Первое октября тысяча девятьсот девяносто пятого года

‒ С тобой всё хорошо? ‒ спрашивает Элис.

Я рада, что она слышала последнюю часть моего телефонного разговора, так как мне совсем не хочется повторять его. И, хотя я уже не сомневаюсь, что развод моих родителей реален, окончательно в это поверится, когда ты произнесёшь это слух, а я не думаю, что уже готова к этому. Сломя голову, я лечу к кровати,и падаю на неё, утыкаясь головой в подушку, и плачу, пока у меня не начинает болеть голова и все слёзы уже выплаканы. Когда я поднимаюсь, чтобы вытереть лицо, я замечаю Элис, сидящую рядом на кровати, скрестив ноги, прижимающую Симбу к груди.

- Ты хочешь поговорить об этом?

Я качаю головой.

‒ Пока нет. Я просто не могу в это поверить. Ещё на прошлой неделе они звонили мне, рассказывая о картине, которую они повесили на кухне. А сегодня говорят, что выставляют дом на продажу, мама переезжает в Аризону, а папа будет жить с вдовой своего лучшего друга, и всё это время их отношения были то на взлете, то рассыпались на осколки…

Я поднимаю руки вверх, сгибая средний и указательный пальцы, рисуя воображаемые кавычки:

‒… Но это не так.

‒ Да уж, тебя ждет интересный День Благодарения.

‒ Я ничего не понимаю, они сказали мне не приезжать домой. О, Боже мой, Элис!

Я провожу руками по глазам, после пропуская волосы на голове через пальцы.

‒ Общежитие закрывается на время праздника, а время на подачу заявки для специального жилья уже прошло. Мне некуда идти.

Пока все нормальные люди будут есть тыквенный пирог, я буду спать в картонной коробке в метро.

‒ Не закончится всё это тем, что ты будешь спать в картонной коробке.

‒ Ты права. Я слишком маленькая, кто-нибудь побьёт меня и отберёт коробку.

‒ Если не получится найти место, то ты всегда можешь остановиться в квартире Эдварда. И я точно знаю, что он не станет возражать.

‒ Никто в здравом уме не позволит остановиться в своей квартире чужому человеку, пока он будет находиться в другом штате.

‒ Ты ‒ не чужой нам человек, ты ‒ мой друг. Кроме того, Эдвард сейчас в Вашингтоне, так что он будет с тобой в одном штате.

Правда, тебе придётся мириться со всеми его глупыми амбициями, а квартира у него не очень большая, так что нет шансов, что тебе удастся избежать этого.

Я прилагаю все усилия, чтобы вообразить себе, чем может закончиться неделя наедине с Эдвардом. Мне так хочется думать, что это превратиться в нечто похожее на один из бульварных любовных романов, что я мельком читала, удирая, якобы, посмотреть стойку "Hallmark",что я мельком читала, пока мама закупалась в продуктовом магазине, но у меня ничего не получается. Как сильно бы я не старалась, я не могу представить его без рубашки, стоящим передо мной на коленях, и целующего мои интимные местечки; понимаю только, что вкладываю в это очень большие ожидания.

‒Ты, конечно, подумай, ‒ продолжает она. ‒ Возможно вариант с картонной коробкой лучше.

Видно, что она пытается пошутить, поэтому я выдавливаю из себя смешок. Но мои притворные эмоции лишь с новой силой подталкивают вырваться наружу мои искренние. И я вновь плачу.

‒ Я всё ещё не могу в это поверить.

‒ Они были счастливы в браке? ‒ спрашивает она.

‒ Нет ‒ это всё так ненормально. Они поженились только потому, что мама забеременела. Они никогда сильно не любили друг друга. Меня не так сильно расстраивает их развод. Меня больше…‒ я качаю головой. ‒ Это прозвучит ужасно.

‒ Расскажи, я не буду тебя судить.

‒ Они были несчастливы, так ведь? Для меня это было совершенно ясно ещё с самого детства. И когда мама говорила мне, что они всё это время оставались вместе только ради меня, и что, если бы не я, они бы развелись ещё несколько лет назад, и это заставляет меня чувствовать себя дерьмом. Из-за меня? И как это, интересно, мне помогало?

‒ Я считаю, что они надеялись, что ты легче переживёшь это, если всё будет происходить не на твоих глазах, но это ‒ бред, так легче только для них.

‒ Сколько тебе было лет, когда развелись твои родители?

‒ Мои родители никогда не разводились.

‒ О, ‒ мне непонятен её ответ, но я не спрашиваю подробностей; я часто слышала, как Элис обращалась к жене своего отца, но ни разу при этом она не обращалась к ней, как к матери.

‒ Моя мама умерла, когда мне было двенадцать.

‒ Прости, мне очень жаль, ‒ я чувствую, себя идиоткой, ‒ я знаю, что у тебя мачеха, и предположила…

‒ Всё в порядке, ‒ мгновенье она смотрит на меня, но на самом деле её взгляд ни на чём не сосредоточен, ‒ ты просто ошиблась.

Потом, развод более распространён, чем смерть одного из родителей в тридцать лет.

‒ Я хотела сказать, что сожалею о твоей потере.

‒ Да, ‒ она съёжилась и снова прижала Симбу к груди. ‒ спасибо.

Понимаете, Элис всегда была очень маленькой, а когда она согнулась, то стала ещё меньше, чем обычно. Сейчас она чувствует то же, что и несколько секунд раньше, только выглядит это ещё хуже, возможно, из-за того, что я привыкла видеть её энергичной и жизнерадостной.

Через некоторое время Элис выпрямляется и снова становится похожей на себя. Она убирает волосы с лица, заправляет их за ухо и наклоняется ближе ко мне.

‒ Мне нужно отвлечься. Расскажи мне какой-нибудь секрет.

‒ Когда Эдвард вчера перезапускал твой ПРЭМ, я на минутку подумала о том, чтобы сбросить с себя полотенце.

‒ Он тебе нравится, так что это нормально. Я хочу услышать что-нибудь шокирующее, то, за что тебе жутко стыдно.

‒ Больше всего меня расстраивает то, что я больше никогда не попаду в свою старую спальню, а не развод родителей. Под паркетной доской спрятан мой дневник, и я бы хотела вернуть его назад. Но если я скажу об этом своим родителям, то они прочтут его, и убьют меня за некоторые вещи, что там описаны.

Она смеётся и кидает в меня Симбу.

‒ За что? ‒ спрашиваю я.

‒ Тебе восемнадцать лет. Ты никогда не целовалась и ещё два дня назад ты ни разу не напивалась, школу ты закончила с отличием и прекрасным средним баллом. Что может быть такого в твоем дневнике, за что родители захотят тебя убить?

‒ Есть там некоторые вещи, ‒ настаиваю я. ‒ Как бы тебе сказать… Моя мама довольно религиозна. Она взбесится лишь от того, что я подумала о сексе; а то, что я планировала заняться сексом до того как умру, наверняка, разъярит её до предела.

‒ Она за тысячу миль от тебя. Что она сможет сделать - запретит тебе разговаривать по телефону?

‒ Ты просила меня рассказать о том, за что мне очень стыдно, но не просила, чтобы это имело какой-то смысл.

‒ Ну, да. Но эту историю лишь с натяжкой можно назвать грязной.

‒ Это по твоим меркам, ты же ‒ главная тусовщица в частной школе. В обычных школах всё намного спокойнее и приземлённей. Так, я рассказала, за что мне стыдно, теперь твоя очередь.

‒ Мне нечего рассказывать.

‒ Да, так уж и нечего.

‒ Да, правда. Ты же хорошо меня знаешь, меня невозможно смутить.

‒ Угу, угу, ‒ говорю я, качая головой. ‒ Ты не уйдешь из этого разговора сухой. Это не обязательно должно быть то, за что тебе стыдно, просто что-нибудь сочное, о чём я не знаю.

‒ Хорошо, ‒ она садится, и глубоко вздыхает. ‒ Но ты не будешь на меня кричать, так как сама спросила…

‒ Так, это уже интересно.

‒ Вот, помнишь, Эдвард увидел тебя в одном полотенце? Возможно, я намеренно сделала так, чтобы вы с Эдвардом остались вдвоём.

Она закрывает лицо руками, защищаясь, если я вдруг стану бросать в неё вещи.

‒ Я думала, что ты была в ванной, так как заметила твои Docs (Белла носит ботинки Doc Martens ‒ прим.ред.) рядом с дверью, но всё же не была до конца в этом уверена. Поверь мне, специально устроить так, чтобы Эдвард увидел тебя голой, слишком даже для меня.

Только я в порядке. Я не сержусь на неё, просто немного не понимаю. Она раздвигает пальцы, выглядывая из‒под них, и когда замечает, что я сижу точно в таком же положении, что и раньше, она расслабляется, выдыхает и выпрямляется.

‒ Зачем ты это сделала?

‒ У меня такое чувство, что Эдварду ты бы очень понравилась, стоит ему получше тебя узнать; он бы сразу понял, что ты идеальна для него. Это не то, что я, как бы, оправдываюсь, я понимаю, что это не очень хорошо звучит, но иногда я просто предчувствую, ‒ она пожимает плечами. ‒ И это, как раз, ‒ один из тех случаев.

Я пыталась сдержать улыбку, но ничего не могу с собой поделать.

‒ Почему ты смеёшься?

‒ Я жду, что сейчас из нашего шкафа выпрыгнет Дайон Уорвик  и за четыре доллара в минуту расскажет мне, о чём будет моя статья по философии.

‒ Иззи, я серьёзно. Это случается редко, и я точно не могу сказать, когда это будет. Всё, что я знаю, что каждый раз, когда у меня возникает шестое чувство, то каждый раз я оказываюсь права.

‒ Ну, хорошо. - Я всё ещё не верю ей, но готова поиграть, – давай, приведи мне какие-нибудь примеры.

‒ Когда мама умерла, я знала, что папа женится в течение года. Я также знала, что Эдварду не понравится новая жена отца, и он перестанет приезжать домой на праздники. Когда я получила по почте письмо с номером комнаты, я знала, что ты и я станем хорошими друзьями. И я знаю, что умру от рака, также, как и мама…

Её голос дрожит. Она втягивает в лёгкие больше воздуха, а потом глотает с такой силой, что мышцы её горла заметно изгибаются:

‒ … И, когда это со мной произойдет, я буду моложе, чем была она.

Я произношу единственное, что, как мне кажется, может успокоить её.

‒ Предчувствие идет вразрез с наукой, и это так. Не должно быть так, чтобы предчувствие предвещало случай.

‒ Ты веришь в Бога?

‒ Да.

‒ Учёные так и не доказали его существование.

С её логикой не поспоришь.

‒ Мне не хотелось бы, чтобы так получилось, ‒ произношу я.

‒ Мне тоже.

Через некоторое время звонит телефон, я лежу в постели, но не сплю. Для одного дня у меня было уже достаточно плохих новостей, и когда я понимаю, что звонивший не из кампуса, я ожидаю ещё одну порцию кошмара. Элис нет, и я просто позволяю перейти звонку на автоответчик. Ожидая услышать из трубки голос матери, я прячу голову под подушку, в тщетной попытке блокировать её. Но вместо неё я слышу голос Эдварда, и я счастлива, что напрасно старалась.

‒ Добрый вечер, леди. Нет, Элли, не беспокойся, я звоню не для того, чтобы спугнуть какого-нибудь парня в твоей комнате. Я только что вернулся с тренировки по смешанным единоборствам, и у меня есть несколько минут прежде, чем отправиться на полигон учебной стрельбы, я подумал...
Не в силах сдержать улыбку, я беру трубку.

‒ Элис в ванной, и в комнате кроме меня никого нет. Так что твоя чрезмерная братская защита хоть и забавная, но всё же является пустой тратой времени.

‒ Но это заставило тебя улыбнуться.

‒ Ну, да.

‒ Тогда это стоило того, и я рад, что Элис нет рядом. Я звонил, чтобы поговорить с тобой, я сожалею о разводе твоих родителей.

‒ Как ты узнал?

‒ Элис сообщила мне по электронной почте. Я понимаю, что ты и я не очень хорошо знаем друг друга, но я готов поговорить об этом, если ты захочешь. И у меня есть предположение, как ты себя чувствуешь.

‒ Я даже не могу описать, ‒ мой голос звучит резче, чем мне хотелось; но, то что он говорит, никак не вяжется с тем, что я знаю о нём.

‒ Моя мать умерла, когда я был далеко от них, в подготовительной школе, ‒ объясняет он, ‒ и, хоть тогда обстоятельства были другие, я прекрасно знаю, какого это ‒ иметь дом, который ты знал и любил, и который исчез в одно мгновение, без предупреждения.

И я уже в который раз за день чувствую себя идиоткой.

‒ Я сожалею, ‒ произношу я. ‒ Понимаю, что это заезженная фраза, и тебе уже, верно, надоело слышать …

‒ Спасибо, ‒ отвечает он. Я так понимаю, что ты в поисках места, где провести День Благодарения?

‒ Я убью твою сестру.

Он смеётся.

‒ Элис не знает границ, с этим, конечно, не поспоришь. Но при этом она всегда поступает верно. У меня небольшая квартира, и, если тебя это не беспокоит, и ты готова терпеть меня в течение недели ‒ я бы с удовольствием провёл это время с тобой. Но у меня будет одно условие.

О, да, я готова на всё.

‒ Хорошо, ‒ говорю я.

‒ Ты умеешь готовить индейку?

И с этого момента мне начинает казаться, что, возможно, всё будет очень хорошо.

Двадцать второе ноября две тысячи девятого года.

Джаспер совсем не такой, каким я его представляла, хотя это и глупо, потому что я не уверена, что вообще представляла его. Он довольно тихий, но при этом вызывает симпатию. Я надеюсь, что он пока только стесняется, и у меня есть все основания полагать, что со временем он привыкнет ко мне и не перестанет быть таким же милым. Но потом я вспоминаю, что он ‒ один из близких друзей Эдварда, именно благодаря ему они с Элис и познакомились. И теперь, как бы мне не хотелось, чтобы я понравилось ему, я понимаю, что этого не будет. Я бросила двух людей, которых он любил больше всего. На его месте мне бы тоже не особо хотелось бы разговаривать со мной.

‒ Ты хорошо спала?

Голос Элис пугает меня. Щёки тут же краснеют и я сосредотачиваю свой взгляд на списке покупок, который я составляла, чувствуя себя старшеклассницей, которую только что отругали за излишнюю мечтательность.

‒ Чудесно, ‒ отвечаю я, улыбаясь.

‒ Я просто подумала, что такого приготовить в четверг ‒ если ты ещё, конечно, не против чтобы я хозяйничала на кухне.

‒ Если ты этого хочешь.

‒ Шутишь? Да, я с радостью.

После того, как я поступила с вами, это самое малое, что я могу сделать.

‒ Мы с огромным удовольствием съедим всё, что ты приготовишь.

‒ Отлично.

Я вношу в список новые продукты, меню будет таким же, как в наш с Эдвардом первый совместный День Благодарения ‒ просто, даже частичка его заставляет меня чувствовать себя лучше.
______________________________________________
От Лисбет: Всем привет!!! Вот и капелька сыворотки правды, как она вам?! Я с нетерпением жду ваших комментариев. За редакцию главы я благодарю своих любимых Наташу и Наташу, и попрошу вас не забывать говорить им «спасибо» плюсиками в репутации. Я вас люблю, ваша Таня.