Финальный эпилог. Жизнь

Это заключительное шоу вечера, самый конец выступления, где я и мои коллеги-танцоры обнимаем друг друга и абсолютно синхронной линией поднимаем наши ноги на высоту глаз снова и снова, приятно удивляя наших зрителей. Мой взгляд направлен вперёд, но периферическим зрением вижу, как правая нога каждого из нас поднимается и выбрасывается вперёд точно в один и тот же момент, после чего следует левая, затем правая, левая и снова правая.

Вздохи восхищения и трепета поднимаются среди зрителей, сопровождаемые неуверенными, почти изумлёнными аплодисментами, когда они понимают, что становятся свидетелями практически столетней традиции и совершенной согласованности, замысловатой хореографии, совпадающей вплоть до наносекунд. Потрясённые аплодисменты скоро превращаются в бурные овации.

К моменту, когда я делаю последний выпад, я уже подняла за сегодняшний вечер свои ноги около трёхсот раз; я исчерпана и бодра одновременно. И так каждый вечер. Это прекрасное истощение каким-то образом впрыскивает в меня дозу адреналина, которая подпитывает меня энергией.

Мы совершаем наш поклон как единое целое, точно так же, как делаем всё остальное; наши грудные клетки вздымаются с идеальной синхронностью. Мои глаза сканируют пространство в поисках моей семьи. Они не приходят на каждое шоу. Было бы нелепо пытаться сделать это с четырьмя выступлениями в день с октября по декабрь, да учитывая, что это уже мой четвёртый сезон в «Радио-сити». Но сегодня мой муж привёл нашу восемнадцатимесячную дочь, Алисию Белль, чтобы она впервые смогла увидеть мамочку на сцене.

Когда зрители одобрительно восклицают, я обнаруживаю их в третьем ряду партера – одно из преимуществ нахождения члена семьи в «Рокетс». Пока я наблюдаю за ними, меня внезапно захлёстывает неожиданный поток танцующих в голове образов этой семьи, моей семьи, которая когда-то была так разбита, семьи, которая была собрана воедино сильнейшей любовью и преданностью. Передо мной мелькают образы, полные слёз и улыбок, споров и компромиссов, громкого смеха и разбитых сердец, всё это вместе с двумя людьми, которые являлись константами во всём этом.

Как и любая мама, в первую очередь глазами я нахожу свою дочь. Она сидит на коленях своего папы. Он замечает мой взгляд, прижимает кончики своих пальцев ко рту и поворачивает их в мою сторону, прежде чем поднять руку Элли высоко в воздух, сильно её раскачивая. Она моргает несколько раз, большие голубые глаза любопытно ищут, но ни на чём не фокусируются. Я смеюсь над озадаченным выражением на её сладком, маленьком личике.

Затем я смотрю на остальную часть моей семьи, собравшейся здесь сегодня вечером.

Мой муж. Я знала, что он был особенным с того самого момента, как впервые взглянула на него. Но я была так молода… так смущена… только начинала исцеляться…

Слева от него сидят Энджи и Бен. Причудливая, чокнутая, сумасшедшая Энджи, чьи выходки и смех были спасительной благодатью с первого дня, и Бен, её муж и мой агент – один из лучших агентов во всём Нью-Йорке.

Рядом с ними сидят Карлайл и Эсме, которые больше, чем друзья. Они – семья.

Я улавливаю движение с правой стороны от моего мужа. Бабушка Элли нежно забирает её у папы и размещает на своих стройных бёдрах, помогая ей хлопать её маленькими ладошками друг о друга. Мой взгляд встречают самые нежные, самые ласковые карие глаза на свете, глаза женщины, которая спасла меня, которая сделала всё возможное, чтобы я была там, где я есть сейчас…

***

Когда я выхожу из раздевалки, которую разделяю с семью другими танцорами, то слышу, как кричат моё имя знакомым подростковым голосом прямо перед тем, как кто-то врезается в меня и чуть не сбивает с ног.

– Уууф! – я отшатываюсь назад, когда мы с Джаспером сталкиваемся, но он восстанавливает моё равновесие до того, как я успеваю упасть на задницу, захватывая в медвежьи объятия, отчего я почти не могу дышать. Мой девятилетний младший брат многое унаследовал от своего папы, включая его силу.

И да, технически, он – мой двоюродный брат, но мы с ним никогда не относились так друг к другу.

– Джас, ты ломаешь мои ноги – я разбиваю твоё лицо.

Он фыркает, потому что знает, что так и будет. Когда он родился, он был крошечной толстенькой штучкой, которая плакала часами и не давала мне уснуть ночь напролёт. Однажды вечером я забрала Джаса у его мамы, чтобы дать ей перерыв, и когда я танцевала с ним по комнате, он смотрел на меня своими изумительно зелёными глазами и улыбался, издавая неразборчивые звуки… Я редко отпускала его после этого.

– Я думал, сломать ногу – удача в твоём деле, – ухмыляется он, выглядя так же, как его папа, когда он делает это… и так же, как его тёзка.

– Умник, – смеюсь я. Он посмеивается в ответ с такой же кривой усмешкой, как и у его отца. – Где Ноэль?

–  С папой, – он почёсывает своё милое, мальчишески красивое личико. – Ты же знаешь, она никогда от него не отходит.

Я усмехаюсь, потому что это правда. Наша маленькая сестра навсегда привязана к своему папе.

Я собираюсь спросить о том человеке, с которым хотела встретиться, когда слышу быстрый стук каблуков, приближающийся из-за угла.

– Ребята?

– Я пытался отвязаться от неё, но она шла прямо по моим следам! – шёпотом ругаясь, говорит Джаспер. – У тебя всё готово?

Я киваю, и огромная улыбка расползается по моему лицу, когда я вижу её.

Она идёт к нам, перемещаясь так же изящно, как это было тогда, в тот первый день, когда я встретила её более пятнадцати лет назад. Мы отпраздновали её сороковой день рождения в этом году, но ты никогда не догадаешься об этом, глядя на неё, такую молодую, потрясающую и элегантную, такую тёплую и нежную, приземлённую; но никогда в ней не было ничего хрупкого и слабого. Она привила мне такую же силу, такую же энергию и любовь к жизни и семье.

Когда она находит нас и обнимает меня, я ощущаю то же чувство безопасности и принадлежности, которое испытывала с самого первого раза, как она обняла меня в тот далёкий день, когда забрала меня с собой домой, потому что подружка для траха моего дяди опоздала, а она не смогла смириться с тем, что мне придётся ждать, с тем, что обо мне не очень хорошо заботятся.

Моя тётя Белла.

– Ты выступила так чудесно, – говорит она, когда отстраняется, её тёмные глаза наполнены гордостью. – Но всё хорошо? Твой дядя сказал, что ты хотела увидеть меня за кулисами?

Я медленно киваю и беру её за руку.

– У меня есть для тебя сюрприз. Припозднившийся рождественский подарок.

Она улыбается и качает головой, вздыхая, когда нежно смотрит на меня.

– Мел, милая, мне не нужны больше подарки. Того, что вы есть у меня, мне всегда хватало.

– О, мам, давай, не будь занудой! – говорит Джаспер.

– Джаспер.

Он закатывает глаза на предупреждение в её тоне.

– Каллен до мозга костей, – говорит тётя Белла, и я смеюсь, потому что так и есть.

– Это просто кое-что маленькое, тётя Белла. Просто кое-что, чем я хотела бы… поделиться с тобой.

Она с любопытством прищуривает глаза, и я беру её за руку.

– Пойдём.

Моя тётя нежно обнимает меня за щёку, заставляя меня снова почувствовать себя двенадцатилетней, медленно познающей, что моя жизнь ещё не закончилась, что может быть, просто может быть, мой дядя и я сможем найти того единственного человека на свете, который будет в силах сделать всё лучше.

Она заслуживает этого. Она заслуживает гораздо большего за то, что обучает меня своему мастерству, – хотя я никогда не буду так же хороша, как она, ухаживающая за мной через страдания, празднующая со мной все мои достижения, находящаяся на моей стороне, являющаяся моим самым большим болельщиком, когда требуется, и моим наставником, когда это необходимо.

Тётя Белла заслуживает этого за всю свою любовь.

– Пойдём, – повторяю я.

Она медленно кивает.

– Хорошо, Меллита. Джаспер, вернись к папе и остальным. По какой-то причине они отказываются покидать зал.

– Оу, да ладно, мам, я уже высидел почти три часа пения и танцев. Могу я походить внутри?

– Джаспер Энтони Каллен, vete con tu papa ahora! [Прим.: исп. «Иди к папе сейчас же!»]

– 'Sta bien! Perdon! [Прим.: исп. «Ладно! Прости!] – хмурится он, но обнимает её, потому что ему только девять, и он – хулиган, но он знает, какой он счастливчик. Какие счастливчики мы.

– Te quiero, Mami. [Прим.: исп. «Я люблю тебя, мамочка».]

– Yo tambien te quiero, mi amor. [Прим.: исп. «Я тоже тебя люблю, мой дорогой».] Сейчас вернись к папе и остальным.

***

Тётя Белла истерично смеётся. Она говорит, что не может поверить в то, что я сделала это для неё, но я вижу в её глазах, в том, как они блестят и сверкают, как она взволнована, несмотря на свои протесты.

– Мел, прошло больше шести лет!

– Это абсолютно ничего не значит, когда дело касается тебя, тётя Белла!

Я попросила о нескольких услугах и пообещала несколько в ответ. Большой зал в «Радио-сити» был освобождён всеми, кроме нашей семьи. Все они снова сидят прямо по центру, и когда тётя Белла и я шагаем на сцену рука об руку, где остальные мои товарищи по «Рокетс» ждут в костюмах, каждый из них громко хлопает в ладоши.

А мой дядя Эдвард суёт большой и указательный пальцы в рот и свистит. Он улыбается мне, выкрикивает моё имя громко и гордо, но он как будто ничего не может с этим поделать – с тем, как сильно ему всегда нужно смотреть на неё, как сильно он всегда нуждается в ней во всех отношениях. И это нормально, потому что она всегда отдаёт ему всю себя. Они сторонники друг друга, опора и поддержка друг для друга, самые большие союзники во всём.

Тётя Белла выступала на лучших сценах Нью-Йорка, но, несмотря на это, оставалась учителем в Baila, всегда находя время для своих учеников, всегда находя время для меня. По прошествии нескольких лет я стала ассистенткой, затем учителем, а когда мне исполнилось восемнадцать, Джейк заметил меня.

Я посещала «Джульярд», в то время как строительный бизнес дяди Эдварда и дяди Эммета разрастался.

А потом дядя Эдвард и тётя Белла расширили нашу семью. После рождения Джаспера тётя Белла продолжала выступать в течение пары лет. Мой дед Чарли занялся бизнесом вместе с дядей Эдвардом и дядей Эмметом, и компания S&D Contracting стала SCM Contracting – одной из самых уважаемых подрядных организаций в городе. [Прим.: SCM – Swan, Callen, McCartney – Свон, Каллен, МакКартни.]

Когда мне исполнилось двадцать два, Джейк сделал мне предложение.

Когда появилась малышка Ноэль, тётя Белла покинула сцену, сосредоточившись на Baila и своей семье, никогда не оглядываясь назад.

Когда мне исполнилось двадцать четыре, мы с Джейком поженились.

И на протяжении всего пути тётя Белла была нашей опорой.

Но она никогда не танцевала с «Рокетс». Она воплотила в жизнь так много грёз других людей.

Сегодня исполняются её.

– Ты готова? – спрашиваю я её.

Она решительно кивает, волнение проявляется в прекрасном розовом румянце на её коже естественного медового оттенка. Её костюм переливается и блестит, отлично на ней сидя. Она никогда не теряла своей танцевальной формы.

Я подаю сигнал, и музыка начинает играть, и мы ударяем нашими ногами в унисон, пока наша семья кричит и свистит. Я смотрю на каждого из них: на Энджи и Бена, Карлайла и Эсме, тётю Роуз, дядю Эммета и пятерых их детей, деда и бабулю Сью, моего прекрасного мужа и сладкую крохотную девочку, на мою прелестную, маленькую шестилетнюю сестру Ноэль с её длинными медными локонами и тёмными-тёмными глазами, сидящую так близко к своему папуле – моему дяде Эдварду.

К моему сильному, красивому дяде Эдварду, который первым спас меня, который не пьёт уже больше пятнадцати лет.

Я помню своих настоящих родителей, конечно же, я помню. Мэри Элис Брэндон – женщина, подарившая мне жизнь и давшая мне основу для того, кем я стала, женщина, певшая мне перед сном. Джаспер Адам Каллен – мужчина, носивший меня на своих плечах.

Я скучаю по ним каждый день. Я горда, что они мои родители. Я говорю с ними всё время, давая им знать, что я в порядке, что я счастлива. И они улыбаются мне сверху; я знаю, что улыбаются. Я чувствую их в тёплом ветерке, я вижу их в улыбке моей дочери.

Но тётя Белла и дядя Эдвард… они показали мне, что значит любить… взрослеть… совершенствоваться… доверять… быть семьёй…

Тётя Белла и я поднимаем наши ноги высоко вверх в последний раз. Когда музыка заканчивается, она разворачивается и крепко сжимает меня в объятиях.

– Меллита, я так сильно люблю тебя. Спасибо тебе, – пылко шепчет она. – Спасибо тебе.

– Я люблю тебя, тётя Белла, – вздыхаю я. – И спасибо тебе… за всё.

Вот такой эпилог. Вот такая жизнь. Что думаете? :)