Глава 17: Дегустиционная чаша
_________________________________________________________________________
Эдвард не сказал мне, куда мы пойдем в канун Нового года, только попросил надеть платье. В колледж я взяла с собой только одно платье, оно короткое, чёрное, с пышными рукавами-фонариками. Я надеваю его вместе с плотными черными колготками и со своими любимыми ботинками Доктор Мартенс, которые я ношу всегда и подо всё. Единственная вещь на мне, указывающая, что я нарядилась для особенного случая ‒ это губная помада . RevlonColorStay стоит гораздо больше, чем я могу себе позволить, но они назвали свой оттенок «Raisin»(в переводе – изюминка), и этот цвет очень красиво смотрится на моих губах. Всё это заставляет меня чувствовать себя искушённой жизнью женщиной, взрослой, что гораздо приятнее, чем я обычно себя чувствую. Когда я выхожу из ванной, то очень довольна тем, как я выгляжу.
Правда это был до тех пор, пока я не увидела Эдварда. То, вочто он одет, нельзя назвать костюмом, но это также и не смокинг. Я не знаю, как это описать, что-то вроде современного делового костюма, но не то, что обычно мальчики-подростки надевают на выпускной бал. Чтобы это ни было, но Эдвард выглядит в нём потрясающе, и всё, о чем я могу думать, это как сильно мне хочется сорвать с него все эти вещи. При виде меня он улыбается, а потом начинает изучать мой наряд. И хотя его лицо ничего не выдает, и он ничего не говорит, но очевидно, что ему не нравится. Я не знаю точно, что мне делать, поэтому начинаю защищаться.
– Ты сказал мне надеть платье, я это сделала. Хотя теперь чувствую себя посмешищем. Это единственное платье, которое у меня есть. Пожалуйста, не смейся надо мной.
– Это не из-за платья, это… ладно… ты надела гриндерсы.
– Я всегда их ношу.
– Даже с платьем?
– Со всем и подо всё, – признаюсь я, пожимая плечами.
– Хорошооо, – он вытягивает последний слог, делая это замечания больше похожим на вопрос, после он вздыхает, и я понимаю, что что-то не так.
– Что такое?
– Я просто не уверен, как твой псевдо-готический прикид подходит под рамки дресс-кода.
– Дресс-код? Я думала, мы просто идем ужинать.
– Так и есть.
Это один из тех моментов, о которых он знает то, чего не знаю я, но, при этом, он думает, что я должна это знать это, как само собой разумеющееся. Раньше это происходило, когда мы пробовали разные штуки в кровати и не только, и последующее чувство неловкости было скорее от нежелания признаться самой себе в своём истинном страхечто-то ему оторвать, после чего ему придётся срочно отправляться в госпиталь. Теперь всё иначе. Я чувствую себя дефектной‒ не из-за разницы в возрасте или недостатка опыта, а потому, что он знает те вещи, которых я не знаю, и вряд ли когда-нибудь узнала бы, если бы не он. Это заставляет меня чувствовать себя плебейкой, но мне на это глубоко наплевать.
Я открываю и закрываю рот, после чего складываю руки на груди.
– Что это, чёрт возьми, за ресторан, в котором есть дресс-код?
– Ресторан четыре звезды.
До этого момента я не знала, что рестораны имеют звезды, и я чувствую себя подобно человеку из трущоб, поэтому киваю и пытаюсь выдать взгляд, который говорил бы ‒ «я знаю о таких». Но проблема в том, что мне никогда не удавалось ничего подделать.
– Всё в порядке, – говорит он, притягивая меня в свои объятия, – я должен был объяснить тебе лучше. Иногда я забываю, что для тебя всё это в новинку.
Я не думаю, что он хочет относиться ко мне покровительственно, но именно так он и делает, и это меня бесит.
Поэтому я отталкиваю его, я не только не хочу, чтобы он касался меня, я не хочу, чтобы он вообще находился рядом со мной.
– Это может удивить тебя, но в Форксе есть не только трейлерные парки и охотники на лосей. Там есть и магазины, и различные торговые центры, в некоторых из них даже подают еду.
– Я никогда и не думал по-другому.
– Тогда почему ты ведёшь себя так, будто это первый раз в моей жизни, когда я иду куда-нибудь поесть.
Его молчание говорит мне, что он пытается контролировать себя, и я очень сожалею, что он это делает. Хорошо это или плохо, я не знаю, просто я хочу знать, о чём он думает, что чувствует; я хочу, чтобы он показал мне какой он на самом деле. Иначе я никогда не узнаю, люблю ли я его на самом деле, и это не потому, что я подвергаю сомнению свои эмоции. Мне просто интересно, существует ли тот мальчик, к которому они направлены.
Он смотрит на меня, и когда он заговаривает, то ведёт себя так мило:
– По твоему собственному признанию, ты никогда не пробовала изысканных блюд. Вот почему я заказал там столик, а учитывая твою страсть к приготовлению пищи, я подумал, что ты будешь наслаждаться этим. Но я знаю тебя, и знаю, что тебе ничто не доставит удовольствие, если ты будешь сильно волноваться. А я очень боюсь, что ты будешь.
– Ты имеешь в виду, что там обязателен пиджак и галстук, так ведь? Так что я думаю, всё будет хорошо. Я хочу сказать, что у меня есть жакет, и я надену её поверх всего этого (п.п Термин «jacket-required»(требуется пиджак) означает пиджак и галстук для мужчины, дамы одеваются соответственно. Белла настаивает, что у нее есть жакет (jacket-пиджак, жакет, куртка)). Он смеётся, и, хотя я не понимаю, что он нашёл смешного в моих словах, но тоже смеюсь. Это лучший вариант из возможных, и мне бы не хотелось, чтобы он видел, как я плачу.
Ресторан из числа мест, которые я видела лишь в кино, и думала, что подобного не существует в реальной жизни. Кого я обманываю? В моей реальной жизни такого места не существует. Эдвард держит меня за руку, пока мы идём к нашему столику практически через весь зал; я замечаю женщин, многие из которых одеты в короткие чёрные платья, почти у всех на шее и на руках красуются бриллианты и другие драгоценности, и я – единственная здесь, кто обут в ботинки «Доктор Мартенс». И я понимаю, что Эдвард был прав, я одета совсем неподходяще. И, хотя, вроде, никто этого не заметил, это всё равно угнетает меня и усиливает волнение от того, что мы с Эдвард из разных миров. Я вспоминаю его бывшую девушку, с которой он катался на лыжах на праздниках. Она, скорей всего, носила бриллианты, а не гриндерсы. Раньше я никогда не чувствовала себя ничтожной, и, хотя мне не хочется этого и сейчас, я чувствую себя именно так. Я просто ничего не могу с этим поделать.
На столе, за который мы садимся, стоят свечи. Всё так романтично, и мы снова возвращаемся в наш пузырь, где есть только я и он, и ничто больше не имеет значения. Его улыбка настолько прекрасна, что я снова полностью расслабляюсь. Но, когда я беру в руки меню, мне кажется, что умереть на месте. Цены на отдельные блюда не указаны, стоит только одна цена в правом верхнем углу, рядом со словами «prixfixe» ( п/п: фиксированная цена блюда в ресторане). Слово «дорого» ‒ это не то слово, которое применимо здесь, и единственное, что приходит на ум, это ‒ «да они просто безумны».
– Я не могу себе это позволить, – говорю я.
– Я тебя пригласил, я плачу.
– Да, но ты не мог знать…
– Я был здесь раньше, – объясняет он. – Ты должна попробовать ризотто. Мне кажется, тебе должно понравится.
Я говорю себе, что это не такое уж и открытие, я знала, что у него есть деньги. Но, всё же, это большая неожиданность, я и понятия не имела, что у него так много денег. И у меня не так много времени, чтобы обдумать это. К нашему столу подходит человек со смешной серебряной чашей, которая висит у него на шее в виде ожерелья, и с интересом его рассматриваю.
– Можно мне диетическую колу, пожалуйста? – прошу я.
– Я передам ваш заказ официанту, – говорит он, – у вас есть какие-нибудь вопросы по винной карте?
После недолгой дискуссии Эдвард заказывает бутылку.
– Если это не наш официант, то кто это был? – спрашиваю я, когда мы остаёмся одни.
– Сомелье.
– Хорошо, – произношу я, кивая, чтобы он продолжал.
– Он – эксперт по винам. В большинстве ресторанов он один на весь персонал. Эти парни просто удивительные, ты говоришь им, что собираешься заказать, и они дают свои рекомендации относительно вин, которые усилят впечатления от блюда.
– Парни?
Он кивает, при этом выражение его лица остаётся неизменным, очевидно, он не понял, почему я не согласилась с выбранным им словом.
– Разве это не половая дискриминация? – спрашиваю я, – я хочу сказать, что уверена, есть женщины… как ты там сказал они называются?
– Сомелье. И – да, скорей всего, ты права. Просто я ни разу не сталкивался ни с одной из них.
Мне хочется напомнить ему, что даже если он был здесь раньше, он не может посещать подобные рестораны достаточно часто, чтобы его заявление имело юридическую силу, но потом я вспоминаю, что не знаю, чем он занимается. Когда дело доходит до той части жизни Эдварда, где меня нет, я очень много чего не знаю.
Но я хочу знать, только я не знаю, как начать разговор об этой части его жизни.
После того, как официант принимает наши заказы, возвращается сомелье и представляет Эдварду бутылку.
Эдвард внимательно смотрит на этикетку, после чего кивает и произносит:
– Спасибо.
С изяществом и сноровкой, каких я раньше никогда не видела, сомелье откупоривает бутылку и чуть меньше, чем полный бокал выливает в свою чашу, немного покрутив, он делает глоток.
– Ох, ну, конечно, не стесняйтесь, – говорю я.
Он улыбается, в отличие от Эдварда, который выглядит слегка пристыженным.
– Нет, ну, на самом деле. Почему Вы это сделали? – спрашиваю я.
– Существует много факторов, которые могут повлиять на качество вина в бутылке. Я не стал бы вам предлагать это вино, не будучи уверенным, что на вкус оно такое, как и было задумано.
– То есть, вы пробуете каждое вино, которое предлагаете?
– Да, – он наливает вино в бокал и ставит его передо мной.
– Вы когда-нибудь напивались на работе?
Он смеётся:
– Вы будете наслаждаться этим. Ваш спутник сделал отличный выбор.
Я перевожу взгляд на Эдварда. Если он и был раньше раздражён моим поведением, то сейчас, кажется, это уже прошло.
– Извините, что задаю столько вопросов, – говорю я сомелье, – это всё ново для меня, но так увлекательно.
– Всё нормально, – говорит он, посылая мне сияющую улыбку, наливая вино Эдварду, – я здесь, чтобы отвечать на ваши вопросы. Дайте мне знать, если потребуется моя помощь. Наслаждайтесь.
Он удаляется, отправляясь к другим посетителям, и я поворачиваюсь к Эдварду.
Несмотря на все приключения, вечер начинается, и я готова к нему.
За полчаса до полуночи мы возвращаемся в квартиру Эдварда. Я прислоняюсь к стенке в коридоре, пока он пытается открыть дверь.
– Проблемы с тем, чтобы стоять на ногах? – спрашивает Эдвард, улыбаясь.
– Нет.
На секунду я выпрямляюсь, доказывая ему, что в состоянии стоять прямо. Но, когда я переступаю порог его квартиры, то спотыкаюсь о собственные ноги.
– Осторожней, – его руки тут же обнимают меня за талию, он ведёт меня в квартиру и укладывает на кровать, – скорей всего, сейчас это для тебя самое безопасное место.
– Я не сплю, – произношу я, пожимая плечами, снимая свой жакет и передавая ему.
Он вешает его рядом со своим, после становится передо мной на колени и начинает стягивать с меня ботинки.
– Кто говорит о сне?
Он так близко, что ещё чуть-чуть, и я могу лизнуть его, и, несмотря на то, что мне этого хочется больше всего на свете, я не делаю этого, потому что для меня всё это ещё так странно. Я ещё не чувствую, что он достаточно мой, чтобы сделать такое.
– Ты такой вкусный, – выдыхаю я.
– Где-то я уже это слышал.
– Наверное, тебе всё время об этом говорят.
– Только ты, и только когда пьяна, – говорит он, поглаживая мои ноги поверх плотных чёрных колготок.
– Не надо, от них, наверное, жутко воняет.
– Они пахнут, как пахнут ноги, и я не имею ничего против.
– Ты выпил в два раза больше, чем я. Почему ты не пьяный?
– Что тебя заставляет так думать?
– Ты не выглядишь таким. Ты так же изящен и элегантен, как всегда, – понимая, что я сказала, я закрываю лицо руками, – Боже, я просто жалкая.
– Что тебя заставляет так думать?
– Потому что я нервничаю снова, очень сильно нервничаю, а когда я так сильно нервничаю, то чувствуют себя круглой дурой. А мне не хочется, чтобы ты думал обо мне, как об игрушке, которая всё время говорит глупости, потому что когда тебя нет рядом, я не веду себя так. И это мне так… не нравится. И ты заставляешь меня хотеть тебя так, как я никогда никого не желала, я сама даже не уверена, что понимаю как.
– Как?
Он улыбается, и мой взгляд перемещается на его губы. Всё, о чем я могу думать, это каково это, когда он вытворяет со мной всякие грязные штучки.
– Я хочу быть внутри тебя, – признаюсь я.
Он смеётся:
– Думаю, это физически невозможно.
– Нет, не так… я хочу сказать… ты всё время во мне, даже когда мы не… ну, ты понимаешь… потому что я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно. И больше всего на свете я хочу, чтобы ты любил меня, как я тебя.
– Это уже так.
– Мм?
– Я люблю тебя, Белла. Я не всегда хорошо показываю это, и для меня довольно трудно произносить эти слова, но я надеюсь, что ты мне веришь.
Я снова падаю спиной на кровать, выдыхая:
– Отстой.
– Это не та реакция, на которую я рассчитывал.
– Это всё вино, так ведь? Конечно, вино. Оно вызвало у меня галлюцинации.
– Вино не вызывало у тебя галлюцинаций.
– Мне так кажется. Но мне также только что показалось, что ты признался мне в любви, и нет ни шанса, что это на самом деле.
– Ах, но так и было.
– Я не верю тебе! На самом деле, я уверена, что когда завтра проснусь, то не буду помнить ничего из того, что произошло.
– В таком случае, мне придется напомнить тебе. А между тем… – рука Эдварда пробегает вверх по моим ногам, пробираясь под платье, поглаживая внутреннюю сторону моего бедра.
– Да, – выдыхаю я.
– А что насчёт этого?
Большими пальцами он цепляет края моих колготок, медленно стягивая их вниз. Я приподнимаю бёдра, и он снимает колготки с моих ног, нежно проводя рукой по только что оголившейся коже. Я думаю, что он собирается коснуться меня там, но он не делает этого. Он не касается меня. Я соединяю ноги, ожидая поймать его в захват, но его там нет. Я приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть, куда он делся, и нигде не вижу его, но дверь в ванную закрыта.
Если всё это происходит на самом деле, то это значит, что он любит меня. Так здорово, он любит меня, понимание этого заставляет меня сделать что-нибудь хорошее для Эдварда. Мысленно я прикидываю варианты, но сомневаюсь, что у меня может что-нибудь получиться, учитывая мои ограниченные способности. Потом я вспоминаю, что ему вроде очень нравится видеть меня обнажённой, а это довольно легко исполнить. Выиграв борьбу с молнией платья, я выкарабкиваюсь из него и вместе с нижним бельем бросаю на пол. Абсолютно голая, вытянувшись на кровати Эдварда, я чувствую себя такой взрослой и представительной, можно даже сказать сексуальной. Потом я вспоминаю, что у меня нет груди. Я хватаю подушку у изголовья кровати, и кладу её на грудь.
Эдвард выходит из ванной, одетый только лишь в боксёры, но он не смотрит в сторону кровати. Вместо этого он идёт к холодильнику, достает бутылку шампанского и вынимает пробку.
Первый размер, будь он проклят! Эдвард без конца твердит мне, что они ему нравятся, даже, несмотря на их маленький размер. Я откидываю подушку в сторону и ложусь на бок, ожидая, когда он посмотрит на меня.
– Осталось пять минут до полуночи, – говорит он, наполняя бокалы, – думаешь, ты сможешь сделать это? Я имею в виду, твоё состояние ещё хуже, чем у меня, а я сам еле- еле… – он замокает на середине фразы, когда видит меня, – вот это да.
– С Новым годом.
Шампанское так и остаётся на столе нетронутым. С наступлением полночи мы не говорим никаких тостов, мы просто очень заняты.
Тысяча девятьсот девяносто шестой год будет очень хорошим годом.
Мои ноги не касаются пола, но я совсем не боюсь упасть. Даже если Эдвард и отпустит меня, я всё равно не упаду. Просто не могу, я чувствую, что сила притяжения к Эдварду у меня намного сильнее, чем сила тяжести. Мои ноги обнимают его талию, и он прижимает меня к двери. Я тяну его за волосы и хозяйничаю языком у него во рту. Когда он прижимается бёдрами, я чувствую, что он твёрд, сильно, так же как деревянная дверь у меня за спиной. Это для меня, это из-за меня, и, хотя это привязано к его телу, я не сомневаюсь, что это принадлежит мне. Он принадлежит мне. И, кажется, что так было всегда. Единственное, что мне осталось сделать, это дать себе вернутся к нему.
– Эдвард, я хочу тебя. Хочу навсегда.
Он сильнее прижимает меня к себе и несёт к кровати. Несколько мгновений, и он уже без рубашки, да и на мне только лифчик и джинсы. Его руки в моих волосах, он снова целует меня, и первый раз в своей жизни я не боюсь. Я стою на пороге того, чтобы потерять себя, но меня это не волнует, потому что он тоже потерял себя. Я не нужна себе, пока есть мы. Его руки всё ещё гладят мои волосы, но он чуть отстраняется и смотрит мне в глаза.
– Что изменилось?
– Всё. Ничего. Я даже не знаю, – отвечаю я, пожимая плечами.
– Но ты, правда, имела в виду то, что сказала?
– Да.
– Я запутался. Минуту назад я слушал о рождественских планах Элис, а в следующую ‒ я уже здесь, с тобой.
– Ты,похоже, не возражал.
– Ох, совсем нет. Но я хотел бы знать, что привело нас сюда. Ещё несколько часов назад ты колебалась.
Он должен был понимать, как его сообщение на голосовой почте повлияет на меня. Десять лет назад, когда я уходила от него, в очень редких случаях он брал меня за руку в общественных местах. И поэтому для него записать такое сообщение на автоответчик голосовой почты и оставить его, чтобы его мог услышать каждый звонящий ‒ такой его жест говорит только об одном, и всё остальное не важно.
– Я только что звонила тебе, но ты не ответил.
– Должно быть, я не слышал тебя из-за проклятых рок-джинглов Элис.
– Я говорю про телефон.(п/п игра слов I called you – может переводиться, как я звонила тебе или я звала тебя)
– Это я должен был почувствовать, телефон должен был вибрировать в моём кармане. Извини, если ты подумала, что я игнорирую тебя.
– Я не думала об этом, в любом случае звонок перешёл на голосовую почту.
– Ты уверена, что набрала верный номер?
– Да, там было сообщение для меня…
– Ох, – произносит он, кивая. – Не могу поверить, что ты, наконец-то, услышала его. Я держу этот номер активным, надеясь, что ты всё же позвонишь мне, но сейчас я использую другой номер. Честно, я даже не знаю где сейчас тот телефон, на который ты звонила, он такой забавный, тяжёлый, как кирпич, да и выглядит так же. Я хранил его для тебя…на всякий случай. Каждый день я проверял сообщения, а иногда даже чаще. После я настроил его так, что все сообщения, оставленные на нём будут приходить на мой BlackBerry, – он кладёт ладони мне на щёки и гладит их пальцами, – эта телефонная линия была моим единственным шансом. Мне столько нужно было тебе сказать, и это был мой единственный шанс, хотя я уже было потерял веру услышать тебя когда-нибудь.
– У тебя другой номер?
– Конечно, мне всё равно, если это сообщение услышит кто-нибудь из моей личной жизни, но с политической точки зрения…
– Я должна была догадаться, – выдыхаю я, закрывая глаза, – не могу поверить, я уж подумала… – я качаю головой,
– не имеет значения.
Это просто уже смешно – снова чувствовать разочарование, но я ничего не могу с этим поделать. Его сообщение доказывает, что он любит меня. Если бы одной любви было достаточно. Более того, он должен принять меня такой, какая я есть. А я не совсем уверена, что он готов к этому.
– Мы должны вернуться к Элис, – говорю я. – Она уже, наверняка, целую вечность ждёт нас. Мы ведём себя крайне невежливо по отношению к ней.
– Наверное, ты права, – Эдвард поднимает рубашку, и засовывает руку в рукав, – ты не изменила своё мнение о нас, так ведь?
Я чуть не говорю «да». Но, когда я смотрю в его глаза, понимаю, что не смогу. Я думаю об этом, пока надеваю кофту через голову. Он – сенатор Соединенных Шатов Америки. Естественно, он не должен иметь такое сообщение в свободном доступе. Достаточно того, что он оставлял его там в течение стольких лет только для меня. Этого более чем достаточно.
– Нет, – отвечаю я ему, приглаживая свою кофту на бёдрах, – я слишком сильно люблю тебя.
__________________________
от Лисбет: Привет лапульки мои!!! Я очень люблю эту главу, думаю вы меня понимаете...Не забываем благодарить моих бет, и с нетерпением жду ваши комментарии на форуме.
Источник: http://robsten.ru/forum/19-1281-1#816488