Глава 41. В поисках баланса

Белла

– Асана – основной инструмент йоги для балансировки физического тела и создания потока энергии, позволяющего нам направить своё внимание внутрь.

– Que carajo es за асана? Я думала, мы будем тренироваться. [Прим.: исп. «Что, чёрт возьми, за асана?»]

– Шшш! – перебиваю я Энджи. Она нетерпеливо раздражается, в ожидании сидя на мате, скрестив ноги. Мел рядом с ней хихикает.

– Мы делаем упражнения для баланса. Здесь сказано, что асана поможет найти равновесие нашим дошам. [Прим.: согласно аюрведе, доша – это одно из трех веществ, которые присутствуют в организме человека.] Та, над которой мы будем работать сегодня, называется Вата. Обеспечивает нам подвижность, скорость, ловкость и гибкость.

– Chica, на каком языке ты говоришь? Потому что меня ты потеряла на «сидеть, скрестив ноги».

Мел снова хихикает.

– Ты собираешься отнестись к этому серьёзно или нет? Прошло только два дня с момента открытия шоу, и мне нужно поддерживать баланс!

– Отлично! 'Sta bien! Давай, занимайся, – она машет на меня рукой, чтобы я продолжала.

– Хорошо, – я пытаюсь дышать спокойно, а потом направляю пульт на стерео, включая нежную, успокаивающую музыку. Сижу напротив Мел и Энджи в позе лотоса, а затем делаю глубокий вдох; мы следуем инструкциям приятного голоса, сопровождающего мелодию.

На полпути в позу «собака мордой вниз» я бросаю взгляд на Мел. Она выглядит… иначе, нежели когда мы нашли её в этой же комнате несколькими днями ранее: уравновешеннее, более мирной, как будто теперь она поняла, где её место. Да, Мел всегда будет скучать по родителям, но мы с Эдвардом сделаем всё лучшее для неё, и, думаю, она, наконец, осознала это.

И хотя мы проделали большой путь за последние несколько месяцев – чёрт, за последние несколько дней, – мы всё ещё учимся. Сейчас Мел знает, что не важно, какие присутствуют споры и разногласия, не важно, насколько большие случаются взлёты и падения, мы все там, где и должны быть. Мы удерживаем равновесие.

Но баланс также означает и последствия, и Мел наказана, потому что она напугала нас до ужаса. Баланс означает и границы приемлемого в созданной нами семье. Она нарушила эти границы, и теперь имеет дело с последствиями.

Но это не значит, что мы её не любим. И, думаю, это она тоже понимает.

Так что хип-хоп классы закончились для неё до конца учебного года. Она продолжит приходить в студию после школы – помогать и делать свою домашнюю работу, пока не настанет время отправляться домой, но больше не будет ходить на занятия в этом сезоне. Больно её наказывать, и, хоть я и надеюсь, что у нас не будет слишком много таких вот инцидентов, когда нам придётся быть столь серьёзными, я также признаю, что это может быть полезно, и подписалась на это со всем пониманием… и не променяла бы всё это ни за что на свете.

Мел, очевидно, недовольна тем, что пропустит оставшуюся часть танцевальных занятий, но она знает, что поступила неправильно, подслушав наш разговор, а потом сбежав, не спросив нас об услышанном. Она не спорила с наказанием.

Она растёт. Она учится. Она совершенствуется.

Что касается концертов в конце мая, то мы сказали ей, что вернёмся к этому вопросу ближе к делу и посмотрим, сможет ли она принять в них участие.

А насчёт её бабушки и дедушки…

В понедельник утром Эдвард поговорил с адвокатом, который занимался завещанием Элис и Джаспера после их смерти. Оказывается, этот адвокат, Джейсон Дженкс, был старым другом Элис. Они вместе ходили в эту исключительную подготовительную школу в Верхнем Ист-Сайде. Дженкс пообещал Эдварду, что ещё раз пересмотрит завещание и свяжется с ним так скоро, как только сможет.

Вчера Эдвард и я встретились с Дженксом в его шикарном офисе в Верхнем Ист-Сайде.

Выяснилось, что Джаспер и Элис точно знали, что делали.

– Я понятия не имел, – пробормотал Эдвард, пока мы сидели с ним там бок о бок.

– Оно и понятно, мистер Каллен. Вы были в шоке. Поскольку в ситуацию был вовлечен ребёнок, завещание было прочитано довольно-таки быстро. Вы не первый, кто пропустил некоторые условия, пребывая в подобном психическом состоянии.

– Итак, чтобы уточить: я могу прекратить посещения, когда бы я ни захотел? – спросил Эдвард.

– В завещании конкретно оговаривается, что через год опекун мисс Каллен может принять решение о том, продолжать, прекращать или как-то изменить ежемесячные посещения по своему собственному усмотрению, в данном случае – оно ваше. Если вы не считаете, что эти визиты полезны для мисс Каллен, то с этого момента вы можете их закончить в любое время.

Эдвард провёл рукой по своему лицу, одновременно сжимая мою руку.

– Могут Брэндоны оспорить это? – спросила я.

Дженкс ухмыльнулся. Легко было увидеть богатство, высокомерие и голубую кровь, просачивающуюся из каждой его жилы, но при этом у него были дружелюбные глаза.

– Они, конечно, могут попробовать, но если бы я был их адвокатом, я бы посоветовал им не противостоять. Мэри Элис обратилась ко мне за помощью в составлении завещания, потому что в худшем случае развития событий она хотела обеспечить безопасность своей дочери. Завещание непробиваемое, я убедился в этом. Кроме того, те двое из нас, кто знаком с Брэндонами, знают, что они не хотят привлекать внимание, которое стало бы результатом борьбы с волей их дочери. Добавьте к этому тот факт, что они не обратились к властям, когда мисс Каллен пропала, ну… это было бы позорно, как минимум. Мэри Элис была мне хорошим другом. Она и её муж оказали вам полное доверие, мистер Каллен, решать, что будет лучшим для их дочери. Мисс Каллен сможет восстановить любые, какие пожелает, отношения с бабушкой и дедушкой, только когда достигнет совершеннолетия, до этого же момента все решения принимаете вы.

Эдвард сделал глубокий, мощный вдох.

– Спасибо, мистер Дженкс.

– Как я сказал, Элис была хорошим другом. Почему, по-вашему, вы никогда не получали счета за мои услуги?

– Думал, вы забыли, – засмеялся Эдвард.

Дженкс глядел на Эдварда, а затем разразился смехом.

Должна признать, я тоже рассмеялась.

Позже вечером мы с Эдвардом поговорили с Мел о посещениях.

– Так что, я не должна больше ходить к ним?

– Нет, если не хочешь, – ответил Эдвард. – Посещения зависят от тебя, но я поговорил с нашим адвокатом об их прекращении. После произошедшего я не спокоен, отпуская тебя к ним на выходные раз в месяц. Если ты хочешь видеться с ними несколько часов в месяц или неделю, то пожалуйста. Но ты не будешь там ночевать.

Мел бесшумно кивнула.

– Могу я подумать? То есть они мои бабушка и дедушка, но… я не уверена, что думаю о встречах с ними.

Я потянулась и заправила выбившуюся прядь волос ей за ухо, моё сердце раздувалось от любви и гордости за эту молодую девочку – мою молодую девочку.

– Конечно же ты можешь подумать.

Она неровно вздохнула, и я притянула её в свои объятия.

Той ночью, за закрытыми дверьми и с нашей девочкой, находящейся в безопасности и, безусловно, спящей в собственной комнате, мы с Эдвардом воссоединились. Эти несколько дней выдались тяжёлыми. Когда Эдвард двигался внутри меня, я крепко его держала, обнимая руками за шею, мои ладони пробегались по его сильной спине, ощущая твёрдость его крепких мышц, напрягавшихся и движущихся с каждым длинным, глубоким толчком. Я упивалась этим чувством наслаждения, безопасности и любви, которое давал мне только он. С первого раза, как мы занялись любовью, и до этой ночи – каждый раз – Эдвард всегда был прекрасным любовником.

Но сегодня… сегодня прибавилась особенная сила в то, как он занимался любовью.

Он близко удерживал меня, его руки поддерживали моё тело, ладони сжимали мои плечи, когда наши бёдра сталкивались вместе в потрясающем ритме – медленном и тягучем, быстром и жёстком. Он заполнял меня абсолютно и целиком. Каждый раз, когда он отстранялся, я сжималась вокруг него, умоляя остаться внутри, и затем он со стоном толкался обратно. Это продолжалось часами или, может быть, только чувствовалось так. Я кончила, а он продолжил двигаться, и заставил меня взорваться снова. Снова и снова, пока не стало слишком хорошо, настолько, что я не могла больше выдержать. Мой рот нашёл его, наши языки воссоздавали то, что делали остальные части тела, и я отпустила в последний раз, мы отпустили вместе.

Я вскрикнула, готовая заплакать от того, насколько хорошо он чувствовался, и когда я посмотрела в его тёмные изумрудные глаза, переполненные решимостью, определённостью, которую я никогда раньше не видела… он усмехнулся так, будто наконец-то обрёл мир с самим собой, с настоящим мужчиной в глубине души.

***

И вот сейчас, спустя два дня после того, как шоу открылось, Энджи, Мел и я гудим и сидим в позе, гудим и сидим, и, в конце концов, Мел раздражается и встаёт.

– Это так странно, тётя Белла! Я собираюсь найти свой баланс старомодным способом!

Энджи и я смотрим, как она идёт к стерео и переключает спокойную, расслабляющую музыку на Джастина Тимберлейка.

– Сейчас… – она улыбается, поворачиваясь к нам лицом, – мы можем сделать это!

И она начинает танцевать, покачивая своими тринадцатилетними бёдрами, низко опуская и высоко подбрасывая ноги.

– Вот так, Меллита! – выкрикивает Энджи, свистя сквозь зубы. – Ууу-хуу!

Но Мел сейчас в своей стихии, и я знаю, каково это. Я улыбаюсь ей, прежде чем закрыть глаза, оставаясь в позиции лотоса, когда слышу, как поднимается Энджи.

– Ладненько, Беллита, мы пытались сделать по-твоему, и это было отстойно. Моё тело не предназначено для такого надругательства… только если, знаешь, мы не находимся в далёкой-далёкой галактике, и я не спасаю моего горячего джедая от перехода на тёмную сторону.

Я громко мычу и делаю всё возможное, чтобы заблокировать громкий звук стерео с другой стороны комнаты и голос Энджи рядом со мной.

– …тогда я крепко зажимаю его в кулаке и пробегаюсь вверх и вниз по его длине…

Она продолжает подробное описание своих световых дуэлей с моим агентом.

– …и когда я нажимаю правильные кнопки, это дерьмо растёт и вибрирует, а когда я беру его в рот…

Я перестаю мычать и открываю глаза.

– Ты берёшь его световой меч в рот? – шепчу я.

– Да!

– Его световой меч?

Она закатывает глаза.

– Да, его световой меч.

– Но это не… ну, он разве не большой и толстый?

– О, он очень большой и толстый, – сдавленно хихикает она.

– Ты не повредила себе рот?

– Я осторожна, – улыбается она.

Я смотрю на неё вопросительно, пока она приподнимает бровь…

– Блядь, в этот раз ты имеешь в виду его член.

Она смеётся как ненормальная, а я встаю и толкаю её на пол.

***

Моё сердце стучит в груди в равной степени от возбуждения и от нервов. Мы в одной из гримёрных. Я в своём костюме, а девушка-визажист уже начала красить меня. Надеюсь, это всё не стечёт вместе с потом, прежде чем я выйду на сцену.

Нас здесь несколько, и мы все чувствуем одинаковую комбинацию взволнованности и явного страха. Это заставляет нас смеяться и хихикать, и нести вслух много дерьма. Когда раздаётся стук в дверь, я смотрю в большое зеркало напротив себя и вижу отражения Бена и Эдварда в нём, а потом слышу разнообразный, раскованный и бесцеремонный приветственный свист как мужской, так и женский.

Бен выглядит действительно стильно. Он в хорошо отутюженном тёмном костюме, безупречно белой рубашке и тёмном галстуке. Его обычно неуправляемые кудрявые волосы приручены и зачёсаны назад, а очки ровно сидят на носу.

Но с Эдвардом он не в силах сравниться. В своём также тёмном костюме он с тем же успехом мог бы сойти со страниц журнала GQ. То, как костюм сидит на плечах, как брюки обтягивают его бёдра… И его волосы… они неидеально уложены назад, и когда он быстро приближается ко мне и скользит ладонями по моей шее, я ничего не хочу больше, чем запустить в них свои руки.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Белла… – взгляд Эдварда не слишком-то скрытно блуждает по мне. Это первый раз, когда он видит меня в костюме: короткая чёрная обтягивающая юбка, покрытая блёстками, отливающими золотым, и подходящий блестящий чёрный топ-бра. Волосы были выпрямлены и забраны в длинный ниспадающий конский хвост, раскачивающийся туда-сюда вместе с моими движениями, а визажистка красила мои веки в тёмный цвет, прежде чем нас прервали.

То, как его глаза изучают моё тело, даёт мне понять, что ему нравится, как всё сочетается. Соблазнительная усмешка изгибает уголок его рта.

– Ты потом наденешь это дома?

– Возможно.

Бен сжимает зубы, явно расстроенный тем, что Эдвард отвлёкся. Он кладёт руку на плечо Эдварда и твёрдо отталкивает его с пути.

– Белла, есть дело. Кажется, вчера ночью Рената провела собственную вечеринку на крыше своего дома, куда пригласила лишь избранных.

– О, да, я слышала об этом, – говорит одна из танцовщиц, закатывая глаза. – Она пригласила только свою весёлую компанию.

– Кратко говоря, – продолжает Бен, – она пыталась уделать Алека и Беллу и исполнила свой открывающий номер, но крыша была маленькой, и, очевидно, она неверно рассчитала один из прыжков.

Я резко всасываю воздух, прихлопывая рот ладонью.

– О мой бог, она упала с крыши?

– Нет, – усмехается Бен, закатывая глаза. – Она попыталась хоть как-то выровняться в воздухе и ужасно приземлилась, подвернув лодыжку. Потом она орала каждому, чтобы те убирались домой. Оказывается, она хромала, когда сегодня приехала, и отказалась позволить кому-либо взглянуть на свою ногу. В конце концов, вызвали продюсера. Когда они заставили её снять обувь, её нога была такая же большая, как у Чубакки. Ты её заменяешь.

– Что?

Именно в этот момент высовывается один из персональных ассистентов.

– Двадцать минут, люди! Белла, продюсер хочет видеть тебя снаружи через пятнадцать, – он закрывает дверь.

– О, блядь, я не смогу сделать это, – выдыхаю я.

– Конечно сможешь! – восклицает одна из девушек. – Ты всё это время была так же хороша, как она, если не лучше.

Остальные громко соглашаются, но моё сердце, как мне кажется, готово выскочить из груди.

– Эдвард, вытащи меня отсюда. Я не могу это сделать.

Он улыбается мне, зелёные глаза лукаво сверкают.

Я захватываю в кулаки лацканы его костюма.

– Эдвард!

– Белла, ты справишься! – настаивает Бен. – Эдвард, скажи ей!

– Эдвард, забери меня отсюда!

– Эдвард!

– Бен! – говорит Эдвард. – Дай нам с Беллой минутку.

Он берёт мою руку и ведёт меня в угол комнаты. Тихое шорканье моей юбки, когда я двигаюсь, барабанит в ушах, будто смертельный марш.

– Эдвард, я…

Он скользит шероховатыми руками по моим бёдрам, а потом прижимает свой рот к моему. Его поцелуй нежный, его губы давят на мои, прежде чем он захватывает одну из них, слегка посасывая, и затем перемещается к другой.

Всё моё тело гудит, пока его руки нежно поглаживают мою обнажённую талию, а большие пальцы выводят успокаивающие круги на рёбрах. Его язык проникает в мой рот, но лишь слегка, задевая кончик моего, прежде чем он отстраняется, ухмыляясь и оставляя меня задыхающейся и желающей большего.

Все вокруг нас громко свистят и улюлюкают, но мы их игнорируем.

– Это был какой-то подкуп? – удаётся мне выдохнуть, глядя на него сквозь тяжёлые веки.

– Если ты так хочешь, – посмеивается он. – Но я просто пытался тебя успокоить. Ты была немного взволнована.

Его ладони двигаются вверх, обнимают моё лицо.

– Моя прекрасная, идеальная танцовщица. Ты же знаешь, что можешь это сделать, – ободряюще улыбается он. – Ты была рождена для этого. Ты закроешь глаза, и всё исчезнет, и останешься только ты и твой танец. А когда ты закончишь, вернёшься домой ко мне и Мел.

Я глубоко вдыхаю, наблюдая за ним в совершеннейшем восторге, мои глаза жжёт от счастливых слёз, угрожающих пролиться.

– Ты знаешь меня, – бормочу я.

– Да.

Я делаю несколько глубоких вздохов, тремор медленно отступает и снова превращается в волнение.

– Это как кино. Такое не происходит в реальном мире.

– Очевидно, такое происходит в нашем мире, – криво улыбается он. – Бывает тяжело, а потом становится легче. Бывает трудно, а затем настаёт твоё время сиять. Вся суть в балансе. Надери им задницы, детка.

И когда он целует меня на этот раз, он идёт до конца, отклоняя назад так, что моя нога взлетает высоко в воздух. Он смеётся напротив моего рта под поощряющие нас свисты.

***

Когда занавес поднимается, меня тошнит, но я думаю о словах Эдварда, о его прикосновениях… о его губах. Я думаю о каждом – обо всей моей семье, о тех, кто был со мной в течение многих лет, и о тех, кто только недавно вступил в этот бой.

Прежде чем я понимаю это, я двигаюсь. Затем Алек берёт мою руку, и мы летаем по сцене, подпрыгивая и вращаясь, кружась туда и сюда. Музыка замедляется, а потом ускоряется. Мы танцуем по отдельности. Мы танцуем вместе. Другие танцоры присоединяются к нам, и к тому времени, как мы исполняем свой последний поклон, аплодисменты и одобрительные возгласы оглушительны. Они вырывают меня из транса, в котором я находилась, и я смотрю на его лицо, на нежное лицо Мел. Они напротив… оба смотрят на меня с такой огромной гордостью. Эдвард свистит через большой и указательный пальцы, а Мел кричит во всю мощь своих лёгких, размахивая руками. Я смеюсь, тогда как слёзы скатываются по моему лицу.

***

После получения поздравлений от коллег, продюсеров и режиссёра, я пробираюсь через толпу, и вот он там, ожидающий меня с букетом в руке.

Он ловит меня, когда я прыгаю в его руки.

– Эдвард… – это всё, что я могу сказать. – Эдвард.

Он целует моё лицо, шею, рот и лоб.

– Ты сделала это, детка! – смеётся он. – Ты сделала!

Я смотрю на цветы в его руках, на прекрасный букет ярких красных роз.

– Они из правильного цветочного магазина, – насмешливо улыбается он, – не с бензоколонки за углом.

Я вспоминаю те первые розы… ту его первую попытку приблизиться, потому что он не мог сдерживаться дольше.

– Они безумно красивые, – я забираю их у него и вдыхаю чудесный аромат. – Но не такие восхитительные, как те первые.

Он фыркает, но могу сказать, он доволен тем, что я помню. Он обнимает ладонями мои щёки.

– Те были… самыми счастливыми розами из всех.

– Да, – вздыхаю я, – были.

***

Мы празднуем в прекрасном ресторане недалеко от Академии, где Эдвард и мои родители устроили для меня сюрприз в виде небольшой вечеринки, и когда я оглядываю всех собравшихся здесь сегодня вечером, моё сердце радостно разбухает от того, как далеко мы продвинулись за прошедший год.

В конце стола Энджи тихо хихикает рядом с Беном. Когда наши взгляды встречаются, она подмигивает мне, и я вижу так много любви на её красивом лице.

По другую сторону от них сидят Эммет, Роуз и малыши. Эммет щекочет двухлетнюю Лию, сидящую на высоком стуле, заставляя её смеяться так сильно, что она плюётся своей едой на его лицо. Он смеётся, когда вытирается. Между тем Сет пытается взобраться по нему, как по дереву. Когда Эммет устраивает его на коленях, тот остаётся там. С другой стороны Рейчел с обожанием смотрит на него.

Потом я встречаю взгляд Карлайла. Он и Эсме приподнимают свои бокалы с водой в мою сторону, и я поднимаю свой в ответном жесте.

Даже Джейк и Джессика здесь. Они оказали огромную помощь в этом сезоне, особенно Джейк, и я не могу дождаться рассказать ему, что выделяю для него пару собственных классов в следующем году. Прямо сейчас Джессика шепчет что-то ему на ухо, а Мел с гневом смотрит на неё.

Она сидит справа от меня, так что я аккуратно тяну её за руку, чтобы привлечь её внимание.

– Я знаю, что тебе нравится его задница, но он слишком стар для тебя, сладкая, – шепчу я ей на ухо.

– Он старше всего на шесть лет. Дядя Эдвард почти на пять лет старше тебя.

– Мне и дяде Эдварду уже пошёл третий десяток. Большая разница.

Она ухмыляется, но потом её лицо оживляется.

– Когда мне будет двадцать, смогу я с ним встречаться?

Я тихо посмеиваюсь.

– Когда тебе будет двадцать, и если Джейк всё ещё будет одинок и проявит интерес, мы снова это обсудим. Но до того момента… не торопи события, Меллита, – я неровно вздыхаю, надеясь, что ещё долгие буду в силах помогать ей, направлять и уберегать от совершения такого количества ошибок. Хотя, наверное, она и наделает своих. Но я буду рядом с ней.

– У тебя есть годы, чтобы всё успеть, Мел.

Она ухмыляется снова, но затем пожимает плечами и оставляет Джейка и Джессику в покое.

Мои глаза встречают взгляд Эдварда, сидящего напротив меня. Он неодобрительно покачивает головой, очевидно, заметив небольшое представление Мел, и тихо посмеивается.

После того как мы съедаем наш десерт, Чарли стучит ложкой о свой бокал с водой и встаёт.

– Ты знаешь, Белла, что я человек немногословный, – говорит он взволнованно. – Ты была великолепна, малышка, что мы все и так знали. И, ну... у мамы и меня есть кое-какой подарок для тебя.

Он протягивает мне папку, и я подхожу и беру её, открывая с любопытной улыбкой.

Мои глаза расширяются, когда я её пролистываю.

– Студия теперь полностью твоя.

– Папа… – выдыхаю я, поднимая взгляд на него, качая головой. – Папа, я отдам тебе…

– Элай был идиотом, поднимая вопрос о проделанной Эдом работе. Думал, что ему не придётся платить за вложенный труд, так как тебе этого делать не пришлось, но адвокат сказал нам, что так не работает. Мы решили этот вопрос, – он самодовольно улыбается, балансируя на носках своих туфель. – Насчёт возвращения долга мне, ну… Эд и я поговорили об этом, и я оставлю этот разговор между нами.

Я перемещаю глаза к Эдварду, но он просто улыбается во весь рот, и я могу только гадать, что эти двое задумали за моей спиной.

Но когда я подлавливаю их, смотрящих друг на друга и молча общающихся, я снова вспоминаю о том, как далеко мы продвинулись.

***

Мы с Эдвардом прощаемся с каждым и благодарим за то, что они пришли отпраздновать вместе с нами. Папа и Сью уходят последними, а мы уже отправили Мел в грузовик, потому что она измучена – бедный ребёнок.

Прежде чем Эдвард открывает для меня пассажирскую дверь, он берёт мою руку и отводит меня на несколько шагов от грузовика. Когда я встречаю его взгляд, в нём такая же решимость, как и прошлой ночью.

– Дай мне три года.

– Что? – улыбаюсь я, наклонив голову набок.

Он скользит одной рукой по моей шее, а пальцем другой нежно касается кожи под моим глазом.

– Белла, я ничего не хочу сильнее, чем увидеть маленькую девочку… или маленького мальчика с твоими тёмными глазами, – он пробегает рукой по длине моих волос. – С твоими нежными волосами, – он устраивает ладонь на моей груди. – С твоим чутким сердцем.

Я не могу ничего поделать. Все эмоции дня накатывают на меня, и сейчас Эдвард… всегда Эдвард.

– Эдвард, ты не должен этого делать. На следующий день после того, как мы нашли Мел, на меня снизошло озарение, – я глубоко вздыхаю, а его взгляд пронзает меня. – Я не хочу тратить наше настоящее, беспокоясь, что может случиться в будущем. Ты и Мел, вы оба – моя жизнь. Она – моя девочка, а ты – мой мужчина, и это всё, что мне нужно. Если что-то изменится в будущем, мы это обсудим, – киваю я, – но вы оба делаете меня счастливее, чем я когда-либо могла себе представить.

– Нет, Белла.

– Нет?

– Нет.

Они подходит ближе, его тёплое дыхание омывает меня, жар от его близости заставляет меня трепетать, и так будет всегда. Я знаю это.

Его зелёные глаза вспыхивают решимостью, этой новоприобретённой определённостью.

– У меня случилось озарение в ту ночь. Я был в ужасе, когда мы не могли найти её, Белла, – признаёт он, – и на долю секунды я захотел, – он опускает голову, но с глубоким вздохом уверенно поднимает взгляд на меня снова, – я так сильно захотел напиться, просто чтобы иметь возможность смыть это всё, не иметь дела с этим страхом и болью; и я говорил себе, вот почему я не могу быть отцом – потому что я не справлюсь, но, Белла… я справился.

Я решительно киваю, потому что да, это то, что я пыталась донести до него всё время. Но, полагаю, Сью была права: Эдвард должен был понять сам.

– Я справился со смертью Элис и Джаспера, я справился с шоком от того, что внезапно Мел стала моей, я справился с необходимостью рассказать тебе правду, я справился с тем, чтобы не убить Элайя и Феликса, я справился с ужасом от того, что мог потерять Мел. Это было… трудно, но, Белла, я справился.

Я, не сдерживаясь, плачу, но в то же время улыбаюсь. Когда он продолжает говорить, его голос переполнен эмоциями.

– И знание того, что ты сейчас здесь… справляешься с этим вместе со мной… Белла… – он трясёт головой и берёт мои руки в свои, поднося их ко рту и прижимаясь к ним влажными губами.

– Больше всего я хочу справиться со всем тем, что нам с тобой принесёт жизнь на нашем пути: свадьба, карьера, Мел и… малыши.

Я хихикаю сквозь слёзы, и в его глазах тоже они блестят.

– Потому что каждая дерьмовая ситуация стоит того, если я получу минуту, если я получу один момент счастья с тобой, с нашей семьёй. Каждая трудность. Каждое усилие. И если нам нужно приложить больше усилий для наших детей, мы это сделаем. Я хочу всё это с тобой, Белла. Даже если мы не знаем, куда заведёт нас будущее; ведь что бы ни случилось, мы будем вместе.

Я бросаюсь ему на шею, заливаясь слезами, но никогда в своей жизни я не была более счастлива.

Эдвард резко вздыхает и отстраняется, его глаза наполнены решимостью.

– Так что просто дай мне три года. Три года, чтобы взять себя в руки. Приблизиться к тому, чтобы поверить, что я тебя достоин; чтобы я мог быть тем, кого ты, Мел и наши будущие дети заслуживаете.

– Эдвард, ты…

– Я знаю, – улыбается он, кладя ладонь на моё сердце. – Вот здесь я знаю, Белла, но мне необходимо доверять себе так же сильно, как доверяешь мне ты. Мне нужно ещё чуть больше времени без алкоголя за плечами, чтобы находиться в той точке, в которой я бы знал, что мы будем в полном порядке, если только я буду о нас заботиться. Знаю, что, возможно, это старомодно, но такой вот я. И я хочу, чтобы ты тоже осуществила свои мечты. Через три года, если ты всё ещё будешь меня хотеть, я стану самым счастливым ублюдком в мире, если ты позволишь мне засунуть сюда ребёнка, – он подмигивает, похлопывая мой живот.

– Да, Эдвард, – я широко улыбаюсь. – Да, я могу тебе гарантировать, что захочу, чтобы ты засунул сюда ребёнка. Возможно, не через три года – может, через четыре, может, через пять…

Он вздыхает, словно с облегчением, словно действительно сомневался в моём ответе, а затем загребает меня в свои сильные руки, в пространство, где я всегда буду чувствовать себя в безопасности.

– Потрясающе, – выдыхает он в моё ухо. – Дай мне знать, когда будешь готова. А пока пошли домой, потренируемся.

***

На дворе один из этих поздних летних дней – с лёгким ветерком и высокой влажностью. Мы опустили стёкла в грузовике до упора, потому что кондиционер не работает. Мел говорит Эдварду, что ему нужен новый грузовик, а он говорит, что, возможно, променяет её танцевальные занятия на него.

Она хмыкает, а я улыбаюсь про себя. Ему не нужно больше идти на эти компромиссы, и он это знает. Мы откладываем на новый грузовик, и осталось совсем немного.

– Дай мне ещё одну подсказку, – вдруг говорю я. – Нечестно, что я выхожу замуж через пару недель и понятия не имею, где проведу свой медовый месяц.

Эдвард смеётся, переплетая свои пальцы с моими над центральной консолью.

– Ты знаешь всё, что тебе необходимо знать. Пакуй кучу купальников и солнцезащитного крема.

Я ухмыляюсь ему, и хоть он сосредоточен на дороге, вижу, что он забавляется надо мной.

– Но, Эдвард, мне надо что-то спланировать с постановкой! – я лгу. – И что насчёт предстоящего…

– Твои концерты закончатся через неделю, а репетиции следующего шоу стартуют только с середины сентября.

Я разочарованно сжимаю зубы, откидывая голову на подголовник. Слышу, как Мел хихикает на заднем сиденье.

– А Мел? Мы должны договориться о ней!

– Всё обговорено уже, и ты знаешь это, – ухмыляется он. – Она проведёт несколько дней с Роуз и Эмметом и несколько с твоими родителями. Она будет в порядке.

– Да, я буду в порядке, – уверенно заявляет Мел со своего места.

– Не могу поверить, что ты знаешь, Мел, и не расскажешь мне.

Она снова хихикает.

– Ты такая нетерпеливая, тётя Белла!

– Я такая нетерпеливая, – отвечаю, разворачиваясь, чтобы бросить на неё притворно яростный взгляд.

Она легко и беспечно смеётся, и когда я смотрю на неё, знаю, что несмотря на то, куда мы едем сегодня, она действительно будет в порядке.

– Кучу купальников, – шепчет Эдвард, прижавшись к моему уху. – Крошечных.

– Фууу, я слышала это! – говорит Мел.

– Думал, ты выучила урок о подслушивании разговоров других людей? – бурчит Эдвард.

– Чувак, я с тобой в одном грузовике. Оставь свои сладкие разговорчики за закрытыми дверями.

Эдвард вздыхает, качая головой. А мы с Мел громко смеёмся.

***

Мы медленно едем по дорожке из гравия. Смех и хихиканье, случившиеся несколькими минутами ранее, остались позади. Мел тихая, возможно, даже немного нервная, но её не окружает напряжённость. Больше нет.

Мы выходим из грузовика под горячее летнее солнце. Но несмотря на жару, здесь всё прекрасно растёт, всё ухоженно. Вокруг нас ярко-зелёная подстриженная трава, тут и там раскиданы пятнышки разноцветных цветов, птицы негромко чирикают на деревьях, напевая свои летние песенки, составляя компанию тем, кто больше не с нами.

Когда мы идём к могилам, я улыбаюсь лёгкому тёплому ветерку, взявшемуся из ниоткуда и шелестящему в длинных волосах Мел.

Она оборачивается прямо перед тем, как мы подходим к нужному месту.

– Могу я сначала побыть с ними наедине несколько минут?

– Конечно, – говорит Эдвард.

Мы отступаем назад, держась за руки, пока Мел идёт дальше, и, по-моему, мы оба выдыхаем, когда видим, как она, наконец, опускается на колени перед двумя ухоженными надгробиями.

Её мелодичный голос разносится в тихом воздухе вокруг нас. И хоть мы не можем расслышать, что она говорит, или увидеть выражение её лица, мы слышим, как она похихикивает, а потом смеётся. Эдвард вздыхает рядом со мной, и я крепче сжимаю его руку, когда наши взгляды, наполненные облегчением, встречаются.

Когда Мел возвращается к нам, её глаза покрасневшие, но она улыбается.

– Ты готова встретиться с ними, тётя Белла?

– Да, – тихонько киваю я.

В этот раз мы приближаемся вместе, одна моя рука всё ещё в руке Эдварда, а другая обхватывает руку Мел.

– Мама, папа, вот она. Белла.

Долгое время мы стоим там, пока Эдвард и Мел рассказывают мне различные истории о брате и невестке, которые всегда поддерживали и верили, и о маме и папе, которые любили всем сердцем.

Слышится звук шин по гравию, и когда мы оборачиваемся, видим, как Роуз и Эммет паркуются рядом с нашим грузовиком.

– Дети уснули, – шепчет Роуз, когда выходит из грузовика Эммета.

– Я помогу вам с ними, – говорит Эдвард. Мел шагает к своей тёте и Эммету, и когда Эдвард тянет меня за собой, я остаюсь на месте. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

– Сейчас приду, – улыбаюсь я.

Он кивает и удерживает мой взгляд, и я знаю, что он понимает.

– Не торопись. Мы подождём.

Он уходит помочь сестре.

Понимаете, есть баланс. Он охватывает все аспекты наших жизней.

Потеря ведёт к находке.

Душевная боль ведёт к счастью.

Низшая точка ведёт к высочайшей.

И ещё есть то, что находится в промежутке – и именно там мы и проживаем наши лучшие моменты.

Я пробегаюсь рукой по надгробию Мэри Элис Каллен, гладкому и прохладному на ощупь, несмотря на жару, и закрываю глаза, представляя её улыбку. Улыбку, которую видела на фотографиях, улыбку, которую видела воссозданной на лице её дочери – нашей дочери.

– Элис, у меня такое чувство, будто я знаю тебя. Я знаю тебя через Эдварда и Мел. Ты была прекрасным учителем для них обоих. Для Эдварда ты была первым примером того, что настоящая любовь может существовать. И ты научила Мел любить жизнь, продолжать пытаться, невзирая ни на что, и любить свободно и открыто.

Я передвигаю руку к надгробию Джаспера Каллена, обводя глаза и улыбку Эдварда на чужом лице.

– Джаспер, ты был прекрасным отцом и братом. Ты научил Мел быть упорной и стоять на своём, ты научил Эдварда быть храбрым, никогда не сдаваться, быть настоящим мужчиной во всех отношениях.

Я опускаюсь коленями на мягкую землю.

– И вы оба привели их ко мне. Я знаю, что это так, – улыбаюсь я, чувствуя слёзы, соскальзывающие по щекам. – И хочу, чтобы вы знали, что я благодарна, что понимаю, насколько ценен дар, который получила, и что я буду оберегать их всю оставшуюся жизнь. Я всегда буду о них заботиться. Я обещаю вам.

Я закрываю глаза и мысленно вижу их улыбающимися.

А затем внезапно дует нежный, успокаивающий ветерок, лаская моё лицо, перебирая волосы и наполняя меня самым безмятежным, всеохватывающим теплом.

Я глубоко вздыхаю и встаю, направляясь к нашей семье.
 

Конец.

Несмотря на "Конец", это еще не он)) Впереди нас ждут целых два эпилога и большой, насыщенный ауттейк.