- Разве это не самая настоящая ирония, что, несмотря на то, что все вокруг твердили, что я самый обязательствофоб во всем мире, я обручилась так быстро? – спрашиваешь ты, перекладывая одежду из стиралки в сушилку.

Я пожимаю плечами.

- Ну, это что-то значит, но я не знаю, ирония ли это.

- Возможно, это ирония в стиле Ала́нис Нади́н Мо́риссетт.

- Иными словами, совсем не иронично?

- Именно. Ох, Аланис… моя сестра-циник, – издаешь ты короткий резкий смешок.

Ты шутишь, но потому, как изогнулись твои губы, я понимаю, как сильно ты не хочешь быть похожей на такого человека. И я вижу каждый день насколько ты другая. Я, мы, живущие вместе, это кольцо на твоем пальце – все это доказывает, что в тебе так много любви.

- Вот что я скажу о тебе, – говорю я, просто чтобы высказать все, что думаю, подходя ближе и обнимая тебя сзади. Ты поворачиваешься лицом ко мне. – Ты думаешь, ты какой-то человеконенавистник, невыносимая ведьма-социопатка… но ты не такая. Мы, конечно, шутим над этим, но ты не такая. Совсем не такая. Ты – забавная, и ты любишь людей таким молчаливо-свирепым способом. Тебе даже не нужно говорить людям «я люблю тебя». Они просто знают, – я всегда это знаю. – Так сильно ты делаешь это.

- Эдвард… – начинаешь ты, и я люблю то, как ты нежно толкаешь меня в плечо, заставляя остановиться, но затем твоя рука скользит по моей груди, где ты сжимаешь в кулак мою футболку и притягиваешь меня обратно. Вот оно – знак твоей любви ко мне – в твоем кулачке, где помешается моя футболка, а могло бы запросто оказаться мое сердце.

- Что касается того, что ты циник до глубины души, – продолжаю я, – пессимист, который ищет любой шанс, чтобы доказать обратное. Но тогда это подтверждает не только твою глубоко запрятанную веру в людей, но еще ты можешь быть сварливой, потому что ненавидишь ошибаться, но при этом обожаешь любой повод, чтобы поворчать. И я всегда буду рядом, чтобы дать тебе это.

- Повод, чтобы я могла поворчать? – спрашиваешь ты, не в силах удержаться, чтобы не поддразнить меня.

Я смеюсь.

- Ага, я буду здесь, чтобы доказать, что ты ошибаешься, чтобы делать тебя счастливой, доказывая, что ты ошибаешься, и давать тебе повод поворчать, чтобы делать тебя счастливой.

- Эдвард? – твои губы так идеально изгибаются, и что-то появляется в твоих глазах, этот взгляд… я понятия не имею, что ты собираешься сейчас сказать, но я не могу дождаться этого.

- Да?

- Я хочу выйти за тебя.

Я улыбаюсь и кручу твое кольцо на безымянном пальце левой руки.

- Больше чем уверен, что ты знаешь, что я чувствую то же самое.

- Нет… я хочу выйти за тебя прямо сейчас.

Будто я осмелюсь сказать тебе «нет»...

И кусочки идеально складываются воедино, словно именно так все и должно было произойти. Мои родители приедут с Чарли, Рене уже в городе, Гаррет и Кейт отпустят сиделку и приедут с ребенком, Элис и Джаспер сегодня не работают. Мы решаем не отрывать Роуз и Эммета от их медового месяца, имея возможность связаться с ними по Скайпу, для чего Джаспер заранее вручает нам подарок – iPad – и мы берем его с собой в мэрию. Итак, этим вечером, почти в тот самый час, что и год назад, когда я подался вперед и поцеловал тебя, начав все это, мы женимся.

Ты не шла по проходу, потому что я всегда рядом с тобой. Твой отец не передавал тебя мне, потому что я не хочу забирать тебя, я просто хочу быть с тобой. Ты одета в это белое платье, что скреплено булавкой сзади на спине, потому что когда в последний раз ты надевала его, я буквально сорвал его с тебя – упс! Ничто в этой свадьбе не спланировано, ничего из этого не является традиционным, но все в ней – для нас. Это, возможно, всего лишь скоротечные пять минут формальности в мэрии, но это ощущается так, словно самое важное, что я когда-либо сделал.

Возможно, другие девушки плачут на своих свадьбах и после слов своих женихов, но ты просто улыбаешься, потому как ничего из того, что я говорю, не является сюрпризом для тебя. Мы всегда это знали, всегда знали друг о друге все, даже до того самого первого раза, когда я наклонился и поцеловал тебя, когда мне казалось, что я поддался импульсу, но теперь я осознаю, что следовал инстинкту.

После всей этой дискуссии об обетах, мы едва ли дали друг другу время записать их. Я говорю тебе это, и ты смеешься.

- Придумай на ходу, – говоришь ты, пожимая плечами. Затем ухмыляешься хитро и добавляешь: – Просто знай, что твоя любовь для меня всегда будет оцениваться через призму этих слов всю оставшуюся жизнь.

- Тогда не дави на меня.

- Просто это навсегда. Не Большое Дело.

И вот, когда приходит время произносить наши обеты, я беру твою ладонь, целую и прижимаю к своей груди, начиная говорить:

- Если ты – птица, то и я – птица, – говорю я тебе. Ты начинаешь хохотать, а Джаспер ворчливо добавляет:

- Чувак, это даже не твои собственные слова! Будь оригинален!

Я оборачиваюсь и говорю ему заткнуться, а он ухмыляется в ответ. Я снова поворачиваюсь к тебе и продолжаю:

- Как я говорил, если ты – птица, то и я – птица. И если ты – собака, то и я – собака, – я слышу, как другие начинают перешептываться, смущенные моими обетами, но ты смеешься, и это все, что имеет для меня значение. – Я не могу дождаться, чтобы быть женатым на тебе десять лет. Пятьдесят лет. Не могу дождаться, чтобы быть женатым на тебе дольше, чем я не был женат на тебе. И единственное, что я хочу пообещать тебе, это то, что собираюсь быть влюбленным в тебя всю свою жизнь, Белла, и я очень, очень счастлив, что могу исполнить это.

И как я сказал: ты не из типичных плакс на свадьбах, включая свою собственную. Но пара слезинок сбегает по твоим щекам, даже когда ты смеешься, и Чарли приходится одолжить тебе свой носовой платок, потому что ты прекрасна, смешна и идеальна, даже с испорченным макияжем. Ты поднимаешь вверх руку и берешь минуту, перед тем как произнести свои обеты.

И то, что ты говоришь, заставляет меня хотеть жениться на тебе еще миллионы раз.

- Привет, – говоришь ты, и мы оба смеемся. – Я не очень хороша в этих сентиментальных словах, но я… Я – самая везучая девушка в мире, Эдвард. Много людей женятся на том, кого они больше всего любят. И, ага, я тоже это делаю. Но еще я очень-очень везучая, потому что выхожу замуж за того, кто нравится мне больше всех в этом мире, – ты ухмыляешься, поднимая руку вверх и вцепившись в мой лацкан, притягиваешь меня так, словно не можешь простоять пару минут на таком крохотном расстоянии от меня, даже пока мы сочетаемся браком. И я точно знаю, что ты чувствуешь. – И если ты позволишь, всю мою жизнь ты будешь мне нравиться.

Твои слова потрясающие, они действительно такие. Но, правда в том, что твоя улыбка – это единственный обет, который мне необходим.

Когда мы целуемся в первый раз как муж и жена, это немного влажно, поскольку мы смеялись, и несколько слезинок задержались на твоих щеках, но при этом идеально. Когда мы отстраняемся друг от друга, я поднимаю тебя над полом, обожая, как ты негромко вскрикиваешь от этого.

- Ты счастлива? – спрашиваю я тебя. Это все, что я когда-либо желал.

- Я очень-очень счастлива, – уверяешь ты меня, и я опускаю тебя обратно на пол. Ты вытираешь щеки тыльными сторонами ладоней и широко улыбаешься.

- Как типа… «Сюрприз! В этой коробке есть еще одна подложка трюфелей под первой!» Так счастлива? – спрашиваю я, и ты взрываешься от смеха.

- Ага, – ухмыляясь, отвечаешь ты. – За исключением одного. Ты, Эдвард Каллен, словно нескончаемая коробка трюфелей. На всю мою оставшуюся жизнь.

Это едва ли имеет смысл, но я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы знать, не может быть более возвышенной фразы.

- Встречаются год, обручены один день, а теперь поженились, – сказала мама, гордо улыбаясь. – Вы двое всегда были предназначены друг другу.

Ты и я хитро переглядываемся, мы оба не достаточно грубы, чтобы закатить глаза при моей маме, но это чувство все еще здесь. Это потрясающе, что после того, как мы стали парой, все приписывают нам историю, что кажется, будто мы всегда были влюблены друг в друга.

- Не знаю насчет всегда, – говорю я.

- С прошлого года, – говоришь ты. Затем смущенно, потому что заявлять об эмоциях все еще не в твоем стиле, тихо добавляешь: – И каждый последующий год, начиная с этого дня.

Я улыбаюсь тебе, крепче прижимая к себе и целуя в висок. Моя мама наблюдает за нашим обменом нежностей.

- Вы двое или обманываете нас, или обманываете самих себя в том, как давно это происходит. Это намного-намного дольше.

Теперь я просто обязан закатить глаза.

- Ох, ага, я забыл, мы ведь обменялись обещаниями на пуповинах еще в утробе.

- Не остри, Эдвард, – говорит она, еле сдерживая смех.

Я усмехаюсь в ответ:

- Не преувеличивай, мам.

- Не перечь, матери, Эдвард, – спокойно вмешивается отец. Мама широко улыбается ему, и он целует её в щеку. – Даже если она преувеличивает, – она недовольно морщится, и мы все начинаем смеяться. Если каждый день может стать таким, с моей семьей и моими друзьями, не думаю, что могу желать большего.

- Полагаю, после семи лет дружбы, ты просто больше не хочешь тратить время впустую, – говорит папа.

Я пожимаю плечами.

- Это не так. Мы никогда не тратили время, не я, – говоришь ты, тыча в мой живот. Я отпрыгиваю от тебя, поскольку ты ткнула в ту точку, где щекотно, и о которой знаешь только ты. – Кто-то однажды сказал мне, – продолжаешь ты, улыбаясь, – что когда ты знаешь, ты знаешь. И если ты знаешь, тогда ты знаешь, что нет причин сказать «нет», – ты поворачиваешь ко мне. – Ты знаешь?

Я ухмыляюсь, потому что я знаю. Ты отвечаешь улыбкой в ответ, потому что ты знаешь, что я знаю.

Мама и папа уходят, покачивая головами с равным количеством раздражения и любви, а Элис выпроваживает всех из зала. Они все направляются к такси, чтобы отправиться в ресторан на праздничный ужин, но мы задерживаемся в зале немного дольше. Я обвиваю рукой тебя за плечи, а ты обеими руками притягиваешь меня за талию. Некоторое время мы молча наблюдаем за тем, как женятся другие пары. Так же, как и мы. Все эти люди берут на себя обязательства друг перед другом, все мы такие разные, но в одном мы едины – мы все здесь, и мы все одинаково влюблены. И это довольно удивительно.

И будто думая о том же самом, ты произносишь:

- Вау. Мы поженились.

Я хихикаю.

- Да, поженились.

- Хотя, это ничего не меняет, – говоришь ты, откидывая голову, уперев подбородок мне в плечо.

- Не меняет? – я смотрю вниз на тебя. Ты так прекрасна в этом платье, несмотря на то, что оно абсолютно неподходящее тому холоду, что за окном. Твои губы красные, потому что они обветрены, и ты продолжаешь покусывать их. У тебя начинает проступать засос на ключице, напоминая о прошлой ночи, и то, как ты улыбаешься мне – Боже… Твои клятвы были точно в цель. Ты мне нравишься. Ты мне очень, очень нравишься.

- Нет, ничто не изменится, – ты приподнимаешься на носочках и нежно меня целуешь. – Это обещание.

Я не могу просить о большем.

То, что ты сказала моей матери – истинная правда. Я никогда не чувствовал раньше, что то, что у нас было, – трата времени. Мы просто были самими собой. Ровно такими же, как и сейчас, но с сексом и совместной чепухой. Думаю, вот почему это работает. Когда мы вместе, ничего не может быть пустой тратой времени. И покуда это мы, Эдвард и Белла, с нашими друзьями или сами по себе, оттягиваясь или тискаясь, в нашем баре или на нашей свадьбе, или в нашей постели – это не имеет значения, это просто не станет лучше, чем было.

На фоне обещаний в любви других людей, я даю тебе одно безмолвное, надеясь, что ты услышишь его, когда склоняюсь, чтобы поцеловать. В конце концов, только мы имеем значение.

Но лучшее из всего этого – мы так далеки от конца.

Мне удается убедить тебя выйти из мэрии через главный вход, а не через задний, где находятся такси. Ты протестуешь, спрашиваешь меня зачем, никогда не позволяя мне сделать что-то легко, и я люблю это. Но у меня кое-что запланировано.

Когда мы выходим на улицу, кружат снежинки. Ты смеешься, услышав музыку, закрывая рот рукой, когда видишь ту самую «doo-wop» группу из метро, играющую «Свадебный марш». Ты запрокидываешь голову и смеешься, повернувшись ко мне.

- Ты внес задаток этим ребятам, или что?

Я пожимаю плечами. Не собираюсь раскрывать свои секреты, потому что намного романтичнее, когда эта группа появляется из неоткуда, чем объяснять тебе, что у меня есть телефонный номер Каюса, наполовину слепого солиста этой группы.

- Ладно, теперь я собираюсь по-настоящему тебя впечатлить, – заявляю я.

Твои глаза широко распахиваются, и ты смотришь на меня настороженно, но не с испугом. Ты окончательного подготовлена к тому, что я приготовил для тебя.

- Что это?

Я киваю Каюсу, и по его сигналу мелодия плавно переходит в то, что я назвал им, как нашу свадебную песню. Я поворачиваю тебя лицом к себе, опуская одну твою ладонь себе на плечо, а вторую оставляя в своей руке, и мы начинаем танцевать, прямо здесь и прямо сейчас, напротив главного входа в мэрию под мелодичный напев… «the Thong Song».

Ты утыкаешься лицом в лацкан моего пальто, но при этом смеешься так сильно, что я чувствую это через слои одежды. Когда ты смотришь на меня вновь, ты пожимаешь плечами.

- Что ж, я та идиотка, что заявила, что хочу эту песню на свою свадьбу.

- Разве тебе не повезло иметь такого бойфренда, который устроил это для тебя? – спрашиваю я.

Ты ухмыляешься и, встав на цыпочки, быстро, но нежно целуешь меня.

- Не бойфренда. Мужа. И мне действительно повезло.

И здесь, с прохожими, часть которых улыбается, глядя на нас, а вторая – смотрит так, словно мы сумасшедшие, мы танцуем, и я наконец-то женился на тебе так, как и хотел.

Часть меня с трудом может поверить в то, что произошло сегодня.

Все вышло идеально, совершенно нетрадиционным способом, но с нами всегда так. И так символично, что именно сегодня.

Для каждого День Святого Валентина что-то значит, но для нас это «ночь перед». Все это началось год назад, и сегодня ночью мы начнем что-то новое снова.

Мы праздновали со всеми, так что я немного пьян, но по счастью не настолько, чтобы не соображать нормально. Ты тоже немного навеселе, и я могу судить об этом по твоей сияющей улыбке. Помню, в одну из наших первых встреч я нашел эти пьяные хихиканья чертовски очаровательными. Спустя годы, ты все еще хихикаешь, а я все еще очарован.

Мы спотыкаемся при входе в спальню, отпинывая вещи прочь, не заботясь об этом, пока какая-то часть меня на тебе, и часть тебя на мне. Прямо сейчас, это мои пальцы, задирающие твое платье вверх по твоей ноге и проникающие под твое нижнее белье, и твои руки в моих волосах, впивающиеся в мою кожу.

Я думаю о том первом разе, когда я поцеловал тебя, и осознаю, что хочу, чтобы ты была лучшим, что когда-либо случалось со мной. Я наклоняюсь поцеловать тебя, потому что это самое умнейшее, сумасшедшее и лучшее, что когда-либо я делал.

Думаю, я должен был знать это прямо тогда, в ту ночь, хотя настаивал на том, что думал раньше о том, что ты сказала. Я никогда не думал, что мы тратим время, будучи просто друзьями, но все равно, это словно был другой Эдвард, который просто ждал чего-то, не осознавая, что это сидит напротив в него в баре большинство ночей и таскает кусочки печенья из его мороженого.

Я потерялся в своих мыслях, но ты, моя умная, сладкая девочка, ты настолько слаще, настолько умнее, чем я. Ты избавилась от большей части нашей одежды, потому что знаешь, как расстегивается каждая из моих рубашек. Ты знаешь, как целовать меня, чтобы заставить разлететься на кусочки от твоего язычка, нежно скользящего по моей нижней губе, которую ты втягиваешь в свой ротик. И ты знаешь, как коснуться меня и собрать обратно воедино. Ты знаешь, что эту пару брюк тебе самой придется стянуть с моей задницы, потому что они в обтяжку, и я ненавижу их, но тебе нравится, как я в них выгляжу, и поэтому я все еще их ношу.

Ты целуешь меня как никто другой, словно занимаешься любовью – и я ненавижу этот термин. Но это то, на что похожи твои поцелуи: когда твои губы на моих, словно мы были в тесной комнате с задернутыми шторами, и только мы в этом мире, и ничто не имеет больше значения. Ты толкаешь меня на кровать и, Боже, я так сильно люблю тебя. Как хорошо ты знаешь меня, как ты терпишь меня… Ты спотыкаешься, стягивая мои брюки, пытаясь сдернуть их с моих ног, позабыв о том, что мои туфли все еще на мне. Прежде чем ты успеешь упасть и причинить себе вред, я сажусь, хватаю тебя за бедра и притягиваю к себе так, чтобы ты встала напротив меня. Твоя кожа так хороша на вкус, ты такая сладкая, такая красивая, такая теплая и сексуальная. И ты издаешь эти звуки, которые лучшее из всех моих самых смелых фантазий, потому что фантазии – подделка, а ты, с твоей мягкой, гладкой кожей, немного икающая от шампанского, так реальна.

Я стягиваю платье с твоих плеч, позволяя ему упасть на пол, и придерживаю тебя за бедра, пока ты перешагиваешь через него. Затем я снова падаю на спину и просто смотрю на тебя. Ты ухмыляешься мне, и я едва ли могу поверить в это. Ты со мной, на всю нашу жизнь. Это так странно, потому что я не перестаю удивляться. Сначала ты из Беллы, моего друга, стала Беллой – моей девушкой, но это было так естественно. Затем ты переехала ко мне, но это было так, словно ты была здесь всегда. А теперь… ты моя жена. Моя жена. И словно так было и прежде, и это просто идеально, как и все остальное с тобой.

Есть кое-что, что поражает меня в нас, когда мы такие, как сейчас. У нас было достаточно секса, так что это должно было пройти к сегодняшнему моменту, как и необходимость касаться тебя и получать твои прикосновения в ответ. Это должно было уменьшиться, но это не так. Но ты садишься верхом на меня, обнаженная, и двигаешься так, что мы почти там, но еще нет; я ближе с каждым движением твоих бедер, с каждым звуком, что ты издаешь, и я перестаю думать об этом. Твоя кожа, твое тело столь прекрасны, что я не могу позволить себе думать о чем-то кроме тебя.

И я следую за этим, вращаю бедрами в унисон твоим, двигаюсь в том же направлении, в котором твое тело указывает мне. Я касаюсь тебя, когда небольшая морщинка разрезает твой лоб, говоря мне, что ты нуждаешься в моем прикосновении, а когда твоя нижняя губа исчезает за твоими зубками, я двигаюсь немного быстрее и немного интенсивнее. И это все не только о тебе, это то, что ты даешь мне каждый раз, каждый день, каждое мгновение, и я был бы идиотом, не отдавая тебе того же в ответ.

Все что угодно, все для тебя…