Она села и протерла глаза.

 – Как давно ты здесь?

 – Около часа. Ты выглядела так мирно. Я не мог заставить себя разбудить тебя.

 Я потянул её к себе. Она взяла меня за правую ладонь и, разогнув мою руку, указала на кусочек ватки в локтевом сгибе, удерживаемый на месте пластырем.

 – Кое-кто зря времени не теряет.

 – Ну да, – смеясь, признался я.

 – Не знала, что на анализ крови можно попасть так быстро.

 – Что угодно можно сделать быстро, если имеешь нужные связи.

 Она посмотрела на меня с внезапным раскаянием на лице.

 – Надеюсь, я не заставила тебя чувствовать давление. Я знаю, что раньше не всегда была терпелива. Надеюсь, ты не чувствовал, что обязан спешить с этим.

 – Позволь мне кое-что прояснить. – Я положил ладони ей на плечи. – Я никогда не чувствовал, что ты вынуждаешь меня заняться с тобой сексом. Не чувствовал раньше, и, конечно, не чувствую сейчас.

 – Ты говорил, что чувствовал себя использованным...

 – О, да, иногда я это чувствовал, но в этом есть равная доля твоей и моей вины. Я полностью осознавал, что ты используешь физическую близость, чтобы избежать столкновения со своими эмоциями. Тем не менее, я хотел тебя так отчаянно, что соглашался на твои предложения. И то, что иногда я настаивал, чтобы мы остались одетыми и поговорили, не имеет значения. Я знал, что у тебя есть неразрешённые проблемы, идущие из твоего прошлого, что ты чувствуешь, будто недостойна любви. Я наивно полагал, что моя любовь сможет тебя исцелить, что я докажу тебе твою ценность, просто любя тебя. Думаю, это в значительной степени объясняет то, почему наш разрыв так тяжело на меня подействовал. Я не просто тебя потерял – я с тобой потерпел неудачу. До этого я не знал поражений никогда и ни в чём. Я поверил тебе, когда ты сказала, что не способна на любовь, и в течение нескольких месяцев удивлялся, как мог быть настолько глуп, чтобы верить в то, что ты меня любишь. Шло время, я посмотрел на наши отношения с некоторого расстояния и с бóльшей ясностью. Я понял, что твои слова в День Благодарения противоречили всему, что ты говорила мне до него. Я знал, что ты лгала мне. Я просто не знал, когда именно – когда мы были вместе, или когда расставались. Ни за то, ни за другое я тебя не виню.

 – Тебе и не нужно, – сказала она, опустив взгляд на свои колени. – Я сама себя корю достаточно за нас обоих.

 – Белла, посмотри на меня.

Я коснулся её подбородка, и она подняла глаза, чтобы встретить мой взгляд.

 – Я простил тебя давным-давно. Ты тоже должна простить себя.

 – Я знаю, – прошептала она. – И я пытаюсь. Я говорю тебе это не для того, чтобы вызвать к себе жалость. Я просто хочу, чтобы ты понял... Я знаю, Кровавый Четверг – это полностью моих рук дело, и понимаю – кое-кто подумал бы, что я заслужила наказание и должна страдать. Я просто хочу, чтоб ты знал... в общем... что своими действиями я и себе тоже причинила боль. Каждую секунду вдали от тебя я мучилась и тосковала. Я пожалела о своем решении закончить наши отношения в ту же секунду, как ты ушёл. Я не бросилась вслед за тобой только потому, что было кое-что, чего я хотела больше, чем заполучить тебя в свою жизнь.

 – И что же это было? – спросил я, поглаживая её волосы.

 – Действительно заслуживать место в твоей жизни.

 Я склонился к ней и поцеловал в лоб.

 – Ты заслуживаешь его.

 Она выдохнула, и я почувствовал, как она расслабляется в моих руках. Она мне безоговорочно доверяла – в этом я больше не сомневался. Я задолжал ей ответную любезность.

 Больше тянуть с разговором о моем наследстве было нельзя.

__________________

* На церемонии вручения школьных аттестатов (вот только в США говорят «дипломов») от учителей тоже требовалось быть в своих университетских мантиях и шапочках (см. гл.5 от Беллы). Разным учёным степеням – бакалавр, магистр, доктор… – положены мантии разного покроя. В частности, у мантии магистра есть капюшон, а у бакалавра его нет. Так Карлайл смог определить, что Белла – бакалавр. Потому что шапочку (у которой тоже имеются свои отличительные признаки) Белла не надела вовсе.

 Кому интересны прочие костюмные подробности, читайте тут.

__________________

Перевод:   leverina

Редакция: bliss_