Глава 16. Тяга

Белла

У нас очень хороший ужин. Прекрасный ужин. Тот поцелуй… когда Эдвард прижал меня к холодильнику, кажется, немного ослабил нервное напряжение между нами. Похоже, Эдварду сегодня более комфортно, он менее задумчив и не так обеспокоен. Думаю, что прошлый вечер тоже нам помог.

Он больше рассказывает мне о своём старшем брате Джаспере, отце Мел, и своей старшей сестре Розали, красивой блондинке, которую я не так давно видела. Сказано всего несколько фраз, но я понимаю, что он боготворил своего брата, а вот с сестрой отношения у него немного не ладятся. Это всего лишь проблеск жизни, которую я только начала узнавать, но у меня ощущение, что он наконец открывается, и это захватывает. Я чувствую себя ребёнком в кондитерской, вот только вместо сладких конфет получаю жизнь Эдварда.

– Значит, ты самый младший? – дразню его я.

– Полагаю, что так, – фыркает он.

– Каково это, иметь старших брата и сестру? Я единственный ребёнок в семье. У меня даже нет двоюродных сестёр или братьев. Мои родители тоже были единственными детьми.

Удерживая мой взгляд, он делает глоток воды из своего стакана.

– Думаю, порой это круто. Хотя позже Джаспер и Роуз стали больше похожи на моих родителей, чем на брата и сестру. Наверное, именно поэтому я сейчас так действую на нервы Роуз. Когда я был подростком, ей было совсем нелегко.

– Каким же ты был?

Эдвард с силой потирает ладонью челюсть. Ещё один жест, который я начинаю изучать, и он обозначает, что Эдвард чувствует себя неловко.

– Знаешь, немного… безбашенным, я думаю. Джаспер придерживал меня, не позволял полностью скатиться. Но у него была своя жизнь.

– А твоя мама… ведь какое-то время она была ещё рядом, ведь так?

Он качает головой и смотрит на стакан в руке, а выражение его лица становится холодным и бесстрастным. Костяшки пальцев, с силой сжимающие стакан, белеют.

– На самом деле она редко когда была рядом. Не в… – он вздыхает и кривится, – эмоциональном плане. Она так и не смогла справиться с тем, что отец нас бросил. У него были… свои проблемы. Я почти его не помню.

После этого он молчит.

– Прости, мне не стоило…

– Нет, – и несмотря на то, что его голова всё ещё опущена, он поднимает взгляд и смотрит на меня: длинные ресницы трепещут, когда он моргает и делает глубокий вздох. – Нет, всё нормально. Ты права. Я действительно чувствую себя лучше после разговора об этом.

Я еле заметно киваю и улыбаюсь.

Несмотря на его заверения, следующие несколько минут он ведёт себя более осторожно. Снова мне начинает казаться, что я практически вытягиваю из него слова, но затем он вновь расслабляется и довольно скоро мы смеёмся, а он рассказывает мне ещё больше о Джаспере, на этот раз с усмешкой на красивом лице, делясь воспоминаниями о том, как они раньше бедокурили вместе.

– Какое-то время ты не говорил о нём, верно?

Он вновь становится серьёзным. Улыбка всё ещё осталась, но теперь еле заметная.

– Нет, не говорил.

– Почему?

Он отвечает не сразу.

– Это… трудно, понимаешь? Из-за Мел. Это вроде того, о чём мы говорили вчера. Она расстраивается всякий раз, когда кто-то их упоминает, поэтому я стараюсь делать это не слишком часто.

– Эдвард… возможно, помочь ей справиться со всем этим можно именно говоря о них, вспоминая, даже если поначалу это будет причинять ей боль. Дети не всегда знают, что для них лучше, порой… их нужно немного подтолкнуть. Именно так я иногда поступаю с детьми в студии. Когда они думают, что не смогут сделать что-то, я просто подталкиваю их. Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы показать, что они не могут просто сидеть там, не делая никаких попыток.

Он молчит и смотрит на пространство стола между нами, и я начинаю понимать, что, возможно, мне стоит закрыть эту тему и заняться своим делом, потому что я не хочу испортить такой замечательный вечер. Но в то же время, когда дело доходит до Мел, мне нелегко не высказать то, что я думаю.

– Иногда трудно понять, когда нужно надавить, а когда нет, когда наступает тот самый подходящий момент, подходящее время, чтобы что-то сказать, а когда лучше оставить всё как есть, – наконец тихо говорит Эдвард, проведя рукой по лицу и запустив пятерню в волосы.

– А как насчёт Роуз? Она говорит с Мел о родителях? У неё трое своих детей и, может быть, она сможет помочь тебе советом и прочим? – я чувствую, что сую нос не в свои дела, но, чёрт, мои вопросы просто не иссякают.

Он невесело усмехается.

– Мы с Роуз в основном конфликтуем, особенно когда дело доходит до Мел. Моя сестра любила Джаспера и Элис, очень любила, но… думаю, что она немного зла на них.

– Зла на них? – фыркаю я. – Но почему?

– Потому что не может понять, почему они оставили Мел мне, – он немного ёрзает на своём стуле, после чего осушает свой стакан воды.

– Почему нет? – спрашиваю я. – Да, ты одинокий мужчина, но далеко не первый, кому предоставляют абсолютную опеку над ребёнком.

– Дело не только в этом.

– А в чём ещё?

Должна сказать, что он прекрасно отвечает на мои вопросы, учитывая то, что я веду себя как любопытная сука – не думайте, что я этого не понимаю. Но, как уже сказала, я чувствую себя ребёнком в кондитерской, а с каких это пор дети, увидев перед собой гору конфет, могут контролировать себя? Он позволил мне приоткрыть дверь, и, вклинив ногу, я не собираюсь её закрывать.

Но, кажется, мою ногу просто выталкивают, по крайней мере в данный момент. Я почти вижу, как дверь осторожно, но надёжно закрывается перед моим лицом, и мне ужасно хочется пнуть себя.

– Расскажи мне о себе, – просит он, подняв взгляд и глядя на меня.

– Что ты хочешь услышать? – спрашиваю я, глубоко вздохнув и улыбнувшись.

– Всё, – усмехается он. – Можешь начать с самого начала.

Я хихикаю, но внутри живота затягивается узел, и я чувствую себя идиоткой и в то же время ужасной лицемеркой. Конечно, в конце концов, разговор вернулся ко мне. Я хочу, чтобы он рассказал мне всё, а сама ничего ему не говорю. Я имею в виду, что решусь на это, но не сейчас. Пока нет.

– Ну, я уже рассказывала тебе о своих родителях и о моём детстве.

– Но ты так и не закончила рассказывать, почему перестала ездить к бабушке, – говорит он, вскинув брови.

Я вспоминаю разговор, который состоялся у нас несколько недель назад и понимаю, что он прав, мы так и не добрались до конца этой истории. Несмотря на то, что нервничаю, я чувствую головокружение из-за того, что он всё помнит.

– Ну, – я пожимаю плечами, – как я говорила, мне было около двенадцати, когда я в последний раз навещала её и… думаю, я чувствовала обиду из-за того, что моя мама снова вышла замуж и переехала в Аризону, полностью обо мне забыв. В этом не было вины бабушки, теперь я это понимаю, но когда тебе двенадцать и когда внутри тебя столько эмоций, можешь вести себя довольно эгоистично. И мой отец… хочу сказать, я не виню его, потому что тогда он снова женился, и на него свалилось много других проблем, так что он решил просто не поднимать эту тему. Он никогда не был слишком счастлив, отправляя меня в Пуэрто-Рико. Он всегда предпочитал сам присматривать за мной.

Я тянусь через стол и беру его руку в свою, переплетая наши пальцы. Его взгляд опускается на наши руки, но затем он снова смотрит на меня и внимательно слушает, и я понимаю, что мне нравится, как он слушает – всем своим существом.

– Понимаешь, Эдвард, вот почему я думаю, что Мел нужно немного подтолкнуть. Иногда… иногда мы не представляем, что делаем, особенно когда являемся детьми. Нам просто нужен кто-то, кто мог бы дать толчок. В противном случае мы идём по жизни со всеми своими… сожалениями. Я не хочу, чтобы Мел проснулась однажды и осознала, что так много лет она обижалась на то, как выросла, и в процессе совершала поступки, которые никогда не сможет отменить.

Он задумчиво смотрит на меня, и могу сказать, что всерьёз обдумывает мои слова, потому что кивает так, словно я решила все проблемы в мире.

– Ты абсолютно права, Белла, – в конце концов, говорит он. – Я никогда не думал об этом. Иисусе, это последнее, чего бы я хотел для неё…

Мы молчим в течение нескольких минут, Эдвард смотрит в пространство, наши руки всё ещё соединены. Затем он снова переводит взгляд на меня.

– Значит, ты не видела бабушку с двенадцати лет?

Я качаю головой.

– Иногда мы созваниваемся, но это довольно сложно… с языковым барьером.

– Я думал, ты говоришь по-испански.

– Я очень хорошо его понимаю, но говорю довольно плохо. Я знаю лишь некоторые основные фразы и много ругательств – спасибо Энджи, – ухмыляюсь я.

Он кивает.

– И всё же твой акцент прекрасен.

– Ну, это в моей крови, – улыбаюсь я. – Акцент, темперамент, смуглость кожи – из-за чего мне нет надобности загорать.

– Мне нравится твой загар, – усмехается он немного непристойно, его глаза явно оценивают меня, вызывая лёгкую дрожь.

– Спасибо, – улыбаюсь я, чувствуя, что мои щёки вновь горят пламенем, и снова, поскольку я знаю, что он это видит и что ему это нравится, краснею ещё больше. Я имею в виду, твою мать, я никогда так сильно не краснела.

– Мне нравится, как ты краснеешь, – говорит он словно по команде. – А что касается твоего темперамента, ты довольно вспыльчива. Я испытал это на себе.

Я смеюсь от души.

– Я только наполовину латиноамериканка, только наполовину вспыльчива. Если хочешь увидеть настоящую злюку, то посмотри на Энджи.

– Я предпочитаю смотреть на тебя.

Я начинаю громко смеяться, обхватив щёки, потому что они в огне, и я знаю, что он делает это нарочно. Это… ощущение лёгкого флирта настолько отличается от всего, что я прежде испытывала с кем-либо… с Элайем и… с остальными. Никакого флирта там и близко не было. Флирт принимал форму шор, кожаных ремней и флоггеров… и всё это заканчивалось в комнате, наполненной быстрым и грубым трахом.

Эта мысль отрезвляет меня довольно быстро. С резким вздохом я опускаю голову, а всё моё возбуждение, которое я испытывала только минуту назад, вмиг испаряется.

Краем глаза я вижу, что Эдвард наклоняется и убирает одну из моих рук с лица. Я стараюсь сглотнуть, но внезапно в горле сильно пересыхает.

– Эй, – бормочет он. – Белла, ты в порядке? Ты где?

Я поднимаю взгляд и улыбаюсь. Забота и нежность в его глубоких зелёных глазах мгновенно отгоняет прочь все плохие мысли, и остаётся только он. Я думаю, возможно, так будет всегда.

– Я здесь, Эдвард. Я здесь.

Прищурившись, он какое-то время всматривается в мои глаза.

– Ты точно в порядке?

– Да, – я улыбаюсь шире, потому что когда он смотрит на меня так, да… – Я в порядке.

Его глаза несколько секунд держат меня в плену, а затем он усмехается.

– Хорошо, – и он нежно целует меня.

***

Мы заканчиваем наш ужин, Эдвард помогает мне убрать со стола и прибраться на кухне. Мы всё время о чём-то говорим, обмениваясь взглядами и слегка дотрагиваясь друг до друга; наши руки соприкасаются над раковиной, наши бёдра задевают друг друга возле холодильника. Он вытирает стол, а я – кухонную стойку, и мы… продолжаем смотреть друг на друга.

Похоже на то, что теперь, когда мы добрались до этой точки, пути назад уже нет. Я думаю о том, что этим утром сказала мне Энджи, что мы с Эдвардом, сами не осознавая этого, устраивали свидания в течение многих недель, и мне начинает казаться, что в каком-то смысле это правда.

Когда всё чисто и везде порядок, Эдвард снова медленно подходит ко мне, заставив попятиться к кухонной стойке. Я вижу хищный блеск в его глубоких зелёных глазах и знаю, что последует, когда они потемнеют. В моей груди сильно колотится сердце.

– Подожди, – выдыхаю я как раз перед тем, как его губы накрывают мои. – Подожди немного.

Я оборачиваюсь и беру бутылку, охлаждающуюся в ведёрке со льдом. Откупоривая её, я чувствую, как лёгкая дрожь проходит по моему позвоночнику, когда я представляю Эдварда, наши поцелуи и вино… и я уже немного пьяна.

– Это очень хорошее десертное вино, – объясняю я, наливая нам два бокала. Затем поднимаю их и подношу один к нему.

Он смотрит на протянутый бокал вина.

А затем на меня.

Затем снова на бокал с вином.

А затем снова на меня.

После этого он протягивает руку и, обхватив запястье моей руки, в которой я держу вино, заставляет меня снова поставить бокал на кухонную стойку.

С глубоким вздохом он качает головой.

– Ты не пьёшь вино.

– Я не пью вино.

То, как он смотрит мне в глаза… словно просит, умоляет, чтобы я увидела что-то и поняла…

Я хмурю брови, и в моей голове прокручивается другая сцена двухнедельной давности… и ещё одна сцена чуть ранее сегодняшним вечером… и… сейчас…

– Ты вообще… не пьёшь.

Его кадык подскакивает вверх и вниз.

– Нет.

Мои руки всё ещё держат два бокала вина, его стоит на кухонной стойке, а свой я держу перед собой.

– Мой отец… много пил. Судя по тому, что я слышал, каждый вечер он приходил домой пьяным. У них с моей мамой часто доходило до драки, а однажды он просто ушёл и не вернулся, – он с горечью усмехается. – Все мы знаем, что он допился до смерти.

Я смотрю на него, в моём горле пересохло, как в пустыне, что, впрочем, хорошо, потому что я понятия не имею, что сказать. Атмосфера вокруг нас сменилась от сексуальной и кокетливой до абсолютно противоположной. Дрожащей рукой я опускаю бокал и вижу на кухонной стойке руку Эдварда, подрагивающую, он поднимает её и проводит по волосам.

– Именно поэтому ты не пьёшь? Потому что не хочешь быть похожим на него?

Он поднимает глаза и долго удерживает мой взгляд.

– Я не пью, Белла, потому что как только начинаю пить, уже не могу остановиться.

Воцаряется тишина, во время которой я пытаюсь осознать, что это значит.

– Хочешь сказать, ты…

– Я – алкоголик. Я был алкоголиком приблизительно в течение десяти лет и был бы им и сейчас… Я бросил лишь тогда, когда тот чёртов кусок дерьма протаранил машину Джаспера и Элис.

Несмотря на резкость заявления, его голос кажется холодным и почти монотонным, безжизненным.

Он говорит это невыразительным голосом и стоит передо мной полностью напряжённый, а мне… мне нечем дышать. Он всё ещё смотрит на меня так, словно ждёт чего-то, а чего ждёт, я понять не могу.

– Хм… значит… после аварии… ты бросил пить?

Он кивает.

– Я не пил семь месяцев и семнадцать дней.

– Ох.

Его глаза держат меня в безжалостных тисках, которые настойчиво сдавливают меня, и моё сердце бешено стучится, потому что я не знаю, каких он слов ждёт, но понимаю, что ответ может быть правильным либо неправильным.

– Ладно, ладно… – я выдыхаю. – Думаю, мы уберём вино. У меня есть сок и вода, и… знаешь… много воды, – я поворачиваюсь и выливаю в раковину оба бокала вина.

– Белла.

Я поворачиваюсь, чтобы встать к нему лицом.

– Что?

– Это, – говорит он странным, отрешённым тоном. – Это всё, что ты можешь сказать. Много воды.

– Ну, я не знаю, что ты хочешь сейчас от меня услышать. Я имею в виду, дай мне пару минут, я уверена, у меня появится много вопросов, но, кажется, в первую очередь нужно убрать вино.

– Белла, это болезнь. Это навсегда. Нет никакого лечения.

– Возможно, я не эксперт, но мне известно это.

Он смотрит на меня, затем фыркает и засовывает руки в карманы. Встряхнув головой, он отворачивается от меня и отходит на пару шагов, закидывает голову к потолку, затем с низким рычанием её опускает.

Он поворачивается и снова смотрит на меня, его глаза горят.

– Я думаю, ты не понимаешь…

Я быстро закрываю пространство между нами.

– Эй, я же сказала тебе, я не эксперт, но я прекрасно знаю, что такое алкоголизм. Сейчас ты сказал, что у тебя всё под контролем, после… аварии, в которую попали Джаспер и Элис.

– Да, – решительно отвечает он. – У меня всё под контролем.

– Тогда я не понимаю, что здесь происходит. Ты снова пытаешься меня оттолкнуть?

В этот момент его руки вылетают из карманов, он обхватывает моё лицо и притягивает к себе.

– Нет, Белла. Я не могу оттолкнуть тебя, – шипит он, его тёплое дыхание щекочет моё лицо. – Мне просто нужно убедиться, что ты понимаешь…

– Что у тебя проблемы с алкоголем. Я всё поняла, – говорю я, обнимая его. – Правда, поняла. Я не могу… представить, что всё это значит для тебя. Действительно не могу. Пока нет. Дай мне немного времени, чтобы я могла всё осознать, и, как я уже сказала, у меня, скорее всего, возникнет… куча вопросов, но сейчас, Эдвард, я хочу придерживаться того, что ты сказал мне вчера вечером.

Он хмурится.

– Ты сказал: «Позволь мне убедить тебя, что ты принадлежишь мне», – повторяю я ему. – Ты уже передумал?

Мой голос – дрожащий шёпот, но прежде, чем я успеваю закончить предложение, Эдвард качает головой и сжимает меня крепче.

– Нет. Боже, нет, – глядя мне в глаза, выдыхает он. – Нет. Но эта… тяга, Белла. Она не покидала меня в течение долгого времени, и я не буду врать, она всё ещё там, но с тех пор, как я встретил тебя, нет ничего, чего я хочу… чего жажду больше, чем тебя.

Я делаю несколько дрожащих вдохов не в силах отвести от него взгляд, потому что вижу эту тягу, чувствую её в его прикосновениях, ощущаю её присутствие в воздухе вокруг нас. Его потребность во мне… всепоглощающая. Он не пытается это скрыть, и это обжигает меня до глубины души. Это притягивает меня, находясь в нескольких футах, в другом конце комнаты. Я чувствую, что это постепенно привязывает меня к нему, вот почему мне так трудно его понять, когда он сравнивает это с тягой к алкоголю.

Но он говорит, что всё под контролем, и я хочу верить ему. Я принимаю его, потому что это часть его, и любой выбор, который я должна была принять или не принять, улетучился несколько недель назад.

– Эдвард, мы уберём бутылку и сможем продолжить наш вечер. Мы поймём всё остальное, а в частности, как нам двигаться дальше, потому что, как ты сказал вчера, это ничего не меняет.

Его глаза всматриваются в мои, переходя от одного к другому, выискивая, проникая.

И тогда он с силой прижимает меня к себе.

– Белла… Господи, Белла, ты уверена? – спрашивает он, уткнувшись мне в шею и лаская моё ухо своим тёплым дыханием, обнимая меня так крепко, что я чувствую, как быстро бьётся его сердце, а напряжение в плечах ослабевает.

Уверена ли я в чём?

На самом ли деле я уверена в том, что понимаю?

На самом ли деле я уверена в том, что знаю, во что впутываюсь?

На самом ли деле я уверена в том, что никакие слова Эдварда не смогут меня оттолкнуть? Я надеюсь, что он также отнесётся и к моим ошибкам? Око за око – я принимаю твой позор, а ты принимаешь мой?

Нет, я не могу так с ним поступить.

Делает ли это меня эгоисткой? Лгуньей? Лицемеркой? Скрывающей важную информацию?

Слишком много вопросов. Я не могу их сейчас понять.

Только одно я понимаю.

Я потихоньку отстраняюсь, и это требует усилий, потому что он держит меня очень крепко. И когда наконец мне удаётся освободиться, я обхватываю ладонями его красивое лицо. Лицо, полное тёмных секретов… и надежды… и такой силы.

– Я принадлежу тебе.

Тяжело вздохнув через нос, он закрывает глаза, а когда снова их открывает, они настолько яркие и ясные, и… умиротворённые.

– Да. Я тоже.

И нет никаких колебаний, никаких сомнений в том, как он целует меня. Я принадлежу ему, и он это знает, знает, что я никуда не уйду.

– Я буду хорошим человеком для тебя, Белла, – шепчет он мне в рот, – клянусь тебе, – выдыхает он, с отчаянием посасывая мои губы.

Затаив дыхание, я наслаждаюсь его поцелуем и огнём, но мой собственный позор… пробивается в глубинах моего подсознания, как сорняк на поле цветов.

– Эдвард… Эдвард… – я отстраняюсь и смотрю на него. – Как думаешь, наши прошлые ошибки могут нами управлять?

Он медленно качает головой.

– Я уверен… чёрт, я надеюсь, что не могут, Белла. Я бы этого не хотел.

Я всматриваюсь в его глаза, желая, чтобы он увидел меня, чтобы увидел ту правду, о которой я думаю, чтобы догадался хотя бы немного, как только что сделала я, и вынудил меня рассказать всё остальное.

Но, конечно, он не может. Правда – это то, что вы вкладываете в слова, как только что сделал он, и что придётся сделать мне в ближайшее время. Энджи неправа. Он раскрыл мне все свои секреты сейчас, потому что когда ты хочешь чего-то, ты действуешь, когда ты хочешь, ты не ждёшь. Ты не можешь.

Если ты не трус.

Я целую его со всей страстью, глотая собственные слова. Мне нужно ещё немного времени, и я надеюсь, что, когда я расскажу ему правду, он всё ещё будет думать, что прошлое нас не определяет.