Глава 47

Реприза

(Реприза в музыке – третья, завершающая, часть сонатного аллегро, с небольшими (но важными) изменениями, повторяющая первую часть)

Саундтрек к главе от переводчика:

www.youtube.com/watch?v=pe-GrRQz8pk , (Krystian Zimerman - Chopin - Ballade No. 4)

 Оперативность – отличительная черта моей матери. Не прошло и сорока восьми часов с момента сдачи анализов, как я получил справку о том, что здоров. Хотя для меня эти результаты не были неожиданными, я знал, что Белла ждёт их с нетерпением. Получив их, я позвонил ей в ту же секунду.

 – Отправляйся на занятия.

 Неожиданное телефонное приветствие, однако оно очень подходило Белле. Интересно, подумал я, сколько раз за один рабочий день она произносит эти три слова?

 – Я как раз собирался. Просто хотел поговорить с тобой о нашем свидании…

 – Уже бросаешь меня?

 – Не в этой жизни. Просто хотел сообщить, что освобожусь и смогу забрать тебя в час дня, и чтобы ты подготовилась к ночёвке.

 – Ты получил результаты своих анализов?

 – Да.

 – И как они? – спросила она так быстро, что слова слились в одно.

 – Чист. Я же говорил.

 – Верно, говорил.

 Даже по телефону я ощутил её тревогу, только не был уверен, чем она была вызвана –беспокойством о том, что покажут анализы, или осознанием того, что теперь, когда они сделаны, отпало последнее препятствие для движения вперёд.

 – Просто, чтобы ты знала: у меня нет никаких ожиданий, кроме как провести время вдвоём с тобой, – пояснил я, надеясь её успокоить. – Послушай, я действительно должен идти. Занятия сейчас начнутся. Я люблю тебя, и до скорой встречи.

 Что бы ни беспокоило её в те минуты, оно, по-видимому, перестало быть проблемой, когда я после лекций заехал за ней. А когда я повернул на скоростное шоссе в Атлантик-Сити, она, казалось, почти полностью расслабилась и развеселилась [прим. переводчика: если я верно понимаю, у школьников (и учителей) весенние каникулы, а у студентов их в это время нет].

 – Ты везёшь меня туда, куда я думаю? – спросила она.

 – Если думаешь о пляжном доме, то ты угадала. Я хочу уединения, и это место кажется мне подходящим. Кроме того, я по нему соскучился.

 – Что ж, сейчас апрель. Ты, вероятно, не был там с октября.

 – На самом деле, с позапрошлого сентября; прошлым летом ни разу сюда не приезжал. Я путешествовал.

 – Всё лето? – спросила она.

 – Да.

 – А что ты делал в день своего восемнадцатилетия?

 – В Лувр ходил.

 – Надо же, как интеллигентно, – поддразнила она. – Большинство американцев в этой ситуации отправились бы в бар.

 – Вообще-то я так и сделал после того, как музей закрылся. С папой; ты же знаешь, каким он был... Отказы не принимались.

 – Это, должно быть, трудно для тебя. Я имею в виду, трудно в первый раз ехать в дом своих родителей, после того как...

 Она не закончила предложение, но это не имело значения. Я знал, что она собиралась сказать.

 – Можешь сказать это. Сколько ни молчи, реальность от этого не изменится.

 – Не хочу быть толстокожей.

 – Определённый уровень толстокожести просто необходим для жизни. Я никогда бы не стал просить тебя замалчивать реальность, а реальность такова, что потеря моего отца изменила всё.

 – Могу себе представить.

На самом деле, не могла – потому что я ещё не рассказал ей. Я свернул на обочину и включил аварийку. Если Белла и удивилась этому, то ничего не сказала. Опасаясь, что потеряю самообладание, если встречусь с ней взглядом, я смотрел строго вперёд.

 – Ты когда-нибудь думала о том, почему мой дед и бабушка никогда не садятся за руль?

 – Я предполагала, это из-за того, что Китти всё время пьяна, а у Джека плохое зрение или что-то подобное.

 – Интересно. Представляешь, я об этом ни разу в жизни не задумывался. Так было всегда, сколько я себя помнил, потому и не казалось мне странным.

 – А что в этом странного? Довольно много людей, выросших в городах, предпочитают не садиться за руль сами.

 – Странность в том, что водители Джека и Китти на самом деле – это телохранители. По-видимому, когда человек настолько богат, выходить из дома в одиночку небезопасно. Не уверен, поняла ли ты это, но ты была моим первым другом за пределами узкого круга ближайших родственников. Мне не с кем было сравнивать, так что я и не догадывался, насколько обычная жизнь и обычные люди далеки от моих представлений о них. Я знал, что я не такой как все, и был настолько уверен, что меня не принимают из-за моего интеллекта, что не замечал, насколько и вся моя семья тоже не такая как все. Хотя мог бы и догадаться, знаков было достаточно. Я же знал, что у нас есть деньги, но знал лишь в том смысле, что нам не нужно себя как-то ограничивать. Поэтому, когда после похорон отца его адвокат отвел меня в сторону и сказал, что я могу не спешить и встретиться с ним, когда захочу и буду готов, я понятия не имел, о чём пойдёт речь. И наши с тобой отношения – я только-только начал чувствовать, что мы наконец-то обретаем некий баланс и общаемся на равных. И потом я вспомнил твои слова, что я – мальчик с трастовым фондом, и как важна для тебя твоя финансовая независимость. И вот, это снова всё ломает…

 – Я очень стараюсь понять, о чём ты говоришь, потому что вижу, что тебя это сильно расстраивает; но что-то я потеряла нить.

 – Папа сказал мне однажды, что если меня вышибут из университета, он не позволит Джеку подарить им новое здание, чтобы меня взяли обратно. Я ни секунды не думал, что он говорит серьёзно – что у Джека есть такие деньги. Знаешь выражение «поток стремится вниз»? Лава – по склонам вулкана, дерьмо – по фановым трубам, деньги – от поколения к поколению. Папе, когда он достиг совершеннолетия, как старшему сыну, достался приличный капитал. Теперь, когда папы нет, он перешёл ко мне.

 На её лице отразилось понимание.

 – Ты унаследовал деньги своего отца?

 – Да.

 – И насколько я понимаю, речь идёт о больших деньгах – таких, за которые в Художественном музее полагается личный экскурсовод.

 – Да.

 Она кивнула, глядя прямо перед собой. Когда она посмотрела на меня через три секунды, её брови нахмурились.

 – Почему эти деньги не унаследовала твоя мать?

 – Она их не хочет.

 – Не могу сказать, что виню её. Я бы тоже не захотела.

 – Ты бы не захотела моих денег. Но ты бы захотела меня?

 – Я всегда буду хотеть тебя. Каждый человек имеет эмоциональный багаж. Твой, судя по всему, это вина – мы ведь сейчас о ней говорим, верно?

 Я кивнул.

 – Твоё чувство вины из-за наследства ничем не отличается от моих проблем с детской неприкаянностью. Пока оно не начнёт расти так же быстро, как сложные проценты на твой капитал, с ним можно жить. Но – на всякий случай, просто чтобы быть уверенными, что мы друг друга понимаем – учти: если когда-нибудь, придя с работы домой, я обнаружу, что ты заменил мой автомобиль или реконструировал мою кухню, тебя ждут серьёзные неприятности.

 – Я бы никогда не позволил себе...

 – Тогда эти деньги ничего не меняют.

 Расслабившись, я выключил аварийку и вернулся на скоростное шоссе. Должно быть, ей было так же неловко, как и мне, потому что она сразу же сменила тему разговора.

 – Расскажи мне о Европе. Ты был там только вдвоём с отцом?

 – Да, бóльшую часть поездки. Мама присоединилась к нам в Париже и... ну... один мой друг был вместе с нами в Лондоне.

 В её голосе не было обвинительных интонаций.

 – Кейт?

 – Да.

 Она положила свою руку поверх моей на рычаг переключения скоростей.

 – Не надо думать, что ты не можешь говорить со мной об этом. Я не хочу, чтобы ты молчал о чём-то только потому, что в этом участвовала твоя бывшая девушка. Я же понимаю, что не имею права обижаться из-за того, что ты делал, пока мы были не вместе; я никогда и не думала, что ты станешь хранить мне верность.

 – Мне просто кажется не очень вежливым упоминать это при тебе.

 – Почему бы не позволить мне решать это самой?

 Моя сдержанность имела основания – я не сомневался, что Белла будет вести себя так, чтобы не задеть мои чувства независимо от того, насколько сильно это будет ранить её собственные. Это был один из её способов наказывать себя за тот День Благодарения.

 – По крайней мере, расскажи мне о Лувре, – сказала она, наконец. – Что ты думаешь о «Моне Лизе»?

 – Честно? Я был не слишком впечатлён.

 – Вряд ли ты предпочитаешь монументальную живопись, это так на тебя не похоже.

 – Это не потому, что она маленькая. Моя любимая картина в Художественном музее – тоже портрет, причём его размеры в два раза меньше «Джоконды». Она просто не поговорила со мной.

 – А если бы она была изображена топлесс?

 Незаметно для себя мы вернулись к нашей привычной манере разговора и снова стали собой.

 – Наверное, нет. Кроме того, есть только одна женщина, которую я хочу видеть топлесс.

 День был солнечным, и, возможно, это его лучи согрели её лицо так, что оно порозовело. Но мне нравилось фантазировать, что Белла зарделась от смущения.

 Когда мы подъехали к пляжному дому, я поставил машину в гараж и занёс внутрь наши сумки. Белла задержалась в коридоре, который вёл в спальню. С застывшим взглядом, устремлённым вперёд, она стояла и срывала заусенцы с указательного пальца. Хотя раньше я не видел, чтобы она так делала, это было так похоже на неё, учитывая её прочие нервные привычки. Если у неё в пальцах не было ножки винного бокала, или рядом не было человека, к телу которого можно прижаться, она отвлекала себя любыми другими возможными способами. Видеть её настолько беззащитной, ничуть не скрывающей своих страхов – было таким контрастом с тем первым разом, когда я привёз её сюда. Тогда она виделась мне бессмертной богиней секса, которой предначертано меня соблазнить. Возможно, если бы в то время я не был так сильно одержим идеей самому оказаться внутри нее, то смог бы заметить, как неудобно было ей внутри самой себя.

 Я смог придумать только один способ её успокоить.

 – Погуляешь со мной? – спросил я, беря её за руку.

 Я обнял её за талию, и мы пошли по пляжу. Я остановился, когда мы дошли до места, где я впервые объяснился ей в любви, а она, в свою очередь, доверилась мне достаточно, чтобы впустить меня – не в свой рот или свою вагину (которые к тому времени уже успела предложить мне бессчётное количество раз), но в свою израненную душу. Я повернулся и посмотрел на неё, надеясь, что это место сможет сказать ей о моих намерениях больше, чем любые мои слова. Я любил её. Я принимал её. Никакие её слова или действия не могли этого изменить.

 Она обняла меня и задрожала, когда я ответил ей крепким объятием. Я подхватил её на руки и, отнеся в дом, поставил на пол у той кровати, которую мысленно называл «нашей».

  – Ты дрожишь, – сказал я. – Всё ещё не согрелась?

 – Нет, просто немного волнуюсь.

Она села на краешек кровати и уставилась на свои колени.

 – Не волнуйся, – сказал я, сев рядом с ней. – Это всего лишь я.

Она закрыла глаза и вздохнула.

 – Точно. Думаю, сейчас я, наконец-то, понимаю, какой страх ты должен был испытывать в нашу первую совместную ночь. Я всегда считала, что его причиной была твоя неопытность, но это чересчур всё упрощает. Когда любишь кого-то настолько сильно, то последнее, чего хочется – это разочаровать его.

 – Мы не должны это делать, если ты не готова...

 – О, поверь мне, я готова. Я просто...

 Я погладил её по плечам, надеясь успокоить.

 – Что? Ты можешь мне сказать.

 – Прошло столько времени с тех пор, как я это делала. Восемнадцать месяцев, если быть точной. У нас было шесть месяцев прелюдии, замаскированной под дружбу, и сейчас мне дико страшно, что секс со мной разочарует тебя.

 – Тебя пугает то, что реальность может не дотянуть до фантазий?

 – Отчасти дело в этом. С тех пор, как я перестала быть девственницей, это самый долгий период без секса в моей жизни. Что, если это один из тех навыков, которые исчезают, если ими не пользоваться?

 После всего, через что мы прошли, она и правда всё ещё беспокоилась о том, что у неё что-то «не получится»?

 – Если я верно помню, перед тем, как это в первый раз случилось у нас, у тебя не было секса пять месяцев.

 – Верно.

 – И тогда ты не нервничала.

 – Это было по-другому. При твоей неопытности это не имело значения. И это больше не так. Мы с тобой уже были вместе раньше, и я уверена, что были и другие... – Она посмотрела на меня, как будто хотела, чтобы я закончил предложение за неё.

 – Ты спрашиваешь меня о моей сексуальной жизни во время нашей разлуки?

 – Да, – призналась она. – Если ты не против рассказать мне о ней.

 – Нет, я не против. Это только справедливо, учитывая, как упорно я добивался того же от тебя. Я не касался этой темы раньше, потому что думал, что ты не хочешь об этом знать. И даже если ты хочешь, то это не значит, что тебе будет легко об этом услышать. Я слишком хорошо помню, что почувствовал, когда ты ответила мне на подобный вопрос; я немедленно пожалел о том, что спросил.

 – Да уж конечно, ты пожалел. Уверена, это был колоссальный облом, узнать, что твоя девушка такая шлюха.

 – Ты же знаешь, что я имею в виду не это. Хоть это и не являлось секретом, но услышать, что ты была с другими людьми, оказалось нелегко. Ведь это означало, что я никогда не стану для тебя тем, кем была для меня ты. Ты уже делала всё, что можно себе вообразить, и с мужчинами, и с женщинами. Я думал, что никогда не смогу тебя удовлетворить. Я был слишком неопытен, чтобы увидеть твоё прошлое в правильном свете. Откуда было взяться опыту? Ты – моя первая страсть, мой первый поцелуй, моя первая любовь, мой первый оргазм, не сотворённый своими руками.

 – Я была у тебя единственной?

 – Моей единственной любовью? – Тут не о чем было думать. – Да.

 – Нет, единственным источником твоих оргазмов, не сотворённых своими руками?

 – О. Нет, – сказал я. – Мои отношения с Кейт включали физическую близость.

 – Я так и подумала, когда ты сказал, что она была с тобой в Лондоне, – сказала она, отводя взгляд.

 – Поговори со мной, Белла.

 Она вздохнула.

 – Я никогда не думала, что ты прекратишь заниматься сексом. Часть меня даже надеялась, что ты не станешь так поступать. Я не ждала и не хотела, чтобы ты по мне тосковал.

 – Но я тосковал. Я думал о тебе постоянно, даже во время серьезных отношений с кем-то ещё. Это длилось месяцами, и из-за этого я чувствовал себя таким подонком. – Я заправил локон ей за ушко. – Ты в порядке?

 – В порядке. Просто немного больно.

 – Я знаю. – Я взял её ладошку и сжал её. – Если не хочешь слушать остальное, то так и скажи.

 – Нет, пожалуйста, расскажи мне.

 – Кейт и я были вместе семь месяцев, и я действительно хотел, чтобы у нас всё сложилось. Мы учились в одном и том же университете, жили в одном и том же здании, происходили из одного социального круга, имели похожие жизненные цели. Она честная, искренняя, и она – лучший друг, о котором я мог молить в тот период своей жизни, когда отчаянно нуждался хотя бы в одном. Я всегда буду любить её за всё, что она для меня сделала, но я никогда не был в неё влюблен. Не мог, как бы сильно ни хотел. Она потрясающая, но она – не ты.

 – Вы уже были парой, когда мы встретились на церемонии Дэвида?

 – Нет. На самом деле, та наша встреча и подтолкнула меня к попыткам двигаться дальше. Помнишь, что ты тогда сделала?

 – Да, – сказала она, закатывая глаза. – Я унизила себя.

 – Ты так это помнишь?

 Она кивнула.

 – Я так отчаянно хотела возобновить связь с тобой. Само собой разумеется, мне не удалось.

 – Ничего себе. – Я покачал головой, пытаясь осознать смысл её слов. – Это всё меняет. Нет, я говорю о том, когда ты спросила меня, не начать ли нам всё сначала. Затем ты протянула руку и сказала: «Я Белла». Это прозвучало так, словно все наши отношения ничего для тебя не значили. И говоря это, ты стояла передо мной в том же самом костюме, что я снял с тебя в день, который показался мне величайшим моментом в моей жизни. Я воспринял это как послание и отказался от всех надежд, которые у меня ещё оставались, на то, что ты передумаешь.

 – Мне очень жаль. Я не х...

 Я прижал палец к её губам.

 – Ты не должна извиняться. Это в прошлом.

 Я откинулся на кровать и притянул её к своей груди.

 – Ну вот, это разговор убил всё настроение, – пробормотала она.

 – Знаю, – признался я, поглаживая её волосы. – Я рад, что мы об этом поговорили. Я волновался о том, как ты это воспримешь.

 – Почему? – Она села и посмотрела на меня. – Я ведь уже сказала, когда мы ехали сюда, что в то время у тебя не было передо мной обязательств.

 – Да, но ты помнишь тот вечер в закусочной? Ты вспыхнула от одного только предположения, что я встречался с другими женщинами.

 – Я знаю. Это была импульсивная реакция, о которой я очень сожалею. – Она провела рукой по волосам и вздохнула. – Значит, ты занимался сексом с Кейт.

 – Да.

 – А с кем-нибудь ещё?

 – Нет.

 Её взгляд изменился, она наморщила лоб.

 – Ты шутишь.

 – Я бы не шутил о таком. Если ты спрашиваешь о числе моих сексуальных партнеров – их было двое, включая тебя. Тебя это удивляет?

 Сказать, что у неё удивлённый вид, было бы преуменьшением; в действительности она выглядела потрясённой до глубины души.

 – Ещё как удивляет. Всё это время я воображала тебя, окружённым гаремом из шлюховатых девиц.

Я не сдержал смешок.

 – Что смешного? – спросила она. – Когда я навещала тебя, было очевидно, как много тамошних девушек облизывалось на тебя.

 – Это не значит, что я воспользовался бы их интересом. Ты ведь уже должна знать меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я не тот человек, который занимается сексом, не имея чувств. Я бы никогда не стал тащить девушку в постель лишь потому, что она симпатичная и согласна на это.

 – Но разве не для этого существует колледж? Не для случайных связей по пьяни, после которых наутро, протрезвев, можно притвориться, что ничего не помнишь?

Я пощекотал её подмышками.

 – Может, у тебя так и было. Так и вижу, как ты с утра собираешься на лекции – ручки, тетрадки, презервативы, наколенники...

 – Эй! – Она ударила меня, смеясь. – У каждого в жизни должен быть период сексуальных экспериментов.

 – О, я готов приступить к сексуальным экспериментам. – Я обхватил её груди, а затем положил одну из своих ладоней ей между ног. – Есть столько всего, что я хочу с тобой сделать.

 – Что, прямо сейчас? И чего же именно ты хочешь?

 Я поцеловал её в шею, а потом зашептал ей на ухо:

 – Хочу прикасаться к тебе, пробовать тебя на вкус, погружаться внутрь тебя. – Я пососал мочку её уха. – Хочу видеть твоё лицо, когда ты кончаешь. Ты закрываешь глаза и сосёшь правый уголок нижней губы.

 – Я так делаю?

 – Каждый раз, когда кончаешь. Я хочу слышать твои вздохи и стоны и знать, что все эти звуки – для меня и из-за меня. – Я провёл губами по её шее. – Хочу сосать твои пальцы, соски, клитор, а затем целовать тебя, чтобы ты чувствовала свой вкус на моих губах.

 Я погладил её через трусики и одновременно провел языком по её нижней губе.

 – Я хочу проникнуть в тебя всеми возможными способами, чтобы ты, наконец-то, стала моей – так же, как я всегда был твоим.

 Её дыхание углубилось, и когда она издала тихий стон, я знал, что мне пора умолкнуть. За последние несколько часов я дал ей очень много информации к размышлению, и впервые в жизни не имел сомнений в том, что для неё это не просто секс – что она готова отдать мне своё тело именно в качестве физического доказательства нашей эмоциональной связи.

 – Но только, если ты готова, – добавил я. – И если уверена.

 В следующее же мгновение она оказалась на мне верхом, вжимаясь бёдрами в мою эрекцию. Даже через одежду её близость была восхитительна. Я закрыл глаза и сосредоточился на её тепле, запахе и весе её тела на моем.

 Она наклонилась вперёд и стала расстёгивать пуговицы моей рубашки.

 – О, я готова.

Когда я открыл глаза, и меня поприветствовали её обнажённые грудки, я потерял все шансы продвигаться медленно. Я перевернул нас так, что сам оказался сверху, и поцеловал её. Когда мы избавились от остатков одежды, мой язык больше не покидал её рот. Её рука нашла мой член и сжала его, а пальчики стали потирать головку. Я ущипнул её сосок, а затем заменил свою руку губами. Она обхватила меня за шею, отпустив при этом мой член, но оставив его у своего входа, готовым погрузиться в неё при малейшем движении бёдер. Не выпуская изо рта её сосок, я усмехнулся, словно меня насмешила идея войти в неё прежде, чем она кончит.

 Я перевернулся набок и продолжил сосать и пощипывать её грудь, а затем ввёл внутрь неё два пальца.

 – Такая влажная, – прошептал я, водя большим пальцем по её клитору. – И такая горячая.

 Её бёдра задвигались навстречу моей руке, а стоны стали громче.

 – Эдвард, я... ох... я сейчас кончу.

 Звуки, которые она издавала, стали несвязными, а затем она закрыла глаза и всосала правую половинку нижней губы, не оставив у меня сомнений в том, что я заставил её кончить. Её тело полностью расслабилось, за исключением одной его части, которая продолжала ритмично пульсировать, то сжимая, то отпуская мои пальцы. Это было прекрасно.

Она была прекрасна.

 Когда она открыла глаза и встретилась со мной взглядом, то почти смутилась, заметив мою улыбку.

 – Что? – спросила она.

 – То самое лицо.

 Она обвила мою шею руками и поцеловала меня. Не разрывая поцелуя, я лёг между её ног и разместился у её входа. Хотя больше всего я хотел оказаться внутри неё, было кое-что, что мне нужно было сказать ей сначала. Я прервал наш поцелуй, но её взгляд лишил меня дара речи. В нём были желание и возбуждение, но они бывали там и раньше. Более заметным было присутствие доверия и принятия.

 И любви.

 Я больше не сомневался в её способности любить и быть счастливой, и в том, что она любит меня, и что я могу сделать её счастливой. Когда она заговорила, то как будто прочла мои мысли.

 – Я люблю тебя, – прошептала она. – Тогда и сейчас.

 – Всегда? – спросил я.

 – Всегда.

 – Я тоже люблю тебя.

 Я взял её лицо в свои ладони и медленно вошёл в неё. Её глаза распахнулись, и она охнула, и хотя был соблазн потеряться в ощущении того, как окружают меня её стеночки, когда я раздвигаю их, я не мог заставить себя оторваться от её глаз.

 После того, как я целиком оказался в ней, я почувствовал полный покой. Чем раньше я начинал двигаться, тем раньше кончал, а я хотел, чтобы это продлилось как можно дольше. Когда Белла моргнула, я понял, чем сегодняшний раз отличался от любого другого из наших занятий любовью – её глаза были открыты.

 Она больше не чувствовала необходимости скрывать, кто она, и что она чувствует, и не думала, что я могу использовать её потребность в любви и физической привязанности для того, чтобы манипулировать ею. Бесчисленное количество раз она раздвигала передо мной ноги, но никогда раньше не открывала глаз. Она видела, кто я, и доверяла мне – несмотря на то, что я был с ней сначала наивным мальчиком, а потом озлобленным мужчиной; вместо этого она верила в меня как в партнёра, которым я мог бы стать – в партнёра терпеливого и исцеляющего. Она знала, что я люблю её, нуждаюсь в ней, хочу её, но сам я – не идеален; несмотря на тот пьедестал, куда она возводила меня в начале, теперь она с открытым взглядом видела мои недостатки.

 И сейчас в этих глазах стояли слёзы.

 – Ты плачешь. – Я потёр её щеку большим пальцем. – Почему?

 Она отвела взгляд и улыбнулась.

 – Думаю, я только что потеряла девственность.

 Остатки моего самоконтроля испарились. Я изменил положение бёдер, она ахнула, и я не мог больше терпеть. Я вышел из неё одним долгим, медленным движением, а затем с громким стоном вошёл снова. Да, я пытался не торопиться, чтобы сделать это для неё таким же приятным, как для меня, но эмоции, испытанные при виде того, как она на меня смотрит, мощно усилили моё физическое желание. Ощутив, как кончаю в неё, я закрыл глаза и рухнул ей на грудь, повторяя имя «Белла» – словно в молитве, словно она была моей единственной надеждой на спасение.

 И я был ею спасен.

__________________

Перевод:   leverina

Редакция: bliss_