Глава 43 KISS* (Не усложняй, глупыш)
EPOV
EPOV
Всю дорогу домой Белла была апатичной. Она не двигалась и не говорила. Взгляд ее был устремлен вперед, за лобовое стекло, на пролетающие мимо деревья.
Элизабет спала в своем автокресле и не издала ни звука с того момента, как ее покормили на ступенях здания суда, когда семья собралась вокруг ее мамы, чтобы поздравить.
Это был лучший исход, на такое мы даже не надеялись. Джейк сделал правильно хоть что-то в своей жалкой жизни. Он освободил Беллу от этого брака, как и обещал. Отказался от любых юридических прав на Элизабет, и Белла вскоре должна была стать полностью свободной от него. Шестьдесят дней. Через шестьдесят дней она будет свободна. Через шестьдесят дней я смогу попросить ее стать моей женой. Через шестьдесят дней.
Я пребывал в эйфории. Белла была притихшей. Эммет бил себя в грудь, как неандерталец, и издевался над Джейком, когда тот покидал здание суда. Наши родители ругали его, но он, не обращая на них внимания, выкрикивал оскорбления, пока адвокат не запихнул съежившегося Джейка в ожидавшую их машину. Я все еще не чувствовал жалости к нему, но очевидно было, что развод сильно по нему ударил. Я надеялся, что он знал, что потерял, и, судя по выражению его лица, когда он увидел всех нас, Калленов, и половину населения его собственной резервации, стоящих на ступенях и поддерживающих Беллу, он знал.
Шестьдесят дней.
Я уже прождал целую жизнь, поэтому шестьдесят дней не казались мне таким уж долгим сроком. Возможно, еще покажутся, когда пройдет чувство радостного возбуждения, но в тот момент я был просто счастлив, что все скоро закончится и мы сможем продолжить нашу жизнь вместе.
Мистер Бенсон отвел Беллу в сторону, чтобы сказать ей вполголоса несколько слов перед тем, как пожелать нам всего доброго и тихо удалиться. Мы все постояли там еще несколько минут, а потом Элизабет завозилась и мама отнесла ее в машину, чтобы накормить. Белла была не в состоянии сделать это.
Она была в шоке. Бледная, с похолодевшими влажными руками. Время от времени она что-то бормотала, но не сказала ничего, что можно было бы понять. Вокруг нее продолжалось ликование, но она даже не пыталась принять в нем участие.
Гарри Клируотер, а также Сет, Сэм и Пол пожелали нам всего хорошего и быстро ушли сразу после того, как моя мать унесла малышку, чтобы покормить ее. Белла не отреагировала ни на кого из них, хотя знала, что Сет – ее единокровный брат. Я подумал, что это могло бы, по меньшей мере, вызвать у нее интерес, но она ничего не сказала и не сделала. Я пообещал Гарри, что вскоре позвоню ему, и он, казалось, был доволен этим, когда прощался с нами.
Следующими уехали Элис и Джаспер. Им обоим нужно было на работу, как и Эммету, который поцеловал Беллу и сгреб ее в медвежьи объятия, а потом поцеловал Роуз и сказал, что встретится со всеми нами следующим вечером. Я ожидал, что все вернутся с нами домой, но реакция Беллы на то, что произошло, быстро положила конец этим ожиданиям. Остальные поняли, что она не в форме для приема посетителей, и изменили планы, решив на следующий вечер собрать семью на ужин. Белла ничего не говорила, не соглашалась с планом и не возражала.
Роуз оставалась возле Беллы, пристально за ней наблюдая. Пока мы стояли там, она несколько раз вопросительно посмотрела на меня, приподняв брови и слегка кивая на притихшую Беллу, но я не мог предложить ей ничего, кроме слабой мрачной усмешки.
Я понятия не имел, что чувствует Белла, и не знал, что могу для нее сделать. Это был шок. Простой и понятный.
Я припарковал машину на подъездной дорожке, и моя мать унесла Элизабет в дом, как только я освободил ее от привязных ремней. Белла оставалась неподвижной на пассажирском сиденье. Когда я открыл ее дверцу, она отстегнула ремень безопасности и оперлась на протянутую мной руку, но не подняла на меня взгляд и не издала ни звука, пока мы шли, рука об руку, в дом. Я отвел ее на диван в гостиной, и она неуклюже плюхнулась на него.
– Я принесу тебе чай, - сказал я ей, уходя на кухню, чтобы вскипятить чайник.
Мама была с Элизабет в детской в комнатах Беллы, но вскоре присоединилась ко мне на кухне. Она приготовила три чашки и разложила на тарелке немного печенья, пока я добавлял в чашки сахар и молоко.
- Она сказала что-нибудь? – спросила мама тихо.
- Ни слова, - ответил я так же тихо. – Думаю, она в шоке.
Мама вздохнула.
- Не могу сказать, что виню ее. По всем меркам суд прошел хорошо, но когда она увидела и услышала его, ей пришлось очень тяжело, я уверена. – Чай был приготовлен, и я собрался вернуться к Белле, но тут мама положила руку мне на плечо: - Просто будь с ней терпелив, - сказала она мне со значением.
Я кивнул, но ничего не ответил. У меня не было намерения принуждать Беллу к откровенности. Только она могла решить, открывать ли мне свои мысли. Если она захочет поделиться ими со мной, то сделает это.
Я отнес чай и тарелку с печеньем в гостиную и поставил на низкий столик рядом с диваном. Сел возле Беллы и притянул ее безвольную руку к себе на колени. Большим пальцем я описывал медленные круги на тыльной стороне ее кисти, но она не подавала виду, что хотя бы чувствует мои прикосновения.
Я был в растерянности, не зная, что сделать или сказать, поэтому молчал. Молчание не было напряженным. Она не плакала и даже больше не дрожала, поэтому, казалось, ее молчание скорее было вызвано задумчивостью, чем истерической реакцией на шок, который она перенесла утром.
Так мы и сидели. Ее рука в моей. Наш остывающий чай.
А потом она заговорила.
- Шестьдесят дней, - сказала она так тихо, что я вначале подумал, что мне показалось.
Мое лицо расплылось в такой широкой улыбке, что это было даже больно. Она не была испугана тем, что видела и слышала его. Она не паниковала из-за того, что он сказал. Она не сердилась и не была расстроена из-за его бесполезного извинения и туманных намеков, что, помогая ей сейчас, он возместит весь нанесенный им вред. Она предпочла задуматься о шестидесяти днях. Прямо как я, она думала о том, что через шестьдесят дней она окончательно станет свободной.
- Ага, шестьдесят дней, - ответил я так же тихо, как она.
Она не повернулась ко мне, выражение ее лица осталось прежним. Она не подвинулась на своем месте и не изменила свою спокойную задумчивую позу. Она заговорила ясно и просто.
BPOV
- Ты попросишь меня выйти за тебя через шестьдесят дней?
Это было все, о чем я могла думать, и я знала, что это глупо.
Я только что встретилась с Джейкобом Блэком, впервые с тех пор, как меня спасли, и все же была способна думать только о тех шестидесяти днях, которые придется ждать, пока я не смогу принадлежать Эдварду.
Ведь это неправильно, так?
Разумеется, я должна была бояться за свое будущее. Должна ли я была волноваться о чем-то? Я знала, что мне следовало злиться на жалкие извинения Джейка. Но я не злилась. Я просто… не злилась и все.
Все, что мне нужно было знать, - это хочет ли Эдвард жениться на мне, когда я буду свободна. Мне необходимо было знать, что таков его план. Я отчаянно хотела какого-то подтверждения того, что он сдержит обещание, которое я носила на своем пальце и которое мы дали друг другу на словах.
Я терпеливо ждала его ответа, но, казалось, прошло много, много времени после того, как я задала свой вопрос, и я начала волноваться, что ответ будет совсем не таким, какого я ожидала. Возможно, все изменилось? Возможно, Эдварду нравились острые ощущения? Может быть, теперь, когда я буду свободной, его потребность во мне, страстное желание, которое, по его словам, он испытывал, пойдет на убыль?
- Шестьдесят дней, - пробормотал он, и это странно опустошило меня. Мне нужно было больше. А затем его пальцы начали немного сильнее поглаживать мою руку. Он подвинулся на своем сиденье, и я почувствовала себя еще более неловко. Я готова была уже отнять у него руку и убежать в свою комнату, когда он заговорил опять:
- Я не собираюсь через шестьдесят дней просить тебя выйти за меня, Белла. Через шестьдесят дней я собираюсь жениться на тебе.
Я повернулась к нему так быстро, что мои ребра пронзила острая боль, от которой я ахнула. Но это того стоило, потому что я увидела улыбку на его лице и неподдельное счастье в глазах.
Я бросилась к нему, и он мастерски меня поймал. Я спрятала лицо на его плече и заплакала. Я плакала обо всем, что потеряла, и обо всем, что приобрела. Плакала об ошибке, которую совершила, выйдя замуж, и о том, что сулил мне следующий брак. Об Элизабет и о моей матери. О себе самой и о времени, которое я потеряла без Эдварда. Но главным образом я плакала от абсолютного облегчения из-за того, что он – все еще – хотел меня.
- Я люблю тебя, люблю тебя, люблю… - говорила я ему снова и снова, пока он обнимал меня.
Это было невероятно – не только то, что он был потрясен известием о том, что через шестьдесят дней мы с Элизабет будем свободны от Джейка, но и то, что он знал и понимал, чего я хочу и что мне нужно, без объяснений. Он знал, что я хочу его, что я люблю его, что мне необходимо стать его, окончательно и бесповоротно, в глазах закона и перед Богом. Он знал. Просто-напросто знал.
Без предупреждения он разжал объятия и обхватил ладонями мои щеки. Он долго смотрел на меня, а потом облизнул нижнюю губу и накрыл мой рот своим. Это был нежнейший из поцелуев. Его пальцы гладили мои щеки, а теплые мягкие губы ласкали мои губы. Он дрожал. Трясся всем телом от волнения, целуя меня. Это было прекрасно, и это было правильно.
Слишком скоро он прервал поцелуй и встал с дивана. С силой засунул руки в карманы и покачался на каблуках.
- Я сейчас вернусь, не двигайся, пожалуйста, - смущенно сказал он, а я кивнула. – Пей свой чай, но не двигайся, прошу тебя.
Он выбежал из комнаты, оставив меня сидеть на диване в состоянии радостного шока. Куда он должен был идти, что должен был сделать – было выше моего понимания. Я хотела оставаться здесь и продолжать целоваться с ним.
Я прихлебывала свой чай и пыталась расслышать разговор, который шепотом велся где-то на втором этаже, но не могла разобрать ни слова. Слышны были шаги, скрип стула по полированным доскам пола где-то в доме, а потом звук закрывающейся двери. Карлайл и Эсме были, разумеется, дома, но я не знала, где конкретно. Эсме унесла Элизабет в кроватку, как только мы приехали, но я понятия не имела, куда побежал Эдвард.
Правда, он вернулся очень быстро, с мальчишеской ухмылкой на прекрасном лице он шагнул ко мне из коридора. Приблизившись, он опустился на колени, и я выжидающе посмотрела на него. Что это было?
Он взял мою руку и нежно поцеловал. Поднял на меня взгляд, глядя снизу вверх через свои невозможно длинные ресницы. Не теряя времени, он достал кольцо и надел его до середины моего безымянного пальца левой руки.
- Выйдешь за меня? – спросил он без колебаний или нервозности.
Я не отводила взгляда, даже чтобы посмотреть на кольцо или обдумать свой ответ. Он хотел меня. Навсегда.
- Да, - немедленно прошептала я.
Он надел кольцо до конца, состыковав его с кольцом обещания, которое уже было на этом пальце. Подвинулся вперед и крепко поцеловал меня, похитив мое дыхание, которое я сдерживала, сама того не сознавая.
EPOV
Это не было особенно романтично. Не было сделано хоть в каком-нибудь стиле. Черт, это происходило в гостиной родительского дома, я был в брюках и расстегнутой деловой рубашке, а Белла – в позаимствованной юбке и блузке, но это было чертовски идеально.
Я не планировал это. На самом деле, я даже не думал о том, как хочу сделать это, я просто это сделал. Не могу сказать, что это было по наитию, потому что, честно говоря, я мечтал об этом всю свою взрослую жизнь, но это произошло в спешке и без нервозности.
Это было то, чего я всегда хотел. То, к чему я шел с тех пор, как Элис впервые притащила ее к нам домой после школы, чтобы поиграть на спортивной площадке заднего двора. Она выйдет за меня и будет моей, навсегда.
У меня не было кольца, мне пришлось одолжить его, но я знал, что сейчас правильное время, чтобы сделать это. Когда она спросила меня, сделаю ли я ей предложение через шестьдесят дней, я понял, что ни за что не смогу ждать так долго, а потом еще дольше, чтобы иметь достаточно времени для планирования бракосочетания. Казалось неправильным ждать шестьдесят дней, чтобы только сделать предложение. Я хотел на шестидесятый день уже жениться на ней. Хотел, чтобы она стала моей, как только это будет юридически возможно. Чтобы все на планете знали, что мы взяли на себя обязательства друг перед другом.
Как только вопрос слетел с ее губ, я рассказал ей мой план. Она бросилась ко мне и заплакала. Вначале я заволновался, что расстроил ее. Запаниковал, думая, что она хочет чего-то другого, но потом она прошептала, что любит меня, и я понял, что слезы, которые она проливала, касались не только сегодняшних событий.
Конечно, они тоже примешивались сюда и, возможно, какая-то часть облегчения тоже, но, кроме всего прочего, эти слезы были слезами радости. Я знал это. И сразу после этого понял, что должен сделать.
Поэтому я поцеловал ее, вложив в этот поцелуй все волнение и облегчение, которое испытывал. Она ответила так же неистово, и мое сердце воспарило. Это было правильно. Просто-напросто правильно.
Когда поцелуй пришел к своему логическому завершению, я уже знал, что должен сделать. Убедившись, что она понимает – я скоро вернусь, я побежал в кабинет отца. Я нашел его дремлющим на диване под окном и осторожно потряс, чтобы разбудить.
Он был дезориентирован и плохо соображал, и первым делом спросил, все ли в порядке с Беллой и малышкой. Я улыбнулся и сказал ему, что с ними все прекрасно. И спросил, есть ли у него кольцо, которое я мог бы одолжить, желательно, с бриллиантом. Несколько секунд пристально посмотрев на меня, он ответил, что кольцо у него есть.
Он не спросил, для чего мне нужно кольцо, но, кажется, понял. Подойдя к сейфу, он достал из него маленькую черную коробочку, положил ее мне в руку и сказал, что это кольцо не имеет особой ценности – оно принадлежало его матери, и он унаследовал его. Мне не нужно было видеть его или изучать, потому что оно было временным, поэтому я выдернул кольцо из его атласного ложа и сжал в кулаке.
Я поблагодарил отца и выбежал из комнаты, мельком увидев выражение веселого изумления на его лице, когда закрывал за собой дверь.
Я не терял времени зря, делая ей предложение. Не использовал красивых слов, не пытался сделать ситуацию поэтичной или особенно значительной с помощью болтовни или чрезмерной демонстрации эмоций. Я просто спросил ее. Это было то, чего я хотел. Мне не нужно было и я не хотел заставлять ее, убеждать, что ей следует сказать «да». Я просто спросил ее и терпеливо ждал ответа.
Ее ответ был таким же простым, как моя просьба, и, надев кольцо на ее палец, туда, где ему полагалось быть, я позволил себе секунду эйфорического блаженства и облегчения.
Последовавший за этим поцелуй был так же наполнен эмоциями, как и предыдущий. Она обхватила меня за плечи и притянула к себе. Скользнув между ее коленей, я прижался к ней так тесно, как только мог, не порвав швы ее юбки. Я целовал ее, и прикасался к ней, и шептал ей на ушко слова любви, а она прижималась ко мне.
Она будет моей женой!
Хотя мой отец, по всей видимости, знал, что я сделал предложение, он ничего не сказал, когда вечером присоединился к нам, чтобы поужинать. Мама накрывала на стол, а я качал Элизабет в ее маленьком креслице возле стола, где мы ели.
Разговор был легким, не напряженным. Никто не упоминал о суде. Я хотел. Хотел, чтобы все знали, как я рад такому исходу, но чувствовал, что этот айсберг должна разбить сама Белла.
- Какие у вас планы на завтра? – поинтересовалась мама у Беллы.
Она посмотрела на меня, а я пожал плечами. Мы не планировали ничего, кроме очередного сеанса у Керри.
- Ничего, о чем я знала бы, - ответила Белла и вернулась к еде.
Я увидел ухмылку на лице матери еще до того, как она заговорила, но не успел предупредить Беллу, что это может означать только какую-то проделку.
- Я собираюсь съездить в Порт-Анджелес, если тебе хочется пройтись по магазинам, - объявила мама.
Плечи Беллы слегка опустились, но она постаралась скрыть свою реакцию. Я не знал точно, в чем состоит проблема, но имел в своем рукаве пару догадок.
Во-первых, у Беллы не было денег. Что было полной чушью, поскольку у меня их было достаточно, а все мое – это ее.
Во-вторых, толпа все еще не была любимым местом Беллы. Это тоже было легко решаемой проблемой. Они могли поехать по магазинам пораньше и избежать скопления народа.
В-третьих, она боялась встретиться с Чарли, Джейком или с кем-то из резервации. Здесь я ничем не мог помочь, потому что тоже боялся, что она столкнется с кем-нибудь из них.
Я продолжал есть и терпеливо ждал, когда Белла сделает свой выбор.
- А Эдвард может поехать с нами? – спросила она очень тихо, как будто беспокоилась, что моя мать рассердится.
Но реакция мамы была противоположной.
- Конечно! Я уже несколько лет не занималась шопингом с моим маленьким мальчиком, - захихикала она.
Я застонал, а отец усмехнулся.
- Да, Эдвард, тебе следует поехать по магазинам с мамочкой. Тебе нужны новые носки и кальсоны, - и вероломный предатель рассмеялся.
Я ткнул в его сторону вилкой.
- Смейся, старик. Мы собираемся пожениться, и когда купим себе дом, тебе самому придется ездить с ней по магазинам за носками и подштанниками, - и я зловеще захохотал.
Закончив фразу, я осознал свою ошибку. Я проговорился, и взгляд мамы быстро переместился на руку Беллы, а рука Беллы взлетела ко рту, чтобы скрыть резкий вдох.
BPOV
Было так много неправильного в том, что сказал Эдвард, я даже не знала, откуда начать. По тому, как Эсме неотрывно смотрела на кольцо на моем пальце, я поняла, что в отношении нашей помолвки тайное окончательно и бесповоротно стало явным, и вдобавок, как будто этого было недостаточно, Эдвард решил, что я готова переехать!
Мы были помолвлены примерно два часа, и он уже решал за меня. Разум говорил мне, что это ничего не значащая реплика, сказанная в отместку за шутку его отца, но моя реакция была неизбежной.
Моя вилка с грохотом ударилась о пустую тарелку, испугав Элизабет и заставив вздрогнуть Карлайла.
- Я ничего такого не имел в виду, - громко сказал Эдвард, еще больше расстраивая Элизабет. – Клянусь, Белла, это было просто пустопорожней болтовней. Мы никуда не собираемся, обещаю тебе, - он взял мою руку в свои, его глаза наполнились тревогой, и я кивнула, - Мы уедем отсюда, только когда ты будешь готова и только когда ты скажешь мне это.
- Минуту, Эдвард, притормози, - сказала Эсме так же громко, как Эдвард. Я знала, что надвигается. – Вы собираетесь пожениться? Собираетесь пожениться? Есть что-то, что я должна знать?
Лицо Эдварда смягчилось, и он на мгновение закрыл глаза перед тем как искренне попросить у меня прощения:
- Мне так жаль; я не собирался говорить этого. Я нечаянно. Мне так жаль, - говорил он снова и снова, целовал мои руки и восхитительно переживал.
Помимо тревоги за меня, в его глазах я видела гордость. Он хотел, чтобы весь мир знал, что мы собираемся пожениться, я тоже этого хотела. Я не видела смысла скрывать это теперь, когда его родители знали, или, в случае с Эсме, она поняла это случайно. Я забрала свою руку у Эдварда и положила ее ему на щеку. С улыбкой я сказала ему в точности то, что думала:
- Я люблю тебя, - проговорила я и смотрела, как засияли его глаза.
Я бы никогда не сказала этого при ком-нибудь раньше, и думала, что буду смущаться, говоря эти слова, но не смутилась. Я люблю его. Я хотела, чтобы все это знали. Наша женитьба доказала бы это, но сейчас я хотела, чтобы его родители знали, что я чувствую. Я посмотрела через его плечо и поймала взгляд Эсме.
- Эдвард попросил меня стать его женой, и я согласилась.
Звонкий визг, который она издала, спрыгивая со своего табурета и обнимая нас обоих за плечи, мог бы разбудить покойника.
- О, я так рада за вас обоих. Это так чудесно. О, Эдвард, о, Белла, как это прекрасно, - восклицала она снова и снова, целуя в лоб то Эдварда, то меня. – Ты рад, Карлайл? – спросила она сердито, видя, что он не двинулся с места.
- Конечно, - хохотнул он. – Но для меня это не такой внезапный сюрприз, как для тебя, моя дорогая, - и он засмеялся.
Эсме нахмурилась и требовательно посмотрела на своего мужа.
- Ты знал и не сказал мне? – игриво зарычала она. – О, доктор Каллен, у вас серьезные неприятности.
Карлайл только усмехнулся и встал со своего места.
- Думаю, сейчас моя реплика, - сказал он. - Эсме, могу я увидеться с тобой в наших комнатах на минутку перед обходом? – ласково спросил он ее.
Она хихикала, пока шла через комнату и вверх по лестнице. Вскоре по всему дому эхом разнесся отчетливый звук шлепка по попе.
Эдвард закатил глаза, потом перевел взгляд на меня.
- Мне жаль, что я сказал им… - извинился он.
Я погладила его по щеке и улыбнулась:
- А мне нет.
- Нет?
- Нет, а должно было?
- Я просто подумал – а вдруг ты хотела сохранить это в секрете или что-нибудь в этом роде? Может быть, пока твой развод не закончится. Мы могли бы удивить остальных и сразу пожениться. Если мы попросим маму и отца сохранить нашу помолвку в тайне, они так и сделают. Может быть, как только все будет сделано, мы пригласим остальных на вечеринку и удивим их нашей новостью?
«Как только все будет сделано». Мой мозг сосредоточился на этих словах, пока я старалась разобраться, что он пытался мне сказать. Он не хочет свадьбу? Хочет просто быть женатым?
Я могла это понять. Было бы лицемерно с нашей стороны устраивать настоящую свадьбу. Я уже выходила замуж, и это было притворством с самого начала.
Он не хотел праздновать наше бракосочетание со своей семьей. Он хотел сделать это тихо, в здании суда, потому что у меня уже была свадьба до этого. Следует ли нам просто зарегистрироваться, поскольку я не могу сочетаться с ним браком в их семейной церкви? Я начала жалеть его. Это могло бы быть его первой – и, надеюсь, единственной – свадьбой. Будет ли он стыдиться того, что женится на разведенной?
- Почему твое лицо затуманилось, детка? – тихо спросил он.
Я не хотела портить воспоминание о дне, когда он попросил меня выйти за него замуж, но это нужно было обсудить. Кое-что было не таким простым, как вначале казалось. Весь сценарий «долго и счастливо», родившийся в моем мозгу, был слишком далек от действительности.
- Элизабет нужна ее ванна и бутылочка, - мягко сказала я ему, высвобождаясь из его объятий и вставая со своего места за столом.
Мне было жаль оставлять его без всяких объяснений наедине с посудой, но это будет трудно. Труднее, может быть, чем кое-что из того ужасного, через что я прошла в последние несколько лет. Но это нужно было сделать. Нам придется поговорить об этом, причем сделать это необходимо теперь, перед тем как кто-нибудь еще узнает, что мы помолвлены.
Я унесла Элизабет в свои комнаты и заперла за собой дверь. Пустила воду в ванну и искупала малышку медленно и нежно. Я говорила с ней обо всем и ни о чем, пока она брыкалась и плескалась в теплой воде.
Я завернула ее в огромное красное махровое полотенце и отнесла в детскую, чтобы одеть ее для сна. Подогрела бутылочку с молочной смесью и держала малышку на руках, сидя в кресле-качалке, пока она сосала. Вместо того чтобы смотреть в глаза моей крошке, пока она пьет, я смотрела на кольца на моем пальце.
Кольцо обещания и обручальное кольцо. Они оба такие красивые и столько значат для нас с Эдвардом. Я знала, что кольцо обещания было фамильной ценностью, но понятия не имела, где он раздобыл обручальное кольцо. Он уже купил его? Одолжил? Попросит ли его кто-нибудь назад однажды? Хранил ли он его у себя давно? Значит ли оно что-нибудь более важное для него, чем кольцо обещания?
Я ни минуты не сомневалась в ценности, которую придавала ему. Оно было как раз таким, какое я выбрала бы, если бы у меня была такая возможность. Простое, и изысканное, и просто правильное. Не претенциозное, не кричащее, просто кольцо, чтобы крепче связать нас двоих.
Простой золотой ободок с бриллиантом, вставленным в старомодную зубчатую оправу в центре. Похоже, оно было старым, но на нем не было никаких надписей, только бриллиант на гладком кольце.
Когда Элизабет перестала сосать, я посмотрела на ее сомкнутые веки и улыбнулась. Она была такая хорошая. Такая спокойная. Она очень редко плакала, а если такое случалось, легко успокаивалась.
Я поцеловала малышку в лобик и положила ее в кроватку. Устроила ее там и несколько секунд поглаживала по маленькой попке, прежде чем проверить монитор и закрыть за собой дверь.
Я не нервничала по поводу предстоящего разговора с Эдвардом, и мне нужно было, просто очень, с ним поговорить. Я знала, что это не конец для нас и что если мы никогда не сделаем этого официально, я не буду возражать, потому что все, что меня действительно заботило – это чтобы он навсегда стал моим. В браке или нет, я бы взяла его любым способом, который позволил бы мне получить его.
Я поправила подушки на своем диване и отперла дверь. Через несколько секунд послышался тихий стук. Или Эдвард стоял прямо за дверью в ожидании какого-нибудь сигнала, или это было совпадением. В любом случае его выбор времени был безупречным.
Я знала, что хочу сказать и как сказать это, поэтому проводила его в комнату и попросила сесть на диван. Сев рядом, я подала ему руку, а потом посмотрела в глаза.
- Нам нужно поговорить, - твердо сказала я.
Он на мгновение закрыл глаза, а потом уныло кивнул.
- Ты не хочешь выходить замуж, да? Я слишком быстро тебя попросил. Я знал это! – бормотал он. – Прости, что я так набросился с этим на тебя. Мне следовало подождать. Ты это имела в виду, когда говорила о шестидесяти днях, не так ли? Ты была рада, что у тебя есть шестьдесят дней, чтобы обдумать все перед тем, как решать, этого ли… меня ли ты действительно хочешь. Мне так жаль. Я просто увлекся. Я возьму обратно… В любом случае, это было никуда не годное предложение. Я должен в следующий раз отвезти тебя в какое-нибудь красивое место. Мы уедем на выходные, и я сделаю это особенно. Хороший ужин, шоу или что-то еще, а потом я опущусь на одно колено и попрошу тебя, как полагается.
Он сбивчиво бормотал, и если бы это не было так чертовски восхитительно, это бы разбило мое сердце – слышать, как он это говорит. Он сомневался во мне. Меня сокрушала мысль о том, что я произвела на него такое впечатление, и я пообещала себе как можно быстрее исправить хотя бы это.
Прежде чем заговорить, я крепко сжала его руку и убедилась, что он готов внимательно меня выслушать.
- Эдвард, если ты закончил нести ерунду, можно я скажу кое-что? – и я хихикнула. Он выглядел потрясенным, но яростно закивал. – Спасибо. Теперь по порядку. Я выйду за тебя. Предложение было идеальным, и мне не нужно думать шестьдесят дней, чтобы узнать то, что я знаю почти всю мою жизнь. Я хочу тебя. Я всегда тебя хотела. Я хочу быть твоей и чтобы ты был моим. Я люблю тебя, Эдвард.
Он тяжело вздохнул и уронил голову на грудь.
- Слава Богу, - прошептал он почти беззвучно.
- Посмотри на меня, пожалуйста, Эдвард, - попросила я более уверенно, чем чувствовала себя. Когда он поднял на меня глаза, я начала снова: - Нам нужно поговорить кое о чем, прежде чем мы увлечемся, вот что я имела в виду, - я положила свободную руку ему на щеку, а он повернул голову, чтобы нежно поцеловать мои пальцы. – Я выйду за тебя замуж ровно через шестьдесят дней. Я обещаю, это не обсуждается. Но мне нужно спросить тебя кое о чем, пока все не включились в это и не превратили во что-то такое, чего ты не хочешь. Хорошо?
Он выглядел сбитым с толку, но все равно сказал: «Хорошо».
- Отлично. Дальше. Я хочу, чтобы ты знал, как мне жаль, что мы не можем пожениться подобающим образом. Мне жаль, что мы не можем сочетаться браком в вашей семейной церкви, но я стану твоей женой, и это все, что меня волнует. Мне все равно, где или как мы сделаем это, главное, чтобы это произошло. Я пойму также, если ты захочешь просто пойти в суд и заключить брак перед судьей, а потом устроить семейную вечеринку. Черт побери, гражданская церемония в парке тоже отлично подойдет мне, лишь бы это произошло. Я только начинаю представлять, как тебя смущает то, что ты женишься на разведенной, поэтому я согласна, что нам не следует устраивать большой шум вокруг этого. Так что твоя идея выглядит замечательно. Мы пойдем в суд, зарегистрируем брак, пригласим всех на вечеринку и объявим о том, что мы сделали.
Он резко выпрямился и с выражением крайнего опустошения на лице яростно замотал головой.
- Нет, Изабелла. Просто нет, - вскипел он.
EPOV
Все было испорчено! Наш разговор должен был быть совсем не таким.
Мы должны были смеяться над тем, какие дурацкие платья заставим надеть на свадьбу Роуз и Элис. Планировать, какие интриги будет плести мой брат против моего зятя, чтобы занять место шафера. Закатывать глаза и поеживаться, представляя себе, какую суету устроит вокруг всего этого мероприятия моя мать.
Вместо этого она говорила о том, что я стыжусь ее, потому что она будет разведенной. Несла какую-то чушь о том, что нам нельзя жениться в церкви, а нужно просто дешево и противно зарегистрироваться в чертовом суде – том же самом, который разрешил ей избавиться от Джейка и всего его зла!
Это было совершенно неправильно.
Поэтому я сказал ей нет. Просто нет. Все должно было идти совсем по-другому. Я слишком долго ждал, был чересчур, черт меня побери, терпеливым. Слишком долго был хорошим парнем. Теперь настало мое время. Наше время. Время, когда мы оба получали то, что хотели, никаких компромиссов, никакой экономии и, конечно же, никакого сокрытия нашего счастья от всех.
Это было так неправильно, что я снова сказал ей:
- Нет, Белла, так не будет. Ни в коем чертовом случае. Ни в коем чертовом случае я не женюсь на тебе в каком-то поганом суде с каким-нибудь пьянчугой с улицы в качестве свидетеля. Все будет совсем не так.
Она просто смотрела на меня испуганными глазами. Мне было невмоготу из-за того, что она думала, будто я разозлился, и казалось, что в каком-то смысле так оно и было. Но я был зол не на нее, скорее, на то, как она видит себя и нашу ситуацию.
Я провел рукой вверх по ее горлу и зарылся пальцами в волосы у виска.
- Детали не имеют значения, эта часть твоего бредового сценария была совершенно правильной. Для меня тоже важно только то, что я женюсь на тебе, но ты понимаешь все совершенно неверно, детка. Потом ты сможешь поспорить, возможно, с моей матерью и сестрами, о колорите и музыке, о платье и чертовом угощении или чертовых цветах, но я скажу тебе, как все будет. Через шестьдесят дней ты приедешь в церковь, да, в мою семейную церковь, и я буду там в костюме и при галстуке, и с дурацкими чертовыми цветами, приколотыми к лацкану. Ты пройдешь к алтарю, и пастор нас поженит. Я буду трястись, и нервничать, и так чертовски благодарить судьбу за то, что ты появилась, что не буду видеть никого и ничего вокруг себя, пока не услышу, как ты говоришь: «Согласна!» Потом мы отправимся в самое шикарное место, какое я только смогу найти поблизости, и будем танцевать всю ночь вместе с нашей семьей и друзьями. Все будут завидовать мне, потому что ты будешь такой чертовски потрясающей, такой, будь я проклят, красивой, что даже женатики будут ревновать, - я сделал паузу только для того, чтобы вдохнуть. Я не давал ей шанса вмешаться, прервать меня. Это было то, чего я хотел, и у меня были чертовски веские основания, чтобы хотеть этого. – Все будут целовать и обнимать тебя, и я буду готов поубивать их всех к тому времени, когда они наконец вернут тебя мне. Мы будем улыбаться для фотографий, пока не заболят щеки. Будем пить шампанское и смеяться над дурацкими речами Эммета и Джаспера. Мы не съедим ни кусочка из нашего ужина, потому что будем слишком заняты, глядя с обожанием друг на друга, чтобы беспокоиться насчет пищи. Мой отец выступит со слишком серьезной речью, которая смутит меня, а мой дядя Аро попытается ущипнуть тебя за задницу, потому что он, мать его, делает так на каждой семейной свадьбе. Моя троюродная сестра Таня будет приставать ко мне, а ты, возможно, врежешь ей на следующей неделе за такую попытку. Мы будем есть торт, а потом сядем в роскошную машину, к которой кто-то привяжет надутые презервативы, и поедем в какое-нибудь симпатичное и уединенное место, где я наконец буду заниматься с тобой любовью, КАК С МОЕЙ ЖЕНОЙ, ЧЕРТ ПОБЕРИ! – взревел я.
Я не собирался кричать так громко, но к моменту окончания моей речи уже не в состоянии был мыслить здраво.
Она выглядела ошеломленной. Даже, кажется, не дышала. Когда она все-таки вдохнула, перед самыми последними словами, это сломало мою решимость оставаться спокойным.
- Но люди будут знать, что я разведена, - тихо прошептала она.
На этот раз я действительно закричал. На этот раз я все-таки разбудил Элизабет. На этот раз прибежали мои родители. Мне было наплевать на все. Она должна была знать, что я думаю, а она просто не слушала меня.
Я вскочил на ноги и встал прямо перед ней, сидящей на краю дивана.
- Я хочу, чтобы все в известной нам вселенной знали, что ты развелась с этим гребаным бесполезным, бесхребетным ублюдком, Белла. Хочу, чтобы ты встала перед Богом, и всей нашей семьей, и друзьями, которых мы сможем собрать, и сказала миру, что ты любишь меня навеки. В горе и в радости. В богатстве и в бедности. В болезни и в здравии. Я хочу это все, Белла или не хочу ничего. Выбирай! - заорал я.
BPOV
Он был так разъярен, что видно было, как пульсирует артерия у него на горле. Его кулаки сжимались и разжимались в такт дыханию.
Но я совершенно его не боялась. Он сердился не на меня; он просто пытался заставить меня слушать.
Карлайл и Эсме ворвались в комнату в тот же момент, как Элизабет начала вопить.
- Что, черт возьми, здесь происходит? – закричал Карлайл.
- Эдвард, почему ты кричишь? – потрясенно спросила Эсме.
Я потянулась к Эдварду, схватила его за руку и встала. Лицом к лицу с ним, без страха или замешательства. Он хотел все или ничего.
Я кивнула Эдварду и повернулась к его родителям.
- Он кричит, потому что мы женимся. Через шестьдесят дней. В семейной церкви. Перед Богом и семьей. И, очевидно, его дядя Аро ущипнет меня за задницу, а его троюродная сестра Таня – шлюха, - хихикнула я.
Пятничный ужин стал чем-то вроде «правила» для нас после того, который последовал за слушанием по делу о моем разводе.
После «большого взрыва» - как стали именовать нашу громкую ссору в моей комнате – установилась жизнь, которую другие назвали бы нормальной. Однако она не была нормальной для меня. Я не привыкла к свободе, которую теперь получила, к тому, чтобы мне постоянно говорили делать то, что мне нравится и перестать спрашивать, можно ли мне что-то сделать в «моем собственном доме».
Я снова полюбила готовить и проводила много времени на кухне с Эсме. Она представила меня своим растениям, что поначалу показалось странным, даже я знаю, что не вполне нормально думать о растениях, как о людях, но Эсме думает именно так. Она дала имена всем своим экзотическим орхидеям, и я должна признать, что они выглядят здоровее и ярче после ее любовной заботы о них.
Многие часы я провела и в кабинете Карлайла, беседуя с ним о моих сеансах с Керри и о том, что я хочу сделать с моей жизнью, помимо того, разумеется, что я буду женой и матерью. Я не очень хорошо закончила выпускной класс в средней школе, и хотя мы не обсуждали, почему так получилось, я знала, что он понимает. Я еще не разговаривала с Эдвардом о моем плане пересдать заключительные экзамены с выпускниками местной школы, но понимала, что здесь пока нет никакой спешки.
Та первая неделя дома была настоящим блаженством, поскольку Эдвард был с нами целыми днями. Мы расставались, только когда принимали ванну. В остальное время мы все делали вместе. Но это не продлилось долго. С понедельника он вернулся к работе в клинике, и это оставляло меня томиться в одиночестве и тосковать по пяти часам вечера, когда он возвращался, ворвавшись через парадный вход, обычно выкрикивая мое имя. Найдя меня, он страстно меня целовал и говорил, как сильно любит и скучает. Мы связывались с ним в течение всего дня. Посылали друг другу письма на электронную почту, отправляли одно за другим текстовые сообщения, но этого никогда не хватало.
Вначале я старалась, чтобы к моменту его прихода домой Элизабет спала и не беспокоила его, но после нескольких таких дней он признался, что соскучился по ней, и захотел узнать, почему она всегда спит. Когда я сказала ему, что специально делаю так, чтобы она не отнимала его драгоценное время после прихода с работы, был напряженный момент. Он вопил, я плакала, но вскоре мы во всем разобрались и снова все пошло прекрасно.
Он заставил меня пообещать больше так не делать. Повторял мне снова и снова, как любит малышку, как сильно хочет видеть ее и проводить время с нами обеими. Он постарался убедить меня в том, что ее распорядок дня – это главное, и что он понял бы, если бы ей естественным образом необходимо было спать в это время, но мне не следует специально укладывать ее в постель из-за того, что он приходит домой.
Ужин всегда был на столе ровно в шесть. Пару раз Эсме сердилась на Карлайла за опоздание, поэтому я старалась приходить заранее, чтобы помочь приготовить еду и чтобы к началу ужина мы с Элизабет были уже на местах. Я еще ни разу не пропускала ужин и не опаздывала, и не планировала делать это в дальнейшем.
После ужина Эсме и Карлайл выносили Элизабет на террасу и пили там кофе, пока мы с Эдвардом мыли посуду. Сначала Эсме пыталась протестовать, но когда Эдвард объяснил, что мы действительно хотим убираться на кухне, она вздохнула и сдалась. Она спросила меня об этом на следующий день, и я рассказала, без подробностей, что это напоминает нам обоим о том, как это было, когда мы были застенчивыми подростками, и что мы счастливы наконец иметь возможность разговаривать, играть, смеяться – и хлестать Эдварда по аппетитной заднице посудным полотенцем – когда мы прибираемся на кухне. После этого она никогда больше не сопротивлялась, когда мы говорили, что уберемся, и это стало для меня одним из любимых моментов дня.
Утро, однако, не было моим любимым временем суток. Прощание с Эдвардом, когда он уходил на работу, причиняло мне боль. Настоящую боль. Постепенно мне становилось немного лучше, но только совсем чуть-чуть. Он задерживался как можно дольше на крыльце, но когда я махала ему вслед рукой, то всегда чувствовала, что мое сердце разрывается на части.
Вождение машины тоже стало важной частью моей новой жизни. Я ездила повсюду! Мне нравилось. Я чувствовала себя свободной, независимой и уравновешенной, когда выезжала одна или с Элизабет куда-нибудь, ни о чем не беспокоясь. Периодически меня останавливал Чарли, и в первый раз я сильно испугалась, но потом, поняв, что он на самом деле ничего не может мне сделать, кроме как выписать очередную дурацкую штрафную квитанцию за какое-нибудь идиотское воображаемое нарушение правил дорожного движения, я привыкла к этому.
Дважды я ездила в клинику, чтобы навестить Эдварда. Один раз когда Элизабет простудилась, а второй – когда он наконец убедил меня явиться на прием к Стиву Гловеру. У меня ушло пол-утра на то, чтобы набраться храбрости и вывести машину с подъездной дорожки, и еще двадцать минут я просидела на парковке в клинике, чтобы осмелиться войти внутрь.
Сам по себе прием оказался не таким уж плохим, и я ушла, задаваясь вопросом: зачем было так волноваться. Во время сеанса у Керри на следующий день она бесконечно хвалила меня за мою храбрость и силу, но на самом деле я не заслуживала всех этих похвал за то, что сделала нечто настолько обычное, как контроль собственного здоровья.
В продовольственном магазине я делала покупки вместе с Элизабет, пристегнутой в маленьком детском переносном сиденье к верхнему отсеку тележки, и каждый раз с гордостью протягивала кассиру мою собственную платиновую кредитную карту. На то, чтобы привыкнуть тратить деньги Эдварда, у меня ушло больше времени, чем на то, чтобы прекратить копить сдачу, но в конце концов я справилась и с этим.
Мне все еще не нравилось это, но больше это не заставляло меня нервничать или чувствовать вину. В первую очередь мы боролись именно с этим. Эдвард был бесконечно терпеливым со мной, но здесь он стоял насмерть. Его попытки дать мне наличные с каждым днем становились все более сомнительными. Он исчерпал все мыслимые предлоги. Он начал оставлять пачки денег повсюду в моей комнате, и я даже нашла пару хрустящих сотенных купюр, засунутых в боковой карман детской сумки для бутылочек.
Проблема достигла критической точки, когда Элизабет простудилась и он дал мне рецепт на какое-то детское лекарство от простуды. Я не выкупила его. Двумя днями позже он навел справки в аптеке. В тот вечер он пришел домой с кредитной картой на мое имя и бросил ее мне через диван в гостиной.
- Я не позволю моей дочери обходиться без важнейших лекарств из-за того, что ее мать не принимает от меня деньги, Изабелла, - бушевал он. Я промолчала по поводу того, что он назвал малышку его дочерью, но как только появилась такая возможность, принялась снова и снова прокручивать в голове, как он сказал это.
Я возразила ему, что с Элизабет все хорошо, и напомнила, что он дал мне этот рецепт «просто на случай» если ей не станет лучше в течение суток, и что увидев, что ей полегчало, я не подумала, что мне нужно выкупать это лекарство. Но он не прислушался к таким доводам.
Вместо этого он снова бросил мне карту и заставил пообещать, что я буду пользоваться ею. Он сказал, что больше не будет наличных, не будет счета в продовольственном магазине и кредитов, предоставляемых магазинами, в тех местах которые, как он знал, мне нужно было посещать в течение недели. Если я хочу или мне нужно что-то, мне придется использовать карту.
Я обиделась, а Карлайл и Эсме всерьез рассердились на него. Они оба прямо на следующий день предложили мне наличные, но я отказалась. Эдвард объяснил, что он не изолирует меня, не наказывает, и я не обязана следовать каким-нибудь правилам, тем более что он не собирается их устанавливать. Но он хотел, чтобы я зависела от него, потому что знал, что мне больше не от кого зависеть – кроме его родителей, которых, по его словам, он был полон решимости не вовлекать в наши личные дела. Я сказала ему, что не люблю ультиматумов и что несправедливо с его стороны отменять счета по всему городу, потому что я была осторожна с его деньгами. Я кричала на него и спрашивала, не хочет ли он, чтобы я была такой глупой, пустой и мелкой девчонкой, которая тратит деньги на все, что ей нравится, не ударив пальцем о палец, чтобы заработать их. Тогда он засмеялся. На самом деле засмеялся надо мной, а я так разозлилась, что швырнула карту обратно ему в лицо и сказала, чтобы он засунул ее себе…
Он снова рассмеялся.
Он подобрал карту из-под ног, куда она упала, и прошагал через комнату ко мне. Вытащил мою руку из кармана и положил в нее карту, сжав мои пальцы поверх нее, а потом заговорил очень тихо.
- Все мое – твое. Трать на все, что тебе нравится, мне все равно. Нет никаких ограничений на то, где ты можешь тратить деньги или на что ты предпочтешь их потратить. Но если ты не выкупишь завтра лекарства по этому рецепту, я сам потащу тебя в аптеку и буду стоять рядом, пока ты это не сделаешь. Это не игра, Белла. Это здоровье нашей дочери. И ради двадцати долларов, потому что именно столько стоит все, что выписано, ради двадцати паршивых долларов ты готова играть ее благополучием. Я не готов. Выкупи лекарство, - я уныло кивнула; это было все, что я могла сделать. Я хотела сказать что-нибудь, но он не дал мне такой возможности. Он крепко поцеловал меня в губы и притянул к себе. – И ты не смогла бы быть – как это – глупой, пустой и мелкой девчонкой, даже если бы захотела. Кроме всего прочего, ты женщина с головы до ног, детка, ты настоящая женщина.
На следующий день я купила лекарства по этому рецепту и, улыбаясь, подала свою новую кредитную карту. С тех пор у меня это получалось все лучше.
Я все еще переживала за каждый цент, который тратила, но когда это касалось чего-то необходимого – особенно для Элизабет – я покупала все, что ей нужно, не моргнув глазом. Эдвард никогда не задавал вопросов о том, что появлялось в счете, а я изо всех сил старалась тратить поменьше.
Семейные ужины теперь, когда наша помолвка была главной темой для обсуждения, стали шумными мероприятиями. На самом деле это не так. Главной темой дискуссий была свадьба, хотя помолвка вызвала настоящий переполох в ту первую пятницу, но с тех пор все вертелось вокруг свадьбы.
Мы, четверо женщин, планировали и организовывали все. Казалось, все, что мужчины должны сделать, - это прийти.
На вторую неделю моей жизни в доме Калленов Карлайл отвез нас обоих на встречу с пастором Вебером, и тот, к моему большому облегчению, согласился поженить нас в церкви. Я не была уверена, почему он предпочел потворствовать этому, но он сделал именно это. Взгляды, которыми обменивались Карлайл и пастор во время разговора, говорили о том, что имела место какая-то уловка, возможно, даже некое вежливое принуждение, но я не возражала. Я хотела сочетаться браком в этой церкви, Эдвард тоже, поэтому мы были благодарны за то, что Карлайл ради нас прибег к некоторому количеству сдержанных уговоров.
За ужином в третью пятницу Эдвард спросил своих братьев и сестер, что они думают по поводу того, чтобы провести прием в отеле «Sol Duc Hot Springs Resort» в национальном парке. Я не уделяла большого внимания тому, что должно было происходить после официальной церемонии. Единственное, что меня заботило, – это наше бракосочетание, а идея о большом шикарном приеме казалась мне напрасной тратой денег. Однако больше никто так не думал, поэтому обычно, когда говорилось об этом, я держала свои протесты при себе.
- Это великолепно, но слишком далеко, - Элис сморщила нос.
- Согласна. Целый час езды от церкви до места приема – это очень далеко, дорогой, - поддержала ее Эсме.
- А почему бы нам вдесятером просто не вернуться сюда? – предложила я. На мой взгляд, в этом был смысл. Нам не нужно было закатывать вечеринку, потому что было более чем вероятно, что на ней будем только мы, а мы без проблем поместимся за обеденным столом.
Резкий вдох Эсме испугал меня, но больше всего меня поразила реакция Эдварда на мое предложение.
- Думаешь, на нашей свадьбе будем только мы вдесятером? – саркастически спросил он. Я думала именно так, поэтому кивнула. Он коротко засмеялся, потом притянул мою руку к губам. Не отводя взгляда от меня, он обратился к матери, сидевшей слева от него: - Эй, мам, скажи Белле, сколько у нас приглашенных на данный момент.
Эсме просияла:
- Семьдесят четыре, - самодовольно ответила она.
Он приподнял брови и улыбнулся так же самодовольно.
- Вдесятером, а? – засмеялся он. – Но я скажу тебе кое-что. Мне нравится твоя идея о том, чтобы провести прием здесь. Большой шатер, много круглых столиков и стульев и танцпол, чтобы можно было танцевать всю ночь.
Стол взорвался предложениями, одобрением, обещаниями помочь от всей семьи.
Вот как получилось, что на тридцать четвертый день из шестидесяти отведенных мне судом, я стояла посреди ювелирного магазина с Эсме и Элис по бокам от меня, глядя через стекла витрин на венчальные кольца.
Мы уже были у флориста и перебрали сотни фотографий оформления столов. Прослушали получасовую лекцию местного гуру по устроительству вечеринок о столовых приборах и использовании наружного освещения для создания нужного настроения. Час ушел на то, чтобы убедить Эсме, что нам не нужна живая музыка и для импровизированного танцпола вполне достаточно будет компакт-дисков.
Я была полна решимости выбрать для Эдварда кольцо, которое мне понравится. Я с удовольствием выслушала их советы, но в итоге я хотела, чтобы его кольцо, которое он, надеюсь, будет носить целую вечность, было куплено по моему выбору.
Потратить деньги Эдварда на то, чтобы купить кольцо ему же, казалось совершенно неправильным, но никто не хотел меня слушать.
- Мне нравится вон то, - сказала Элис, показывая на толстое золотое кольцо с гравировкой по всей поверхности. – Оно мужское, но все же замысловатое.
- А мне нравится вот это, - сказала Эсме, когда продавщица вытащила очередную покрытую атласом подставку из-под стекла. – Оно простое и ровное, но бриллиант дает определенный налет современности, тебе не кажется, дорогая? – спросила она меня, доставая кольцо из углубления.
Я провела пальцем вокруг него и присмотрелась. Я никогда еще не выбирала кольцо для кого-то, и это было трудно. Не все ли равно? Будет ли ему дело до того, какое кольцо он носит?
И тогда я увидела его.
- Это, - сказала я продавщице. Я хочу это кольцо.
Она достала его с подставки и опустила на мою ладонь. Оно было тяжелым. Ободок был гораздо шире, чем у тех, которые понравились моим спутницам. На верхней части был ровный участок со вставленным в него плоским, инкрустированным, черным, как смоль, ониксом. Внутри оникса были вырезаны затейливые линии, которые изгибались под углом с одной стороны до другой. Украшенные резьбой участки были более блестящими, чем гладкая поверхность, и я моментально поняла, что это кольцо Эдварда.
Эсме посмотрела на кольцо через мое плечо и ахнула.
- Вау, - было все, что она произнесла, но этим действительно все было сказано.
- Он полюбит его, - заверила меня Элис, рассмотрев кольцо.
Я подала кольцо и свою кредитную карту продавщице. Она унесла и то, и другое на противоположную сторону магазина, чтобы произвести оплату. Затем она вернулась с чеком, и я сунула коробочку с кольцом в свой карман.
Знай я, что вот-вот случится, я бы настояла на том, чтобы поехать прямо домой, но я позволила Элис и Эсме уговорить меня выпить кофе с пирожным, чтобы отпраздновать покупку кольца.
Я была вдали от Элизабет уже целых три часа – она была у Розали – и действительно хотела просто поехать и забрать ее, но разочарование на их лицах заставило меня передумать.
Они повели меня в маленькое кафе-пекарню, таких заведений было всего два или три среди ювелирных магазинов, и мы сели за столик в центре помещения. После того, как мы сделали наш выбор из небогатого меню, Элис пошла к стойке с пирожными, чтобы сделать заказ, в то время как Эсме отправилась к бармену – заказать наш кофе. В кафе было довольно свободно, так что повсюду были свободные столы и кабинки. Мне уже было легче находиться среди людей, но я все еще не стремилась к этому. С Эдвардом я чувствовала себя лучше, но неделя шла за неделей, и я все чаще начала выезжать в город только вдвоем с Элизабет. Керри сказала, что у меня хороший прогресс и я должна просто продолжать делать то, что делаю, потому что это явно помогает.
- Чертова сука!
Я услышала эти слова, но не успела задуматься, кто это кричит или на кого, как почувствовала жгучую боль от сильного удара по щеке.
* аббревиатура KISS расшифровывается как Keep It Simple Stupid, что переводится, в зависимости от контекста: «Не усложняй, дурачок», «Будь проще, тупица» и т.п.
Перевод: O_Q (Ольга)
Редакция: Чипка
Источник: http://robsten.ru/forum/19-1161-1#700472
0
