Ауттейк. Ох, Чарли, Чарли, Чарли…

Сью

Красивый парень Иззи появляется в дверях, ведущих в подвал. Его ярко-зелёные глаза сейчас выглядят более тёмными, идеально-квадратная челюсть напряжена, а руки по бокам сжаты в кулаки.

На долю секунды мне становится страшно за жизнь Чарли.

Не то чтобы мой муж не заслуживает сейчас хорошего пинка. Но добавьте к реальному мордобою то, что этот очень мужественный и великолепный молодой человек отнимает у него дочь… ну, это может быть слишком много, чтобы Чарли когда-нибудь смог простить.

Кроме того, если Чарли и получит сегодня, то только от меня.

Я улыбаюсь парню, от которого моя дочь явно без ума, и который, кажется, так же без ума от неё.

– Всё хорошо?

Он устало кивает. У бедного парня, вероятно, был долгий день, и дерьмовое выступление Чарли на ночь глядя, судя по всему, сделало всё только хуже.

– Всё прекрасно, Сью. Спасибо.

Я киваю, наклонив голову, и наблюдаю за тем, как он проводит рукой по медного цвета волосам. Это очень необычный цвет, и он отлично бы смешался с цветом волос моей Иззи. У них получились бы тёмненькие малыши, но под солнцем их волосы отдавали бы красным. Или рыжеватые малыши, но с более тёмным оттенком волос, и, возможно, если повезёт, с такими же яркими зелёными глазами. Хотя насыщенный цвет карих глаз Иззи тоже великолепен.

– Ладно, я лучше вернусь к Белле и Мел, – он проходит мимо меня.

Немного грубовато, но он обходителен, и он… настоящий. И, несмотря на то дерьмо, что сегодня выплеснул на него Чарли, он, похоже, не впечатал моего мужа в стену, что тоже хорошо. Это означает, что у него есть сила воли; возможно, намного больше, чем он сам понимает.

То, в чём нуждается моя Иззи.

Я вслед за ним подхожу к двери.

– Хорошо, Эдвард. Спокойной тебе ночи. И позаботься о своей милой маленькой племяшке. Она очаровательна, – усмехаюсь я. – И позаботься также о моей дочери.

Он поворачивается, его зелёные глаза смотрят на меня с интенсивностью и искренностью.

– Обещаю, Сью.

И я знаю, что он не шутит.

***

Как только дверь закрывается, я слышу, как Чарли выходит из подвала. В течение нескольких секунд я продолжаю стоять к нему спиной, держа руку на двери и мысленно считая от одного до десяти. Затем, сделав глубокий вдох, я оборачиваюсь. Избегая его взгляда, я прохожу мимо него в сторону нашей гостиной. Его тяжёлые шаги слышатся за моей спиной.

– О, значит, ты решила устроить мне бойкот.

Я переставляю подушки и валики на диване, взбиваю их, чтобы придать нужную форму, но могу сказать, что мои кулаки работают с большей силой, чем это необходимо.

– Ох, я не собираюсь устраивать тебе бойкот, – всё ещё не глядя на него, я невесело усмехаюсь, – но в отличие от тебя, я предпочитаю думать, прежде чем говорить, потому что не хочу сказать что-то глупое и выставить себя при этом полной дурой.

Он молчит. Я криво улыбаюсь про себя. Хоть что-то, наконец, заставило его заткнуться.

– Чего ты хочешь от меня, Сью? Он приходит сюда, весь такой крутой, весь такой уверенный в их отношениях с Беллой. И ему совсем не стыдно, что он зависит от её помощи и что именно она ответственная в этих отношениях! И ты видела дерзкую улыбку на его лице, когда он сказал, что не собирается обсуждать тендер?

– Это ты сказал, что не хочешь обсуждать этот тендер, Чарли! – не соглашаюсь с ним я. – Он всего лишь согласился! И как бы ты хотел, чтобы он относился к твоей дочери? Ты бы предпочёл, чтобы он не был уверен в своих отношениях с ней? Чтобы начал сомневаться в том, что зависит от силы девушки, которую мы с тобой вырастили? Ты бы предпочёл, чтобы он не ценил ту ответственность, которую она берёт на себя, заботясь о его племяннице? Что касается тендера, то это ты не хотел обсуждать его, а теперь расстроен, потому что он отказался целовать тебе задницу? – недоверчиво спрашиваю я.

– Я не хочу, чтобы он целовал мне задницу!

– А я говорю, хочешь! – не соглашаюсь я, бросая подушку, которую держала в руках, на пол. – Ты хочешь, чтобы он во всём угождал тебе, как альфа-самцу в жизни твоей дочери! Ну, извини, что именно я открою тебе глаза, но ты больше не главный в её жизни, и давно уже пора это понять!

У моего мужа раздуваются ноздри. Он сужает глаза и выглядит таким же злым, какой я себя чувствую, и я понимаю, что мне жаль его, потому что это убивает его. Он теряет её как своего ребёнка, и он об этом знает. Поскольку Иззи никогда не смирится с таким отношением. То, как она смотрела сегодня вечером на Эдварда, то, как они смотрели друг на друга… это была настоящая любовь и преданность.

И никогда в своей жизни я не видела Иззи такой. Моменты, когда её глаза почти так же искрились, были, когда она смотрела на своего отца. Чарли всегда был номером один. Даже когда тот мудила был рядом с ней, отец всегда был для неё героем.

И сейчас, когда Чарли стоит передо мной и его тёмные глаза полны недоумения, гнева и боли, я не могу не думать о том, каким же сильным он всегда был. Но сейчас он оказался перед необходимостью стать более сильным, чем когда-либо, если хочет, чтобы Иззи по-прежнему присутствовала в наших жизнях. Это будет тяжело для него, я знаю. Но также я знаю своего мужа, он сможет справиться с этим.

Я знаю Чарли в течение почти тридцати лет. Я знала его ещё до того, как однажды на судьбоносных летних каникулах он познакомился с Рене – биологической матерью Иззи. Мы были школьными друзьями – ладно, скорее знакомыми, поскольку, встречая меня в коридоре, он лишь мимолётно улыбался мне. Но, боже, я жила ради этих улыбок. Он вышел из школы на два года раньше меня, и я больше не видела его.

Пока в один прекрасный день, когда нам было далеко за двадцать, он не переехал в квартиру по соседству со мной; моя первая школьная любовь, Чарли Свон, и его маленькая дочка – самая красивая девочка, которую я когда-либо видела – с большими карими глазами, густыми каштановыми локонами и полными губками. Я полюбила Иззи прежде, чем на самом деле полюбила Чарли.

Я узнала его историю через общих знакомых: он встретил кого-то и женился всего две недели спустя. Меньше, чем через год у него родилась дочь, а ещё через год после этого, мама уехала на свой солнечный остров, оставив позади убитого горем красивого мужчину и ещё более красивого ребёнка.

И он боролся: и в финансовом отношении, и эмоционально, и он был напуган, потому что понятия не имел, как заботиться о своём ребёнке.

Поэтому о них стала заботиться я. Иззи стала моей маленькой девочкой, прежде чем Чарли стал моим мужем.

Поэтому я знаю её точно так же, как знает её он.

– В нём нет ни капли уважения, – усмехается Чарли. – По крайней мере, если сравнивать с Элайем – тот знает, как проявить уважение. Он знает, как…

– Он знает, как целовать задницы – вот что он знает, Чарли! – отвечаю я, сложив руки на бёдрах. – Именно это он всегда делал и продолжает делать. Ну же, дорогой! – умоляю я. – Открой глаза! То, что он показывал тебе, мне или Иззи, никогда не было уважением! Он всегда вежливый и учтивый, говорит и делает то, что должен, чтобы получить то, что хочет!

– Ты несправедлива. Только потому, что он добродушен и не бросает вызов, как этот… Эдвард, – хмурится он.

– Элай никогда не пытался бросить вызов твоему месту в жизни Иззи, потому что знал, что проиграет, Чарли! – говорю я, пытаясь заставить его прислушаться к голосу разума. – И он знал, что этим лишь разозлит тебя! Эдвард не пытается бросить тебе вызов! – настаиваю я. – Чтобы стать частью её жизни, он делает всё сам и отказывается пригибаться перед тобой! Чёрт, Чарли, ты должен уважать его за это, вместо того чтобы воспринимать как недостаток! Что происходит с тобой?

Потому что сейчас я в полном недоумении. Мой муж может быть упрямым, но не тупоголовым!

Чарли долгое время просто смотрит на меня, а затем тяжело опускается на диван, приминая подушки, которые я так тщательно сбивала.

Он опирается локтями на колени, опускает голову на руки и нажимает пальцами на глаза.

Спустя несколько секунд я осторожно сажусь рядом с ним, но держу руки у себя на коленях, даже если до боли хочу потянуться к нему и утешить, потому что вижу, как сильно он расстроен. Но он вёл себя сегодня как настоящий мудак, и я всё ещё злюсь.

– Помнишь день, когда ты вышла из своей квартиры, а я как раз возвращался с Беллой из детского сада, пытаясь одновременно удержать её рюкзак, поделку, которую она сделала, и открыть дверь? И затем я уронил её поделку…

Он пытается разжалобить меня этим?

Ну, это не сработает.

– Иззи начала плакать, и, подняв её работу, я сказала ей, что помогу всё исправить.

Да, я помню.

Он фыркает, не поднимая головы. А затем проводит руками по лицу и впивается взглядом в пустоту.

– Я пытался удержать столько вещей сразу, но затем пришла ты, и всё стало намного проще, Сью, для нас обоих, – он смотрит на меня. – И я полюбил тебя, Сью, на самом деле полюбил. Ты это знаешь.

– Но? – подсказываю я, потому что знаю, там непременно должно быть какое-то «но».

– Но ты не можешь сказать мне, что всё это было легко для тебя, – настаивает он. – Не только уход за чужим ребёнком, не только забота о мужчине, который понятия не имел, какого чёрта происходит, но также финансовые трудности, потому что у меня не было ничего, что я мог бы тебе дать – ни материально… да и эмоционально тоже.

– Потому что тогда ты всё ещё любил Рене.

Он не отрицает, потому что мы оба знаем, что это правда.

Он вздыхает.

– Какое-то время всю тяжесть этого ты несла на своих плечах, Сью. Всё было на тебе и…

– И… ты не хочешь этого для Иззи.

Он качает головой.

С глубоким вздохом, я тянусь к нему и, взяв его руку, кладу её себе на колени.

– Тебе не кажется, что трудности стоили того, Чарли?

– Я в этом не сомневаюсь, дорогая, – уверяет он меня. – Но так бывает не всегда. Племянница Эдварда, Мел, она очень милая.

– Верно, – с тех пор как Иззи ушла, я впервые по-настоящему улыбаюсь.

– И я вижу, с какой заботой Белла относится к ней. Я вижу, что она сделает всё для этого ребёнка, точно так же, как и ты была готова на всё ради Иззи.

– И ты думаешь, что Эдвард может использовать это в своих интересах?

– Я не знаю, – признаёт он. – Возможно, и не использует… Но, может, ради племянницы Белла решит взять на себя больше, чем должна. Сью, – тихо говорит он, – ты сравниваешь с тем, как было всё у нас. У нас было много проблем, но мы их преодолели. А что, если у них всё сложится иначе? Что, если их трудности не будут того стоить? Я так упорно работал, чтобы Белле больше никогда не пришлось снова сводить концы с концами.

Глубоко вздохнув, я медленно отпускаю его руку и убираю со лба моего мужа выбившуюся прядь волос.

– Чарли, ты должен верить, что Иззи знает, что делает. Верить в то, что благодаря нам у неё достаточно здравого смысла. И что плохого в трудностях?

– Я не хочу этого для неё, – яростно качает головой он.

– Ты бы хотел для неё лёгкой жизни? Тебе нравилось, что Элай предлагал ей всё, включая даже карьеру, вручённую на блюдечке с голубой каёмочкой?

– Свою часть танцевальной студии она заслужила сама, – Чарли хмурится, уставившись в пол.

– Я знаю, что она заслужила, – уверенно говорю я. – Моя Иззи очень талантлива, но также я знаю, что Элай, а также этот мешок дерьма Феликс, на которого она раньше работала, никогда не позволяли нашей дочери взять всё на себя.

– А что случилось с лёгкой жизнью? – упорствует он. – В ней нет ничего постыдного.

– Конечно, нет, – соглашаюсь я, – если ты всего добился сам. Чарли, ты так боишься позволить Иззи бороться, когда она сама совсем не против борьбы! Пусть она сама добивается того, чего хочет, как делали это мы с тобой. У каждого человека имеются свои собственные внутренние демоны, которых нужно победить, и, Чарли, иногда мы должны помогать другим в этой борьбе… как делала это я с тобой и призраком Рене…

– Я усложнил тебе жизнь.

– Благодаря тебе моя жизнь стала полной... благодаря тебе и Иззи. Ты видишь в Эдварде себя, и в данном случае это проклятие, а не благословение, но, Чарли, это нормально, если Иззи должна помочь Эдварду с его демонами; он будет рядом, чтобы так же помочь ей. Разве не этого мы хотим для нашей дочери?

Он всматривается в мои глаза, его же глаза полны восхищения, которое согревает меня. Мой глупый муж.

– Чем же я заслужил тебя? – шепчет он, его грубые пальцы поглаживают мою щёку.

– Ты заслужил мою любовь, как я заслужила твою любовь и уважение, и я никогда не стыдилась этого, как и никогда об этом не жалела. Да, жизненные трудности – это нелегко, но иметь с ними дело намного приятнее, когда вместе с тобой их преодолевает нужный человек. И я думаю… я думаю, что Иззи нашла того, кто будет рядом с ней… в горе и радости.

Мой муж заполняет лёгкие таким большим количеством кислорода, что, боюсь, они могут разорваться, прежде чем он наконец выдыхает. Он смотрит прямо перед собой.

– Чарли, я понимаю твоё беспокойство за их финансовое положение. Да, немаловажно, что прямо сейчас Эдвард не может предложить ей материальной стабильности, но то, что он может дать ей, гораздо важнее. Подумай об этом, дорогой. Ты сам говорил мне, что он труженик. С достаточными усилиями с его стороны и, возможно... с правильным наставником… он многого может добиться.

Он понимающе ухмыляется, а затем опускает голову… и кивает.

– И помни, Чарли, что бы ни случилось в её жизни, какие бы решения она не приняла, Иззи уже взрослая женщина. Ты не можешь больше решать за неё, даже если речь идёт о чём-то настолько обыденном, как праздничный обед.

– Это было обычное недоразумение, – говорит он, словно оправдываясь. – Эта девочка просто лапочка; я не хотел причинить ей боль.

– Нет, но ты пытался побольнее уколоть её дядю, но закончил лишь тем, что выставил себя бессердечным и глупым, каким, я знаю, ты не являешься, – нежно говорю я. – И ты расстроил Иззи. В этом году она не будет проводить с нами День благодарения.

Он сердито смотрит на меня.

– И не смотри так на меня, Чарли, – предупреждаю я. – Иззи создаёт свою собственную семью. И если ты хочешь стать частью этой семьи, то тебе необходимо научиться отпускать. Тебе придётся принять её выбор и не стоит забывать о том, что Элай в качестве её делового партнёра, даже твоего делового партнёра, сейчас может представлять собой серьёзную опасность. Она не хочет слышать даже его имени, Чарли. А это о многом говорит; видимо, что-то там пошло совсем не так.

Он плотно сжимает губы, и я вижу усилия, борьбу, но затем его плечи поникают, и он снова кивает.

– Ты права. Права. Я должен научиться доверять её здравомыслию. Просто… – он грустно улыбается, – я всё ещё вижу её с косичками, понимаешь?

Я усмехаюсь, окунувшись в воспоминания о моей маленькой девочке, хихикающей и бегающей вокруг детской площадки, и о том, как её тёмно-каштановые косички весело подпрыгивали вокруг головы.

– Я тоже, но, возможно, если мы будем играть как надо, в скором времени увидим маленькую версию нашей дочери, с косичками. Кроме того, волосы малютки будут с красноватыми бликами, а глазки – зелёными.

Чарли, смеясь, откидывает голову назад.

– Я должен был догадаться, куда занесёт тебя твоя фантазия.

Вскоре он успокаивается, и лишь его усы поддёргиваются от слабой улыбки.

– Но у них и правда получился бы красивый ребёнок. Мел просто красавица, на самом деле яркая, и Эдвард… – он ухмыляется, – он – труженик, надо отдать ему должное. Похоже, у этих Калленов, по крайней мере, хорошие гены, – пожимает плечами он.

Я бью его кулаком по руке.

– Ты такой осёл.

Он смеётся.

– Так что же мой будущий зять, – услышав мои слова, он закатывает глаза, – сказал тебе внизу?

Он ухмыляется.

– Это было довольно вежливое, тонко завуалированное «иди на хуй, а я никуда не уйду... сэр».

Я взрываюсь в приступе смеха.

– О да, вот это мой будущий зять!