Глава 46. Дижестив*

Это всегда заканчивается. Это то, что придает ему значение. 
– Нил Гейман 

1 июня 2001 года

— Это всего лишь на месяц. Ты вернешься быстрее, чем думаешь. 

Карлайл произносит это уже третий раз за все то время, что мы находимся в аэропорту. Я рада слышать подобное, но мне интересно, так ли это важно для него как для меня. 

— Кроме того, — продолжает он, — ты не сможешь принять решение, действительно ли тебе стоит посвятить свою карьеру вину, если всё это время будешь отвлекаться на меня. 
— А что если это не мое? Тогда ты просто зря использовал бы деньги за донорство спермы. 
— Эй, — Карлайл обхватывает ладонями мое лицо, — не зря, если дело касается тебя. Ты стоишь того. 

Его губы прижимаются к моим, и именно в этот момент раздается информация о посадке. Знаю, мне пора идти, но по какой-то причине я чувствую себя застывшей на месте. Он прекращает поцелуй и отходит от меня, но я тяну его обратно. 

— Спасибо за всё. — Когда я отхожу от него, то смаргиваю слезы. — Черт побери. Так трудно попрощаться с тобой... 
— Так и не надо. Ну же, — он берет меня за руку и тянет в сторону телескопического трапа, напрямую соединяющего вход в терминал аэропорта и самолет. — Они не будут ждать тебя, — пожав плечами, улыбается он мне. — С другой стороны, я... 

Я обвиваю свои руки вокруг него — просто еще одно объятие. Проходит некоторое время, прежде чем он прижимается ко мне в ответ, но мне нужно это последнее воспоминание. На этот раз, когда я разрываю наши объятия, мои глаза сухие. 

— До скорой встречи, — говорю я ему, прежде чем поспешить к выходу на повадку. 

Я показываю свой посадочный талон, а затем оглядываюсь назад, туда, где мы стояли с Карлайлом. Он стоял, улыбаясь, на том же месте, где я с ним и попрощалась. Быстро помахав, я поспешила на посадку. 
Когда я ступаю на телетрап, то вспоминаю, как однажды ночью магический Восьмой шар Элис снова и снова предсказывал мне, что я не пожалею, что не поеду в Гарвард. В тот момент я была слишком расстроена, чтобы мыслить трезво. Элис наклонилась и подняла шар оттуда, куда я его уронила. 

— Будет ли Иззи счастлива от того, что с ней произойдет в настоящем? — спросила она. 

«Все признаки указывают, что да», высветилось предсказание. 

Я прохожу на борт самолета. 

-o-O-o- 

27 декабря 2009 года

Когда Эдвард выходит из моей ванной, одетый для пресс-конференции, то выглядит так, будто сошел со страницы с колонкой о Самом сексуальном мужчине в журнале «People». Костюм сшит на заказ, рубашка накрахмалена до хруста, ботинки начищены идеально — я видела его таким и раньше на сотнях фотографий и в выпусках новостей. Тогда наряд сопровождался непоколебимой уверенностью и блеском в глазах — я никогда не сомневалась, что он находился в своей стихии. Но сейчас он отличался от того, каким представал на телевидении ранее. Это почти было похоже на то, когда смотришь на актера, уже надевшего костюм, но еще не вошедшего в образ персонажа. Все эти годы я думала, что он был тем, кем был раньше, но теперь я думаю иначе. 
Его глаза на секунду встречаются с моими, прежде чем он отводит взгляд, внимательно изучая мой наряд. Какое-то время он не шевелится и ничего не говорит. 

— Прости, — говорю я. — Просто кажется, что люди надевают костюмы на подобные мероприятия… 
— Ты права, они так и делают, — он снова фокусирует свое внимание на моем наряде. — У тебя есть еще что-нибудь... Я не знаю... может быть более традиционное? 
— Это единственный достойный костюм, который у меня есть, — покачав головой, отвечаю я. — Я добыла его в винтажном магазине в Викер-парке. 
— Что бы ты надела, скажем, на собеседование? 

В последний раз, когда я ходила на что-то, хотя бы отдаленно напоминающие собеседование, был примерно семь лет назад. Карлайл выдвинул идею, чтобы я отвечала за напитки в его первом ресторане, когда мы вместе лежали в постели. Чтобы удостовериться, что я достаточно квалифицирована, он провел слепую дегустацию нескольких вин — в отличие от теста, который я проходила для своей сертификации сомелье. Только с Карлайлом на мне была повязка на глаза и больше ничего. 

— Не знаю, я не ходила на них в последние несколько лет, — я смотрю на себя и вздыхаю. — Мне жаль, я знаю, что это не идеально, но мне не хватило времени на то, чтобы купить что-то другое и переодеться... 
— Подожди, почему ты извиняешься? — спрашивает Эдвард, поднимая руки. 
— Потому что тебе не нравится мой костюм, а я хочу выглядеть уместно. Я знаю, что тебе не нравится, когда я надеваю старомодную одежду, когда мы находимся в кругу твоих... э-э... людей. 
— Когда я такое говорил? — он отступает, глядя на меня с прищуром. 
— Помнишь то время, когда ты настаивал на том, чтобы я покупала себе новую одежду? Тогда был праздничный ужин с твоим отцом в честь твое дня рождения. Когда мы ходили за покупками, чтобы подобрать мне что-нибудь, ты даже мысли не допускал, чтобы я надела что-то винтажное. 
— Мой отец не понял бы твой стиль. Он бы просто подумал, что у тебя нет возможности приобрести новое платье. 
— Правильно… и такие мужчины, как твой отец, проголосовали за тебя… 

После продолжительного вздоха Эдвард жестом просит меня покрутиться вокруг себя. 

— Это действительно единственный костюм, который у тебя есть? 
— У меня есть другие, но они все в пятнах от вина. На работе достаточно темно, и никто не замечает этого. Да и когда я выхожу в чем-то подобном, то это больше напоминает мой стиль, — я приглаживаю жакет руками, затем указываю на талию. — Видишь этот разрез вот здесь? Так моя задница выглядит меньше. А юбка... — Я поворачиваюсь к нему спиной и отставляю одну ногу назад. — Она узкая, но сзади складка, поэтому я могу изящно садиться и выходить из машины, не устраивая внеплановый осмотр гениталий, — подойдя к Каллену, я расправляю лацканы своего пиджака. — Фасон воротника позволяет мне выгодно подчеркнуть наличие бюста, которого у меня на самом деле нет. — Я пожимаю плечами. — Не знаю. Как только я купила его, то даже не задумалась, что мне может понадобиться еще какой-нибудь. Он черный и достаточно консервативный, но я всё еще чувствую себя девчушкой. Думаю, именно поэтому в моем гардеробе так много винтажных вещей. В 1940-е годы женщины всё еще одевались, как леди. 

Эдвард в очередной раз внимательно изучает мою одежду, но что-то в его глазах меняется. 

— Оно из сороковых? Серьезно? 
— Да. 

Жестом указательного пальца он снова просит меня покрутиться, и я медленно поворачиваюсь на месте. 

— Кажется, что он сшит сделано специально для тебя, — произносит он. 
— Так значит сойдет? 
— Да, — он целует меня в лоб и шепчет: — Ты отлично выглядишь. 

-o-O-o- 
Эдвард проводит пальцами по моей руке, пока мы ждем того момента, когда он выйдет на сцену. В столь же равной степени, как мне не нравится смотреть на него нервничающего, мне нравится, что он позволяет мне видеть его таким. 
Я улыбаюсь, когда поправляю его галстук. 

— Ты уверен, что хочешь это сделать? 

Глава его администрации фыркает. 

— Прямо сейчас Blago's спит и видит, чтобы он сидел в своем кабинете. Только подумайте, за сколько уйдет ваше кресло сенатора на eBay!.. 

Эдвард улыбается, но улыбка не касается глаз. 

— Уверен, что кто бы ни победил на выборах, он заплатит за него, так или иначе. Кроме того, я не исключаю возможности баллотироваться снова. Просто сейчас мне нужно быть с сестрой... 
На мгновение все умолкают. 
Эдвард делает шаг вперед и хлопает в ладоши. 

— Время пришло. 

Когда мы входим в комнату, где собралась пресса, всё, что я вижу, это вспышки камер. 

Дыши, Иззи. Они не смотрят на тебя. 

Эдвард, с другой стороны, выглядит совершенно спокойно, даже умиротворенно. И это бьет по мне — это нормально для него. И если через несколько лет он решит, что хочет вернуться в политику, то это должно стать нормальным и для меня тоже. 
Я смотрю на Эдварда. Он улыбается мне, и я знаю. Теперь всё по-другому. Человеком, которым он стал, того стоит. Когда мы доходим до трибуны, я смотрю на него. Всё остальное просто отходит на второй план. 
Он поправляет микрофон и начинает говорить. 

— Джон Ф. Кеннеди однажды сказал: «Мужчина делает то, что должен, несмотря на личные последствия, несмотря на затруднения и опасности, и это — основа всей человеческой нравственности». Долг взывает к нам в разных формах. Иногда это так... ну... Ах, дерьмо, — Он хлопает ладонями по трибуне. — Есть ли кто-нибудь, кто не знает, почему мы собрались здесь? — он оглядывает комнату. — Я так и думал. Хотел бы я подумать об этом, прежде чем просить своего речевика растянуть это на весь вечер, — Эдвард хмуро улыбается. — Извини, Дэйв. Думаю, я хочу побыстрее покончить с этим. 
Во время своей сенатской кампании я снова и снова говорил избирателям, что либерализм и семейные ценности не являются взаимоисключающими, — Каллен делает паузу. — Семейные ценности. Либералы и консерваторы, как правило, бросаются этим термином, хотя не могут его определить, ведь это всегда зависит от их позиций в социальных вопросах. Независимо от наших различий, есть одна вещь, с которой мы согласны: Америка столь же сильна, как и ее люди, и люди сильней, когда их поддерживают их семьи. Я стал законодателем, чтобы внести свой вклад в мою страну, но продолжать это для меня значит отказаться от своего долга перед моей семьей. 
«Мужчина делает то, что должен». То, что я должен сделать сейчас, никогда не виделось мне более ясно. Было честью служить вам. Благодарю. 

Есть вопросы, но Каллен не остается, чтобы ответить на них. Он поворачивается ко мне, улыбается, затем ненадолго прижимает свои губы к моим. Не знаю, буду ли когда-нибудь принадлежать этому миру, но это не имеет значения, потому что я принадлежу ему. 
Я думаю, что всегда буду. 

*Дижести́в — общее название напитков, подаваемых в конце еды.