Белла

Я встаю вместе с солнцем. Голова не в порядке. В ней словно мечется стая птиц.

Мои мысли потеряны во вчерашнем дне. Жду телефонного звонка с результатами анализов, требуемых для усыновления. По телефону мне сообщают совершенно другое. Стою посреди кухни, и эти слова звенят у меня в ушах. Вы беременны. Неверие. Паника от перспективы растить двоих детей. Волнение. Слышу Эдварда в маленькой комнате. Тридцать пять. Удар под дых. Теряю ее из-за какой-то цифры. Смотрю на то, как Эдвард теряет голову. Вина. От того, что у меня есть приятный секрет в ночь разбитых сердец. Его лицо. Его глаза. Его руки.

Занимаемся любовью на диване.

Надев одну из футболок Эдварда, я оставляю его в нашей постели. Босиком на цыпочках иду по коридору.

У меня такое чувство, будто у нас что-то украли. Не что-то. Кого-то. И даже то, что было нам дано, не изменит этого.

Я сижу в маленькой комнате. В кресле-качалке. Я качаю головой, потому что до сих пор не могу поверить в то, что это правда. Что она должна остаться в той кроватке, в той стране, в той жизни из-за деспотичного закона. Что внутри меня растет другая маленькая жизнь.

В комнате все неподвижно. И это должна была быть ее комната. Она была ее с того момента, как мы покрасили стены. Я закрываю глаза и пытаюсь представить другое лицо. Лицо, которое Эдвард. И, возможно, немного я. Но я не вижу его. И мой разум не может понять.

Я несколько месяцев принимала таблетки.

Дверь со скрипом приоткрывается. Совсем чуть-чуть. Как раз настолько, чтобы в щель просунулось лицо Эдварда. Спутанные волосы и сонные глаза.

Он не спрашивает, что я здесь делаю. Он знает.

Я не знаю, что я сделала, чтобы заслужить этого мужчину. Я не знаю, как можно испытывать одновременно противоположные чувства. Я очень многого не знаю.

Когда я поднимаю глаза, он стоит передо мной, протягивая руку ладонью вверх. Я смотрю на него, но он не двигается с места.

Он обхватывает мои пальцы и тянет из кресла на середину комнаты.

- Что ты делаешь?

- Репетирую свадебный танец со своей женой.

Сердце бьется в горле. Его рука на моей пояснице, мое лицо у него на груди, мы едва двигаемся. Здесь, в маленькой комнате. Раскачиваемся взад-вперед вообще без музыки.

Его рука медленно движется по моему боку, пока не накрывает живот.

- Между прочим, я хочу его, но это не означает, что я сдаюсь. – Его губы у моего уха. – Надежда. – Это слово заставляет мое сердце подпрыгнуть.

Он целует мои волосы и, возможно, наша история начинается прямо сейчас. Может быть, нет такого понятия, как «хотеть слишком много».

Она предназначена для нас. Я чувствую это. Танцуя в маленькой комнате.

Он крепко обнимает меня, когда его губы в нежном поцелуе прижимаются к моему лицу. Колючесть и тепло.

- Как давно ты подозревала?

- Я не… я не подозревала.

Уголки его рта поднимаются вверх.

- Ты просто по прихоти решила сделать два теста на беременность?

Я сужаю глаза, глядя на него. Он захватывает в плен мои губы. И если бы не было этого мужчины и этого обязательства внутри меня, я могла бы просто уплыть.

Я шепчу эти слова:

- Вчера вернулся мой анализ крови.

- О.

- Но я должна была увидеть это собственными глазами.

- Ты больше доверяешь двойной упаковке теста на беременность за двадцать долларов, чем лабораторным анализам?

- Может быть.

Он качает головой, улыбаясь и дразня.

Мы не проводим все утро в маленькой комнате. Мы занимаемся своими делами. Это легко и трудно, и нечто среднее.

Сегодня после обеда мне на прием к врачу. Нам на прием к врачу. Это прием, которого пришлось ждать несколько недель, но это Форкс, и Эдвард умеет быть убедительным.

В приемной он держит меня за руку. Часть меня до сих пор уверена, что мне скажут, что я не беременна.

Я на таблетках. Я говорю это врачу трижды. Я на таблетках.

Она лишь кивает.

- Давайте посмотрим, хорошо?

Эдвард тихий. Очень-очень тихий.

Говорят, что беременность лишает всяческой сдержанности. Полагаю, сейчас это начинается. Потому что я не думала, что ультразвук делают так.

Я наблюдаю за лицом Эдварда. Его невозможно прочесть.

И затем я больше не могу смотреть на его лицо.

Тот звук.

Тот стук сердца, которое принадлежит не мне. Но это так. Принадлежит мне. Оно принадлежит нам обоим.

Я напоминаю себе дышать. Смазанные линии и размытые формы, но тот звук может быть только биением сердца.

Я инстинктивно хватаюсь пальцами за руку Эдварда.

И я влюблена. В звук.

Стук сердец.

Мои глаза перебегают между экраном и лицом Эдварда.

В этот момент он не врач. Он просто Эдвард. Маленький мальчик и взрослый мужчина. То, как он моргает, глядя на экран. Глаза широко раскрыты и серьезны. То, как уголок его рта ползет вверх. Словно ему только что сделали самый лучший подарок.

Врач производит какие-то измерения. Эдвард задает вопрос за вопросом, и они говорят на каком-то незнакомом языке, на котором говорят только врачи. Они говорят, говорят, но все, что я слышу – это биение сердце. Ровное и живое.

И меня возвращает только лицо Эдварда. Его самодовольное лицо. Когда я пытаюсь понять, что говорит врач.

Четырнадцать недель. Три с половиной месяца.

У меня перед глазами мелькает картинка о том, как я прижата к стене в отеле. Нет, Белла, мы не друзья. И, может быть, я тоже слегка самодовольна.

Но затем голова начинает идти кругом. От осознания. Я несколько месяцев пила противозачаточные.

Врач заверяет меня снова и снова. Она говорит, что крайне мало свидетельств того, что воздействие гормонов вредно для ребенка. Нашего ребенка. Это единственное слово, которое я слышу.

Домой мы едем в тишине. Слов недостаточно, чтобы выразить то, что я чувствую.

Я знаю, что он хочет ребенка. Мы оба знаем. И что время неподходящее. Но ребенок вовремя. Ребенок не может быть не вовремя.

Буквально через несколько дней он станет моим мужем. Моим навсегда. И эта маленькая душа внутри меня будет для нас самым главным.

Мы проезжаем мимо кладбища, и я пытаюсь не думать о матери.

Но она там. Я могу представить себе ее улыбающееся лицо. И впервые оно не раздавлено и не переломано. И я ненавижу ее. Я еще никогда не ненавидела ее сильнее.

Рука Эдварда находит мою руку, и он сжимает ее дважды. Я поворачиваюсь к нему лицом, когда он бросает на меня нервные взгляды, изо всех сил пытаясь не сводить глаз с дороги.

- Как она могла?

И он не просит меня закончить мысль, потому что знает, что я говорю об очень многом.

Рука на моем животе. Как она могла.

Мы поднимаемся по узким ступенькам крыльца, держась за руки. Он не выпускает мою руку, и мы возвращаемся в маленькую комнату.

Я осматриваюсь, пытаясь еще раз увидеть все новыми глазами. Антикварный комод. Кроватку. Кресло-качалку.

Я ловлю свое отражение в зеркале. И моргаю. Поворачиваюсь боком. Задаюсь вопросом: увидят ли люди.

Его губы у моего уха.

- Белла, там ничего нет.

Но он неправ. Очень-очень неправ. Потому что там кое-что есть. Там ребенок.

Я щиплю его за подбородок.

- Не называй нашего ребенка «ничем».

И его руки. Его поцелуи на моей шее.

- Я не это имел в виду, и ты это знаешь.

И его поцелуи говорят эти слова. Выходи за меня.

И когда я притягиваю его губы к своим, это «да». Снова, снова и снова.

Неделя – это так скоро и так долго. Совершенно невозможно. Для дня, о котором я мечтала. Для жизни, которую, как я думала, я навсегда потеряла.

Дни, недели, месяцы, годы. Я наблюдаю за тем, как этот город восстанавливается. Я вижу изящество и мужество. У меня нет ни того, ни другого.

Я живу в городе, который никогда не спит, и в большинство дней я бы сделала все, что угодно, лишь бы не выходить из квартиры.

В худшие дни, дни, когда я не вижу повода вылезать из постели, я играю в вымышленную игру. Она называется «День моей свадьбы». И, может быть, теперь я сумасшедшая.

Лучше мне поскорее вставать, или мне совсем не хватит времени собраться. Моя мать будет хлопотать надо мной часами.

Мне лучше вставать. Это же день моей свадьбы.

Я долго принимаю душ. Брею ноги. Сушу феном волосы, и когда заканчиваю, на моих щеках появляются некие признаки жизни. Румянец, который появляется только из-за одного человека.

Я трачу кучу денег на такси до окраины. Это же день моей свадьбы.

Я стою в парке, глаза закрыты, и наслаждаюсь ощущениями от солнца на моем лице. С закрытыми глазами я вижу Чарли. Он тычет пальцами себе в глаза. Он тоже притворяется. Делает вид, что там что-то есть, и это не настоящие слезы. Моя рука в его руке, он сжимает ее.

- Я люблю тебя, Беллз.

Я улыбаюсь его нелепым слезам.

- Я тоже тебя люблю, - говорю я в ответ. Конечно же, я говорю в ответ. Потому что это вымышленная игра, и я не боюсь таких дурацких вещей как слова.

Это же день моей свадьбы.

Сердце колотится в ушах, пока мы идем. Я хочу увидеть его первой. Я хочу увидеть выражение лица Эдварда, когда он увидит меня в свадебном платье. Солнце запутывается в его волосах. Он пытается укротить их, но они никогда не слушаются его. Даже в такой день как сегодняшний. Это заставляет меня шире улыбаться и любить его еще сильнее, что просто невозможно.

В то мгновение, когда Эдвард видит меня, мои глаза широко раскрываются, но здесь лишь счастливые незнакомцы. В парке. Идут по своим делам.

Я опускаю взгляд на свои идиотские туфли, и дохожу до той точки, когда я уже слишком устала притворяться.

Это не день моей свадьбы. И я не люблю. Моей матери здесь нет. Здесь нет ни Чарли, ни Эдварда. Лишь горячее солнце обжигает мне кожу.

Мы на крыльце. Укрытые от дождя. Дождя, которого, как клянется Элис, завтра не будет. Словно словам синоптиков можно верить.

Эдвард обнимает меня обеими руками, прижимая к себе. Мы слушаем, как стучит дождь.

- Ты уверена, что с тобой все в порядке?

- Уверена. Я та же, что и неделю назад. – За исключением того, что это неправда, и мы оба это знаем.

- Это глупо.

- Эдвард.

- Что? Мы живем вместе. Кроме того, ты уже беременна. – Он говорит эти слова с гордостью и лукавой улыбкой.

- Увидимся завтра. Иди, побудь немного с отцом.

Он обнимает меня крепче. Его руки соскальзывают в мои задние карманы. И, возможно, это действительно глупо.

Он не отпускает. И эти руки не отпускают меня всю неделю. Рука на моей пояснице. Рука в моих волосах. Рука на моем бедре. Руки, руки, руки.

Входная дверь открывается, и я жду, пока Элис откашляется. Но она не идет на эту хитрость.

- Она будет твоей всю оставшуюся жизнь. А теперь иди.

Всю оставшуюся жизнь.

Я выпускаю его первой. Потому что он останется, если я попрошу. Это всего одна ночь. И мы договорились.

Он держит мое лицо в ладонях. Проводит кончиками пальцев по каждому его дюйму. Его губы замирают у моих губ, и это тот лес и поход за совами. Холодные глаза и замерзшие руки. Сладкий, пряный, как Рождество. И мое сердце до сих пор колотится. И я все еще хочу, чтобы он поцеловал меня так, словно меня еще ни разу не целовали. Я могу умереть, если он не поцелует.

И мне все равно, если люди подумают, что это слишком быстро. Свадьба. И тут же семья. Потому что прошло десять лет с тех пор, как он поцеловал меня в том лесу, и он по-прежнему заставляет мое сердце колотиться, а руки и ноги – превращаться в желе. Десять лет – более чем достаточно, чтобы понять, что это настоящее.

И поэтому я сокращаю расстояние. Нахожу его дразнящий рот. Мягкие губы к мягким губам. И слова, и он втягивает мою губу до тех пор, пока его язык не оказывается в моем рту. Медленный и болезненный поцелуй, который ни что иное как огонь. И я готова вскарабкаться на него.

Пока Элис не решает, что довольно.

- О Господи, вы, двое.

Мы оба прыскаем со смеха. Лоб ко лбу, он шепчет:

- До встречи у нашего амбара. – И я чувствую у себя на лице его улыбку.

Последний поцелуй, и он уходит. Я смотрю, как он бежит сквозь дождь к своей машине.

Элис неохотно тянет меня в дом.

Она хочет заняться моим лицом. Ну, надо же! И я позволяю ей, потому что она делает то единственное, что умеет.

Мы сидим в пижамах с грязевыми масками на лицах, и она спрашивает у меня об усыновлении. И поэтому я рассказываю ей все. Потому что это Элис и она спрашивает.

- Ты кажешься такой спокойной, говоря об этом. – И, может быть, я спокойна.

- У меня просто такое чувство, что все будет хорошо. Все, что должно произойти, произойдет.

- Но я не понимаю, как. – И, может быть, я не знаю, как. Но это освобождение – не быть циником. Хотя бы в этот раз.

Маски смыты, и мы с Элис лежим в темноте. Не разговариваем и не спим. Это первая ночь, когда Эдвард не спит рядом с того дня, как я поехала в Нью-Йорк и покончила с той жизнью.

- Моя мать говорила мне никогда не выходить замуж, - ни с того ни с сего выпаливаю я.

Элис молчит немного дольше обычного.

- Трусишь?

- Нет. – Нет.

- Врешь?

- Я хочу… - Очень многого. – Я хочу всего, что подразумевает свадьба. – Меня пугает сама свадьба. – Я хочу его, Элис. Я хочу эту жизнь.

- Белла, я в этом не сомневаюсь. Никогда не сомневалась. Завтрашний день будет твоим. Я обещаю. – Я ей верю.

- Даже если мы перенесем ее из-за дождя?

- Белла, ты же помнишь мою свадьбу, да? – Я могу лишь рассмеяться.

- Да, помню.

- Все будет хорошо.

Я натягиваю одеяло до подбородка и закрываю глаза.

- И, если уж на то пошло, Белла, я совершенно не доверяю мнению твоей матери.

Как бы мне хотелось быть такой беспечной. Как бы мне хотелось отпустить ее и оставить погребенной.

Глаза открыты, и я понимаю, что Элис продолжает говорить.

- Она написала тебе кое-что. Ну, вам обоим.

- Что? Кто?

- Мама. – Она не употребляет слово «моя». И я благодарна ей за то, что она готова поделиться. Я не уверена, что была бы столь самоотверженна, если бы была на ее месте.

Она встает с кровати и копается в своем несессере. Она достает конверт. Тело застывшее. Она не уверена, следует ли давать его мне. Но дает. В темноте она вручает мне конверт.

Я подношу его к глазам, но почерк кажется чужим.

- Папа сказал, что это последнее, что она написала перед смертью.

Я смотрю на почерк умирающей.

- Я собиралась отдать тебе его завтра перед церемонией. Но сейчас, кажется, самое время. Может, то, что она думала о твоей свадьбе, важнее того, что думала твоя мать.

Я подношу мягкую бумагу к лицу и просто вдыхаю.

Внутри большого конверта лежат два меньшего размера.

«Его» и «Её». В свете луны я могу прочесть только это.

Я провожу пальцами по заклеенным краям конверта. И было время, когда я бы умоляла дать мне канцелярский нож. Я возвращаю оба конверта в большой и засовываю его под подушку.

- Прошел год с моей свадьбы, прежде чем я набралась храбрости открыть свой.

- Элис.

- Иногда мне хочется, чтобы после нее не оставалось так много.

Я рада, что мы в темноте, потому что уверена, что мое лицо сморщенное и уродливое. Я почти злюсь на нее за то, что она говорит это, думает так. Потому что я проглотила все, что оставила Эсме Каллен, до последнего слова. И я не понимаю, почему бы Элис не хотеть того же.

Но, возможно, мы с Элис одинаковые. Возможно, есть больше одного способа, как твоя мать может преследовать тебя.

Всю ночь я сплю и просыпаюсь, думая о том, как моя собственная жизнь приняла форму жизни Элис. Задаваясь вопросом: что было бы, если бы мы выросли как сестры. Жизнь, которой у нас не должно было быть. И это каким-то образом успокаивает. Даже, несмотря на то, что не должно. Потому что тогда, много лет назад, мне не суждено было быть Каллен. Мне суждено быть ею сейчас. Завтра.

И наша семья, наши дети, кем бы они ни были, предназначены нам с Эдвардом. Мне нужна вера во что-то, и, может быть, я выбираю судьбу.

Мы встаем рано, и я ужасно спокойна. Я могу это сделать. Пройти по проходу. Надеть платье. Туфли.

Дождь закончился.

Я могу это сделать.

К полудню нам нужно быть у амбара. У Элис все расписано.

Мы не проводим весь день с ногтями, волосами и косметикой. Всего по минимуму. Все просто. И все время мне почти кажется, словно это чей-то чужой день. Словно я смотрю на все это просто как зритель.

Это больше не наш амбар, но это он. По периметру продуманно установлены белые навесы.

Мы с Элис сидим под нашим навесом, и я пытаюсь представить, что сейчас делает Эдвард. Нервничает ли он.

И тогда мое спокойствие уходит.

Здесь слишком жарко и слишком холодно. Внутри этих якобы стен.

Вот когда я решаю, что не видеть жениха до свадьбы – это идиотская традиция. Я хочу, чтобы он был здесь. Я не могу дышать. На мне еще даже нет платья, а я не могу дышать.

Я сижу в халате и держу тот кремового цвета конверт с закругленными краями и осыпающимися буквами на нем.

Моему сыну и его невесте

Все застилает туман. В этот идеальный, солнечный день.

Я вытаскиваю два конверта. «Его» и «Её».

Часть меня кричит не делать этого сейчас. Но мои глупые руки не слушаются.

Я отдаю Элис конверт «Его».

- Передашь ему это?

Она настороженно смотрит на меня, но берет конверт из моих липких рук, кивает и, не говоря ни слова, исчезает из-под навеса.

Я провожу кончиками пальцев по надписи на моем конверте, и если бы я верила, что есть что-то после жизни, я бы поклялась, что Эсме здесь, рядом со мной.

Мои руки дрожат. Бумага крошится. Слишком идеальная и хрупкая в моих пальцах.

Я моргаю, глядя на слова.

Это письмо отличается от того, что она писала мне, когда я была маленькой. В качестве моей матери.

Оно отличается от бесчисленных заметок, что она писала на полях книг.

Оно сильно отличается от многочисленных страниц дневников, которые она писала только для себя.

Я прочла все те слова, но это другое.

Это письмо женщине, которой она доверяет своего сына. Его сердце.

Я чувствую себя воровкой. Или лгуньей. Или кое-кем похуже. Потому что она писала это кому-то другому. Кому-то, с кем, как она думала, у нее никогда не будет возможности познакомиться.

Но я не подхожу ни под одну из этих категорий. Я вижу это по тому, как он смотрит на меня.

Почерк неровный. Или, может быть, это мои руки дрожат. Я пытаюсь крепко держать лист с хрупкими словами. И читаю.

Будущей миссис Каллен

У меня может не быть возможности познакомиться с тобой, но я очень благодарна, что мой сын нашел тебя. Он всегда знал, чего хочет. Если бы мне пришлось предполагать, я бы сказала, что ничего не изменилось.

Боюсь, также он немного избалован. Я извиняюсь за это. Мне бы хотелось обвинить в этом своего мужа, но, вероятно, за это в ответе именно я. Когда у тебя будут дети, ты поймешь, как это трудно – сказать им «нет».

Я не буду делать вид, что мне известны секреты счастливого брака. Мы с мужем спорили чаще, чем соглашались друг с другом, но если бы у меня была возможность все повторить, я бы выбрала его. Всегда.

Если бы я могла дать тебе один совет, он был бы таков: не иди на компромисс. Помни, что вы на одной стороне. Живи так, чтобы твои дети, думая о смелости, силе и любви, думали о тебе.

Хорошо заботься о моем сыне. Я жду много внуков.

Долгой и счастливой совместной жизни.

Мама

Я бросаю бумагу на землю. И мне хочется быть смелой, сильной и любить, любить, любить этого мужчину так, как он того заслуживает.

Я сижу в халате. В халате, с прической и макияжем. И моя мать не хлопотала бы надо мной, если бы была здесь. Я рада, что ее нет. Я рада, что ее здесь нет. Потому что это наш день. Я отказываюсь позволять ей все испортить.

Лучик света пробивается через щель в полотнище навеса. Полоска солнца, сияющая на моем лице. На долю секунды я паникую. Словно все это нереально. Но это не вымышленная игра.

И затем солнце исчезает. Так же мгновенно, как и появилось.

Я поднимаю глаза и чувствую на себе его взгляд. Я знаю, что он здесь раньше, чем вижу его.

Стоит. Наблюдает за мной.

И я больше не сижу. И он больше не стоит за навесом.

Я в его руках. И мне плевать на традицию и плохую примету.

Очень долгое время мы даже ничего не говорим. И его рук достаточно, чтобы вернуть меня на землю и напомнить, для чего мы здесь.

Тишину нарушают обещания. Наши личные обеты. Слова о любви и страхе. Шепот мне в кожу. И наступает момент, когда я не знаю, какие слова его, а какие – мои.

Он медленно отстраняется.

- Ты в порядке?

Я могу лишь кивнуть. Из кармана его пиджака выглядывает надорванный клочок конверта кремового цвета. И лишь сейчас я вижу его по-настоящему. Красивого, высокого, одетого в смокинг.

- Просто помни, что все это… - Он обводит рукой все, находящееся за навесом. – Не имеет значения.

Он запечатлевает поцелуй на моем сердце. Еще один – на животе, а затем уходит.

Словно по сигналу, снова появляется Элис. Она готова помочь мне с платьем, и это происходит.

Она зашнуровывает на мне платье.

- Не слишком туго. – Мои руки лежат на животе, и она улыбается. Я гадаю, знает ли она.

- Я пойду за отцом.

Она уходит прежде, чем у меня появляется возможность поблагодарить ее.

Через несколько секунд Карлайл останавливается у входа под навес, а затем молчаливо входит внутрь.

- Прекрасно выглядишь, Белла.

Он садится напротив меня. Его рука лежит поверх моей руки, успокаивая меня.

У него нежный отцовский взгляд. Он ослепительно улыбается, а затем опускает взгляд на свои ноги. Но когда он начинает говорить, он смотрит мне прямо в глаза.

- Белла, ты всегда должна была быть частью этой семьи.

И я не знаю, прогестерон это или тот факт, что я верю в то, что он мне говорит. Я стараюсь не испортить макияж.

- Мне лишь хочется, чтобы моя жена была здесь, чтобы увидеть этот день.

То, как он говорит это слово. Жена. Потому что это то, кем она всегда будет. Даже, несмотря на то, что она умерла больше десяти лет назад.

Я обхватываю пальцами его руку.

- Она здесь.

В ответ он лишь кивает, и затем встает на ноги, протягивая мне руку.

- Пойдем?

На небе нарисованы дымчатые облака.

Я фокусируюсь на биении своего сердца и молюсь, чтобы можно было остаться здесь, в этом моменте. Взяв Карлайла под руку. Одна нога впереди другой.

Я не знаю, присутствует ли Эсме здесь, с Карлайлом, или она где-то совершенно в другом месте. Но я не одна. Я это точно знаю.

Наш маленький секрет. Наш ребенок.

Здесь. Перед амбаром, в окружении белой драпированной ткани, с солнцем на коже, есть что-то еще, что я отказываюсь отпускать.

Надежду.

Перевод: helenforester
Зав.почтой: FluffyMarina