Настоящее.

EPOV

Несколько следующих дней мы проводим, валяясь на пляже по утрам и после обеда. Элизабет влюблена в царящую здесь, в Ойстер Коув, атмосферу. Мы выходим на яхте в океан, и, когда я разрешаю ей постоять за штурвалом, она клянется, что, повзрослев, станет капитаном корабля. Иногда она напоминает мне меня самого в её возрасте – не только внешностью, но и тем, что говорит и делает, – и я задаюсь вопросом, всегда ли она была так похожа на меня? Возможно, у меня никогда не будет полного представления о том, какой была моя дочь до шести лет, кроме фотографий, видео и воспоминаний, которыми делятся со мной Белла и все те, кто наблюдал за тем, как она росла. Но я знаю, какая она сейчас, и клятвенно обещаю себе - независимо от того, что уготовано нам судьбой в будущем, она всегда будет знать, что любима обоими родителями. Она никогда не станет пешкой в политических играх. Мы с Беллой будем направлять её, но Элизабет будет сама принимать решения относительно собственного будущего, даже если захочет стать капитаном корабля.

Мы совершаем длительные прогулки по имению. Высокие сосны и красные клены укрывают нас в тени своих широко раскинувшихся крон, как от последних палящих лучей летнего солнца, так и от возможных случайных взглядов. Размеры имения достаточно велики, так что Элизабет довольна, и ей всегда есть чем заняться. С самого утра она мчится по зеленой, еще покрытой росой траве, распевая песни в тени деревьев под доносящийся сверху щебет птиц. Она проносится по влажному песку, который липнет к её ногам. Она перепрыгивает каменистую тропинку, окаймляющую пляж. И на всем протяжении своего пути она сбрасывает один предмет одежды за другим, пока не остается в одном купальнике. Даже её панама улетает прочь, несмотря на все протесты Беллы.

Однажды утром, где-то в середине недели, тетя Эсме вызывается присмотреть за Элизабет у бассейна, чтобы я смог провести для Беллы урок игры в теннис, который она так хотела получить. Элис и Джаспер идут с нами, чтобы сыграть пара на пару, и я напоминаю себе, что нужно найти минуту, чтобы поблагодарить Джаспера. Мне известно, что на эту неделю у него были совместные планы с друзьями, но они с тетей Эсме великолепно справляются, не давая Элис заскучать или почувствовать себя нежеланной гостьей, пока Белла, Элизабет и я учимся быть семьей. Да, мне нужно найти время, чтобы поблагодарить его.

Как бы то ни было, урок тенниса оказывается более сложной задачей, чем я ожидал. Белла пропускает почти каждый летящий в её сторону мяч. Джасперу больше везет в этом плане с Элис, которую Белла обвиняет в том, что ей посчастливилось унаследовать куда больше координации от семьи Свон.

В общем-то, это похоже на правду, хотя мне так чертовски тяжело дается этот урок не из-за этого. Белла, на самом деле, абсолютно не вешает носа из-за того, что у нее не получается. Бóльшую часть времени она смеется над своими промахами и неверными шагами.

Её наряд – вот что убивает меня. На ней одна из этих коротеньких белых теннисных юбочек, и каждый раз, когда она подпрыгивает, подпрыгивает и ее юбка – и то же самое происходит с моим членом.

Мой урок, мягко говоря, не удался.

Я отправляю очередной мяч в её сторону, и она высоко подпрыгивает, чтобы отбить его ракеткой, но я вижу только золотистые бедра. Я разворачиваюсь вполоборота и издаю про себя едва слышный стон.

Я смогу это выдержать.

По дороге домой Элис и Джаспер довольно медленно идут вслед за нами. У Элис получалось совсем неплохо, так что, полагаю, она действительно устала. Так или иначе, благодаря этому у меня появляется возможность обсудить с Беллой сюрприз, который я хочу устроить для нашей дочери, и узнать её мнение на этот счет.

После того, как я все ей рассказываю, она смеется.

- Ты избалуешь свою дочь.

Внутри меня разливается теплое чувство, когда она говорит об Элизабет «твоя дочь», а не «моя дочь», как она называла её всего пару коротких месяцев назад. Похоже, в глубине души она, наконец, полностью признала, что Элизабет настолько же моя, как и её. В это мгновение, как и много раз до этого, я умираю от желания прямо сейчас сказать ей, как сильно я её люблю. Не только из-за того, что она так чертовски аппетитно выглядит в этом наряде для тенниса, но и потому, что этими простыми словами она открывает мне свое сердце.

Но я не хочу торопить её. Я могу подождать.

Поэтому я просто пожимаю плечами и качаю головой.

- Не думаю. Мне кажется, Элизабет невозможно избаловать. Она… неизбалуемая, – произношу я, улыбаясь во весь рот.

Белла хихикает, шлепая меня по руке теннисной ракеткой.

- Неизбалуемая. Уверена, такого слова даже не существует. Надеюсь, вы не используете слова типа «неизбалуемая» в речах, которые произносите перед Конгрессом, конгрессмен Каллен.

Она подшучивает надо мной. В течение последних нескольких дней я подмечаю все больше черт той Беллы, с которой когда-то познакомился – юной, беспечной, доверчивой девушки, в которую тогда влюбился.

Я резко разворачиваюсь, преграждая ей путь, отчего ей тоже приходится остановиться. Взглянув на Элис и Джаспера, я отмечаю, что они довольно сильно отстали.

Я медленно растягиваю губы в усмешке.

- Приношу извинения за свое косноязычие, но именно это происходит, когда ты дефилируешь передо мной в подобных нарядах.

Всего несколько дней в США под летним солнцем, и её кожа приобретает золотистое свечение, которое так красиво смотрится на фоне всей этой проклятой белизны. Я намеренно и откровенно скольжу взглядом по её телу: от маленького белоснежного топа на бретелях, который заканчивается как раз над её пупком, позволяя мне увидеть полоску обнаженной кожи на талии, к этой малюсенькой белой юбочке, которая, развеваясь на ветру, демонстрирует её красивые, стройные и загорелые ноги.

- В твоем присутствии я теряю дар речи, не говоря уже о том, что забываю, как правильно размахивать теннисной ракеткой, – шучу я в ответ. – И мы снова вернулись к обращению «конгрессмен Каллен»?

В её глазах вспыхивает искорка кокетства. Раньше в Белле я такого не замечал – даже когда мы только познакомились. Нет, это не та же Белла, какой она была семь лет назад. Полагаю, никто из нас никогда не будет прежним, но это хорошо. Мы стараемся идти вперед, а не назад.

- Ах, я подумала, что это был весьма посредственный урок игры в теннис, – посмеивается она, подвигаясь ко мне, – но не хотела ставить вас в неловкое положение, говоря это вслух. Но все же, конгрессмен, не думаю, что с вашей стороны справедливо перекладывать вину на мой костюм. Как-никак, именно такой наряд обычно надевают для игры в теннис, не так ли? – добавляет она обольстительно низким голосом, медленно поворачиваясь передо мной вокруг своей оси.

В глубине моей груди рождается низкий стон. Она слышит его, кладет мне на грудь теплую ладонь и, чуть склонив голову, заглядывает мне прямо в глаза.

- Что касается ваших ораторских способностей, конгрессмен, ни на секунду не поверю, что вы можете быть косноязычным. Вы - тот еще мастер заговаривать зубы, сэр. Всегда им были.

Я обнимаю ее одной рукой за талию и резко притягиваю к себе, заставляя ахнуть от неожиданности, когда её тело оказывается плотно прижатым к моему. Но её глаза сверкают озорством, поэтому я приподнимаю свою теннисную ракетку и шлепаю ею по этой попке, мучавшей меня все утро.

- А-ай! – она кажется слегка ошарашенной и смотрит на меня на протяжении нескольких секунд, прежде чем заговорить, и когда я уже начинаю думать, что, возможно, зашел слишком далеко, она широко улыбается. – Вы только что шлепнули меня по попе теннисной ракеткой? А вы, оказывается, шалун, конгрессмен. Что бы на это сказали ваши соратники по партии?

Боже, я обожаю, когда она переходит на кокни.

- Это ты та еще шалунья, дорогая, с этой попкой, которая прямо напрашивается, чтобы её отшлепали.

Её глаза широко распахиваются. Я наблюдаю, как её щеки наливаются ярким румянцем, несмотря на прекрасный золотистый загар, приобретенный ей за несколько прошедших дней. Она напряженно сглатывает, а затем одаривает меня усмешкой, приподняв один уголок рта.

- Видимо, впредь мне придется как следует прикрывать свой зад, так что ли? – она прижимается ближе и, приподнявшись на носочки, шепчет мне на ухо: – Я бы ни за что не хотела оказаться виновной в использовании вами несуществующих слов в присутствии ваших коллег, – с каждым словом её рот все приближается, пока в итоге губы не касаются мочки моего уха, и мой член начинает пульсировать. – Или в появлении неподобающих выпуклостей во время урока игры в теннис.

Отстраняясь, она не отрывает взгляда от моих глаз, наблюдая, как я часто и неровно дышу.

- Белла… ты дразнишь меня. Это не очень любезно.

Она невинно улыбается.

- Пойдем, дорогой. Наша дочь, наверняка, уже заждалась.

Я просто стою на месте, пока мое сердце пытается вырваться из груди, а член упирается в спортивные шорты, в то время как Белла неторопливой походкой направляется вперед, открывая мне отличный вид на вышеупомянутую попу и оставляя меня с довольно болезненными ощущениями в паху.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Последние пару дней Элизабет называет тетю Эсме «бабушкой Эсме». Видимо, потому, что Эсме напоминает ей её английскую бабушку тем, как та ухитряется оберегать мою дочь и в то же время справляться с её общепризнанно буйным нравом.

- Ты не против? – нервно спросила меня Эсме, когда Элизабет начала её так называть.

Это действительно вызывает у меня двойственные чувства с горько-сладким привкусом; не раз я представлял себе реальность, в которой моя мама могла бы познакомиться со своей внучкой, и воображал, как Элизабет звала бы её бабушкой, произнося это слово со свойственным ей легким акцентом. И пусть я совсем немного времени провел с моей матерью, но я знал её сердцем.

- Нет, тетя Эсме, я не против, – честно ответил я. – Думаю, мама была бы от этого в восторге.

Тетя Эсме протянула руку и благодарно пожала мою ладонь.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Подойдя к бассейну, мы обнаруживаем, что к Эсме и Элизабет присоединился Эммет. Они все вместе играют в водный волейбол. Эммету очевидно тяжело принять тот факт, что моя тетя может надрать ему задницу в волейбол на любом поле. Постояв у бассейна всего секунд десять, наблюдая за ними, я уже могу сказать, что он безнадежно проигрывает и совсем этому не рад.

Он издает вопль, когда заброшенный тетей мяч оказывается в воде прямо рядом с ним.

- Черт! Элизабет, тащи свою попку сюда и играй теперь за меня! Бабуле твоя помощь не нужна, а мне нужна!

Вероятно, он не должен использовать подобные выражения в её присутствии, но я не могу удержаться от негромкого смешка, когда Элизабет, хихикая, переплывает под сеткой на сторону Эммета.

Эммет невероятно ответственно подходит к работе личного телохранителя Элизабет, его сосредоточенность сейчас даже выше, чем когда он являлся моим личным охранником, а это уже о чем-то говорит. Впрочем, в то время это делалось лишь для того, чтобы успокоить тетю; никто из нас никогда не видел реальной опасности для моей жизни.

Я молюсь каждое утро, чтобы все подготовленное Эмметом и его командой никогда по-настоящему не понадобилось ни Элизабет, ни Белле.

Пока же Эммет практически все время находится рядом с Элизабет. Он никогда бы не признался, но я знаю, что его сердце давно оказалось в её маленьких ладошках. Я вижу это в том, с каким вниманием он за ней наблюдает, словно её безопасность – дело всей его жизни. Он не нянчится с ней, но в то же время он ей предан. Он как дядя, который объясняет твоему ребенку грубые и неприятные вещи, с которыми тот может столкнуться в жизни, и которые тебе самому сложно было бы объяснить. В ответ Элизабет воспринимает его как члена семьи, кем он по сути и является. После всего, что мы вместе с ним пережили, он действительно стал мне братом.

Вскоре мы с Беллой включаемся в игру: Белла в «команде» тети Эсме, а Элизабет и я – с Эмметом. И, несмотря на то, что отсутствие у Беллы координации сказывается и в волейболе, Эсме все равно надирает нам зад.

- Ладно, на сегодня с меня хватит унижений, я выхожу, – сообщаю я, запрыгивая на борт бассейна.

- Я тоже, – ворчит Эммет.

Я стряхиваю воду с волос, вытираю полотенцем плечи и грудь и… ловлю на себе взгляд Беллы. Её глаза сосредоточены на моей груди, и она закусила губу, отчего в моем паху мгновенно возникают недвусмысленные ощущения – снова.

Она поднимает глаза и видит, что я её застукал, но вместо того, чтобы смутиться, она вновь улыбается той неспешной соблазнительной улыбкой. Я подмигиваю ей.
Но тут Элизабет по какой-то причине привлекает её внимание, и она отворачивается.

Мы с Эмметом отдыхаем в шезлонгах, болтая ни о чем и расслабляясь после сумасшедших недель. Нет, я не забыл, что за этими стенами существует мир, который остается таким же безумным, как и несколько дней назад, но пока – еще хотя бы в течение нескольких дней – мы можем притворяться, что его нет.

- Эм, я еще раз хочу поблагодарить тебя за то, что присмотрел за Элизабет и Беллой в Англии, и за работу, которую ты со своей командой выполняешь сейчас.

Его глаза закрыты, лицо обращено к небу, к солнечным лучам. Он слегка кивает, давая понять, что услышал мои слова. Я откидываюсь на спинку шезлонга и закрываю глаза, слушая, как смеется Элизабет, пока Эсме пытается обучить её и Беллу основам водного волейбола.

- Мужик, они дороги мне. Даже если ни одна из них нихрена не умеет играть в волейбол. И потом… я пообещал.

Я улыбаюсь, не открывая глаз.

- Рене заставила тебя пообещать, что ты будешь присматривать за всеми ними, не так ли? – я предполагаю, что он снова кивнет как раньше.

- Да, она… и другие, – уклончиво отвечает он. Я с любопытством поднимаю голову, но его глаза все так же закрыты.

- Где Джаспер? – вдруг спрашивает он.

- Джаспер?

Погодите, а где, черт возьми, Джаспер? Я провожу рукой по мокрым волосам.

- Наверное, снова играет в теннис с Элис. У нее довольно хорошо получается, в отличие от её сестры, – Эммет посмеивается, и я снова опускаю голову назад и закрываю глаза. – Вообще-то, он очень помог, развлекая Элис, пока мы с Беллой и Элизабет проводили время вместе. Бедная девчонка, я бы не хотел, чтобы она скучала, особенно если учитывать, что ты был слишком занят, чтобы служить объектом обожания, – говорю я, намекая на очевидное увлечение Элис Эмметом.

Он посмеивается.

- Ага. Ну, нельзя же винить девчонку, что она запала на меня, правда?

Я фыркаю.

- Шучу. Она - хороший человечек. А Джаспер - молодец, что так помогает тебе. Наверное, он все еще пытается заслужить твое прощение?

- Он его уже заслужил.

- Прощать всегда хорошо, Эдвард, – произносит Эммет после паузы, – особенно, когда человек действительно сожалеет. В конце концов, это может помочь приблизиться к желаемой цели.

Когда я снова смотрю на него, он уже не лежит с закрытыми глазами, а пристально всматривается в мое лицо с серьезным, без тени иронии, а потому нетипичным для него выражением.

- Эммет, что…

- Папочка, бабушка Эсме говорит, что сейчас научит меня плавать, чтобы мне больше не нужно было носить этот ужасный жилет!

К нам подходит Белла и садится на шезлонг рядом со мной. На заднем плане я слышу, как тетя Эсме убеждает Элизабет, что ей все равно придется надевать спасательный жилет, когда она катается со мной на яхте.

- Я сама плавать не умею, иначе я бы её научила, – смущенно признается Белла.

Я обнимаю её одной рукой и притягиваю к себе. Её красивые ноги касаются моих, и я мечтаю о том, чтобы почувствовать больше её кожи, но она накинула трикотажную тунику поверх купальника. Всю неделю её купальники были, по меньшей мере, скромными. Не поймите меня неправильно, они великолепно на ней смотрятся, но помимо этого они многое скрывают, и к настоящему моменту мое воображение вышло из-под контроля. Я провожу ночи, представляя её в купальниках, состоящих из крохотных треугольников сверху и едва прикрывающих что-либо снизу…

Если я не хочу наглядно продемонстрировать в присутствии собственной дочери и остальных членов семьи свою реакцию на подобные образы, мне лучше прекратить мыслить в данном направлении.

- Я научу тебя плавать, – обещаю я ей.

- Спасибо. Мне действительно нравится, что здесь так тепло.

От улыбки, которой она меня одаривает, у меня возникает мысль, что она имеет в виду не только тепло воды.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Следующим утром я отправляюсь в город с Сетом и Полом, а когда мы возвращаемся, Белла встречает меня первой. Она подходит ко мне с понимающей улыбкой на лице. На ней черный цельный купальник и белая трикотажная толстовка поверх него, застегивающаяся на молнию спереди. В последнее время её темные волосы кажутся более волнистыми, чем обычно, от соленой воды и солнца они завиваются на концах и вокруг лица. Она выглядит настолько умопомрачительно прекрасно, что мне хочется просто подхватить её и унести в дом.

- Купил? – спрашивает она.

Я моргаю, заставляя себя сосредоточиться, и киваю, самодовольно улыбаясь ей, в то время как она ненадолго заглядывает в сверток из одеяла, который я прижимаю к себе.

Её глаза загораются, и она делает глубокий вдох.

- Ну, тогда покажи его своей дочери.

- Элизабет! – зову я заметно дрожащим от волнения голосом.

Она видит меня и подбегает.

- Папочка, где ты был все утро? Мамочка сказала, что ты ездил по делам, – восклицает она, отвечая на свой же вопрос. – Папочка, а что у тебя там?

Когда она видит его, то визжит от радости, и я облегченно выдыхаю, потому что на несколько мгновений я засомневался в том, насколько хорошо знаю свою дочь, действительно ли это то, чего она может хотеть. Но она берет его из моих рук и поднимает вверх, хлопая глазами, словно не может поверить в свое счастье, а затем нежно, но крепко прижимает его к себе.

- Мой щенок… Папочка, ты подарил мне щенка, – выдыхает она, все еще не веря своим глазам.

- Это от нас с мамой. Мы вдвоем тебе его дарим, – я беру Беллу за руку, и она сплетает пальцы с моими, слегка сжимая их.

Щенок поднимает маленькую черную головку и облизывает её лицо, от усердия шлепая длинными ушами по её щекам. Элизабет снова взвизгивает.

- Спасибо, мамочка и папочка! Я его обожаю! Я уже его люблю, и смотрите – он меня тоже любит!

Белла посмеивается, протягивая руку и гладя курчавую черную шерстку на спинке щенка. Это смесь золотистого ретривера и пуделя.

Он еще маленький, но меня предупредили, что он вырастет довольно большим, а я, в свою очередь, предупредил Беллу, поскольку он будет проводить время не только в моем, но и в её доме тоже – до тех пор, пока я не смогу убедить её сделать мой дом своим.

- Конечно, он любит тебя, милая.

- Мамочка, папочка, можно я назову его?

- Ну, его же нужно назвать. Мы же не будем всегда звать его просто щенком, – шутя отвечаю я.

- Боже мой, что это у тебя, Элли? – спрашивает Элис, подходя ближе. Она издает такой же пронзительный визг, как и Элли. – Щенок! Мы с Беллой всегда хотели иметь собаку. Эл, можно я подержу его?

Элли неохотно передает щенка.

- Только очень осторожно, тетя Элис. Он еще маленький.

Все собираются вокруг, охая и ахая над новым щенком Элизабет.

Я прижимаю Беллу к себе, пока мы стоим, наблюдая за нашей дочерью и новым членом нашей семьи. Наклоняясь к её уху, я шепчу:

- Знаешь, есть еще одна причина, помимо компании для Элизабет, по которой я хотел подарить ей собаку.

Она поднимает на меня взгляд.

- Да? И какая же?

Я улыбаюсь и снова тянусь к её уху, касаясь губами мочки.

- Может, Элизабет понравится, что с ней будет спать кто-то другой, а ты сможешь… спать в другом месте.

Она издает хриплый смешок, вновь обращая ко мне потемневший взор.

- Конгрессмен, а у вас все мысли только об одном, не так ли?

Мы обмениваемся долгими пристальными взглядами.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

На следующий день, завтракая на террасе, мы наблюдаем за волнами, нежно ласкающими прибрежный песок, прежде чем разбиться о коричневые и серые камни. И тут, ни с того ни с сего тетя Эсме, видимо, решает сжалиться надо мной. Либо это так, либо мы с ней на одной волне. Потому что она искусно переводит разговор на тему того, как спят Белла и Элизабет, и тактично намекает на то, что, возможно, Элизабет уже слишком взрослая, чтобы постоянно спать с родителем, и что теперь, когда она собирается пойти в первый класс, вероятно, пришло время ей жить в собственной отдельной комнате.

Белла объясняет Эсме, что это началось больше по необходимости, так как в Ли они жили в маленьком доме Рене, а потом они обе просто к этому привыкли. Так что, пока я слушаю райское пение на задворках своего сознания, она соглашается с тем, что, наверное, настало время избавляться от этой привычки.

Помимо того, теперь, когда у нее есть Ойстер (Ойстер – это имя, которое Элис и Элизабет вместе выбрали для нашего голдендудля (п.п.: так называется порода – гибрид голдена, т.е. золотистого ретривера, и стандартного пуделя)), Элизабет будет легче привыкнуть к тому, чтобы спать в своей комнате без мамы.

Таким образом, все решено, и Эсме соглашается с тем, что это отличная идея – будто не она сама её предложила, – и когда Белла уходит, чтобы помочь Элизабет накормить Ойстера завтраком, тетя довольно улыбается, глядя мне в глаза.

Когда мое отчаяние стало настолько очевидным, что его заметила даже тетя?

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Вечером этого же дня мы с Беллой укладываем Элли в постель; Ойстер лежит на своей красной стеганой подушке у её ног. Прочитав ей несколько сказок и поцеловав перед сном, мы уходим, оставляя включенным ночник и только наполовину прикрыв дверь, а Белла напоминает ей, что она будет в своей спальне совсем рядом по коридору, и что я буду в своей комнате в конце коридора.

Мы смотрим друг на друга, и Белла пожимает плечами.

- Посмотрим.

Мы на пляже, лежим на покрывале и смотрим на звезды. Здесь, где нет огней небоскребов и уличных фонарей, их видно гораздо лучше, чем в городе. Воздух наполняет шум разбивающихся о берег волн.

- А вот это Кассиопея, – объясняю я Белле, показывая созвездия, названия которых не забыл с тех пор, как был ребенком. – Видишь? Его можно узнать по форме в виде буквы «W». А вон там, к югу от Кассиопеи, – Андромеда. А там, на востоке от него, видишь? Это Персей. Согласно мифологии, Кассиопея хвасталась, что её дочь Андромеда красивее самих морских нимф, и в качестве наказания за это её дочь должны были принести в жертву морскому чудищу, но Персей, полубог-получеловек, спас её и взял в жены.

Я чувствую на себе взгляд Беллы, поэтому поворачиваюсь к ней.

Она смеется.

- А ты умеешь красиво говорить.

Я улыбаюсь ей и нахмуриваю брови.

- Я всего лишь учу тебя распознавать созвездия, – я проскальзываю одной рукой под нее, обнимая за талию, а другой обхватываю её под руками, приподнимая и укладывая на себя, – я не виноват, что тебе это кажется сексуальным.

Она снова смеется. Когда я поднимаю голову, она прижимается губами к моим, проводя по ним теплым языком. Я охотно открываю рот, и когда мои руки проникают под её застегнутую толстовку, меня ждет приятный сюрприз.

- Купальник не сплошной, – улыбаюсь я, не отрываясь от её губ.

Она медленно качает головой, садится на мне, цепляет толстовку за край и снимает её.

Я снова слышу райское пение, обнаружив крохотные треугольники верха бикини и столь же маленький кусочек ткани, прикрывающий нижнюю часть её тела.

Я с трудом сглатываю, не в состоянии что-либо произнести, когда она набрасывается на меня, и мы целуемся, лежа на песке под звездами и перекатываясь снова и снова так, что сверху оказывается то она, то я. Мне кажется, что мы целуемся часы напролет, но этого все равно недостаточно. Она прижимается ко мне каждой частичкой своего теплого тела, и я без зазрения совести даю волю рукам, а она со всей силы тянет меня за волосы, заставляя издавать протяжные стоны. Семь лет назад мои волосы были гораздо короче. Вообще-то я собирался постричься перед заседанием Конгресса, которое состоится в следующий вторник, но теперь я, скорее всего, воздержусь от этой идеи.

Она снова садится, и я ощущаю её жар сквозь едва заметный прикрывающий ее клочок ткани через свои натянутые шорты. Я смыкаю губы поверх шелковистого материала одного из треугольников её топа, прямо на её набухшем соске, и она стонет, облизывая и покусывая мою шею.

Но должен признаться, что чувствую себя оскорбленным, когда Белла вдруг поднимает голову и сплевывает в сторону. А потом повторяет это еще раз.

- Черт! Ты весь в песке!

Я откидываюсь на одеяло, разразившись приступом хохота, она тоже хохочет, распластавшись на мне, обняв меня за шею и зарываясь лицом под мой подбородок.
Несколько долгих мгновений мы просто лежим, позволяя себе успокоиться, и я трусь подбородком о её висок. Когда она слегка меняет положение, задевая мой эрегированный член, я не могу сдержать стон.

- Белла… теперь у Элли есть своя комната. А у тебя - своя. Твой разум уже готов согласиться с тем, чего хочет твое тело? – я не могу скрыть ноток надежды, вернее, если давать моим эмоциям более точное определение, – ноток отчаяния, сквозящих в каждом произнесенном мною слове.

Она беспечно смеется.

- Практически да.

- Хм. Могу ли я… что-нибудь сделать, чтобы помочь ускорить процесс?

Она смеется, приподняв голову.

- А ты не страдаешь излишней деликатностью, да?

Я обхватываю её лицо ладонями.

- Ты сводишь меня с ума и знаешь об этом. Тебе так нравится издеваться надо мной?
Ахнув, она делает вид, что обиделась, и поднимается, направляясь от меня прочь, оставляя меня беззащитным под ночным прибрежным бризом.

- Я в постель.

- Заманчивое предложение, – бормочу я, заставляя её рассмеяться вновь, но когда я подхватываю её на руки, прижимая к груди, она вскрикивает.

- Эдвард, отпусти!

- Да? Ты уверена, что хочешь, чтобы я тебя отпустил?

- Да! Отпусти сейчас же!

- Сама напросилась, – я, ехидно усмехаясь, бегу к воде.

- Что ты делаешь? – шепчет она. – Эдвард, нет. Нет, Эдвард! – умоляет она, но мы оба смеемся и стонем от контакта с холодной водой. Я не останавливаюсь, пока вода не достигает моей груди, и все её тело, за исключением головы, оказывается погруженным в море. – Боже мой! Эдвард, не забывай, что я не умею плавать. Пожалуйста, не отпускай меня. Пожалуйста, не отпускай, – просит она, крепко ухватившись за мою шею.

Тем временем я просто любуюсь её красотой. У нее совершенное тело. Я не забыл те выходные. Да, тогда её тело тоже было идеальным, но с тех пор она, кажется, слегка округлилась: её грудь стала чуть больше, а бедра – немножко шире. Все другие женщины, с которыми я был – высокие, стройные блондинки – намеренно полная противоположность всему тому, какой была Белла… Они не сравнятся с ней, никогда не могли сравниться.

- Белла… я никогда тебя не отпущу.

Высоко над нами, в ночном небе, сверкают звезды и луна, но нет вида прекраснее, чем моя Белла, освещенная их сиянием.

- Я лю…

Прежде чем я успеваю закончить фразу, она обвивается вокруг меня и обрушивается поцелуем на мой рот. Я захватываю её губы, соленые от морской воды и припухшие от холода. Когда я начинаю покусывать её шею, прокладывая дорожку из влажных поцелуев к её груди, она обхватывает обеими руками мою голову и возвращает мои губы к своим, теперь целуя меня медленно и нежно. Все это время она что-то шепчет, но я не в состоянии сконцентрироваться настолько, чтобы разобрать её слова. Но она снова и снова нашептывает что-то. В конце концов, я заставляю себя оторваться от её рта и прислушаться.

- Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… – умоляет она, прильнув губами к моей ключице.

- Что «пожалуйста», любовь моя?

Наши взгляды встречаются, в её почти черных зрачках отражается лунный свет.

- Пожалуйста, отнеси меня в твою постель.

И в том, как она набрасывается на мои губы и проникает языком в мой рот, не остается ничего медленного или нежного.

- Отнеси меня в дом, – выдыхает она у моих губ, – отнеси меня в свою постель, Эдвард.

Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, а член под водой встрепенулся. Я снова прижимаю её к груди, подхватывая на руки, и поспешно выхожу из воды, неся её по мокрому песку к нашим спальням; все это время мы продолжаем целоваться и хихикать, как подростки, которые собираются в первый раз заняться сексом. Приподняв ногу, чтобы удержать Беллу, я берусь за дверную ручку и поворачиваю её, чтобы открыть дверь спальни.

Когда мы оказываемся внутри, я гордо улыбаюсь.

- Ты…

Её взгляд останавливается на чем-то позади меня, и, издав смешок, она закрывает глаза. Я следую за траекторией её взгляда…

… к крохотной фигурке маленькой девочки, сидящей на моей кровати с широко распахнутыми глазами и щенком, уснувшим у её ножек.

- Мамочка, папочка, где вы были? Я вас искала. Я посмотрела в твоей комнате, мамочка, а потом пошла искать папу.

Никакими словами не описать ту абсолютную, отчаянную безысходность, в которой я пребываю. Мои плечи опустились, грудь поникла – как и другие части моего тела. Осторожно и с сожалением я опускаю Беллу на ноги.

- Мамочка и папочка здесь с тобой, милая, – Белла смотрит на меня и замечает мое горестное состояние. С виноватой улыбкой она приподнимается на носочки и шепчет мне на ухо: – Это одна из прелестей быть родителем, дорогой.

Мне удается лишь скорчить подобие улыбки.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Проснувшись утром, еще не открыв глаза, секунд пять я пытаюсь понять, какого черта моим ногам так жарко, и почему я лежу на самом краю кровати.

Но потом я чувствую тепло прижавшегося к моему боку маленького тельца, а также тепло другого тела, точнее, гладкого бедра под моей вытянутой рукой.

Открыв глаза, я вижу, как солнечные лучи отражаются в волосах моей дочери, рассыпавшихся длинными золотистыми прядями по моей груди. Я следую взглядом чуть дальше, туда, где моя ладонь покоится на мягком бархатистом бедре её матери, а затем любуюсь её красивым лицом – она все еще крепко спит.

Я фыркаю про себя, потому что все-таки этой ночью мы с Беллой спали вместе – с Элизабет между нами.

И Ойстером у моих ног.

На самом деле, эта ночь стала одной из лучших в моей жизни.

Перевод: ThanksTwilight
Редакция: bliss_
Литературный редактор: mened