Глава 16

…между нами океаны
день за днем
и я медленно схожу с ума…

Жду тебя здесь. Richard Marx.

9 Сентября.

Эдвард Каллен.

Зацепка. Какая-то зацепка.

Я не хотел больше слышать это слово, разве что только это будет что-то хорошее.

Какая зацепка?

Они нашли дом, где Гаррет держал взаперти Беллу и ЭйДжея.

Он был сожжен до основания.

Его просто не было.

Только обломки. Чертовы угли.

За исключением… За исключением подвала, в котором запирали Беллу и ЭйДжея.

Они всё ещё работали над тем, чтобы получить портрет Гаррета. Я надеялся, это не займет много времени,
потому что очевидно они прожили какое-то время в Вашингтоне, так как учитель из детского сада моего сокровища видела гораздо больше, чем Элис.

Как только они закончат делать набросок портрета, его направят на национальное телевидение.

Я старался не думать об этом.

Я так чертовски устал.

Я знал, что мне нельзя сдаваться, и я этого не хотел. У меня есть два ангела, за которых я буду бороться… я
просто ужасно устал. Я в западне, истощен, измучен.

Слишком много мыслей.

Я всё анализировал в своей сраной голове. Всё просчитывал. Старался всё впитать. Старался быть на шаг впереди, даже когда знал, что это невозможно. Я не… дерьмо. В этом не было никакого смысла. Всё перемешалось. Полный хаос. Слова. Они существенные или несущественные? Сорвется ли мой сын сегодня или завтра? Тот агент задал свой вопрос с каким-то умыслом или нет? Был ли у другого агента скрытый мотив? Жива ли Белла? Возненавидит ли меня ЭйДжей, когда я скажу ему, что ему нужно возвращаться и снова разговаривать с доктором? Почему не звонят на горячую линию? Почему только четырнадцать человек откликнулись на фотографию ЭйДжея, которую показывали по телевидению? Почему всё это ведет в никуда? Почему они не могли привезти каждого сотрудника этого чертового детского сада в Ла-Пуш сюда, в Новый Орлеан, чтобы я мог лично с ними поговорить? Что значит эта приподнятая бровь? Почему этот агент посмотрел в сторону, когда я спросил другого ублюдка о поисковых группах? Каковы результаты поиска с собаками?

Я всё это переосмысливал, и это причиняло безумную боль.

Я становился параноиком.

На пределе.

И прямо сейчас… сейчас мне нужно было будить моего сына.

Пришло время его общения с доктором.

*О*О*О*

- Ты можешь мне ещё раз это сказать, мое сокровище? – прошептал я ему, и наши лбы соприкоснулись.

Он уже должен был заходить в класс к Элис, но я нервничал.

- Ты настоящий, - пробормотал он, играя с моими волосами. – Ты папочка.

- А ты мое…- я сделал паузу.

На лице у него появилась маленькая улыбка. Для меня это так много значило.

- Твое сокровище, - прошептал он.

Моя улыбка расползлась, и я потерся носом о его нос.

– Точно. Пообещай, что будешь верить папочке?

Медленно моргнув, он прекратил играть с моими волосами, и положил руку мне на щеку.

- Скажи ещё раз,– попросил он.

Черт.

Один шаг вперёд, два назад.

- Я настоящий, ЭйДжей, - сказал ему, стараясь не дать потечь слезам, которые заполнили мои глаза. – М… мамочка говорила тебе, что я настоящий, она говорила тебе, что я твой папочка, и она говорила тебе, что ты моё сокровище. Всё это правда, дружок.

Он тут же закивал головой, не отпуская моего лица, но он так делал всегда. Словно ему было необходимо соприкасаться, чтобы быть уверенным, что я настоящий, и это меня, черт возьми, убивало. Та боль, которую я видел в его глазах, была невыносимой.

- Я люблю тебя, мое сокровище, - прошептал я, целуя его в лоб. – Я не брошу тебя. Я рядом.

Будет ли так каждый день?

Как долго?

Придется ли нам каждый день начинать всё заново?

Но точно одно - потребуется много времени. Недели, месяцы, годы. Но мне нужно было знать, что он придет в норму… однажды. Я так отчаянно в этом нуждался.

- Папочка, - сказал он, коснувшись моего носа на этот раз.

- Мое сокровище, - ответил я, соединив наши носы с его пальчиком между ними. – Я обещаю.

Он снова кивнул.

- Ты мой папочка.

- Я твой папочка.

Еще один кивок.

- Папочка, ты настоящий.

Я закрыл глаза, потому что слезы переполнили их.

Боль от того, что мой сын пытался убедить себя в том, что то, что он видит и до чего дотрагивается
настоящее, была мучительной.

- Я настоящий, - тихонько прошептал я.

*О*О*О*

- Я так рада, что ты смог прийти сегодня, чтобы снова поиграть со мной, ЭйДжей, - сказала доктор, пока я одевал свои наушники.

Он утопал в моем черном свитере, полностью утопал, но, когда я сказал ему, что он может взять его с собой,
возможно просто, чтобы он был рядом, пока я в другой комнате, он настоял на том, чтобы одеть его. Он закатал рукава, но они всё равно были слишком длинными, и они уже несколько раз сбивали все кубики, раскидывая их по сторонам, но он всё равно не снимал его. Он лишь заново восстанавливал всё то, что сбивала ткань.

- Это папин свитер на тебе сейчас? – мягко спросила доктор.

- Да, - пробормотал ЭйДжей. – Он настоящий. Папа скоро придет сюда. Ему не холодно в его майке. Он так говорит.

Господи.

Мама положила свою руку на мою, а я просто… закалял себя.

- Это здорово. Так, а какого же цвета папина футболка? – спросила доктор.

- Черная.

- А какого цвета мамина одежда?

Глубокий вздох.

ЭйДжей сделал паузу и, черт возьми, я поперхнулся, когда увидел, как он потянул себя за волосы.

Мама заметила, конечно же. Как и Чарли.

Сколько всего на самом деле передается генетически?

Ты всё время отдергивала мои руки, когда я тянул себя за волосы, ангел мой.

- Разного, - спустя некоторое время ответил ЭйДжей. – Мягкие штаны с карманами. И майка.

- У твоей мамы всегда мягкие штаны с карманами?

Конечно же, я знал к чему все эти вопросы, и знал, что доктор пыталась не спугнуть его в своих попытках. Но всё равно это было больно. Мне причиняло боль, что нам приходилось через моего трехлетнего сына выяснять, как обходились с моим ангелом, не говоря уже о том, как обращались с ним самим. Как с ним обращались? Относились ли к нему не так, как к Белле? Хуже? Лучше? Достаточно ли им давали еды?
После посещения врача мы знали, что физически ЭйДжею не причиняли вреда, по крайней мере, не в последние несколько месяцев. И он питался неплохо, но… что было на протяжении прошлых трех лет?

- Да, – кивнул он, начиная снова выстраивать кубики. – Иногда я засовывал в её кармашки кусочки яблок.

Глубокий вдох.

Я прижал кулак к губам.

- Ты отдавал ей яблоки? Это так мило с твоей стороны, милый, - прокомментировала Элис, пока не сорвался ее голос.

- Она улыбалась и плакала, когда я ей давал кусочки яблок, - сказал ЭйДжей. – Мамочка говорила, что это лучшая улыбка. Такая счастливая, до слез.

И у меня, и у Чарли вырвался рваный выдох.

Значит ли это... я не… Господи, значит ли это то, что Белла плакала от счастья, потому что ЭйДжей кормил ее?

О, Боже… О, Боже.

- Какое твое самое любимое время, когда вы кушали, ЭйДжей? – спросила доктор. – Может быть завтрак, обед, ужин или когда вы что-нибудь перекусывали?

ЭйДжей задумался над этим вопросом, опершись локтями в колени, положив руки на лоб. Он выглядел так взросло. Я ненавидел это. Чертовски ненавидел это. Он прошел через столько всего. Слишком многое.

- Нам с мамочкой не нравились завтраки дяди Гаррета. Всё время одни и те же хлопья и молоко, на ужин всё время что-то приносили. Дядя Гаррет брал меня с собой, и мы покупали ужин. Покупали его где-нибудь и кушали дома.

- Еду на вынос? – тихонько спросила мама.

Я не знал, поэтому просто пожал плечами, но должен сказать, что вздохнул с облегчением, когда он включил
и Беллу. Это должно значить, что её кормили, ведь так?

- Обед был самым лучшим, - тихонько заключил ЭйДжей. – Мне не нравился обед с дядей Гарретом, но мисс
Сью давала мне фрукты и тосты. Намного лучше.

Сью Клируотер. Я знал о ней из списка работников детского сада, который нам показывал Денали. Очевидно, она была владельцем детского сада «Ла-Пуш».

- Что же давал дядя Гаррет на обед?

ЭйДжей нахмурился.

– Суп-пюре. Не люблю его. Он говорил, что от него становишься сильным в армии.

Последние слова заставили всех отреагировать, включая и меня, и я заметил, что ребята, которые составляли описание, заинтересованно заговорили между собой.

Оглянувшись через плечо, я заметил, как нахмурился Денали, но ещё до того, как заработал мой параноидальный ум, отвернулся обратно к экрану.

- А мамочка и Гаррет когда-нибудь дрались?

Я затаил дыхание.

ЭйДжей сосредоточился на моем свитере, снял с него пылинку, нахмурился.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

- Дыши, сынок.

Да, точно. Дышать.

Глубокий вдох.

- Я не люблю, когда дядя Гаррет хватает мамочку за руку и запирает ее в подвале, - захныкал он.

У меня разбилось сердце.

Нет.

Нет.

Я потянул себя за волосы.

- Мне не нравится, когда он кричит на нее.

Боль.

- Не нравится, когда он наказывает. Наказывает, говоря: «Никакой еды». Нет еды для мамочки, когда он сердится на нее.

- Черт, - выдавил я, еще сильнее потянув себя за волосы.

Я понял, что направился к ЭйДжею только тогда, когда Чарли схватил меня за руку.

– Нам нужно это знать, сынок, - выдавил он сквозь зубы, с глазами полными слез. – Нам нужно это знать.

Я зажмурился.

- ЭйДжей, сейчас будет очень сложный вопрос, но мне нужно это знать, хорошо? – нежно спросила доктор, подготавливая его, нас… черт. – Дрались ли когда-нибудь мама с Гарретом ногами или руками?

Желудок свело.

Я не мог сделать вдох.

- Только кричали и сердились, - пробормотал мое сокровище. – Наказание без еды.

- Ох, слава Богу, - прохрипел я.

И по моему лицу полились слезы.

Они обжигали.

Я набрал воздуха в легкие, услышав, как Чарли сделал то же самое.

Мы не могли быть уверены, что к моему ангелу не применялось физическое насилие, но доктор сказала нам
ранее, что дети не могут врать об этом. Что-нибудь может легко вывести его из его хрупкого состояния, и он уже не сможет врать о том, избивали ли его… дерьмо.

И всё же, нам ничего неизвестно о том, как с ней обращались, пока ЭйДжей был в Ла-Пуш.

Глубокий вдох.

Скажи мне, что ты еще жива, детка… пожалуйста, ты мне чертовски нужна…

*О*О*О*

Четыре часа спустя, ЭйДжей ответил на еще большее количество вопросов доктора. Вопросы о том, как проходили обычные дни Беллы и ЭйДжея. Вопросы о еде и воде. Вопросы о том, как они умывались и купались. Вопросы об играх и игрушках. Вопросы о телевизоре, хобби и о том, как он любили проводить время.

Не было ничего.

ЭйДжей держался обособленно в детском саду, закрываясь ото всех из-за этого сукина сына, который говорил ему, чтобы тот помалкивал. Мое сокровище никогда не видел ни одного фильма, никогда не смотрел телевизор.

Ему не разрешали рисовать после того, как его забирали домой из сада.

Денали рассказал мне о «Ла-Пуш» и о том, что это был детский сад на свежем воздухе. Они всегда находились на улице, изучая природу, им рассказывали о лесах, о местных ремеслах и легенды о местном племени – Квилетах. К ним приходили старейшины и рассказывали легенды, чтобы малыши знали их историю.

Мне понравилась идея этого садика, и для ЭйДжея, который все свои дни проводил в помещении, детский садик на воздухе был очень подходящим. Я рад, что он туда ходил. На самом деле рад. Но… Господи, было столько всего, что мы воспринимали как должное каждый день, а он об этом даже не слышал.

Ему нравились ЛЕГО и Черепашки-ниндзя лишь потому, что это единственное о чем он знал. Его единственный друг Макс из маленького городка под названием Форкс, давал взаймы ЭйДжею несколько своих Черепашек, пока они играли. Именно поэтому мое сокровище направился прямиком к Черепашкам, которые были в углу для игр в классе Элис.

Стоя там, в наушниках, неспособный реально ничего сделать, неописуемо больно слушать то, о чем рассказывал мой сын так непосредственно. Потому что это было всё, о чём он знал. Он не знал об играх и игрушках, он не знал…

Он просто не знал.

Ничто не могло меня удержать от расстройства, когда он поинтересовался у Элис о том, что значит отмечать день рождения.

Он не знает о Рождестве.

Он никогда не получал подарков.

И я знал, сколько все это причинило боли Белле. Я знал, что это измучило её. Ей не было позволено отмечать день рождения своего сына…

Я был не способен этого сделать. А Белле в этом было отказано.

Моему ангелу было запрещено поздравлять собственного сына.

Праздники всегда для неё очень много значили. Делать фотографии, готовить торт, покупать подарки….

*О*О*О*

- Тебе и правда нравится шоколад, да? - спросила Элис, взъерошив немного волосы ЭйДжея. - Хорошо, что у меня его очень-очень много, - добавила она, подмигнув ему.

Улыбка ЭйДжея была едва заметной, но такой неподдельной. Ему действительно нравился шоколад.

Мы вернулись после очередного перерыва, и нам оставалось еще два часа, до того как закончится этот день.

Еще два часа до того, как я смогу забрать своего сына домой в первый раз.

В поле зрения появилась доктор, и я надел наушники, готовя себя к продолжению.

Продолжению боли.

Я покорно вздохнул, глядя, как ЭйДжей придвинулся ближе к Элис, когда доктор подсела к ним.

Я нахмурился, когда он закопался глубже в мой свитер.

Я здесь, мое сокровище. Я настоящий. Скажи только слово и я приду.

Слава Богу, Элис это тоже заметила и начала играть с ним.

- Ты можешь мне немного рассказать о Максе, ЭйДжей? - мягко спросила доктор.

Элис передала ему маленькую упаковку М&M's и баночку сока, которые, кажется, смягчили удар. Казалось очевидным, что ему не нравилось много говорить о других.

- Мы иногда играли вместе, - тихонько пробормотал он, не отрывая глаз от игрушки, лежавшей перед ним, но маленькая упаковка шоколадок была сжата в его руке. Так, словно он боялся, что она могла исчезнуть. Или что... кто-то мог забрать ее у него. - Не часто, потому что ему нравилось играть со многими мальчиками и девочками.

- А тебе не хотелось играть со многими?

- Нет. Дяде Гаррету это не нравилось. Лучше одному.

Господи, чертов сукин сын.

.

.

- А у мамочки? У нее были друзья?

Я глубоко вдохнул через нос, прерывисто выдыхая.
- Да. Один.

- Кто?

.

.

- Я.

Мои глаза закрылись.

Это слово эхом раздавалось в моей голове.

Я, я, я, я...

Единственным другом моего ангела был её сын, а теперь и его у неё нет.

Она осталась одна с эти больным ублюдком.

Одна.

Совсем одна.

О, Боже.

Ангел мой, пожалуйста, борись... Мы найдем тебя... Пожалуйста, борись… Не сдавайся милая, пожалуйста.

Нам нужно найти её. Нам нужно найти мою жену. Твою мать. Моя грудь... дерьмо.

- Она играла только с тобой?

.

.

- Да. Дяде Гаррету не нравятся другие люди. А у мамочки был только я. Ей хотелось посмотреть на лес и цветы, но он сказал нет и я сказал, что мог бы сделать ей картинку с цветами, но он снова сказал нет.

- Господи, - выдавил я.

- Я не могу в это поверить, - прохрипел Чарли.

Огонь. Глубокий вдох. Я сдавил грудь там, где сердце.

Пожалуйста, милая, только не сдавайся...

Снова полились слезы. По моим щекам, шее. Господи, сколько же ей пришлось пережить?

Доктор дала сигнал о том, что они делают перерыв, и я поспешил в комнату, не останавливаясь до тех пор, пока не взял ЭйДжея на руки.

*О*О*О*

Мои руки дрожали.

ЭйДжей устал, но доктор сказала, что он исключительно хорошо отвечал сегодня на вопросы, и что она хочет задать ему ещё несколько, прежде чем мы закончим на сегодня.

Денали и следователи согласились.

Шли бы они все к черту.

Но сейчас, в эту самую секунду, я делал это для Чарли, потому что знал, какие вопросы она будет задавать.

Ну, по-крайней мере, на один из них я не хотел знать ответ.

Прямо сейчас темой будет их переезд из Вашингтона в Новый Орлеан.

ЭйДжей сказал, что это заняло у них много времени.

- Много-много дней в машине, - сказал он. Еще он сказал, что ему не нравилось это, потому что мамочка много плакала.

И вот почему я не хотел знать ответ на следующий вопрос доктора.

Я проигнорировал взгляды нескольких агентов и прикурил сигарету.

Чарли последовал моему примеру.

Его пальцы дрожали.

Наушники были одеты.

И вот прозвучал вопрос.

- ЭйДжей, ты можешь мне сказать, почему она плакала? - спросила она.

Глубокая затяжка. Выдох.

ЭйДжею не понравился вопрос. Он нахмурился.

Черт.

Черт.

.

.

- Потому что она не могла видеть меня и говорить со мной, - пробормотал он, опустив глаза и глядя себе на руки. - Мне не нравится, когда мамочка сзади машины. Мамочка там совсем одна… и там темно… и я не мог с ней говорить… и я тоже один.

- Какого хрена! - рыкнул я, чуть не сбив чертов ноутбук на пол.

Сзади машины? Багажник?

Я... Я... Черт.

- Дыши, Эдвард.

Я не мог.

Я снова оперся руками в колени.

Черт.

Сделал затяжку, но раскашлялся.

Потом я услышал, как мой сын всхлипнул.

- Не люблю когда дя... дядя Гаррет клеит ленту на-на м-мамочкин рот!

Нет.

- Не люблю, когда она притворяется, что улыбается! Н-Не л-люблю, когда... когда не могу быть ее другом!

Нет.

Пожалуйста, не надо.

Пожалуйста, ангел мой.

Рыдание вырвалось из моего сломленного тела, и я почувствовал, что мои колени ослабли.

Это был мой предел.

Остановите это, пожалуйста.

Мои колени ударились об пол.

- Вс-все время под-двал или б-багажник машины!

Пожалуйста... Я не могу…

Ангел мой.

Нет воздуха.

- В-веди себя тихо или ни-никакой еды! Простите меня, что я п-плачу!

- ЭйДжей, милый, все хорошо… все хорошо… мы закончили, милый…

- Я - Элайджа, я обещаю… я еще раз говорю… я повторяю, д-дядя Гаррет!

Пожалуйста, прекратите…

Пожалуйста, прекратите.

- Па-папочка! Папочка!

О, Боже.

- Нет, Нет! Я хочу к папочке! Нееет! Мамочка!

- Я отведу тебя к папочке, ЭйДжей… Пожалуйста, милый, я тебя отведу к нему.

Моя грудь вздымалась, нуждаясь в воздухе.

Я хватал его ртом.

Я слышал, как он звал меня.

Я здесь, сокровище мое… я люблю тебя… я настоящий… я здесь.

Я пытался встать. Я почувствовал, что кто-то взял меня за руки.

Черт.

- Дыши, муж мой. Ты должен дышать…

Муж мой. Мягкий голос.

Белла.

- Дыши, сынок… пожалуйста… ты нужен ему.

Ты меня иногда называла муж мой, ангел мой…

- Вот так… вдыхай через нос… ты сможешь это сделать, сынок.

Глубокий вдох.

Это больно.

Это причиняет боль.

- П-папочка грустный?

О, Господи.

Я почувствовал его руку на моем лице.

- Ты настоящий, папочка. Это не притворство. Я - ЭйДжей, так говорила мамочка.

Я начал дышать. Почувствовал его.

Глубоко дышать.

Он лбом прикоснулся к моему, и я почувствовал, как всё мое тело расслабилось.

Даже не задумываясь об этом, я притянул его к себе, крепко прижав, и вдохнул его запах. Я открыл глаза и снова закрыл. Просто обнимал его. А он обнимал меня.

Сидя на полу, ЭйДжей был единственным, кто мог помочь мне расслабиться. Я должен был помогать ему, но в итоге он помог мне.

- Я здесь, милый, - сказал я дрожащим голосом, раскачивая нас взад-вперед. – Я здесь… прости, что напугал тебя.

- Ты - настоящий.

- Я - настоящий, - прошептал я хрипло, дрожа от того, что чувствовал, как он играет с моими волосами. – Мы оба настоящие. Ты мое сокровище, ведь так?

- Да. Всё не притворство.

Запустив пальцы в его волосы, я отодвинулся так, чтобы мы смотрели друг другу в лицо, и закрыл глаза, как только наши лбы вновь коснулись друг друга. Оказывается, не только ему нужен был близкий контакт. Мне тоже нужно было быть рядом. Даже больше, чем я когда-либо мог предположить.

Он был нужен мне.

Я поклялся себе здесь и сейчас, что соберусь. Я не мог причинять боль моему сокровищу. Он - моя главная забота. Я смогу сорваться позже, когда никого не будет рядом.

Но не сейчас. Сейчас я хочу отвезти моего сына домой.

- Я отведу тебя домой, мое сокровище. В твой настоящий дом.

Он ничего не понял.

Вытирая последние его слезы, я пояснил ему.

- В наш желтый дом.

Источник: http://robsten.ru/forum/19-1398-18