Глава 48

Ноктюрн

(Ноктюрн – пьеса (обычно фортепианная) лирического, мечтательного, романтического характера.)

Саундтрек к главе от переводчика:

http://www.youtube.com/watch?v=8-_BsTGcims (Ólafur Arnalds, Alice Sara Ott - Nocturne In G Minor, Shopin.)

 Еще долго после того, как моё дыхание успокоилось, я лежал на ней сверху, без эрекции, но не желая покидать её тело, и заворожено следил, как поднимается и опадает её грудь перед моим лицом, когда она дышит. Осознание того, что сейчас мы ближе, чем были когда-либо раньше, наполнило меня сладостным чувством удовлетворения по достижению так давно желаемого, и (впервые в жизни, насколько я мог вспомнить) часть моего мозга перестала отсчитывать время и разрабатывать алгоритмы – я просто наслаждался происходящим.

 Это было восхитительно, пока я не осознал, что молчание моего внутреннего метронома означает, что прошло очень много времени, и я потерял ему счёт. Я понятия не имел, как долго она уже выдерживает мой вес. Хотя, казалось, что она не обращала на это внимания – моя голова покоилась меж её грудей, и она пропускала мои волосы сквозь пальцы, – но я знал, что ей неудобно. Не выпуская её из объятий, я вышел из неё и перевернулся на спину. Она положила голову мне на плечо и стала играть с волосками вокруг моего соска.

 – Не помню, чтобы это было так.

 – Как «так»? – уточнил я.

 – Если бы вчера ты спросил меня, каким словом можно описать наши прежние интимные отношения, я бы ответила – «удовольствие». Мощное физическое удовольствие.

 Я рассмеялся.

 – А сейчас ты, что, с трудом возбудилась и не смогла получить разрядку? Я не считаю себя экспертом по женским оргазмам, но мне кажется, удовольствие ты получила. Конечно, если есть что-то такое, что ты любишь, а я не делаю, то я готов приступить к освоению нового. Как всегда, я твой прилежный ученик. – Я погладил её по спине и обхватил ладонями мягкие изгибы попки. – Итак, мисс Свон... – я сжал её ягодицы и притянул её бёдра к своему телу, – предусмотрено ли на сегодняшнем уроке освоение новых навыков? Какие-нибудь упражнения, чтобы помочь мне усовершенствоваться? Я готов над ними основательно поработать.

 – Да всё в порядке с твоими навыками. – Она положила руки мне на грудь и оперлась о них подбородком. – Удовольствие, которое я испытываю от интимной близости с тобой, настолько же сильное, как и раньше. Как я уже говорила, мне кажется, что последние несколько часов не имели ничего общего с физической разрядкой.

 Точно зная, что она имеет в виду, я всё же не устоял перед желанием подразнить её.

 – Если судить по количеству излившейся из тебя влаги, освободилась ты по полной программе. Повезло, что кровать большая, и нам есть куда подвинуться. В противном случае, один из нас спал бы в луже.

 – Я серьезно, Эдвард. – Она притворилась, что сердится, но улыбка выдала её. – Кстати, о простынях – почему эта кровать вообще оказалась застеленной? Кажется, ты сказал, что здесь несколько месяцев никто не появлялся.

 – Возможно, я позвонил и попросил сделать некоторые приготовления.

 – Ах ты, боже мой, какие мы самонадеянные! Я, что, настолько предсказуема?

 – Тебя послушать, так можно подумать, что здесь и заняться больше нечем – исключительно развратом.

 – Эдвард, сейчас не пляжный сезон. Тут действительно нечем больше заняться.

 – Это ты так думаешь. А вот я позаботился не только о постели – кстати, простыни потребовались бы нам независимо от наличия или отсутствия интима – есть ещё еда и вино...

 – Вино притупляет чувства. – Она перевернулась на бок и приподнялась на локте. – Сегодня вечером я хочу чувствовать всё.

 – Не хочу тебя разочаровывать, но думаю, ты уже всё почувствовала.

 – Пожалуйста, не смейся надо мной; я дорожу каждым мгновением, которое провожу с тобой. – Она прижалась лицом к моей ладони и закрыла глаза. – Не так давно твои прикосновения возглавляли список вещей, которые, я думала, уже никогда не испытаю.

 Я гадал, о чём она сейчас думает: действительно ли ей всё ещё неловко, когда дело касается несексуальной физической близости? Испытывает ли она прежние трудности с тем, чтобы доверять мне? Логика подсказывала, что у неё должны быть сомнения – видит Бог, и у меня они были, хотя, можно было смело предположить, куда меньшие, чем у неё. Я сомневался не в том, что люблю её, и даже не в том, что она любит меня; но наши отношения были намного сложнее. Мой самый большой страх состоял в том, что меня она любит больше, чем саму себя, и в том, что её раскаяние за День Благодарения, при её-то низкой самооценке, обернётся ей же самой в ущерб – а именно, что она станет наказывать и мучить саму себя.

 То, что она не говорила этого вслух, не имело значения; когда она открыла глаза, я знал, что она всё ещё боится, что я могу оставить её. До тех пор, пока она сомневалась в моей привязанности к ней, оставалась и возможность того, что в какой-то момент она запаникует и убежит сама. Это создавало мучительную дихотомию, и я не знал даже, с какой стороны подобраться к решению этой проблемы.

 – Я хочу быть с тобой всегда, – сказал я, надеясь её успокоить. – Это прозвучит банально, но жизнь слишком коротка, и если потеря отца меня чему-то и научила...

 Я отчаянно пытался найти правильные слова. Раньше я всегда был излишне оптимистичен, и для Беллы мой недавно обретённый реализм должен быть куда больше созвучен её фатализму. Я готов был на любые страдания, лишь бы она была рядом, но только при условии, что она обязуется работать над нашими отношениями и вкладываться в них не меньше, чем я.

 – Я не могу больше игнорировать то, что никаких гарантий не существует; даже при самых лучших намерениях, даже проживая каждый день так, будто он последний. Однажды утром ты проснешься, и, хотя ты не будешь об этом знать, каждая из возможностей этого дня будет твоим последним шансом. Я больше не верю в то, что у нас есть всё время мира. Так или иначе, всему приходит конец. Как бы я ни хотел отложить этот разговор и наслаждаться мгновением, я знаю, что не могу так поступить. Это будет нечестно по отношению к любому из нас.

 Её глаза расширились, и голос был едва слышным:

 – Какой конкретно разговор ты имеешь в виду?

 – Разговор о том, чего ты ждёшь от наших отношений.

 Покрывая мою грудь поцелуями, она произнесла:

 – Это легко. Любовь. Страсть. Близость. Много-много секса.

 Ничего из того, что она назвала, никогда не составляло труда для нас, и всё же мы разрушили сами себя.

 – Это будет легче сказать, чем сделать, когда мы вернемся домой.

 – Прости, не поняла?

 – Мне осталось два года в Принстоне...

 – Я это осознаю, – сказала она и вздохнула. – И понимаю, что со временем ты захочешь вернуться назад в кампус.

 – Я не собираюсь возвращаться в кампус. Я не оставлю маму одну.

 – Ради себя или ради неё? – Она повернулась на бок и оперлась на локоть. – Твоя мать не хочет, чтобы ты провел свою жизнь, опекая её. Для неё важно, чтобы ты насладился временем, оставшимся тебе в Принстоне; она сама мне так сказала. И, к твоему сведению, в будущем году она планирует оплачивать тебе комнату в общежитии независимо от того, будешь ты жить в ней или нет.

 – И всё же – это только география. Буду я жить в общежитии, или дома – это не меняет того факта, что большинство проблем, которые были у нас раньше, всё ещё существуют. С самого начала наши представления о том, что значит быть в отношениях, сильно отличались.

 – В редкие моменты полной честности я признавалась себе, что хотела бы провести оставшуюся часть жизни с тобой. Мне нелегко было говорить тебе об этом из-за того, что я недостаточно доверяла тебе. Говоря тебе о своей любви и о том, что хочу тебя навсегда, я ощущала себя такой уязвимой. Я и сейчас в определённой мере это чувствую, но учусь с этим справляться. Хоть я и чувствую себя совершенно беззащитной рядом с тобой, я знаю, что ты никогда не причинишь мне боли намеренно.

 – Однажды ты сказала, что не веришь в брак.

 – Я сказала, что никогда не представляла себя в браке. Знаю, ты истолковал это как пренебрежение к тебе, но на самом деле это было не так. В тот момент моей жизни я была не в состоянии поверить, что кто-то может принять решение всегда быть рядом со мной, особенно, если у него есть выбор.

 – Это изменилось?

 – Нет. Да. Типа того. – Она закрыла глаза и вздохнула. – Я всё ещё прохожу психотерапию. Работаю над этим. Надеюсь, что смогу когда-нибудь сделать этот шаг, если всё будет складываться как надо. Но знаю, что, если этот вопрос встанет завтра, я запаникую, спрячусь в свою раковину и замкнусь. Я думаю, это прогресс для меня: теперь я настолько в мире с собой, что способна распознать и описать именно те чувства, которые во мне есть. Прости. Я знаю, это – не тот ответ, который ты хотел услышать. Наша первая попытка отношений закончилась ложью. Я не могу позволить нашей второй попытке начаться с неё.

 То, что она не делала никаких снисходительных комментариев вроде того, что мне не следует даже думать о женитьбе на ней, пока я не в состоянии легально купить себе выпивку, само по себе было прогрессом.

 – Я ценю твою честность. У меня есть ещё один вопрос.

 – Оке-ей, – она протянула последний слог, тем самым выдав свою нервозность.

 – Ты готова появляться со мной на публике?

 Она рассмеялась.

 – Я уже это делаю.

 – Ты знаешь, что я имею в виду, Белла.

 – Послушай, я не посылала в школьный округ официального уведомления о наших с тобой отношениях, но когда этот вопрос звучал в разговорах с коллегами, не отрицала, что мы близкие друзья. Не думаю, что я обязана им что-то большее, поскольку никогда не стала бы обсуждать мою личную жизнь на работе. Но это никак не связано с тобой. Ты окончил школу два года назад. Я очень сомневаюсь, что это будет проблемой.

 Это означало, что сейчас для нас настало время начать вести себя как обычная пара.

 – Я рад это слышать. В следующие выходные будет одно мероприятие, и я хотел бы, чтобы ты присутствовала там со мной. Прежде чем ты спросишь: там будет употребление алкоголя несовершеннолетними, а также травка и другие запрещённые вещества.

 – Будет ли это мероприятие проводиться на частной территории?

 – Да.

 – В таком случае я с удовольствием составлю тебе компанию.

 Хотя её согласие больше походило на смирение, чем на энтузиазм, оно всё равно было для меня важным. Потому что вселяло в меня надежду на то, что она, наконец-то, начинает справляться с фактом нашей возрастной разницы. Я обвил руки вокруг её тела и крепко обнял.

 – Спасибо. Я знаю, что это доставляет тебе неудобство, но это не будет продолжаться вечно. У нас осталось всего два года до того, как мне всё будет разрешено законом.

 – К тому времени ты закончишь колледж и отправишься в медицинскую школу.

 – Не уверен, что смогу это сделать.

 Она положила голову мне на плечо и крепче обняла.

 – Я последую за тобой куда угодно, ты же знаешь?

 – Знаю, но я говорю не об этом. Я не уверен, что хочу заниматься медициной.

 – Правда? Что изменилось?

 – Даже не уверен, что могу это объяснить. Не то, чтобы у меня когда-нибудь были иллюзии насчет практической медицины. Я видел, как оба мои родителя приходят домой после потери пациентов. Спустя какое-то время это становится... почти нормальным. Мой папа никогда не казался расстроенным этим больше, чем ты, когда у тебя был неудачный день в школе.

 – Умом я понимал, что врач несёт ответственность за жизнь пациента, скончавшегося в его дежурство. Я знал, что семью пациента, как правило, должен проинформировать лечивший его врач, но, по сути, никогда не задумывался о том, каково это – быть тем врачом... – Мои глаза наполнились влагой, когда я вспомнил, как сидел в зале ожидания больницы рядом с мамой. – Каково это, стоять там и бесстрастно информировать женщину, что она потеряла мужа... восемнадцатилетнего мужчину, что он потерял отца... пока сам не оказался на противоположном конце такого разговора. Врач вышел к нам, держа в руке хирургическую шапочку, с побитым видом. Я даже не могу вспомнить, что именно он сказал, но никогда не забуду криков матери. Она упала на колени и умоляла, а потом в отчаянии рухнула на пол. Врач бормотал мне что-то о том, что папа потерял слишком много крови, а волосы моей мамы, такие красные на сером линолеуме, тоже казались лужей крови.

 Она прижала мою голову к своей груди и держала её так, поглаживая мне шею и волосы, пока я снова не смог говорить. Я сел и откинулся на спинку кровати, а Белла тесно прижалась ко мне.

 – Я знаю, что хирург-травматолог, который оперировал моего отца, думал, что подвёл нас, что подвёл мою маму. Я видел это в его глазах. Тем не менее, когда его смена закончилась, он, вероятно, поехал домой и поужинал со своей семьёй, как сделал бы в любой другой день – как бесчисленное число раз, на моих глазах, делал это мой папа, и я не осуждаю его за это. Чтобы успешно работать в медицине, человеку нужно иметь эту способность эмоционально отсоединяться, ради того, чтобы оставаться нормальным... и у меня этой способности нет.

 – Я сомневаюсь, что у твоего отца она была в его восемнадцать. Как ни грустно, я полагаю, что это одна из тех вещей, которые приобретаются исключительно с опытом.

 – Это опыт, без которого я могу обойтись. Я не хочу стать бесчувственным, не хочу быть в состоянии махнуть рукой на потерю человеческой жизни. Я благодарен, что есть люди, которые могут это делать, которые на это согласны. Сомневаюсь, что когда-либо смогу стать одним из них. Кроме того, я совсем не уверен, что хочу этого.

 – Не хочу констатировать очевидное, но ты всё ещё можешь работать в других направлениях медицины. Многие из тех, кто заканчивает медицинские школы, никогда не становятся практикующими врачами. Можно вести исследовательскую или проектировочную работу в этой области.

 – Верно. Я не собираюсь менять основные учебные дисциплины, которые выбрал, так что я, безусловно, могу пойти по этому пути, если решу, что он меня привлекает. Вообще-то, я думаю, что могу на некоторое время сделать перерыв и пытаться писать музыку. Я всегда могу пойти в медицинскую школу позже, если передумаю. Деньги вроде бы не проблема.

 Она провела пальцами по моему соску.

 – Просто чтоб ты знал, музыканты невероятно сексуальны.

 – Сексуальнее, чем врачи?

 – Это от многого зависит. Смотря, на каком инструменте он играет, а также от того, какого цвета халат наденет врач. Хотя у врачей умелые руки, музыканты тоже кое-что ими умеют. Волынщики могут задерживать дыхание на несколько минут. Представь открывающиеся возможности…

 Так. Четвёртый стояк за вечер. Получите, распишитесь.

 – Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, – продолжала она. – Как ты проводишь свои дни, не имеёт для меня большого значения до тех пор, пока тебя самого это удовлетворяет. Меня гораздо больше беспокоит то, как ты проводишь свои ночи.

 Я перевернул её на спину и устроился у неё между ног.

 – А если я хочу проводить их так же, как эту ночь?

 – Я бы не стала возражать. – Она протянула руку между нами и погладила мою уздечку, отчего мой член дёрнулся.

 – Итак, это и есть то, что нас ждёт, когда мы вернёмся домой?

 – На самом деле, я вроде как надеялась на то, что проведу с тобой оставшуюся часть своей жизни.

 – Так оно и будет.

 Я не мог быть уверен в том, что она никогда не передумает; я знал лишь одно – сам я не передумаю никогда. Я вошёл в неё и потерял себя в том единственном месте, в котором когда-либо хотел быть.

__________________

Перевод:   leverina

Редакция: bliss_