EPOV

Еще один благотворительный вечер, еще одно собрание выдающихся людей.

Пока мои глаза путешествуют по шумному переполненному народом залу, я не могу сдержать улыбку. Здесь конгрессмены, сенаторы, избиратели и только что прибывший и самый ценный гость – президент Соединенных Штатов Америки собственной персоной. Он приехал всего на несколько минут, которые смог выделить, оторвавшись от управления миром. Но этого достаточно, чтобы подать знак еще колеблющимся избирателям: он поддерживает меня в этой избирательной кампании на пост сенатора.

И хотя меня мало волнует мой бывший тесть, и я уверен, что отсутствие любви у нас взаимно, никогда не помешает иметь поддержку лидера свободного мира, не так ли? Особенно, когда его рейтинг популярности составляет около 75%. И давайте смотреть правде в глаза, его популярности не повредит, если он окажет поддержку человеку, который, вероятно, сменит его в овальном кабинете.

Вместе с тем я чувствую небольшой укол стыда, когда понимаю, насколько эти мысли близки позиции моего отца, которую он бы, возможно, не преминул озвучить, если б я пригласил его сегодня сюда.

Он бы отметил не только преимущества этого, но и указал на абсолютную необходимость одобрения президентом моих карьерных целей, что с первого дня являлось частью политики отца. Эта линия партии, которой были продиктованы столь многие из моих решений, следуя которой, я так часто делал свой выбор… и совершал так много ошибок.

И, видимо, сейчас я корю себя за это - даже если только в собственном мозгу. Я незаметно качаю головой, пробегаясь рукой по волосам, а затем тянусь к бабочке на шее, чтобы ослабить ее, потому что вдруг ощущаю приступ клаустрофобии. Но для всего мира к моему лицу остается приклеенной широкая улыбка, чтобы во мне можно было видеть уверенного, решительного члена палаты представителей. Человека, который точно знает, чего хочет, точно знает, как добиться того, чего хочет, и ни о чем не сожалеет. Кроме того, маска нужна мне, чтобы скрыть истинные отношения между моим отцом и мной; правду о том, почему он публично принес извинения, что не сможет присутствовать здесь сегодня вечером; правду о том, почему президент оказывает поддержку мне, и почему я ее принимаю. Маска даже скрывает правду о том, почему я кратко приветствую Таню, улыбнувшись и обменявшись формальными поцелуями, вместо того, чтобы выказать ей отвращение, которое обманутый муж должен испытывать к своей бывшей жене.

Моя улыбка становится еще шире, хотя никто из наблюдающих за мной людей никогда не догадается о стоящей за ней насмешке или о презрении к этой политической системе, и мне остается лишь надеяться, что это изменится, как только я выиграю выборы за место в Сенате - потому что я их выиграю.

Говорят, что «политика – это восприятие». Что ж, сейчас меня воспринимают как «золотого мальчика»: надежду на будущее, потому что я знаю, в каком именно направлении нам необходимо двигаться как стране, и что я никогда не колебался на этом пути.

Никогда не колебался…

Несмотря на все мои попытки избежать этого, перед моим мысленным взором всплывает ее сладкая улыбка, я слышу ее мелодичный смех, раздающийся из мягких белых простыней постели, которую мы разделили в столь далеком прошлом. Если сконцентрироваться, то я до сих пор могу почувствовать шелковистость ее струящихся через мои пальцы волос, увидеть чистое доверие в ее глазах... ощутить тепло ее прикосновений...

Рядом со мной раздается возбужденный писк, и в ту же секунду длинные ногти впиваются в мой правый бицепс.

- Здесь президент!

Рука об руку со мной стоит Ирина, вибрируя от восторга. Краем глаза я вижу, как она сразу принимает позу профессиональной модели: расправленные плечи, безучастный вид, словно ее совсем не волнует, что ее в конце концов представят лидеру свободного мира – хотя весь вечер она только об этом и говорила. На краткий миг мне хочется рассмеяться над ее поведением, но… полагаю, что все мы носим маски той или иной формы.

Мы с Мартином приветствуем друг друга тем рукопожатием, которое припасают для старых друзей. Между нами протекает вежливый короткий разговор, мы притворяемся, что уважаем друг друга, и хотя я вижу, с какой насмешкой он приветствует Ирину, она полностью упускает это. В его глазах она не только не принадлежит этому миру, но и стоит там, где, по его мнению, все еще должна стоять его дочь. Он даже не понимает, насколько это было бы невозможно - по многим причинам...

Хотя я без труда веду беседу с Мартином и несколькими другими присоединившимися к нам конгрессменами, мои мысли снова дрейфуют к ней - к той, о которой я редко позволяю себе думать, к той единственной, кто сегодня должен был стоять здесь рядом со мной. Я думаю об обещаниях, которые мы когда-то дали друг другу; обещаниях, которые, и это правда, я сам первый и нарушил, но от которых она без проблем отказалась…

Еще раз я вынуждаю свой разум оторваться от нее. Сегодня слишком часто мои мысли возвращаются к ней, чаще, чем обычно, и это меня беспокоит. Не только потому, что глупо думать о том, что осталось в прошлом, о том, чего уже не вернуть, но и потому, что думать о ней – неправильно, когда Ирина водит ногтями вверх и вниз по моей руке, по моим ребрам. Несмотря на то, что Мартин видит этот жест, он делает вид, что не замечает его. Я лишь одариваю его кривой усмешкой и продолжаю наш разговор, делая вид, что мы оба не знаем, как сильно он ненавидит Ирину.

А потом я что-то чувствую.

Сначала это похоже на странное ощущение, зарождающееся глубоко внутри живота, словно там вдруг образовалась пустота. Это вроде бы тошнота, но не совсем, потому что я не чувствую срочных позывов к рвоте; скорее это похоже на … ожидание. Прямо посредине предложения я отвлекаюсь от Мартина, слова продолжают слетать с моих губ, но мои глаза бегают по залу, а ощущение чего-то надвигающегося все растет и растет во мне. Неожиданно все мое существо загорается желанием – желанием что-то найти, хотя у меня нет ни малейшего представление о том, что это «что-то».

Сердце в моей груди пускается вскачь, ладони вдруг холодеют и становятся влажными, а подобное случается со мной крайне редко. Я сжимаю и разжимаю кулаки, потому что пальцы вдруг немеют, словно вся кровь отлила к ногам, и я потерял контроль над мышцами.

Помещение, которое я внимательно осматриваю, ровно такое же, каким было пару минут назад: все те же мужчины и женщины, одетые в те же темные смокинги и вечерние платья. Некоторые из их платьев длинные, в то время как другие – короткие; одни сверкают, другие же спокойных и неброских оттенков. Все то же идентичное море однообразия, каким было и ранее: лица, претенциозность и фальшивые улыбки. Все похожи друг на друга; никто не смеет отличиться, выделиться.

Все точно так, как должно быть, за исключением… одного.

На другом конце зала за одним из столиков сидит Майкл Ньютон, топ-менеджер и миллиардер, и улыбается в моем направлении. Он беседует с кем-то, кто сидит рядом с ним, – с женщиной. Ее красное платье выделяется как огонек пламени в черном море; волнистые, темные волосы колышутся, словно вокруг нее дует теплый морской бриз, и спадают волной вдоль одной стороны ее лица.

Майкл машет мне рукой, и при нормальных обстоятельствах этот жест вывел бы меня из себя, но сейчас я просто игнорирую это чувство, потому что он щедрый спонсор моей предвыборной кампании. Мне придется лично поприветствовать его, в любом случае, мои ноги уже несут меня в том направлении.

- Мы закончим это обсуждение в другой раз, - говорит Мартин мне вслед.

Я киваю с отсутствующим видом.

- Эдвард?

Я едва замечаю, что Ирина следует за мной. Споры о ее нахождении рядом со мной всегда были одной из сложностей в наших отношениях, но прямо сейчас ее присутствие здесь чувствуется абсолютно ... неправильно.

Но у меня нет времени подумать об этом, потому что мы подошли к мистеру Ньютону. Мы обмениваемся твердым рукопожатием и приветствиями. Майкл Ньютон построил свою огромную империю с нуля, что в его возрасте достойно восхищения; и пока я работал над приобретением уважения и восхищения в мире политики, Майкл стал королем в бизнесе. Именно это уважение и влияние, которым он обладает в этой области, делает его для меня столь ценным.

Но сейчас я не могу сконцентрироваться ни на чем из этого. Красные туфли на шпильках рядом с ним все время попадают в поле моего зрения. Кажется, что мое сердце готово выпрыгнуть из груди, пока я совершенно невозмутимо обмениваюсь парой фраз со стоящим передо мной мужчиной – и у меня нет ни одной мысли, что является тому причиной.

Видение-в-красном стоит, склонив голову, и обводит одним пальцем край бокала с белым вином, снова и снова очерчивая круг, словно загипнотизированная этим движением. Длинные, волнистые волосы, как шелковые занавески, скрывают ее лицо. Она крошечная, гораздо меньше Ньютона или меня, но красное платье, в которое она одета, изящно облегает ее совершенные по своим пропорциям изгибы, а разрез спереди на подоле открывает как раз достаточно сливочной кожи на подтянутой ножке, чтобы моментально опьянить.

Раздавшееся рядом со мной не-столь-уж-сдерживаемое покашливание Ирины напоминает мне о необходимости представить дам. Кое-как я выдавливаю из себя еще несколько глупых предложений для поддержания нашей светской беседы перед тем, как Ньютон, наконец-то, решает представить Ее.

- Могу я вам представить свою спутницу?

Наконец, я позволяю себе прямо посмотреть на видение-в-красном. Ее совершенная грудь тяжело вздымается, когда она поднимает голову, отбрасывая в сторону свою великолепную копну волос и встречается со мной взглядом.

Белла.

На три секунды мое сердце перестает биться, становясь ненужным органом, сбившимся с ритма и замершим в моей груди. Я уверен, что умер, что эта жизнь, которую я наполнил бессмысленными целями и пустыми занятиями, наконец-то закончилась, и каким-то образом мне дали с ней второй шанс. Я не знаю, чем именно заслужил этот второй шанс, но я им воспользуюсь. Белла здесь, стоит прямо передо мной. Она - мой приз, мой свет в конце этого темного тоннеля. Она – мои небеса.

Белла.

В эти самые три секунды я готов упасть перед ней на колени, но внезапно мое сердце болезненно и тяжело екает, возвращаясь к жизни и сообщая мне, что я все еще более чем жив. И тут я вижу ее кривую усмешку, полную иронии, какую я никогда не видел в те выходные – и выражение ее лица полностью сражает меня.

- Это Изабелла Свон, моя правая рука в подразделении по слияниям и поглощениям в «Ньютон Энтерпрайзез». Изначально она работала в нашем лондонском офисе, но сейчас оказывает мне огромную услугу, взяв на себя дело по поглощению журнала «ERA» здесь и в Лондоне. Она - потрясающая женщина.

Гордость и восхищение в его голосе разносятся эхом по всему округу Колумбия. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что женщина, стоящая передо мной, значит для Майкла Ньютона больше, чем просто сотрудница.

Тем временем Изабелла рассматривает меня так, словно видит первый раз в жизни. У меня нет ни малейшего представления как, черт возьми, сейчас реагировать. Но прежде чем я решаюсь поступить хоть как-то, ее рука взмывает вверх для приветствия. Незамедлительно я протягиваю свою.

- Конгрессмен Каллен, приятно с вами познакомится.

Все сомнения по поводу того, кто она такая, исчезают в ту же секунду, как жар от ее прикосновения поднимается по моей руке, проникая в каждую конечность моего тела. Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не охнуть вслух, призвав на помощь всю свою стойкость и силу воли, вспомнив все то, чему меня когда-то учил отец – сохранять невозмутимое выражение лица. И сейчас под пристальным взглядом Изабеллы я чувствую, что моя защитная маска очень мне нужна.

Ирина снова кашляет, на этот раз громче. Сбрасывая с себя замешательство, которое угрожает добить меня, я представляю всех друг другу и старательно наблюдаю за Изабеллой. Она собрана, когда приветствует Ирину, стоит, расправив плечи, уверенно, без тени смущения или беззащитности, присущим той английской девочке, которую я однажды встретил в пабе. В этой женщине нет невинности или колебания. Ее акцент полностью стерт правильным «королевским» английским, как она однажды назвала его, без малейшего намека на «кокни» лондонских пригородов, на котором говорила моя Белла. Она выглядит, как она… ее голос… тот же жар, исходящий от нее… который я чувствовал через весь этот чертов зал… Этот тот же жар, который сейчас каждую секунду обжигает мою кожу, несмотря на ее отстраненную холодность…

Черт, я что, совсем потерял разум?!

- Изабелла Свон, – намеренно медленно, словно пробуя на вкус, произношу я ее имя, пока в моем мозгу крутятся воспоминания о словах моей Беллы: «Мы происходим от викингов, которые высадились на берегах Шотландии в средние века…»

Свон. Мне следовало тогда предположить. Эта фамилия идеально ей подходит (п.п.: в переводе swan – означает «лебедь»).

Она криво усмехается мне, в ее шоколадных глазах пляшут смешинки, и я могу только представить, насколько забавным она находит то, что я только что узнал ее фамилию.

«… если она не сообщила тебе свою фамилию, не думаешь, что на это были причины?»

Та же боль, что сжала мою грудь в первый раз, когда я услышал эти слова, пронзает меня снова, но сейчас первая реакция чисто инстинктивна – спрятать свою боль.

- Итак, мисс Свон, как вам Штаты? – спрашиваю я, надеясь, что ее ответ прольет хоть немного света на то, какого черта сейчас здесь происходит.

- Потрясающе, - отвечает она с идеальным британским произношением, без малейшего намека на милый акцент кокни моей Беллы. - Я несколько расстроена, что так долго не решалась приехать.

- Вы приехали сюда на постоянное место жительство или просто временно?

- Время покажет, конгрессмен.

- От чего это зависит?

Я слышу безнадежность в своем голосе, нетерпение, и прямо сейчас меня, черт побери, совершенно не волнует, если кто-нибудь это услышит.

- Собственно говоря, от целого ряда обстоятельств.

Она многозначительно удерживает мой взгляд, а мое сердце бешено стучит в груди, и жар от ее близости сжигает меня, хотя мы даже не прикасаемся друг к другу. Мне трудно дышать, и я понимаю, что влечение к ней лишь стало сильнее за эти годы, что мне пришлось жить, зная, что где-то в этом мире она существует без меня; за годы, что мне пришлось существовать без нее. Она выглядит так же, но немного по-другому, говорит так же, но тоже иначе. Но это она, и я это знаю. Я могу почувствовать ее, и хотя очевидно, что она хочет поиграть в игры на публике, я узнаю, какого черта тут происходит.

Я моргаю, чтобы заставить свой разум сосредоточиться, и приказываю своим глазам оторваться от Беллы, оторваться от единственного существа на свете, к которому на протяжении семи долгих лет им хотелось быть прикованными. Но я отвожу от нее взгляд, чтобы иметь возможность думать трезво, чтобы планировать и действовать стратегически.

И первое, что мне необходимо сделать, это оставить ее в покое.

- Мистер Ньютон, рад был снова с вами увидеться. Надеюсь, что вы и мисс Свон приятно проведете остаток вечера, а если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, без колебаний обращайтесь ко мне.

- Спасибо, конгрессмен, – слышу я ответ Изабеллы, но мои глаза сосредоточены на ее боссе, на ее кавалере. Мне кажется, что я слышу насмешку в ее мелодичном голосе, но не могу быть в этом уверен. Сейчас я ни в чем не могу быть уверен. Хоть с какой-то степенью определенности я зная только то, что даже если это означает полное разрушение всего, что я выстроил за последние семь лет, и что если женщина передо мной – моя Белла, я никогда не дам ей снова уйти.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Следующие полчаса или около того, я разыгрываю роль, ради которой и пришел сюда: уверенного конгрессмена, готового завоевать мир - конечно, при помощи и поддержке его соратников и избирателей.

Еще пятнадцать минут я перекидываюсь шутками с сенатором от штата Массачусетс, затем обсуждаю закон о бюджетных ассигнованиях с несколькими конгрессменами, поддерживающими меня, благодарю пару человек, сделавших весомые пожертвования, и в свою очередь обещаю им поддержку при лоббировании их интересов.

Как и учил меня отец, я открыто встречаюсь глазами с каждым, я дарю все свое внимание говорящему, отводя взгляд только тогда, когда и он отводит его. Но каждый раз мои глаза легко отыскивают ее – видение-в-красном. Изабеллу Свон. Беллу.

Эммет стоит у входа в бальный зал, уверенно расставив ноги и скрестив опущенные руки прямо перед собой. Его взгляд внимательно сканирует зал.

- Еще одно великолепное собрание, - широко улыбается он, когда я подхожу к нему. - У тебя здесь сегодня несколько тяжеловесов. Сенаторы от штатов Нью-Йорк и Массачусетс, президент США, - фыркает он, и потом его голова дергается в сторону Майкла Ньютона, - миллиардер, владелец заводов, газет, пароходов, который здесь, между прочим, в компании одной из самых горячих цыпочек. Она должно быть…

- Эммет, это Белла.

Он хмурится, его глаза бегают по залу, еще раз сканируя помещение.

- Где?

- Леди в красном, - тихо шиплю я. – Это Белла.

Его глаза останавливается на Изабелле и медленно распахиваются.

- Ни хрена себе! Вот черт! Ты уверен?

- Да, - произношу я сквозь стиснутые зубы. – Я имею в виду, что думаю, что это она, – я быстро провожу рукой по волосам. – Нет, нет, я уверен! Ее имя Изабелла Свон, - фыркаю я.

Эммет кивает, его голова задумчиво качается вверх-вниз.

- Да, Изабелла Свон. Я помню, что видел ее имя в списках приглашенных, но не придал этому значения.

- Неудивительно, – усмехаюсь я.

- Что она сказала? – спрашивает он, скрещивая руки на груди.

- Она сказала: «Приятно с вами познакомиться, конгрессмен».

Он снова вскидывает голову.

- Она не помнит тебя?

Моя рука снова непроизвольно тянется к волосам, и я борюсь с желанием вцепиться в них всей пятерней.

- Я не знаю. У меня нет ни малейшего представления о том, что происходит. В одно мгновенье она смотрит на меня без намека на то, что узнала, а в следующую секунду, кажется, что она… насмехается надо мной.

- Ты хочешь, чтобы я «пробил» ее? - мрачно спрашивает Эммет. – Я могу в течение двадцати четырех часов раздобыть на нее досье. На самом деле я могу прямо сейчас отвести ее в сторону и выяснить…

- Нет, нет, - качаю я головой. – Я не хочу вторгаться в ее личную жизнь, Эм, я просто хочу поговорить с ней. Мне надо узнать… - я делаю глубокий вдох и выпускаю воздух сквозь плотно сжатые губы, не в силах закончить свое предложение, свою мысль.

Белла здесь, всего в нескольких метрах от меня, и я все еще не могу поверить в это. Я чувствую головокружение от возбуждения и восторга, от страха, от предчувствия… от забрезжившей надежды.

- Хей, мужик, ты в порядке? – спрашивает Эммет.

Я вижу беспокойство в его глазах. По сути дела, Эммет мой брат во всех отношениях. Мы вместе прошли через такое количество дерьма, сколько большинство людей в жизни не видят; и словно этого было мало, когда я находился в опасности, полностью потеряв всяческие ориентиры, когда я чуть не утонул в том кошмаре, в который превратилась моя жизнь, Эммет стал тем, кто помог мне выбраться из него.

-Да, я в норме, в норме, - уверяю его я. – Мне просто надо поговорить с ней и узнать, какого черта происходит. Зачем она здесь, и почему ведет себя… словно никогда не встречала меня. Я должен поговорить с ней наедине.

Я обвожу зал глазами в поисках укромного уголка, места, куда я мог бы отвести ее и поговорить, но ничего подобного не видно.

Скользя взглядом по залу, я снова натыкаюсь на нее. Она сидит рядом с Майклом, конечно. Вдруг она запрокидывает голову назад и смеется, ее нежная шея обнажена и манит к себе. Я помню, как целовал эту шею, проводя губами и языком по шелковой коже вниз к ее ключицам, я помню ее запах…

Майкл резко склоняется к ней, видимо, не в силах устоять перед искушением этой шейки, и шепчет что-то напротив кожи. Изабелла посмеивается. Я отчетливо слышу это со своего места.

Мои руки, вытянутые по швам, сжимаются в кулаки.

- Эдвард, послушай, ты действительно считаешь, что это хорошая идея - поговорить с ней сегодня? Вокруг сотни людей, свидетелей, и… есть большая вероятность, что она все еще злится на тебя из-за того, как все закончилось.

Я морщусь при его словах.

- Хей, я не пытаюсь тут быть задницей, - быстро добавляет он.

- Я знаю, и ты прав. Я все испортил, я понимаю это. Но когда я вернулся за ней, как оказалось, она недолго горевала и двинулась дальше. Не стала дожидаться меня, не так ли? – фыркаю я.

- У любой истории есть две стороны, Эд.

- Да уж, - рассеянно киваю я, глядя, как рука Майкла ложится на спинку ее стула, обвивая ее плечи, словно он не может держать свои глаза и руки подальше от нее – от моей Беллы.

- Да, - глубоко вздыхаю я, - есть две стороны, и я просто хочу узнать ее версию случившегося. Сделай мне одолжение, – моргнув, я отвожу взгляд от Майкла с Беллой и снова встречаюсь взглядом с Эмметом. – Поищи возможность, чтобы я смог увидеться с ней сегодня наедине. Как только заметишь, что она вышла куда-нибудь одна, куда-нибудь, где мы бы могли поговорить, «зачисти помещение» для меня.

- Если ты уверен, что хочешь именно этого…, - пожимает он плечами.

- Да, именно так.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Ужин подают вскоре после моего разговора с Эмметом.

Я продолжаю вести беседу с людьми за моим столом. Ирина сидит рядом со мной. Белла - за столом позади меня, поэтому я не могу пялиться на нее, не привлекая к этому излишнего внимания. Тем не менее, периодически я оборачиваюсь, притворяясь, что окидываю взглядом зал и машу людям за столами на противоположном конце, поднимаю два больших пальца вверх в знак приветствия конгрессмена от штата Мэн, и каждый раз пожираю взглядом видение-в-красном.

Она всегда не одна. Майкл-черт-его-возьми-Ньютон никогда не выпускает ее из поля зрения. Они разговаривают с гостями за их столом, потом он выводит ее на танцпол, и его руки собственнически обнимают ее за талию, а ее обвиваются вокруг его шеи.

- Эдвард, что ты делаешь?!

-Что?

Я быстро возвращаю внимание к Ирине. Она хмурится на меня, ее глаза мечутся между моим лицом и серебряным прибором в моей руке. Я перемещаю взгляд на свою тарелку. Очевидно, я только что истыкал вилкой свой стейк за пятьсот долларов, превратив его в не слишком аппетитное зрелище.

- О… черт… я просто…

- Эдвард, пойдем потанцуем, - умоляет Ирина, обвивая мою руку обеими своими, практически повиснув на мне.

- Нет.

- Почему нет? – надувает она губы.

Что я должен сказать на это? Единственная женщина, которую я когда-либо любил, только что снова вошла в мою жизнь, и твое существование теряет всякий смысл?

Это звучит ужасно, даже в моей голове, но я солгу, если не признаюсь хотя бы себе самому, что это правда. В те выходные с Беллой я наделал много ошибок, главной из которых была та, что я не рассказал ей про Таню, что, несмотря на то, как бы серьезно я не рассматривал наши отношения, у меня была девушка. Эта ложь стала первым кирпичиком в стене, построенной из последовавшей потом лжи. С тех пор я всегда был честен с женщинами, с которыми встречался, по крайней мере, касательного того, что они могли ожидать от меня на личностном уровне – а это немного. У меня не было ничего, что я мог бы отдать - после тех выходных мое сердце осталось в шикарном номере лондонского отеля.

Поэтому Ирина с самого начала знала, что отношения между нами никогда не станут чем-то большим, чем просто удобством, простым времяпрепровождением, чтобы скоротать одиночество. Все отношения, в которых я состоял после того уикенда, служили мне лишь для того, чтобы не утонуть в воспоминаниях о ней.

Это не значит, что сейчас я не чувствовал себя самой большой задницей в мире. Как только этот вечер закончится, закончатся и мои отношения с Ириной. Но Белла вернулась, и хотя в эту самую секунду мои глаза устремлены на Ирину, и в поле моего зрения нет Беллы, я чувствую ее. Я ощущаю жар от ее присутствия и, господи Иисусе, я не представляю, как выживал без этого целых семь лет.

Я не знаю, зачем она здесь, но в этот раз я буду бороться с чем угодно, чтобы сохранить ее в своей жизни.

Подняв голову, я встречаюсь глазами с Эмметом. Он делает один короткий кивок, и его взгляд стреляет куда-то слева от меня.

С широкой улыбкой на лице я встаю и застегиваю две пуговицы на своем смокинге.

- Прошу меня простить.

Остальные гости за нашим столом кивают и продолжают свои разговоры.

- Но, Эдвард, я хочу танцевать, - взвизгивает Ирина.

- Ирина, тут есть еще несколько человек, которых я обязан поприветствовать. Мы поговорим, когда я вернусь.

Шагая как можно более привычно, я пересекаю помещение. Быстрый взгляд в ее сторону, и я понимаю, что Белла идет в задние комнаты, вниз по коридору, где расположены туалеты. Эммет встречает меня на полпути в коридоре.

- Дай мне пять минут, чтобы очистить уборную от людей, и потом возвращайся.

Я только киваю в ответ, мое сердце бешено колотит по ребрам. Через пять минут я буду с Беллой, и она сможет мне рассказать, что происходит.

Пока Эммет делает то, что он должен, я нахожу группу благотворителей и завязываю разговор, отсчитывая секунды у себя в голове. По прошествии четырех с половиной минут я снова держу путь к выходу из зала, намеренно избегая встречаться с кем-либо взглядом, чтобы не быть втянутым в очередную беседу.

Длинный коридор, ведущий к мужскому и женскому туалетам, абсолютно пуст, если не считать Эммета. Он стоит напротив уборной, ноги на ширине плеч, руки выпрямлены и скрещены прямо перед ним.

- Постарайся сделать это быстро. Ты играешь в опасную игру, учитывая, сколько здесь сегодня народа.

- Да, плевать мне на это, - бормочу я себе под нос, быстро проскальзывая мимо него.

Когда я толкаю дверь в дамскую уборную, она стоит прямо там и ждет.

На ее красивом лице разливается яркий румянец, глаза широко распахнуты, рот слегка приоткрыт. Ее грудь тяжело вздымается, гораздо более явно, чем в бальном зале. В своем шикарном красном платье и дорогих туфлях она - воплощение изысканности, ее волосы профессионально уложены, а ярко-красная помада подчеркивает чувственный рот, но в то же самое время я вижу в ней мою Беллу. Под платьем и макияжем это все еще она, милая, невинная и чертовски доверчивая девушка, и я бросаюсь к ней навстречу.

Она обвивает меня своим телом, вплетая пальцы в мои волосы.

Белла.

Моя.

Снова в моих руках - там, где ей всегда предназначено было быть.

Я обрушиваюсь с поцелуем на ее губы и раздвигаю их языком. Она мгновенно отвечает точно так, как это делала тогда, семь лет назад. Но в отличие от того поцелуя этот разжигается отчаянием, семилетней разлукой. Наши языки истерично сплетаются. Ее руки сжимают в кулаках мои волосы. Я издаю стон чистой радости, абсолютного восторга и, приподняв ее на руки, несу, чтобы усадить на первую попавшуюся поверхность. Все это время наши рты не отрываются друг от друга.

Она отодвигается, хватая ртом воздух, и я склоняюсь губами к ее шее, той самой шее, по которой изголодался и мечтал весь вечер.

- Белла,- опьяненный шепчу я у ее шеи, - это ты.

В ответ она еще сильнее тянет мои волосы.

- Я не был уверен.

Она ничего не говорит, и я позволяю своим ладоням соскользнуть вниз по ее плечам и дальше к бедрам, пытаясь поверить, что она на самом деле здесь, что это она из плоти и крови, а не просто образ моего больного воображения. Но она реальна; ее бедра упругие и мягкие под моей хваткой, более округлые, нежели я помню, но это по-прежнему она, все такая же красивая, такая же совершенная.

Тем не менее, несмотря на то, что я чувствую ее под своими руками и ощущаю ее на вкус, моим глазам требуется подтверждение, что я действительно обнимаю Беллу. Я слегка отклоняюсь, ровно настолько, чтобы окинуть ее взглядом, не выпуская из своих рук. Мои глаза блуждают вверх и вниз ее телу. Ее грудь быстро вздымается и опадает.

– Ты выглядишь совсем по-другому, - шепчу я, - ты говоришь совсем по-другому.

Я снова набрасываюсь на ее губы. Она охотно встречает мои поцелуи, посасывая мои губы с интенсивностью, которой я никогда бы от нее не ожидал.

– Но это ты, - удается выдохнуть мне, пока она завладевает моим ртом. – Это ты.

Наши рты двигаются синхронно в диком ритме, и в какой-то миг я чувствую ее ладонь на своей заднице, и она притягивает меня ближе к себе, вжимаясь в мой стоящий по стойке смирно член.

Остальные части моего тела слабеют, когда вся кровь приливает к одному месту.

- Белла, - со стоном произношу я практически в молитвенном призыве, пока она продолжает тереться об меня, ее нежная мягкая кожа против моей твердости. Весь остальной мир исчезает. У меня нет никакого представления о том, где мы, кто еще может быть вокруг нас. Все, что сейчас для меня существует, это моя Белла.

И наконец-то, наконец-то, она заговаривает.

- Ты скучал по мне, Эдвард? – спрашивает она, всасывая в свой рот мою нижнюю губу, ее бедра продолжают совершать круговые движения, потираясь мой член и толкаясь в разбухшую головку. Я чувствую, как она еще больше набухает, и едва могу дышать, настолько чертовски невероятны эти ощущения.

- Господи, Белла, ты даже не представляешь как… - дрожащим голосом совершенно искренне выдавливаю я.

Я проворачиваю бедра, шлифуясь о ее центр. Мой член пульсирует от возбуждения, которое она во мне вызывает. Ее платье теперь собрано гармошкой вверху ее бедер, и я практически чувствую сквозь разделяющую нас тонкую ткань ее трусиков, насколько она влажная. Я помню… господи Иисусе, я все помню…

- По чему ты скучал? - спрашивает она.

С чего же начать и в каком порядке?

Должен ли я начать с излучаемой ею теплоты?

Или с ее карих выразительных глаз?

Или волос, которые на ощупь, словно чистый шелк?

Или ее мелодичного смеха?

Или улыбки, которая заставляет меня чувствовать себя самым счастливым засранцем на свете?

Должен ли я сказать ей, что скучал по тому, как она слушала меня, действительно слушала, когда я говорил, ведь никто кроме нее не слушал меня так, как она?

Следует ли мне сказать ей о той поддержке и воодушевлении, которое она вселяла в меня всего несколькими словами?

Должен ли я рассказать ей, как сильно скучал по ее чистому, неподдельному доверию, которое она моментально начала испытывать ко мне, по ее вере в меня?

Следует ли мне сказать, что я никогда не забывал о том, как в ее карих глазах начинали танцевать яркие искорки перед тем, как зажигалась Каждая. Ее. Улыбка, которую она мне дарила?

Ее язычок обводит мои губы, соблазнительно облизывая, а затем Белла обвивает своими сильными ногами мои бедра, толкая ближе к себе, вонзая свои острые каблуки в заднюю поверхность моих ног, и, черт меня дери, если я еще могу думать о чем-то другом, кроме того, что она делает с моим ртом и одновременно с моим членом.

Клетки моего мозга быстро отмирают. Она такая другая, но это она. Моя Белла.

- Расскажи мне, по чему во мне ты особенно скучал, – неровно выдыхает она, и ее голос сочится вожделением.

С низким всхлипом в порыве страсти она запрокидывает голову назад, и все вопросы, которые я собирался ей задать, моментально вылетают в окно. Все, что я вижу, это мою Беллу в экстазе, в секундах от оргазма, и всему остальному придется подождать, потому что я помню…

Я помню, что, несмотря на то, сколь неопытной она была, ей нравилось, когда я делал бедрами круговые движения, погружаясь в нее под разными углами. Именно эти движения я повторяю сейчас через нашу одежду, напоминая ей. Она стонет и всхлипывает, закусывая свою нижнюю губу, чтобы сдержать рвущиеся наружу крики. Да, когда я взял ее в первый раз, она была девственницей, но когда она кончала, то кричала сильно и громко.

Я накручиваю ее волосы на кулак и тяну, чтобы заставить еще больше прогнуться в спине, чтобы видеть ее лицо, потому что, будь я проклят, если через семь долгих лет пропущу хоть секунду этого момента.

- Я скучал по твоим волосам, - с низким рычанием говорю я, настойчиво толкаясь в нее. Ее веки тяжелеют, рот резко втягивает воздух. Она близко.

Я опускаю руки ей на грудь, сжимая её и поддерживая снизу. Ее груди стали круглее, тяжелее, нежели помню я, но по-прежнему идеально умещаются в моих ладонях.

- Я скучал по твоей фантастической груди, - она испускает приглушенный стон, когда я провожу большим пальцем по ее соску. Я самодовольно усмехаюсь напротив ее рта, потому что, как бы она ни старалась сдерживаться, если я захочу, чтобы она кричала, она закричит.

Я жестко сжимаю ее ягодицы.

– Я скучал по твоей идеальной, круглой попке.

- Еще по чему? – улыбается она. – Скажи мне, по чему еще.

Наши приоткрытые губы друг напротив друга, ее тяжелое дыхание льется сладким текучим медом мне в рот. Я улыбаюсь ей в ответ, мое дыхание такое же сбивчивое и тяжелое, как и ее.

- Покажи мне, по чему еще ты скучал.

На какую-то долю секунды мне кажется, что ее слова, произнесенные на выдохе, скорее похожи на вызов, чем на просьбу, и в ту же секунду плотная, наполненная вожделением дымка вокруг нас рассеивается и проясняется, и что-то в происходящем вдруг ощущается… странным…

Но это просветление проходит так же быстро, как появляется. Все, что я вижу перед собой, это Белла, умоляющая меня показать, как я по ней скучал, просящая меня доставить ее удовольствие.

Мои пальцы жадно прослеживают дорожку от ее попки по гладкому бедру и проникают под крошечный лоскут кружева, и кружат по мягким волоскам, направляясь к центру блаженства. Когда я погружаю в нее свой палец, мы оба вскрикиваем, громко, так, что я понимаю, что если бы Эммет не очистил коридор от людей, то сейчас к нам бы на помощь уже бежала команда секретных агентов. Не могу сказать, что в данный момент это меня волнует, потому как мои глаза закатываются от невероятного ощущения огня, влаги между ее ног, внутри ее тугого кусочка нирваны.

Когда я снова способен сфокусировать зрение, то впитываю каждой своей частичкой немую красоту моей Беллы, балансирующей на краю своего оргазма.

- Я скучал по твоему жару, - шиплю я. - Скучал по твоей влаге и жару, - признаюсь я, погружая в нее толчками свой палец, и мой член пульсирует в такт этим движениям.

Белла стонет протяжно и низко. Я облизываю губы, вспоминая, какая она на вкус, предвкушая это.

– Я скучал по тому, каково это - быть внутри тебя.

И она падает в бездну своего оргазма.

- Ах, ах… – всхлипывает она, хватая меня за руку и глубоко проталкивая в себя еще один мой палец. Она кладет свою ладонь на мою, погружая мои пальцы в себя до самых костяшек, и ее стеночки сокращаются вокруг них. Ноздри Беллы раздуваются, лоб морщится, губы вытягиваются в немом «о». Да, я помню это.

Мои колени готовы подогнуться от великолепия этого вида. Я облизываю губы, пока она продолжает шлифоваться о мои пальцы, снова… и снова… и снова… а потом с продолжительным, тяжелым вздохом роняет голову мне на плечо и затихает.

- Я скучал по тому, как ты кончаешь, – низко рычу я.

Она поднимает на меня глаза и одаривает широкой улыбкой, от которой и мое сердце, и мой член дергаются и подпрыгивают.

- Ты скучал по тому, как я кончаю? А как насчет секса со мной? Ты вспоминал о том, как трахал меня, Эдвард?

Как и пару минут назад, на какой-то краткий миг, на долю секунды, что-то в этой сцене мне вдруг кажется неладным. Не то, что бы я никогда не представлял, что Белла называет наши занятия любовью «трахом», но что-то есть в ее взгляде; что-то похожее... на презрение в ее улыбке...

Но мой член молит меня о разрядке… о той кульминации, которую я испытывал только с ней, и это говорит мне, что если бы Белла чувствовала ко мне презрение, то не была бы сейчас здесь, что не позволила бы мне отправить ее за грань блаженства…

И святой боже, однажды я любил ее так, как никогда не любил ни до нее, ни после. Я любил ее, и, несмотря на прошедшее время, на расстояние между нами, та любовь, та связь, что была между нами, она все еще здесь…

- Да, Белла, - отвечаю я, задыхаясь, расстегивая ширинку и высвобождая из тесноты брюк свой член. - Да, я вспоминал о том, как трахал тебя. Я скучал…

Я так чертовски по этому скучал. И я уже готов сказать ей это, когда она тянется рукой вниз. Я улыбаюсь, предвкушая, что, возможно, она доставит мне удовольствие рукой, прежде чем направить в себя…

Но в следующий миг, я понимаю, что стою на коленях и думаю, что последние семь лет были лишь сном, и я все еще на войне, потому что только что сдетонировало самодельное взрывное устройство, и мой член отправился в мир иной.

Хотя если бы мой член оторвало, и он отправился бы на небеса, то, вероятно, я бы сейчас не бился в агонии от боли.

Думаю, на несколько секунд меня просто вырубило.

Затем я вижу Беллу, стоящую в нескольких шагах от меня перед зеркалом во всю стену. Кажется, она приводит себя в порядок; поправляет платье, разглаживая складки, взбивает пальцами волосы, крутясь перед зеркалом туда-сюда, напевая что-то себе под нос и восхищаясь своим отражением.

- Черт подери! – произношу я, ловя воздух ртом.

Я едва способен формулировать слова, испытывая ужасную боль, которая распространяется от моего паха по всему телу.

– Ты, мать твою, больная, что ли?! За что, черт возьми, это было?

Она безразлично смотрит на меня через отражение в зеркале, нанося снова и снова ярко-красную помаду на свои губы, смыкая их и перекатывая, громко причмокнув, чтобы равномерно распределить тон.

- За что это было? – повторяет она.

Я смотрю вниз на мой бедный, обмякший член. Он все еще пульсирует, но уже от абсолютно других ощущений. Я наклоняюсь и пытаюсь как можно осторожнее поместить его назад в брюки, едва сдерживая вопль от чудовищной пытки.

Белла приседает рядом со мной, склоняя голову набок.

- Это, конгрессмен, было за то, что вы пришли сюда, полагая, что я все еще ваша воскресная шлюха.

- Господи, Белла, - цежу я сквозь стиснутые зубы, - Я никогда…

- Скучал по мне, дорогой?

И вот передо мной моя девочка, разговаривающая на «кокни», с тем самым акцентом, по которому я скучал весь вечер.

– Ну, так не волнуйся. В ближайшем будущем ты на меня еще насмотришься, уж поверь. Это, конгрессмен Каллен, была лишь репетиция того, как я собираюсь схватить тебя за яйца. Ты ведь скучал по мне? – фыркает она. – Поверь мне, очень скоро ты пожалеешь, что снова посмотрел в мою сторону.

Но до того, как я могу хоть как-то ответить, до того, как я могу подняться с колен, до того, как мой мозг способен начать функционировать сквозь пелену боли, занимающую сейчас все мои мысли, Белла встает и походкой, которой позавидовала бы любая модель, выходит из дамской комнаты.

Еще несколько секунд я не шевелюсь, все еще стараясь найти в себе физические силы, чтобы подняться.

Вдруг в уборную заглядывает Эммет и, видя меня, скорчившегося на коленях и одной рукой схватившегося за пах, разражается тихим смехом.

- Я говорил тебе, что это плохая идея, - удается выдавить ему через прорывающиеся смешки.

- Иди ты нахрен! Лучше принеси мне пакет со льдом!

Перевод: white
Редакция: CullenS
Литературный редактор: mened

Это одна из самых замечательных историй, хотя бы по тому, какая невероятная команда переводчиков и бет над ней работала.
Я хочу сказать спасибо сначала Тане, которая дала на нее ссылку и подсадила меня на нее до такой степени, что я читала новые главки автора, даже идя по улице, спасибо Марине, которая своим решением переводить эту историю вызвала в моей душе небывалый протест. Нет, не против ее перевода, а против лишения меня возможности приложить к ней руку. И еще раз ей спасибо, что она дала согласие на работу в команде. Спасибо Олькам, для которых подобная заваруха в первый раз, но они без раздумий в нее окунулись, Ксюше и Лене, которые нас поддержали, даже не понимая, о чем мы толкуем, и Вике, которая просто доверилась моему выбору.
Мы прошли довольно длинный путь согласования слов. Я помню, как Вика материлась с Беллы, как мы решали, с какой буквы писать "конгрессмен" и как переводить "babygate".
И наконец подошли к концу))))) И теперь самое время спасибо сказать нашей Маше, которая не только с вами беседовала, дорогие читатели, но и нас всех держала в тонусе. Именно благодаря ей эта история стала такой, какой она стала на нашем сайте. Именно она собирала нас в кучу, когда мы отвлекались на нашу жизнь, удерживая скорость перевода, бетирования и окончательной редакции. Я это прочувствовала в полной мере. Марусь, спасибо тебе за то, что ты это сделала.
И вам, читатели, любимые наши, спасибо за эмоции. Они - лучшая для нас благодарность.

Ваша mened.


Дорогие читатели, как бы не было грустно нам это осознавать, но этим ауттейком завершается основная история «Наследия Калленов». Почти пять месяцем мы встречались с вами, чтобы вместе прочитать ее и поделиться своими эмоциями. Спасибо всем, кто оставлял свои комментарии на форуме и под главой, а также поддерживал нас на голосовании!
Но, как мы и обещали, у нас припасена радостная новость!
Автор написала серию ауттейков, которую объединила в историю под названием «9 месяцев». Вот в ней мы от души насладимся Эдвардом в период беременности Беллы близнецами.
Сейчас мы немного переведем дух, отдохнем, отоспимся и пригласим вас в наш новый перевод.
Ждите новостей!