Настоящее.

BPOV

Следующая неделя пролетает очень быстро.

Верный своему слову, Майкл публикует в журнале мою печально известную статью, в которой Изабелла Свон якобы планировала разоблачить Эдварда Каллена, как отца ее шестилетней дочери. Это огромный скандал, который мы предвидели, и который, конечно же, ощутимо повышает рейтинги продаж журнала.

Эдвард и Майкл, хоть и по отдельности, но выступили с короткими заявлениями, в которых они заверили общественность, что вариант размещенной в журнале статьи является именно тем, который они оба получили заранее.

Утренние ток-шоу разбирают статью по словам. Ее признают отлично написанной: проницательно, четко, демонстрирующей истинное видение политиков вне кулис и находящихся на грани этики сделок, которые, тем не менее, должны быть заключены, ибо без них ничего невозможно сделать. Кроме того, в статье отражено, что конгрессмен Каллен пытается придерживаться четких этических рамок, и ввиду врожденной харизмы и обаяния, перед которыми редко кому удается устоять и в чем-либо ему отказать, у него неплохо получается оставаться в рамках этики и в то же время продвигаться вперед. Но вопреки ожиданиям многих статья не содержит даже намека на личные отношения между мной и конгрессменом.

Мне звонит Майкл и говорит, что он хочет дождаться результатов этой публикации, прежде чем принимать решение о сохранении моего рабочего места в «ERA». И хоть это может показаться продуманным ходом, Майкл не построил бы свою империю, жалея и входя в положение друзей. Я понимаю и уважаю это. Кроме того, в течение последних нескольких дней этот перерыв в работе кажется скорее благословением, чем наказанием. Несмотря на то, что я скучаю по своей работе, я не знаю, готова ли прямо сейчас столкнуться с Майклом после его откровения на прошлой неделе. Когда-то мы были любовниками, а также коллегами, и я думала, что мы оба прекрасно понимали границы наших отношений, но, по-видимому, я ошибалась; снова. Мне нужно время, чтобы осознать, как все это может повлиять на нашу дружбу, а также на мою работу, если, в конечном счете, она у меня останется.

Эдвард совершает еще несколько поездок в США и обратно. Дома он очень занят своими обычными обязанностями, а также разгребанием последствий пресс-конференции. Идут разговоры о возможном расследовании Конгресса. Несмотря на то, что Карлайл не дает никаких комментариев представителям средств массовой информации по поводу своего участия в «Babygate» (п.п.: сокрытие ребенка) - как этот случай уже окрестили в США - но если обнаружатся доказательства того, что он использовал свое положение конгрессмена, наняв частного детектива следить за мной и Элли, ему придется за это ответить.

В дополнение к бедам Карлайла, весь этот скандал негативно сказывается на возможном переизбрании президента Мартина. Голоса, которые когда-то практически обеспечивали ему переизбрание, сокращаются по мере того, как общественность начинает задаваться вопросом - сколько было известно президенту Мартину, и когда он об этом узнал. В Конгрессе или в Сенате не ведется никаких разговоров о том, что официальное расследование касается причастности президента, но общественность отказывается закрыть этот вопрос.

Вот почему, на этот раз, приехав в Ли, Эдвард выглядит уставшим. Но он не позволяет усталости отражаться на его общении с дочерью или со мной.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Несмотря на то, что мы ожидаем ее прихода, у меня уходит не меньше минуты, чтобы открыть дверь. Я знаю, что она минут пять стояла на улице, колеблясь и выжидая. Я наблюдала за ней через окно. Благодаря Эммету и его друзьям журналисты сейчас держатся на расстоянии от нашего дома, но все же не достаточно далеко. Когда мне, наконец, удается открыть дверь, она выглядит расстроенной и настороженной, как будто собирается войти в логово льва - а учитывая настроение Эдварда после задержки его рейса во второй половине дня - это вполне возможно. Что бы там ни было, нервозность в ее поведении сводит все мои внутренности.

- Белла, - неуверенно говорит Розали, а затем с явной настороженностью переводит глаза на стоящего рядом со мной Эдварда.

- Спасибо... что пришла, - бормочу я.

- Я рада, что ты позвонила, - говорит она.

Я чувствую напряжение в теле Эдварда, вижу жесткость в его плечах. Глаза, которые в течение последних нескольких недель были такими теплыми, теперь холодные и сердитые.

- Входи, Роуз, - говорю я. Она проходит мимо нас, и Эдвард презрительно смотрит на нее сверху вниз, следуя за ней вглубь дома.

Я поворачиваюсь, ловлю взгляд стоящего через улицу Эммета и указываю кивком головы, чтобы он вошел в дом.

Не думаю, что Эдвард когда-нибудь ударит женщину, но кричать он точно будет; очень громко. А наверху спит Элли, и я хочу убедиться, что она не проснется во время всего этого.

- Будь добр, помоги мне сделать все, чтобы Эдвард оставался спокойным, - шепчу я Эммету, когда мы входим на кухню.

Он фыркает, как будто моя просьба его не удивляет.

- Конечно. «Успокоить Эдварда» является моим вторым именем.

Мы садимся вокруг кухонного стола: Эдвард и я - по одну сторону, Роуз - по другую. Эммет встает за мной и Эдвардом.

- Роуз, я не знаю, представляли мы вас друг другу. Это друг Эдварда, Эммет.

- Приятно познакомиться, - улыбается она.

- Думаю, я помню тебя по пабу, - говорит Эммет легким непринужденным тоном.

- Кто-нибудь хочет чая?

- Хватит этих официальных представлений, воспоминаний старых времен и проклятого чая. Мы не поэтому здесь собрались, - Эдвард наклоняется к столу, его ноздри вздымаются. - Почему ты тогда солгала мне? Почему ты сказала, что Белла уехала с Тайлером?

Кажется, он не намерен терять время. Что ж, я предупреждала ее.

Роуз сужает на него глаза и тоже наклоняется вперед.

- Ты разбил ее чертово сердце, - дрожащим голосом обвиняет она его. - В те выходные она полностью тебе отдалась, и ты брал и брал. А когда они закончились, ты решил ей сообщить, что обручен, и у тебя есть другие обязательства. Она была девственницей, когда встретила тебя, но ты отнесся к ней как к обычной шлюхе, - глаза Эдварда на долю секунды распахиваются, но затем его ярость возвращается. - А когда она позвонила твоему отцу, он сказал ей, что ты давно выбрал свой путь и никогда с него не свернешь!

- Это сказал мой отец, а не я! И все это не давало тебе права лгать мне, когда я вернулся за ней, - шипит он. - Ты не знала меня!

- Но Белла сказала мне...

- Мне плевать, что сказала тебе Белла! Ты не знала меня! Мне все равно, даже если Белла описала тебе те выходные в мельчайших подробностях, до последней секунды. Тебя там не было! Ты не знала, о чем я думал или что я чувствовал! У тебя не было права лгать мне!

Его голос с каждым предложением становится громче. Когда он быстро встает, свирепо глядя вниз на Роуз, я кладу руку на его предплечье.

- Эдвард, Элли спит наверху, - напоминаю ему я.

Он смотрит на меня и снова садится, проводя рукой по волосам.

- Чему я должна была верить? – настаивает Роуз. - Нет, меня не было там с тобой и Беллой, но ты не видел последствий того, что ты сделал! Ты не видел, как она рыдала по ночам из-за тебя!

- Роуз, - вмешиваюсь я.

- Нет, Белла! Он должен знать, что произошло!

Эдвард съеживается, с силой зажмуривая глаза, но когда он вновь открывает их, они по-прежнему полны ярости. Тем не менее, это не останавливает Роуз.

- Тебя не было, когда она работала до седьмого пота, пытаясь отвлечься, чтобы не думать о тебе. Она настолько вымотала себя, что оказалась в больнице с угрозой преждевременных родов!

Глаза Эдварда снова распахиваются, и он откидывается назад.

Он смотрит на меня.

- Ты лежала в больнице до того, как у нас родилась дочь?

Я медленно киваю.

- Когда она находилась на шестом месяце беременности, у нее начались преждевременные схватки, которые по словам врачей были вызваны сильным стрессом. Именно тогда ты и вернулся, - рыдает Роуз. - Что я должна была сделать? Привести тебя прямо к ней, чтобы она потеряла ребенка, оставь ты ее снова?

Горькое сожаление отображается на лице Эдварда. Оно заполняет каждую его черточку, каждую морщинку на лбу, меняет оттенок глаз; он медленно выдыхает через суженные губы, и все это доказывает, как ему стыдно.

- Вот почему Элизабет рано родилась, - тихо шепчет он.

Он снова закрывает глаза и делает несколько прерывистых вдохов, пытаясь выровнять свое дыхание, но это не помогает стереть раскаяние, так явно запечатлевшееся в его чертах.

Я хочу дотронуться до него, хотя даже не знаю, что сказать, чтобы вытянуть его из этой агонии, но вдруг он вновь открывает глаза.

- Я был бы рядом с ней, - со злостью шепчет он, в его глазах плещется невиданное доселе неистовство. - Если бы ты сказала мне, я был бы рядом с ней, - утверждает он сквозь стиснутые зубы.

- Я видела твою пресс-конференцию, - по щеке Роуз скатывается слеза. - Мужчина, который выступал на этой конференции, не был тем человеком, который пришел в тот день в паб. В поведении того человека не было видно ни грамма вины, в выражении его лица - никакого сожаления, что уж говорить о словах. Никакая часть тебя не демонстрировала раскаяния, когда ты так непринужденно вошел в тот день в паб. Поставь себя на мое место; если бы кто-то сильно ранил душу твоего лучшего друга, твою сестру, ты бы привел его к дорогому тебе человеку, чтобы он или она получили возможность снова причинить ему боль?

Он снова наклоняется вперед; его глаза горят.

- Я не был должен тебе никаких извинений, - шипит он. - Если ты не видела никакого раскаяния на моем лице, в моем поведении, то это потому, что ты не была тем человеком, перед которым я должен был извиниться, высказать свое сожаление, отдать свое сердце! Как я уже сказал, ты меня не знаешь! Как ты могла предположить, что понимаешь мои чувства или мои намерения? Я бы упал на колени, просил прощения... умолял, если бы нашел ее! Я бы остался!

- У меня не было возможности узнать это!

- ТЫ МОГЛА БЫ МЕНЯ СПРОСИТЬ!

- Эдвард, - я решительно кладу руку ему на плечо, боковым зрением замечая, как Эммет делает шаг вперед, готовясь в случае необходимости вмешаться.

- Ты могла бы меня спросить, - грубым хриплым шепотом повторяет Эдвард. - Ты могла бы сказать: «Послушай, мудак, ты причинил боль моей подруге, и если ты здесь просто, чтобы снова поиграть в свои игры - сваливай нахрен, но если ты действительно переживаешь о ней, то, возможно, я скажу тебе, где она». Тогда, вероятно, я бы продемонстрировал тебе то раскаяние, те угрызения совести, которые, по-твоему, ты имела право увидеть. Но ты просто предположила! Ты решила, что я появился, чтобы ранить ее, и не дала мне шанса доказать противоположное. Ты была одной из тех, кто удерживал меня вдали от моей дочери, моей дочери, - повторяет он, тыкая пальцем себе в грудь, - в течение шести гребаных лет! Почти две недели я день за днем возвращался, а ты так и не дала мне шанса!

Роуз открыто рыдает, и, как всегда, ее слезы вызывают слезы и у меня, потому что она не из тех, кто часто это делает.

- Я думала... – всхлипывает она. - Я думала...

- Все эти годы, Роуз, - говорю я дрожащим голосом. – За все эти годы ты так и не сказала мне, что он возвращался. Ладно, сначала я была в больнице. Но потом, после того как ребенок родился? Потребовалось шесть лет, чтобы признаться мне!

- Я... я, честно, не думала, что потом в этом был какой-то смысл. Я не думала, что он переживал о тебе, Белла, - она умоляюще смотрит на меня, - иначе я бы не скрывала этого. Ты видела его по телевизору и в газетах. Сначала ты видела его улыбающимся со своей женой, в то время как сама с трудом сводила концы с концами, пытаясь закончить учебу. Мы видели его по телевизору рядом с президентом и с женой, и он выглядел таким довольным, даже счастливым. А потом, после его развода, рядом с ним сменялись модель за моделью, и ты видела, как он обхаживал их со всех сторон. Он выглядел абсолютно удовлетворенным своей жизнью.

Черты лица Эдварда окрашиваются еще большим стыдом, заливая его красным цветом, который распространяется на его шею и еще дальше вниз, по его рукам. Он опускает голову, покачивая ею из стороны в сторону.

- Да, я сделал... много ошибок. Это так, - он снова поднимает голову, и хоть из его глаз пропала часть палящего огня, ему все еще больно. - Но я никогда не должен был оправдываться в своих ошибках тебе; это была только Белла, только ей я был должен извинения, и ты не дала мне шанса это сделать.

Долгое время мы все молчим, пытаясь уложить в своей голове всю эту путаницу, недоразумения и ложь.

- Я выросла без отца, Белла, ты же знаешь. Я на себе прочувствовала боль из-за желания, чтобы в твоей жизни был человек, которому наплевать на всех, кроме себя. Я хотела избавить Элли от этой боли. Я хотела избавить тебя от этого унижения. Я смотрела, как моя мать напивалась до смерти из-за человека, который так и не вернулся!

- Но я вернулся! – вспыхивает Эдвард. - Вот в чем разница, и ты, кажется, не понимаешь этого! Мне жаль, что у тебя была тяжелая жизнь, но я вернулся ради Беллы, и я бы остался с ней и нашей дочерью! Ты украла это у нас, - настаивает Эдвард. Когда Розали пытается опустить глаза, он наклоняется, чтобы она все равно его видела. - Разве ты не видишь, что ты сделала? Ты утверждаешь, что хотела лишить Элизабет этой боли, но оказалось, что ты обворовала ее... Мы никогда не вернем это время назад. Я смогу видеть ее каждый день всю оставшуюся часть моей жизни, проводить с ней каждую возможную секунду, но я никогда не узнаю, что бы я почувствовал, когда она изнутри пнула живот своей матери, я никогда не узнаю, как она выглядела в первые часы своей жизни, я никогда не увижу выражение ее лица, когда она сделала свои первые шаги, я никогда не узнаю, - его голос обрывается, и я хватаю его руку, сильно сжимая ее, потому что сама ощущаю, как больно сдавливается его грудь при мысли о том, что у него никогда не будет этих воспоминаний о нашей дочери, - я никогда не узнаю, каково это было бы, когда она впервые пыталась бы назвать меня «папочка». Она никогда не узнает, каково это, когда отец поднимает ее, когда она спотыкается, делая свои первые шаги, или когда отец болеет за нее на ее первом футбольном матче. Эти вещи ты не смогла разделить со своим отцом, но сделала так, чтобы и Элизабет их не пережила. Да, - фыркает он, - ты видела меня по телевизору с другими женщинами, но ты смотрела на мертвую, пустую оболочку человека, который понятия не имел, что пропускал дни рождения своей дочери, ее болезни, ее улыбки и слезы. Ты действительно думаешь, что я бы отдал предпочтение чему-то другому, а не ей и Белле?

- Я не знала...

- Да, ты не знала, - решительно говорит он. - Вот в том-то и дело, Розали. Ты не знала, но все равно сделала так, как тебе показалось верным.

- В то время я... я не смотрела на вещи с такой стороны, - плачет она. - Я просто хотела лишить их боли... и если бы я знала... я не видела все так, как вижу сейчас... – она поднимает дрожащие руки и обхватывает ладонями свое лицо. - Я только хотела защитить их, и... Я была так неправа, и я... Мне так жаль. Мне очень жаль, - повторяет она снова и снова.

Мы все молчим; единственные звуки исходят от наших с Роуз капающих слез. Инстинкт говорит мне подойти к ней, обнять ее и прижать к себе, как это много раз делала она, когда я плакала, когда мне было так больно, что хотелось вырвать сердце из груди, чтобы остановить эту боль. Но она не сказала мне. Возможно, мы с Эдвардом могли бы растить нашу дочь вместе. Но даже если бы между нами не сложились отношения, мы бы смогли всего этого избежать, если бы она только сказала мне.

Но в то же время я не могу игнорировать свою собственную вину в этом хаосе. Все обвинения, которые сейчас Эдвард бросает в сторону Роуз... да, сначала мне было страшно, но потом я была просто зла, и я позволила ей укрепить меня в этом гневе, этой ненависти.

Я не должна была ее слушать.

- Послушай, я не буду судить тебя, как это сделала со мной ты, - голос Эдварда все еще прохладный, но гораздо спокойнее. - Я не знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что было на самом деле в твоем сердце. Полагаю, что, возможно, Белла знает это, но... Прямо сейчас мне приходится разбираться со слишком большим количеством дерьма. Слишком много людей лгало и утаивало от меня информацию, которая, скорее всего, привела бы меня к Белле и нашей дочери намного раньше. Я не могу просто сказать: «Хорошо, если ты действительно сожалеешь, то все в порядке». Мы говорим о шести годах, и ничто, никакое количество извинений не вернет нам это время назад. Между тем, мы с Беллой пытаемся разобраться с нашими проблемами, и то, о чем мы говорим – это твои отношения с нашей дочерью. Я понимаю, почему сейчас удерживать Элизабет от тебя подальше является не очень хорошей идеей, но когда-нибудь, Розали, - он замолкает и разочарованно проводит рукой по лицу, - когда Элизабет станет достаточно взрослой, чтобы понять, что произошло, мы все должны будем просить у нее прощения.

С этими словами он встает и уходит из кухни.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Чуть позже тем самым вечером, после того как Эммет сопроводил Роуз обратно к ее машине, чтобы убедиться, что журналисты будут держаться от нее на расстоянии, мы с Эдвардом спокойно сидим бок о бок в гостиной. Все остальные уже спят. По телевизору идет повтор американских новостей.

«... последние несколько недель в США не стихали разговоры о том, что конгрессмен Эдвард Каллен, который долгое время считался серьезным претендентом на пост президента в будущем, снимает свою кандидатуру с выборов в Сенат, чтобы сосредоточиться на своей дочери, о существовании которой он узнал совсем недавно. Мать ребенка - Изабелла Свон, сотрудник «Newton Enterprises». Судя по всему, они встретились в то время, когда мистер Каллен проходил военную службу, и у них случился роман, результатом которого стал ребенок. Возникли различные версии того, как мисс Свон преподнесла эту новость мистеру Каллену, но становится все более очевидным, что отец конгрессмена, бывший конгрессмен Карлайл Каллен, каким-то образом участвовал в сокрытии, не давая сыну узнать о существовании его дочери.

Кроме того, в течение последних нескольких недель после слегка завуалированных обвинений конгрессмена Администрация Мартина занимает оборонительную позицию. Для его команды это были жесткие две недели из-за постоянных слухов о причастности Белого дома к различного рода сокрытиям. Председатель Бюджетного комитета на этой неделе заявил, что "правда скрывалась достаточно долго, чтобы не нанести вред выборам». Сам президент Мартин никак не прокомментировал этот вопрос, несмотря на то, что ребенок был зачат в то время, когда конгрессмен был помолвлен с его дочерью. Мисс Мартин-Каллен также отказалась от комментариев. В то же время сейчас появляются вопросы: знал ли кто-нибудь об этом факте в администрации Мартина, и если да, то почему об этом молчали. Возникли предположения по поводу того, какой ущерб нанесет эта новость семейному наследию, которое почти гарантировало конгрессмену Эдварду Каллену через несколько лет место в Белом доме; а также относительно брака, который когда-то давал гарантию нынешнему президенту Аро Мартину того, что он сможет и дальше в обозримом будущем влиять на работу правительства США.

Выборы в Америке состоятся всего через несколько месяцев, и сейчас ясно одно - Администрация Мартина не хочет, чтобы этот скандал набирал обороты и как-то ставил под угрозу его переизбрание на пост Президента, которое еще несколько дней тому назад было почти гарантированным. Если есть одна вещь, в которой мы можем быть уверены относительно «Babygate» - как этот случай называют в политических кругах, - в независимости от того, будет ли когда-либо конгрессмен Каллен претендовать на пост президента или нет, он доказал, что действительно может вселять страх в сердца чиновников и избранных должностных лиц.

Что касается Изабеллы Свон, источники сообщают, что в настоящее время корпорация «Newton Enterprises» отправила ее в оплачиваемый отпуск. Но есть догадки, что Майкл Ньютон, генеральный директор конгломерата и хороший друг мисс Свон, хочет увидеть, каким будет исход скандала, сопровождающего последний выпуск журнала «ERA», основной темой которого стала статья о конгрессмене, целиком и полностью написанная мисс Свон, прежде чем принимать решение о том, чтобы уволить или вернуть обратно одного из его топ-менеджеров.

Наконец, маленькая Элизабет Свон. Она находится в центре всего этого скандала. Опять же, источники сообщают, что конгрессмен Каллен уже подал необходимые документы, чтобы поменять фамилию ребенка на свою собственную. По нескольким ее фотографиям, которые смогли заполучить СМИ, она, очевидно, обладает поразительным сходством со своим отцом, а также со своей бабушкой по отцовской линии, покойной Элизабет Мейсен-Каллен. Унаследовала ли она харизму отца, его врожденную черту вызывать у людей симпатию, пока остается загадкой.

Теперь о других новостях...»

Я выключаю телевизор.

Эдвард вздыхает и притягивает меня к себе, прижимая к своему боку. Мы сидим, молча размышляя.

- Ты в порядке? - спрашивает он.

Я делаю глубокий вдох и киваю.

- Со мной все будет в порядке.

Он опирается своей головой о мою макушку, и я чувствую, как он проводит подбородком по моей голове.

- Белла... однажды, после того, как я развелся, Эммет предложил мне попробовать найти тебя...

Я напрягаюсь.

- И что же случилось?

Он не сразу реагирует.

- Я был слишком труслив, чтобы столкнуться с тем, что, мне казалось, я увижу: что ты счастлива в браке, что, возможно, у тебя есть дети. Я полагал, что, поскольку ты точно знала, кто я и где я, то в какой-то момент связалась бы со мной, захотев меня увидеть. Тот факт, что ты этого не сделала, служил лишь подтверждением того, что ты действительно продолжила жить, как и сказала мне Розали. Я не хотел увидеть еще больше тому доказательств, но, Господи, я должен был позволить ему попробовать найти тебя. У меня было бы гораздо больше времени... - он делает резкий прерывистый вдох.

- И я не связалась с тобой из-за твоего образа, который видела в средствах массовой информации. Я верила, что меньше всего ты бы хотел появления ребенка, который положит всему конец. Я виновата во этом, как и Роуз, Эдвард.

- Какая гребаная путаница, - фыркает он, крепче прижимая меня к себе, его подбородок более решительно двигается по моей голове.

Я вздыхаю.

- Да, это так.

- Белла, Роуз сказала... что ты наблюдала за всем этим спектаклем в СМИ... и меня убивает то, что тебе пришлось видеть это. Будь все наоборот, я не знаю, смог ли бы я справиться.

В течение долгого времени мы просто молча сидим. Ощущение его рук, обнимающих меня, то, как его подбородок движется по моей голове, расслабляет каждую мышцу в моем теле, делая мои веки тяжелыми.

- Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? - снова спрашивает он.

Как бы он ни был зол на Роуз, очевидно, что те слова, которые она сегодня ему сказала, повлияли на него. В мыслях он наказывает себя, я знаю, что это так. И я могу позволить этому продолжаться, пока мы размышляем на тему «если бы» или о том, что мы должны были сделать... или же мы можем продолжить пытаться двигаться вперед.

- Со мной все будет в порядке, Эдвард. Да, было больно смотреть на тебя, но, - я поворачиваю голову и встречаюсь с ним взглядом, - я не могу продолжать обвинять тебя в том, что ты делал, когда мы были порознь. И, возможно... возможно, если бы я связалась с тобой...

Он грустно улыбается и прижимается своим лбом к моему.

- Белла, я... ты для меня все, Белла.

Я знаю, что он хотел сказать, и знаю, что он хочет услышать от меня в ответ.

Но я не могу. Пока не могу. Еще не время.

Вместо этого, я прижимаю ладонь к его щеке и улыбаюсь ему. Он закрывает глаза от моего прикосновения и вздыхает. Когда он вновь открывает их, я вижу в них укол разочарования, из-за моей неспособности выразить словами то, что он хочет услышать. Но он просто берет меня за плечи и опускает на диван, оставляя мои ноги у себя на коленях.

- Отдохни, Белла. Я знаю, у тебя был длинный день.

- Я очень устала и физически, и эмоционально. Это так истощает; разговор с Роуз и все остальное... а еще Элли... я чувствую себя уставшей, а она неугомонна, и я не могу винить ее, верно? И таблоиды здесь безжалостны.

Он понимающе кивает.

- Я должен признать, здесь они кажутся еще более сумасшедшими, чем в Штатах.

Я с разочарованием вздыхаю.

- Итак... Мартин не пытался снова связаться с тобой?

Эдвард качает головой.

- А как насчет... Тани? А она пыталась?

Опять же, он качает головой, громко выдыхая.

- Они не будут мне звонить. Если у кого-нибудь из них будет, что сказать мне, они либо сделают это публично, либо придумают какой-нибудь оригинальный способ.

- Например?

Он вздыхает и смотрит мне в глаза.

- Мой адвокат отправил Тане предложение, в котором указано, что я хочу выкупить свою долю дома моей матери. Она не ответила.

- Думаешь, это возмездие за пресс-конференцию?

Он мрачно кивает.

- Белла... то, что ты видела между нами на благотворительном вечере... это была чистой воды политика. Наше... расставание прошло не совсем гладко.

Я поднимаю бровь.

- Я расскажу тебе, что случилось, но... - он в изнеможении выдыхает и запрокидывает голову назад, - ... мы можем оставить это на завтра?

Мне довольно любопытно, но в то же время я боюсь услышать все это. Отношения Эдварда с его бывшей женой не стоят на вершине списка моих любимых тем. Кроме того, у меня было достаточно драмы для одного дня.

- Политика, - фыркаю я, закрывая глаза. - Как тебе удается распознавать правду и ложь?

Он криво усмехается и сжимает ладонями ступни моих ног.

- Одно из важных правил, которым научил меня Карлайл, – «Политика – это восприятие». Это все в нашем восприятии. Для некоторых администраций политика - это одна большая иллюзия. Администрация Мартина, к примеру, скорее позволит замять это дело в надежде на перевыборы, чем бросит мне вызов, рискуя тем самым погубить свой имидж. Сейчас все козыри у меня, Белла, я верну этот дом ради нашей дочери и... - вздыхает он. Когда я открываю глаза, он смотрит на меня.

- Но, что произойдет после выборов, если Мартин все-таки выиграет?

- Тогда, если мне придется, я вытащу свой туз, - выражение его лица становится жестоким. - Я сделаю все, что потребуется, чтобы защитить тебя и нашу дочь. Теперь они это знают.

Его глаза темнеют, наполняясь огнем его абсолютной решимости. От этого взгляда по моей коже проходит мороз, заставляя меня содрогнуться. Я даже не уверена, хочу ли знать, какой именно у него есть туз; по крайней мере, не сейчас.

- Ты столько всего на себя взвалил, Эдвард, - тихо замечаю я. - И вдобавок ко всему эти путешествия из США в Великобританию и обратно, ты словно запрыгиваешь в поезд, следующий в округ Колумбия. Это, должно быть, утомительно.

- А как иначе, Белла? – ухмыляется он. – Мне нужно видеться с тобой и Элизабет. У меня нет никаких других вариантов.

- Элли - умный ребенок, Эдвард. И она вполне здравомыслящая. Я уверена, что она поймет и привыкнет, если не сможет видеть тебя по несколько недель.

Он вздыхает и наклоняется в сторону, встречаясь со мной взглядом.

- Белла, я не хочу, чтобы она привыкала к моему длительному отсутствию. Я не хочу, чтобы она понимала это. Я и так отсутствовал в ее жизни в течение шести лет.

От мучительного раскаяния в его голосе у меня так болезненно сжимается грудь, что я не могу ему ответить.

И вдруг я понимаю, что все это время ответ находился у меня перед носом.

Нет, не совсем ответ, потому что на все это нет никакого однозначного ответа, но, возможно, есть способ начать процесс исцеления... для всех нас.

Я размышляю, в то время как Эдвард осторожно снимает мои носки, сначала в одной ноги, потом с другой.

- Что ты делаешь? – я лишь краем сознания обращаю внимание на его действия, одновременно пытаясь быстро принять решение.

- Ты сказала, что устала, постоянно бегая за Элизабет. Позволь мне сделать тебе массаж.

- Хорошо, спасибо. Эдвард, я тут подумала... Ооох...

Он прижимает большие пальцы к изгибу стопы моей левой ноги и круговыми движениями медленно массирует ее.

Мои глаза закатываются к затылку, и я снова закрываю их.

- Ооох, - стону я, - так хорошо.

Я извиваюсь, тихо постанывая, пока он продолжает разминать мою ногу.

- Эдвард, я думала, что мы собирались прекратить использовать отвлекающую тактику.

Он хрипло посмеивается.

- Мы не спорили. Я не пытаюсь отвлечь тебя. Я только стараюсь расслабить тебя. Никто не говорит, что наш разговор должен прекратиться. Пожалуйста, продолжай.

Я открываю глаза и встречаюсь с его темным насыщенным взглядом. Он перемещает руки к моей другой ноге, проделывая с ней те же самые манипуляции, только сильнее прижимая свой большой палец к изгибу стопы.

Я откидываю голову назад и сжимаю волосы в кулак, отчаянно пытаясь не закричать.

- Хорошо, тогда, - выдыхаю я дрожащим голосом, в то время как он удерживает на мне свой проницательный взгляд. - Как я уже сказала, я подумала...

Он поднимает мою ногу выше и, пристально глядя на меня, опускает свою голову вниз. Я чувствую вспышку тепла, а затем его губы охватывают мой большой палец.

Я резко втягиваю воздух, прогибаясь в спине.

- Ооох...

Его язык кружится вокруг моего пальца, а затем он начинает посасывать его; сначала нежно, а затем более интенсивно.

Тихие проклятия слетают с моих губ, в то время как райское ощущение распространяется вверх по моим лодыжкам и голеням, по всей длине ног, останавливаясь между бедер. Я крепко свожу их вместе, одной рукой все еще сжимая свои волосы, пытаясь опустить себя на землю, другой схватившись за спинку дивана, отчаянно желая разрядки. Он отпускает мой большой палец и перемещается к следующему, уделяя ему то же самое внимание, а затем к следующему, и к следующему...

Я извиваюсь на диване, двигаясь вверх и вниз, ища чего-то... нуждаясь в чем-то...

Внезапно Эдвард ложится на меня сверху. Он целует меня, и я обхватываю ногами, которые все еще покалывает, его талию, притягивая его ближе, пока он удерживает мои руки над головой, крепко сплетая наши пальцы. Когда он начинает двигаться на мне, я получаю нужные мне фрикции.

- Эдвард... – я беспомощно дышу в его рот, чувствуя, как он становится все тверже и тверже, а его бедра двигаются вместе с моими. Каким-то образом мне удается открыть глаза, и я вижу его затуманенные, возбужденные, сосредоточенные на мне омуты. Его опьяняющий взгляд поглощает каждый дюйм моего тела. - Эдвард...

- Прости, - быстро выдыхает он, захватывая мои губы своими. - Мне очень жаль, я знаю, что это нельзя назвать «двигаться медленно», но я не могу сопротивляться тебе, когда ты смотришь на меня таким взглядом.

- Каким взглядом? – задыхаюсь я, едва в состоянии понять, что он имеет в виду.

- Этим взглядом, - подчеркивает он, ухмыляясь; его потемневшие глаза бродят по моему лицу, - с этим выражением полного забытья, когда тебе очень хорошо. Я так много ночей мечтал об этом взгляде, Белла...

В подтверждении своих слов он еще сильнее толкается против меня и издает низкий звук, заставляя меня стонать. Когда он попадает в нужное место, я беспомощно хныкаю. Мы оба одеты в спортивные штаны, и сквозь этот материал так легко почувствовать, когда он снова и снова попадает в то местечко, сопровождая каждый толчок низким стоном; боже, я помню эти стоны. Все мое тело начинает дрожать под ним. Его рот широко открывается над моим, поглощая мое дыхание, каждый мой стон.

- Да, Белла. Да, детка. Этот взгляд.

Его язык касается моего и сразу отступает, дразня меня. Я на грани. Еще несколько толчков - и я воспарю в небеса, но то, что мне нужно сказать ему, столь важно, что даже сквозь обволакивающий меня туман похоти этой мысли удается выбраться наружу. И кроме этого, как бы мне ни было чертовски хорошо, я не готова. Я попросту не готова подчиниться по первой его команде. Это слишком.

Собрав в себе последние капли силы воли, я быстро отталкиваю его.

Он протестующе стонет.

- Белла...

- Остановись, Эдвард, - задыхаюсь я; у меня на лице улыбка, потому что, несмотря на весь окружающий нас ад, с каждым проведенным с ним днем я чувствую себя все более и более живой, более и более спокойной. - Возможно, мы не спорили, но нам действительно нужно обсудить кое-что важное, и ты снова чертовски отвлекаешь меня.

Он ухмыляется, приводя себя в порядок и пытаясь сесть поудобней. Я не могу удержаться и смотрю вниз на его спортивные штаны, видя контуры его внушительной эрекции, которая отлично различима через материал, и вспоминаю... Я помню, как он ощущался внутри меня... как он подносил меня близко к небесам...

Улыбнувшись, я напоминаю себе, что я больше не та девятнадцатилетняя девушка. Сжимая свои волосы в кулак, я заставляю себя отвернуться и посмотреть ему в лицо, но он мрачно смотрит на меня, понимая, куда был устремлен мой взгляд, и, вероятно, даже зная мои мысли.

- Эдвард, мы должны поговорить, - настаиваю я.

Его темный взгляд резко превращается в ошеломленную понимающую улыбку. Он берет мои ноги и снова кладет их себе на колени. Я собираюсь протестовать.

- Я буду вести себя хорошо, обещаю, - кривая ухмылка озаряет его красивое лицо, когда он снова обхватывает руками мою правую ногу. - Мы не пойдем дальше массажа ног. Давай, говори.

Я с сомнением ухмыляюсь, и, несмотря на то, как хорошо он массирует мою ногу, я призываю себя оставаться в разуме.

- Я пытаюсь сказать, что... Я почти схожу с ума, сидя здесь, скрываясь от таблоидов и не зная, что думает Майкл по поводу продолжения моей работы.

На долю секунды выражение его лица становится жестким, но он делает глубокий вдох и кивает, не надевая маски. Его большие пальцы теперь сильнее массируют подъем моей стопы.

- И Элли сейчас тоже тяжело. Нам пришлось ограничить прогулки, и это нечестно по отношению к ней.

Он прекращает массировать мою ногу, расстроено проводя рукой по волосам.

- Белла, я знаю, что вам тяжело, я действительно понимаю. Будь способ оградить от всего тебя и Элизабет, я бы сделал это. Надеюсь, что все утихнет в ближайшую пару месяцев, а после выборов уж точно. Я понимаю, что до них еще несколько месяцев...

Я убираю свои ноги в сторону и сажусь ровно, встречаясь с ним взглядом.

- Дело в том, Эдвард, что здесь ей еще тяжелее, потому что таблоиды продолжают концентрировать свое внимание на мне, а не на политической стороне этого вопроса, чего она в любом случае не понимает. Я думаю, что, возможно, смена обстановки пойдет ей на пользу, пойдет на пользу всем нам.

Он озадаченно хмурится.

- Она продолжает говорить о том, что хотела бы увидеть твой дом в Ойстер-Бэй.

Его взгляд загорается.

- Ты собираешься привезти ее, чтобы проведать меня? Белла, я думаю, что это здорово! Я сам хотел попросить тебя об этом, но учитывая все происходящее, боялся еще более разволновать тебя.

- Эдвард, это не правильно, что тебе приходиться каждые выходные садиться в самолет, чтобы провести несколько часов со своей дочерью, а затем снова оставлять ее. Ко всему прочему, это выматывает тебя.

Он выдыхает.

- Белла, я уже говорил тебе, у меня нет выбора. Мне необходимо видеть вас обоих и...

- Послушай меня. Ты и Элли потеряли так много времени, - прерывисто вздыхаю я, - и я понимаю, что ничего не сможет это восполнить, но я хочу, чтобы у вас обоих была возможность побыть вместе как можно дольше без дополнительного стресса, без понимания того, что через несколько часов тебе придется снова садиться на самолет.

- О чем ты говоришь, Белла?

- Я не знаю, что будет с моей работой, но если Майкл захочет оставить меня в компании, он может найти мне что-нибудь в Нью-Йорке.

Он улыбается своей обезоруживающей кривоватой улыбкой.

- В Нью-Йорке?

Я киваю.

- Это будет только на один год, Эдвард, - быстро разъясняю я. - Но я не вижу причин, по которым бы Элли не закончить там свой первый учебный год, и вы оба сможете наверстать какое-то упущенное время без дополнительного стресса, которого у нас и без того хватает. Я могла бы найти квартиру в городе, и Элли сможет проводить время с нами обоими...

Он притягивает меня в свои объятия, сжимая так крепко, что мне становится трудно дышать.

- Спасибо, Белла, - пылко бормочет он. – Спасибо. Ты понятия не имеешь, как много это значит для меня. Наконец, я буду близко к вам, и мы будем… - вздыхает он, - …вместе.

- На самом деле, - дрожащим голосом шепчу я, - мне кажется, что я все понимаю.

Когда он целует меня, я выдыхаю в его рот, и он издает хриплый стон, который за один уик-энд стал столь мне знакомым; и снова становится таковым. Но на этот раз мы не переходим границ.

Мы продолжим двигаться вперед медленно и не сможем избежать моментов, когда нам не удастся устоять друг перед другом; в этом нет ничего предосудительного. Потому что то, как он сейчас целует меня - медленно, очень медленно - именно так он целовал меня тогда; такими были наши первые поцелуи, в наш первый уик-энд. Наши поцелуи - это только начало, и они несут в себе обещание чего-то большего.

Нет, он не сдержал свои обещания.

Не тогда.

И мы можем винить друг друга, кричать и анализировать все до бесконечности.

Или мы можем попытаться еще раз добраться туда, куда хотим, вместе.

Перевод: koblyktet
Редакция: Maria77
Литературный редактор: mened