Глава 53 (фьючетейк, часть 2)

Метаморфоза

Саундтрек к главе от переводчика:

https://www.youtube.com/watch?v=xVeUXnONRKY (Philip GLASS - Metamorphosis One)

 – Вчера в музее я хотел показать тебе кое-что, но мы ушли прежде, чем у меня появилась возможность это сделать.

 Я потянул Беллу вверх по лестнице к Художественному музею. Она закатила глаза, явно не имея никакого понятия о моих намерениях. По крайней мере, так я себе говорил. Либо же, как вариант, она подозревала, чтó именно я планирую сделать, и была этим не слишком довольна.

 – И ради этого ты вытащил меня из постели в такую рань? – Она преувеличенно вздохнула. – Нелепо как-то, ты не считаешь? Я имею в виду, внутри этого здания нет ничего такого, что бы я не видела, а мы так мало спали прошлой ночью.

 Если и не во всём, то в последнем она была права. После того, как ушли с музыкального вечера, мы провели ночь, делая почти всё, что можно делать вдвоём в гостиничном номере, но отдых в этот список не входил.

 – Возможно, ты и видела всё, – признал я. – Но я сомневаюсь, что ты всё знаешь.

 – Я и не стремлюсь. Я лучше усваиваю новые знания, когда хорошо высплюсь. Многократно проверенный факт.

 Когда мы вошли внутрь, она двинулась в направлении залов девятнадцатого века Европейского крыла, но я взял её за руку и подтолкнул в другом направлении.

 – Американское крыло? – спросила она.

 Я кивнул и повёл её в галерею.

 – Зачем? Я знаю всё о «Клинике Гросса»*. Если ты не забыл, я внесла одно из тех тысяч маленьких пожертвований, которые простые люди сделали, чтобы картина осталась в собственности города.

 – И папа тоже. Это у вас с ним общее.

 – Что-то я сомневаюсь, что слово «маленькое» может относиться к пожертвованию твоего отца.

 Я рассмеялся.

 – Ты, наверное, права, но мы здесь ради другой картины Икинса. – Я остановился перед стеной, увешанной портретами небольших размеров, и указал на один в верхнем правом углу. – Это моя любимая вещь в музее.

 – Правда? – Она окинула картину оценивающим взглядом. – Ты этого никогда не упоминал.

 – У меня были причины. – Я предпочёл не сообщать сейчас о том, насколько унизительными были эти причины.

 – Это меня удивляет.

 – Как бы много времени мы здесь ни провели, мы не успели бы обсудить каждую из выставленных картин.

 – Я не об этом. Я удивлена, что она твоя любимая. То есть, она, может быть, и топлесс, но у неё ведь даже соски не видны.

 – Ты когда-нибудь присматривалась к ней по-настоящему?

 Она покачала головой.

 – Не обижайся, но портреты нагоняют на меня скуку. Люди на них всегда кажутся мне нацепившими маску притворщиками.

 – Это действительно так – до некоторой степени, однако взгляд художника способен это изменить. Я увидел её впервые в тринадцатилетнем возрасте. Стоял и глазел, пока это не стало выглядеть неприлично. Всё в ней пленило меня – цветовая гамма, выражение лица...

 – Груди.

 – И они тоже, – смеясь, признался я. – Но ты просто присмотрись. Она красивая, да, но в ней есть гораздо больше, чем просто красота. В ней также есть эмоциональная глубина и уязвимость. Она кажется погружённой в свои мысли, несмотря на то, что позирует перед художником топлесс. Если бы она ожила, не знаю, чего бы я хотел больше – чтобы она повернулась, и я смог лучше рассмотреть её тело, или чтобы она рассказала мне, о чём думает. Тогда я решил: это тип женщины, которую я ищу, которую хочу встретить в своей жизни и – если мне когда-нибудь так повезёт – я сделаю всё, что в моих силах, чтобы завоевать её, сделать своей. Потом я пошёл домой и мастурбировал на репродукцию этой картины, которую нашёл в Википедии.

 – Не понимаю, почему ты мне это рассказываешь.

 Глядя на эту картину, она должна была ощущать себя стоящей перед зеркалом. Как она могла не видеть?

 – Мне нужно, чтобы ты представляла определенные вещи в историческом контексте, – объяснил я.

 – И что, – сказала она, немного растянув последний слог, так что это прозвучало вопросительно, – это было до или после того, как твой отец купил тебе порножурналы?

 – До того. Он купил мне порножурналы после того, как я облил спермой ноутбук.

 Она засмеялась.

 – Хотела бы я побыть мухой на стене в том «Баре гениев», где обсуждалось подобное использование ноутбука… [Genius Bar, так называются помещения в магазинах цифровой техники «Эппл Макинтош», где пользователь может получить консультацию о возможностях имеющейся в магазине техники].

 – Да, я, честно говоря, не знаю, как это вышло. Я просто знаю, что на следующий день, когда я пришёл домой из школы, на кровати у меня лежала пачка журналов «Плейбой», новый компьютер, коробка очистительных салфеток и записка от папы с просьбой ни при каких обстоятельствах не использовать ноутбук в сочетании с другими двумя элементами. Но, знаешь, всё-таки ни одна из женщин в тех журналах и в подмётки не годилась девушке с этой картины.

 – Она и в самом деле такая необыкновенная?

 – Я думаю, да. Естественная и скромная красота, идущая изнутри, встречается не так уж часто. Добавь к ней ум, и сочетание становится почти невозможным. Я начал думать, что её не существует... – я повернулся к Белле, и погладил её по щеке, – а потом однажды в школьном коридоре я столкнулся с ней. Четыре года назад, в этом самом здании, я набрался смелости пригласить её на свидание.

 Она недоверчиво посмотрела на меня, затем обернулась назад, на полотно. Осознание медленно проступало на её лице.

 – Она похожа на меня, – прошептала она.

 В то время как Белла не отрывала глаз от картины, я не мог оторвать своих от неё.

 – Почти один в один. Неудивительно, что тебя не впечатлила её внешность, учитывая, что ты не очень впечатлена своей собственной. Я знаю, ты часто задумывалась о том, почему я влюбился в тебя так сильно и так быстро. Для меня было невозможно не влюбиться в тебя. У тебя есть ум, интеллигентность, способность ценить искусство и музыку – и у тебя лицо женщины из моих подростковых сексуальных грёз.

 Достав из кармана кольцо моей матери, я опустился на одно колено и стал ждать, когда Белла это заметит. В тот момент, когда она посмотрит мне в глаза, я сделаю ей предложение.

 Она медленно повернулась, и, увидев меня на полу перед собой, ахнула и прикрыла рукой рот.

 – Я не могу поверить, что ты на самом деле стоишь на коленях.

 Я засмеялся.

 – Не знаю, чем ты удивлена. Это может показаться сменой ролей, но на самом деле я был на коленях перед тобой с первой секунды, как увидел тебя. Теперь молчи, или ты всё испортишь.

 – Мне очень жаль, я просто...

 Я строго посмотрел на неё и прочистил горло.

 – Ты – мой лучший друг, моя возлюбленная, мой наперсник, моя муза. – Я любил её независимо от слов, которые описывали её значение для меня, но было одно слово, которым я больше всего хотел назвать её. – Ты станешь моей женой?

 Четыре года, проведённые в ожидании этого момента, были ничем по сравнению с тем временем, которое, казалось, прошло, пока я ждал её ответа. Когда с её губ не сорвалось ни звука, мне сдавило грудь. Стало больно дышать.

 Ничего не говоря, она опустилась на колени, и я подумал, что вот он – сценарий номер два. Я обратился с молчаливой молитвой к отцу, прося дать мне сил сохранить самообладание, когда услышал её шепот:

 – Да.

 Я смотрел на нее молча, не в состоянии двигаться.

 – Да! – повторила она.

 Её рука дрожала, когда она протянула её мне, и я чуть не надел ей кольцо не на тот палец. После того, как оно оказалась на месте, я поцеловал её руку и притянул её в свои объятия.

 – Мы можем сейчас вернуться в отель? – прошептала она.

 – Несомненно. – Это было тем, чего я хотел больше всего.

 Картина Икинса осталась висеть на стене, но изображённая на ней девушка покидала музей, держа меня за руку.

*

 – Я не могу поверить. Я не осознавала, что это было ровно четыре года назад.

 – Ровно четыре года. Одна тысяча четыреста шестьдесят один день. Более двух миллионов минут.

 – Это очень долгое время.

 – Это капля в море по сравнению с остальной частью нашей жизни.

 Я был более спокоен, чем сам от себя ожидал; и, хотя между нами ничего не изменилось, не считая публично повторённого обещания, которое мы дали друг другу уже давно, что-то между нами ощущалось теперь по-другому. Хотя я желал остаться с ней наедине, желал оказаться внутри неё, моя потребность в ней больше не носила ставшего уже привычным оттенка отчаянной спешки и безотлагательности. Я больше не боялся, что нам с ней не хватит времени, что оно вот-вот закончится – теперь оно полностью было в моём распоряжении.

 Поэтому я не торопился. Когда мы вернулись в отель, я принялся целовать её. Хотя она была в моих объятиях, и её тело прижималось к моему, мои губы двигались с неспешным благоговением. Они путешествовали по всему её телу – не так, как целует свою подружку подросток с бушующими гормонами, но так, как мужчина целует женщину, которая навсегда обещала ему себя. Если бы только вышеупомянутая женщина не была такой чертовски нетерпеливой.

 – Я вижу, как это работает, – сказала она. – Мы помолвлены меньше двух часов, а ты уже потерял интерес к нашей сексуальной жизни.

 – О, я не потерял к ней интереса. Я просто хочу без всякой поспешности насладиться нашим временем вместе. Я всегда принадлежал тебе. Я с трудом привыкаю к мысли, что ты, наконец-то, принадлежишь мне.

 – Я уже давно твоя.

 – Что я могу сказать? – спросил я, пожимая плечами. – Я традиционен.

 На самом деле, я был настолько традиционен, что сомневался в том, встречал ли когда-нибудь зрелище более возбуждающее, чем вид её руки, украшенной моим кольцом. Я глаз не мог от него оторвать.

 Белла тоже, но на её лице было написано скорее недоверие.

 – Если тебе интересно, это она настояла.

 – А? – переспросила она.

 – Моя мать. Я сказал ей, что собираюсь сделать тебе предложение, и попросил пойти со мной выбрать кольцо. Она сняла со своего пальца это и велела отдать его тебе. Сказала, что ты и так уже её дочь, а кольцо просто сделает это официальным. Я спросил, уверена ли она, что готова с ним расстаться, и она сказала, что время для этого пришло.

 – Кажется, сейчас я буду плакать.

 Может быть, отдать ей кольцо моей матери было и не такой уж хорошей идеей.

 – Ничего страшного, если ты предпочитаешь что-то другое; никто из нас не обидится. Я просто подумал, раз оно было в моей семье на протяжении более ста лет, а ты так любишь старинные вещи...

 – Нет, я хочу его.

 – Ты уверена? – спросил я.

 – Да. – Несмотря на свои слова, она, казалось, сомневалась. – Просто...

 – Что, Белла?

 – Твоя мать не расстроится, увидев его на моей руке?

– Думаю, что она испытает самые разнообразные эмоции, но расстройства среди них не будет.

 – Я не могу дождаться, когда увижу её, чтобы поблагодарить.

 Я засмеялся.

 – Я так и подумал. Она присоединится к нам позже. Она знала, что я планировал сделать это сегодня утром. Итак, скажи мне – это был приятный сюрприз?

 – Ну, это был не такой уж и сюрприз. Вчера вечером, когда ты открывал свою барсетку, я заметила кольцо.

 – Это я тоже спланировал.

 – Подожди-ка, что?

 – Я хотел сделать тебе сюрприз, но не хотел ставить в затруднительное положение. Я полагал, что если ты не готова сказать «да», то намекнёшь на это вчера вечером.

 – Ты серьёзно?

 – По-твоему, я такой забывчивый? Ни один парень не хочет, чтобы ему отказали во время публичного предложения руки и сердца.

 – Ты серьёзно рассматривал вероятность отказа с моей стороны?

 Я кивнул.

 – Разве ты не помнишь, что сказал мне четыре года назад? Мы оба знаем, что ты вовсе не собираешься говорить мне «нет». [см. «Контрапункт», гл.4]

 – Конечно, помню, но я не говорил тогда о наших отношениях. Я был семнадцатилетним мальчишкой, которому только что посчастливилось мельком увидеть стринги женщины из своих сексуальных фантазий. Не только у меня был в тот момент мощный стояк, у тебя тоже были распахнутые глаза и сбившееся дыхание. В тот момент обрести тебя навсегда было последней вещью, на которую я мог надеяться. Несмотря на всю мою любовь к тебе, я был полностью захвачен идеей, что ты исполнишь любые мои сексуальные предложения.

 – Но ты не предлагал ничего!

 – Нет, – со смехом признал я. – После того, как я справился со своей поначалу скакнувшей вверх самооценкой, я понял, что не хочу с тобой обыкновенной интрижки. Я хотел «навсегда».

 – И ты это получил, – сказала она, обнимая меня. – И независимо от того, что ты об этом думаешь, моя неспособность сказать тебе «нет» теперь определённо сильнее, чем когда-либо.

– Думаю, что хотел бы проверить истинность этого утверждения.

 – Так проверяй.

 – Ты любишь меня? – спросил я.

 – Да.

 – Ты доверяешь мне?

 – Да.

 – Ты хочешь за меня замуж?

 – Да! – закричала она, смеясь.

 – Ты позволишь мне оплатить твою ипотеку?

 Она закатила глаза.

 – Если ты настаиваешь, но только после свадьбы.

 – Что ж, это справедливо. А что насчёт мытья посуды вручную?

 – Малыш, можешь мыть посуду, когда захочешь.

 – Я не это имел в виду.

 – Я знаю. Теперь, поскольку ты уже задал мне столько вопросов, могу я задать тебе всего один? Тоже хочу кое-что проверить.

 – Моя будущая жена может делать всё, что её душе угодно.

 – Ты можешь сейчас заняться со мной любовью?

Я взял её на руки и отнёс в постель. И очень скоро выяснилось, что из-за моего желания сделать её честной женщиной сам я превратился в нечестного мужчину! Оказывается, существует-таки зрелище, которое я нахожу ещё более захватывающим, чем созерцание её с моим кольцом на пальце – это вид её самой, одетой в одно только моё кольцо и больше ничего.

__________________

* Эта картина, одна из самых крупноформатных работ художника (244х198 см), вызвала, однако, не слишком тёплый приём современников, шокированных изображением на картине хирургической процедуры, и была продана всего за 200 долларов. В 2006 г., когда картина была вновь выставлена на продажу и её захотела приобрести Национальная галерея искусств в Вашингтоне, в Филадельфии был объявлен сбор средств для того, чтобы сохранить «Клинику Гросса» в родном городе Икинса; были собраны 30 миллионов долларов, позволившие Филадельфийскому музею искусств и Пенсильванской Академии изящных искусств приобрести картину в совместное владение за общую сумму 68 миллионов долларов (из Википедии).

__________________

Перевод:   leverina

Редакция: bliss_