BPOV

Пока мы идем к его кабинету, Эдвард крепко держит меня за руку, и наши пальцы переплетены. Мое сердце громко ухает в груди, живот скручивает в тугие узлы, и я ненавижу это. Я ненавижу эффект, который на меня оказывает Таня Мартин-Каллен, а еще то, что мне придется встретиться с ней. Я ненавижу, что после развода она оставила его фамилию, и то, что я абсолютно ничего не могу сказать или сделать по этому поводу. Я ненавижу, что рационально мыслящая часть меня желает убедиться, что я предстану перед ней спокойной, благоразумной женщиной, в то время как иррациональная жаждет бросить ей в лицо то, что мы с Эдвардом вместе, показать ей, что, несмотря на все попытки разлучить нас, мы вновь обрели друг друга. И я ненавижу, что рациональная часть, по всей видимости, победит.

В нескольких шагах от своего кабинета Эдвард останавливается и разворачивает меня лицом к себе.

- Ты в порядке? – спрашивает он, в его голосе сквозит озабоченность.

- Да, все отлично, - лгу я, но дрожь в голосе выдает меня.

Он внимательно вглядывается в мои глаза, а потом нежно обхватывает ладонями мое лицо, медленно склоняет голову и слегка прикасается губами к моим губам; это мягкие, трепетные порхания, которые уносят прочь сковавшие мой живот страхи, ведь они напоминают мне, что хотя она и носит его имя, я - та, кому принадлежит его сердце.

- Я люблю тебя, Белла, - шепчет он напротив моих губ, а затем покрывает невесомыми поцелуями все мое лицо, и кончик его носа скользит по моему лбу и губам. Словно он чувствует, как я нуждаюсь в этот момент в его поддержке и в том, чтобы он меня успокоил. – Не забывай об этом, хорошо?

- Угу, - в ответ мычу я, ощущая, как замедляется ритм биения моего сердца, как возвращается чувство равновесия. Его прикосновения согревают меня, позволяют расслабиться, но в то же время обрести необходимую мне уверенность. Я делаю глубокий вдох и гораздо более счастливо вздыхаю. – Нет, не забуду, - улыбаюсь я.

- Хорошо, - широко улыбается в ответ он.

Рабочий кабинет Эдварда большой, но удобный, такой же, как и остальная часть поместья. Он находится в одном из углов дома, и его окна выходят на бассейн, точнее, две стены представляют собой два огромных окна от потолка до пола, из которых можно видеть все, что происходит в этой части двора. Хотя кабинет выдержан в темно-кремовых оттенках, живописный пейзаж с яркими цветами, высаженными вокруг бассейна, придает внутреннему помещению красок и света. Из окон видно, как голубая вода в бассейне сверкает на солнце. На одной из стен в красивой рамке вишневого дерева висит диплом Эдварда об окончании Принстонского университета. Мебель в кабинете выполнена из такого же дерева, а паркет из дерева более светлого оттенка, что создает приятный контраст с темной мебелью. Его рабочий стол, длинный и массивный, завален бумагами, видно, что им пользуются по назначению, но беспорядка на нем не наблюдается. Я легко могу представить здесь Эдварда, занимающегося делами, а также то, как он разворачивается в кожаном кресле к окну и смотрит на бассейн и пейзаж, чтобы дать себе ту минутку отдыха, в котором мы все порой так нуждаемся.

Когда мы входим, Эдвард ведет меня к черному кожаному креслу, стоящему во главе стола, к своему креслу.

- Садись, - предлагает мне он с очаровательной улыбкой. Я иронично усмехаюсь в ответ и делаю так, как он просит. Эдвард подходит к огромным окнам и нажимает на какую-то кнопку между ними.

Темно-вишневые деревянные жалюзи медленно задвигаются, дюйм за дюймом, сглаживая ласковые лучи солнца, скрывая яркий пейзаж и освежающе-голубую воду бассейна.

Когда я моргаю и снова обвожу взглядом кабинет, атмосфера в нем полностью преобразилась из уютной и располагающей в сдержанную и деловую.

Когда я поднимаю глаза на Эдварда, его внешний вид точно так же преображается, и хотя на нем по-прежнему белая рубашка-поло и широкие голубые шорты, он с тем же успехом мог бы быть одет в одну из своих хрустящих сорочек и темный костюм.

У меня не остается времени, чтобы озвучить свои вопросы, потому что я слышу стук каблуков по плиточному полу коридора, а потом в поле зрения появляется и сама Таня. Джаспер идет позади нее, провожая до кабинета, окидывает быстрым взглядом меня и Эдварда и с коротким кивком выходит, прикрывая за собой двери.

Она стоит перед нами в красивом платье с лямкой через одно плечо и чудесным черно-белым цветочным рисунком, и поначалу кажется, что даже не замечает меня, а я продолжаю сидеть в кресле и жалеть, что на мне сейчас лишь белый пляжный махровый халат. Ее взгляд в ту же секунду перемещается за мою спину, где стоит Эдвард, и на ее лице зажигается ленивая похотливая улыбка.

- Эдвард, - улыбка на ее лице становится шире, и она делает несколько медлительных, размеренных шагов в его сторону. – Неужели все эти меры безопасности и такое количество охраны столь уж необходимы? Честно говоря, это даже смешно, что мне пришлось через все это пройти, чтобы попасть в свой собственный…

- Это не твой дом, Таня. Особенно в это время года, - холодно отвечает Эдвард.

Мое сердцебиение начинает ускоряться, но затем я чувствую теплую руку на своем плече, которая успокаивающе сжимает его.

Кажется, что Таня готова поспорить, но ее взгляд падает туда, где за рабочим столом Эдварда сижу я. Она запинается и вскидывает голову.

- Оу! – тихо восклицает она, и на долю секунды кажется, что черты ее лица ожесточаются, но мгновение спустя на нем снова красуется улыбка.

Я не могу не отметить для себя, какой естественной красотой она пышет, когда улыбается. У нее от природы очень фотогеничная улыбка, она из тех, кого любит камера. Когда Таня улыбается, создается впечатление, что в ее голубых глазах пляшет веселье и в то же время сквозит уверенность человека, понимающего свое высокого положение в этом мире. Кроме того, она может похвастаться натуральным цветом волос. В наш век искусственных блондинок Таня является обладательницей густой копны длинных, прямых волос светло-клубничного оттенка, которого невозможно достигнуть при окрашивании. Я ловлю себя на том, что представляю, какой бы у них с Эдвардом получился ребенок. Несомненно, рыженький, но получился бы у него цвет волос более темного оттенка, как у моей Элизабет или как у Элизабет – матери Эдварда, или же он или она унаследовали бы более светлый оттенок от своей матери?

- Ты, должно быть… Изабелла, - произносит она, вырывая меня из собственных мыслей, и снова начинает подходить ближе к столу - ее шаги уверенные и твердые - и через стол протягивает мне руку для приветствия. – Приятно наконец-то с тобой познакомиться.

Я пялюсь на ее протянутую руку и представляю, что не жму ее, и она просто остается болтаться в воздухе.

Но, конечно, это совсем не то, что я делаю наяву. Я выдерживаю ее взгляд и протягиваю свою руку.

- Мне тоже.

Она почти незаметно прищуривается, и мне кажется, что я вижу, как ее губы едва заметно подергиваются.

- Не ожидала увидеть тебя здесь, - восклицает она.

Эдвард недоверчиво фыркает.

- Таня, это вовсе не то, что мы старались скрывать. Это было во всех газетах.

- Я просто имела в виду, не думала, что она будет присутствовать здесь, в твоем кабинете, - все это время она не сводит с меня глаз.

- Надеюсь, с этим нет проблем? – спрашиваю я, подняв бровь.

Она снова улыбается, в ее глазах все еще присутствует удивленный блеск.

- Оу, если Эдвард не против, то я тоже.

- У нас с Беллой нет секретов, - сухо отвечает Эдвард.

Что-то мелькает в ее глазах, что-то, что она пытается скрыть за восторженностью, но эти тени быстро пропадают, и в этот миг я каким-то образом все понимаю. Не то, что я могу это доказать, скорее, это в ее беззаботной манере держаться, в ее сверхсамоуверенности. Я не знаю, почему понимаю это, но я понимаю.

Она знала про Элли. Все это время она знала.

Вопрос в том, какие чувства она на самом деле питала к Эдварду?

О, я знаю точку зрения Эдварда по этому вопросу: для Тани их брак никогда не был чем-то большим, чем квест в погоне за властью, конечной целью которого был Белый дом.

Но для меня практически непостижимо, как кто-то, несмотря на свое положение в обществе, независимо от того, насколько голубая кровь течет в ее жилах, мог быть замужем за Эдвардом и хотеть славы, которую он мог однажды принести ей, больше, чем его самого. И сейчас, когда я уверена, что она знала об Элли, я не могу перестать задаваться вопросом, неужели она скрывала информацию о нас от Эдварда, потому что сама хотела от него ребенка, или же Эдвард прав относительно нее?

Неужели для Белого дома это всегда был просто квест?

И меняет ли это что-нибудь? Она знала про Элли и не сказала ему. Какая разница, какими доводами она руководствовалась?

Образ Розали предстает перед моими глазами, мелькают картины лет нашей дружбы, наших взлетов и падений, того, как мы всегда защищали друг друга.

Разница есть. Определенно есть.

Таня усаживается на одно из двух кресел, стоящих перед письменным столом, и грациозно перекрещивает ноги, положив правую ногу на левое колено. Эдвард остается стоять позади меня. Его ладони лежат на спинке кресла, в котором сижу я, а большие пальцы выводят мягкие круги на моих лопатках.

Взгляд Тани снова перемещается на меня.

- Как я сказала, Изабелла, не ожидала увидеть тебя сегодня в кабинете Эдварда, но на самом деле я даже рада, что ты здесь.

- Оу? – восклицаю я.

- Да. Я хотела поздравить тебя с успехом статьи в «ERA», ее хорошо приняли. Я сама прочитала ее пару раз и должна признать, что ты отлично пишешь. Это была очень проницательная статья, и высокие похвалы, которые она получила, вполне заслужены, – в ее глазах снова мелькает довольный огонек, даже еще явственнее, чем в прошлый раз, и, да, я уловила намек. Она знает этот мир намного лучше меня, как я, возможно, никогда не буду, сколько бы расследований не провела.

Тем не менее, я одариваю ее милой улыбкой.

- Спасибо.

На доли секунды большие пальцы Эдварда перестают выводить круги, и он просто сжимает мои плечи. Да, он тоже это видит.

- Хорошо, Таня, Белла получила от тебя одобрение ее статьи, и уверен, что сегодня она будет спать спокойно, - говорит он, закатывая глаза. – А теперь позволь узнать истинную причину твоего появления?

Она посмеивается, но за этим явно слышится ее раздражение. Она опускает правую ногу и теперь закидывает левую ногу на правое колено.

- Всегда такой нетерпеливый, Эдвард, - обращается она к нему, но ее взгляд все еще устремлен на меня. – Он очень нетерпеливый мужчина, Изабелла. Я не знаю, в курсе ли ты этой его стороны, – она ближе наклоняется к столу.

- Я пыталась научить его быть более спокойным, более гибким, но все всегда должно было быть по его, - сообщает она заговорщическим тоном. – Он всегда имел свой собственный свод убеждений и упрямо его придерживался, - она еще раз усмехается и отклоняется на спинку кресла. – Надеюсь, тебе больше, чем мне, повезет в его обучении.

Я ощущаю исходящие от Эдварда волнами раздражение и досаду. Его руки замирают, и он набирает полную грудь воздуха, но до того, как ему удается что-либо произнести, я, не отрывая взгляда от Тани, поднимаю правую руку и сжимаю его ладонь, лежащую на моем левом плече.

- Эдвард не является ни моим учеником, ни моим ребенком, которого я должна воспитывать или понукать. Его сложившиеся убеждения – это именно ЕГО убеждения, и я никогда не стала бы пытаться их изменить. Что касается терпения, - я одариваю ее улыбкой, - он всегда был достаточно терпелив со мной.

- Неужели? Ну что ж, теперь мне кажется, я немного лучше понимаю, почему наши отношения зашли в тупик. Видишь ли, я изо всех сил старалась заставить наш брак работать, но его сердце никогда не принадлежало мне на все сто процентов. О, секс был великолепен, не пойми меня неправильно, - фыркает она, - но его мысли всегда витали где-то далеко. И сейчас я понимаю, куда они все время возвращались.

Какое-то мгновение я просто смотрю на нее.

Она смеется.

- Кончай это дерьмо, Таня! Какого черта ты пришла?

Я поднимаю взгляд на Эдварда, по правде говоря, слегка озадаченная, но сейчас его лицо – непроницаемая маска, та, которую я не видела уже на протяжении нескольких недель. В моей груди начинает разрастаться паника, тяжелым грузом давя прямо на сердце, но вдруг до меня доходит, и все становится абсолютно ясным. Я, наконец-то, понимаю, почему Эдварду было так тяжело полностью избавиться от своей маски.

Она всегда будет ему необходима. Пока Эдварду приходится иметь дело с Карлайлами, Аро и Танями, ему будет требоваться эта маска, чтобы защищать себя – защищать нас. И в этой ситуации я не стану пенять ему.

Таня переключает свое внимание на Эдварда, я же опускаю глаза, уставившись на стол и стараясь собраться с мыслями.

Она картинно вздыхает.

- Эдвард, на самом деле, я пришла, чтобы протянуть оливковую ветвь и восстановить между нами мир и добрые отношения, – она снова обращает взгляд на меня, искренне улыбаясь.

Но теперь я лучше чувствую и понимаю ее уловки, и поэтому мне удается сохранить не только внешнее спокойствие, я и в душе остаюсь спокойной и собранной.

- Послушайте, я действительно желаю вам обоим всего наилучшего. Мы с отцом… мы оба расстроены и переживаем из-за тяжелых чувств и обид, которые встали стеной и разделили наши семьи. Мы просто хотим заново установить добрые и дружеские отношения, - она пожимает плечами. - Папа ужасно недоволен тем, что, по всей видимости, сделал твой отец, держа тебя в неведении о существовании твоего ребенка, и тем фактом, что он предположительно использовал правительственные средства для оплаты услуг частного детектива и на протяжении стольких лет держал его в штате, платя за услуги, как своему сотруднику! Мы рядом, Эдвард, и готовы оказать тебе поддержку, вам обоим – тебе и Белле, - произносит она с особым выражением. - И папа обязательно проследит за тем, чтобы твоего отца наказали по всей строгости закона за то, что он сделал.

Я снова бросаю взгляд на Эдварда, но он стоит с бесстрастным выражением лица. Для меня так и осталось бы загадкой, о чем он думает, если бы не то, как он сжимает мое плечо и как крепко стискивает мою ладонь.

Таня прерывает свою речь, обводит взглядом просторный кабинет, вздыхает и продолжает с мечтательной тоской в голосе:

- Я всегда любила этот дом, имеющий такое богатое политическое прошлое, но, конечно, я понимаю, что тебе хотелось бы передать его своей семье, ведь это огромная часть ее наследия.

- Если ты действительно понимаешь это, - говорит Эдвард, - тогда у нас не должно возникнуть сегодня проблем.

- Эдвард сделал тебе очень щедрое предложение, - добавляю я. - Это чрезвычайно справедливая и соразмерная сумма, чтобы выкупить то, что и так по праву принадлежит ему.

Таня пару раз моргает, словно пораженная моими словами. В первое мгновение в ее глазах вспыхивает гнев, но потом на красивом лице расплывается ошеломленная улыбка.

- Итак, ты посвятил Изабеллу в детали сделанного мне предложения.

- Естественно! Я уже говорил тебе, Таня, у нас с Беллой нет секретов.

Она еще раз прищуривается.

- Изабелла, скажи мне, знаешь ли ты о богатой истории этого поместья? О его репутации?

Я вскидываю бровь.

- Должно быть, ты точно пропустила ту часть в моей статье, где я в подробностях изложила богатую историю поместья и его славы – причем оба раза, что читала ее.

Я слышу, как Эдвард тихо посмеивается, а Таня, кажется, ощетинивается.

- Да-да, полагаю, что пропустила эту часть. Дом… он обладает яркой славой и пользуется широким уважением благодаря тому, что многие поколения передавался по линии Мейсенов; семейства, которое однажды было более тесно связано с политикой, чем семья Мартинов. В этом доме принимали нескольких президентов США, и я надеялась, что однажды… - она не заканчивает свою мысль, тяжело вздыхая. – Ну, что ж, - на ее губах снова играет улыбка, - смысл в том, что у дома большой потенциал, но он будет работать до тех пор, пока ваша репутация однажды не пострадает. Вы можете обладать неограниченным потенциалом, пользоваться всеобщим восхищением, но как только вы теряете репутацию, вы вполне можете остаться ни с чем.

И вот мы наконец-то добираемся до сути ее визита.

Мы с Эдвардом говорили об этом, и, очевидно, он был прав. Я начинаю понимать, что он был прав насчет многих вещей, хотя у меня в голове до сих пор не укладывается, как она могла не желать его.

- Ты хочешь, чтобы Эдвард выступил от имени твоего отца в обмен на то, что ты вернешь ему дом.

Таня дарит мне свою фирменную улыбку, но теперь я совсем по-другому воспринимаю ее, даже не так, как пару минут назад. Это улыбка холодная, полная ненависти.

- Она и красивая, и умная, Эдвард, - выносит свой вердикт Таня, казалось бы, искренне. – Мои поздравления.

- Да, она такая, - отвечает Эдвард.

- Ну, если ты такая смышленая, Изабелла, то ты должна понимать, что эта ситуация выигрышна для всех сторон. Добрые отношения между семьями будут восстановлены, все прошлое останется в прошлом, и каждый сможет продолжить жить своей жизнью. Вы с Эдвардом сможете растить дочь в фамильном поместье, не беспокоясь ни о времени года и ни о необходимости его с кем-то делить. Мой отец сможет продолжить свою предвыборную кампанию без опасений, что на каждый его шаг будет падать тень деяний отца Эдварда, - фыркает она с отвращением. – А Эдвард… - она переводит взгляд на него, - ты, Эдвард, сможешь продолжить заниматься политикой. Как я сказала, хорошая репутация – это все, и сейчас твоя репутация все еще высока. Кто знает, может, через несколько лет ты даже сможешь предпринять еще одну попытку баллотироваться в Сенат. В этой стране возможно все. И тогда совместными усилиями наших семей мы сможем кроить будущее страны! Но для этого тебе необходимо сохранить хорошую репутацию, а моему отцу надо восстановить свою, иначе… - она театрально вздыхает.

- Ну, что? По рукам? – спрашивает она, не сводя глаз с Эдварда.

Мое сердце ухает в груди.

Это был бы самый простой выход, в этом нет никаких сомнений. Эдвард делает заявление от имени и по поручению Аро Мартина, просто объявляя, что президент не имел никакого отношения к делу об укрывательстве информации о существовании нашей дочери.

Мартин, возможно, будет переизбран, неприязнь и вражда по отношению к Эдварду задвинуты куда подальше, а шумиха вокруг меня, Элли и Эдварда наконец-то сойдет на нет. В этом случае Эдвард получит назад свой дом, дом его дочери, и мы все сможем продолжить жить своей жизнью.

Это стало бы самым простым решением проблемы.

Но это было бы решением, основанным на лжи.

Я больше не та глупенькая, наивная девятнадцатилетняя девчонка. Я знаю, что именно так и работает политика, что так устроен мир: услуга за услугу. Одна рука моет другую. Ты почешешь спинку мне, а я тебе. У Майкла есть целая команда, которая занимается лоббированием его интересов в Конгрессе, и большая часть оказываемых политических услуг находятся на грани закона или этики.

Да, так устроен этот мир, тогда какое у меня есть право, чтобы просить Эдварда продолжать жертвовать собой, поступая по-другому? Кроме того, если нам, в конце концов, удастся побыстрее избавиться от всей этой грязи, это также облегчит жизнь Элли.

Но это все опять будет ложью.

Они причинили боль Элли. С самого рождения она вынуждена была расти без отца, и хотя теперь мы с Эдвардом разделяем ответственность за нее, это не извиняет всех тех, кто поспособствовал тому, чтобы это произошло.

Они помогали удерживать родного отца вдали от нее, и если Эдвард смирится и согласится, для Тани и Аро Мартина это не будет иметь никаких последствий.

Медленно, с полным страха и тревоги сердцем, я еще раз поднимаю глаза на Эдварда, боясь, что в нем возобладает политик, что против такого простого предложения Тани ему будет слишком трудно устоять.

Его глаза устремлены на Таню, но, когда Эдвард чувствует, что я смотрю на него, он возвращает взгляд ко мне. Его челюсти плотно сжаты, лицо по-прежнему непроницаемо, но, когда он осознает, что смотрит на меня, когда его внимание переключается на меня, эта маска падает. Он поднимает бровь, и я знаю, что сердцем он уже принял решение, но все равно хочет узнать и мое мнение, потому что мы - команда.

Так что, когда я медленно качаю головой, он, прежде чем обратить свой бесстрастный взгляд на Таню, быстро и украдкой улыбается.

- Ты отпишешь мне свою долю поместья, Таня, но я не собираюсь публично выгораживать твоего отца и скрывать, какую роль он сыграл, удерживая меня вдали от Беллы и моей дочери. Я не буду ради него лгать перед лицом общественности.

Грудь Тани сердито вздымается, вся напускная дружественность и родственность испаряется, когда она фыркает на Эдварда:

- И что заставляет тебя думать, что я отпишу тебе свою долю, не получив ничего взамен?

- Мы с тобой оба знаем, почему ты сделаешь это.

Ее лицо искажается от ужаса, глаза бегают между мной и Эдвардом, и она вскакивает со своего места, ударяя ладонями по столу.

- Вели ей уйти, Эдвард. Нам надо обсудить личное дело. Вели ей уйти!

На долю секунды я пугаюсь, что Эдвард выпроводит меня, но он лишь крепче стискивает мою руку, и я слышу его спокойный, полностью контролирующий ситуацию голос.

- Я не стану просить ее покинуть кабинет, Таня. Она - мой партнер во всем.

- Вели ей, черт возьми, убираться! Нам надо кое-что обсудить!

- Таня, ты действительно желаешь пойти этим путем, вместо того, чтобы просто цивилизованно подписать бумаги? Потому что нам с тобой нечего обсуждать, чего бы Белла уже не знала.

- Ты рассказал ей? – взвизгивает она, не веря своим ушам.

- Таня, я уже пытался тебе объяснить, что у нас с Беллой нет секретов.

- Ты - тупоголовая задница! Она же журналистка! – шипит она.

- Таня, то, что мы сейчас обсуждаем, дело личного семейного характера, - говорю я также спокойно, как и Эдвард.

Она скептически смотрит на меня сверху вниз, и ее глаза полны враждебности.

- Таня, если ты просто подпишешь бумаги, то ситуация не станет еще более неприглядной. Ни Эдвард, ни я не желаем этого, но этот дом не принадлежит тебе, - говорю я примирительно. – Ты только что говорила о том, как этот дом из поколения в поколение передавался по линии Мейсенов. Этот дом принадлежал матери Эдварда. Она его оставила своему сыну как часть его наследства. Теперь это наследие моей дочери по праву рождения.

Она сверлит меня взглядом, пылающим чистой ненавистью, но я больше не боюсь ее и не чувствую неловкости и смущения в ее присутствии. Она ведет себя именно так, как предупреждал Эдвард, и ничего большего.

Вдруг она загадочно улыбается.

- Высказалась? Готова ли ты то же самое произнести публично, Изабелла? – пародирует она мой акцент.

- Мне нечего стыдиться, Таня, если это то, на что ты намекаешь. Мы с Эдвардом не сделали ничего такого, за что нам было бы стыдно. В отличие от тебя…

Ее ноздри раздуваются, и она поворачивается к Эдварду.

- Мой… опрометчивый поступок будет достаточно просто оправдать. Меня подтолкнули к нему. Мой муж не уделял мне должного внимания, потому что его мысли, очевидно, занимал кто-то другой. Народ все еще любит меня, Эдвард. Посмотрим, как много времени у них займет, чтобы занять чью-либо сторону: сторону их любимой соотечественницы или… - она еще раз переводит злобный взгляд на меня и презрительно усмехается, - твоей маленькой английской шлюхи.

Я чувствую, как от ярости волосы на затылке встают дыбом, но Эдвард удерживает меня от того, чтобы я вскочила, хотя, вероятно, это самое лучшее из всех возможных вариантов.

Когда Эдвард начинает говорить, голос выдает его, дрожа от едва сдерживаемой ярости.

- Если ты еще раз когда-нибудь назовешь Изабеллу чем-то подобным, в частной беседе или на людях, я лично позабочусь о том, чтобы те снимки, где ты лежишь, распластанная на спине под тогдашним начальником штаба твоего отца, украсили все газетные киоски в этой стране так быстро, что ты забьешься в припадке, что с тобой давно уж должно было произойти. И тогда мы посмотрим, кто тут шлюха.

Голова Тани резко откидывается назад, словно Эдвард на самом деле влепил ей пощечину. Ее глаза округляются от шока, да и от страха тоже.

Я стараюсь сохранять спокойное выражение лица, но я поражена не меньше. Эдвард достаточно рассказал мне про Таню. Что первый случай ее измены, который стал ему известен, оказался не единственным, как он обнаружил позже. Но он никогда не упоминал о начальнике штаба президента.

Его пальцы впиваются в мое тело с такой силой, что это почти больно, но я продолжаю держаться за него, потому чувствую, что сейчас он нуждается в моей поддержке.

- Ты не знала, что я в курсе, не так ли? – его голос лишен всяческих эмоций, в нем лишь лед и расчетливость.

Это тот Эдвард, которого я представляла себе все эти годы, та сторона его характера, с которой я еще никогда не сталкивалась лично. И это посылает холодную волну по моему позвоночнику.

- Ты думала, что я знал только о твоих факультативных занятиях с тем адвокатом в твоем офисе? – ухмыляется Эдвард.

Таня выглядит напуганной до смерти.

- Я… я не понимаю, о чем ты говоришь.

- Правда, Таня? Ты действительно думала, что я не узнаю о твоих интрижках? Я имею в виду, что какое-то время ты была достаточно осмотрительна, но потом стала небрежной, словно желая быть пойманной. Все дело в этом? Ты просто устала притворяться…

- Иди к черту, Эдвард!

Мой мозг кипит. Я представляю Таню с нынешним начальником штаба президента: это приземистый, коренастый мужчина с глазами-бусинками и залысинами.

Но потом я припоминаю то, что только что сказал Эдвард: «под тогдашним начальником штаба твоего отца».

Бог ты мой! О боже, я помню бывшего начальника штаба президента, и вдруг все обретает смысл. Вот почему Таня никогда по-настоящему не хотела Эдварда.

Она тем временем пышет яростью.

- У тебя нет доказательств.

Эдвард холодно улыбается.

- Ты знаешь, что я действительно не люблю играть в эти игры, но, поверь, я сделаю все, что мне придется, чтобы убедиться, что ни ты, ни твой отец, ни мой отец, ни кто бы то ни было еще, никогда не попытаются снова причинить боль Белле или Элизабет. Давай выложим на стол все карты. Дело не только в этом доме, Таня. Речь идет о гарантии того, что твой отец будет держаться от моей семьи подальше, и ради этого я сделаю все, что в моих силах.

Я настолько сбита с толку, что способна только на то, чтобы хвататься за его руку, как за спасательный круг.

- Ты уверен, что хочешь играть с моим отцом в эти игры, Эдвард? – парирует Таня. – Разреши дать тебе один маленький совет в память о старых добрых временах. Не позволяй тому, чтобы тот факт, что ты якобы взял под контроль своего отца, вскружил тебе голову. Потому что Карлайл Каллен не Аро Мартин.

- О, я прекрасно знаю, каков на самом деле твой отец. Но в одном ты права, Таня, - я не хочу этого делать. Я не хочу вовлекать свою семью - свою настоящую семью - в еще один скандал, – его голос становится на несколько октав ниже, беспощадным и угрожающим. – Но ты, кажется, не совсем осознаешь, что я больше не тот Эдвард, которого, как считали наши отцы, можно использовать как гребаную марионетку. Что еще ты собираешься мне сказать? Что ты не знала о существовании моей дочери?!

Она смотрит на него в упор, но не отвечает.

- Даже не смей мне говорить, что после того, как мой отец, твой отец и ты сделали все, чтобы выследить меня в той гостинице в Лондоне, они решили держать тебя в неведении относительно всего остального! Или ты собираешься сказать, что, когда я вернулся из Лондона, и ты видела меня день за днем, наблюдала, как я превращаюсь в такого же бездушного и мертвого человека, как и наши отцы, не задаваясь никакими вопросами, ты ничего не знала? Потому что тогда это характеризовало бы тебя либо как полную дуру, либо как невероятную эгоистку. А мы оба знаем, что, кем бы ты ни являлась, ты уж точно не глупая женщина.

- Ты ублюдок! - выдавливает она.

Эдвард фыркает.

- Суть в том, что, несмотря на все препятствия, я обрел свою семью и сделаю все, что потребуется, чтобы убедиться, что ни твоя семья, ни мой отец не причинят новой боли моей дочери или ее матери. И это включает в себя то, что я готов раздуть затухающий костер скандала, который полностью уничтожит политическое наследие твоего отца, и неважно, какие у тебя могут быть предпочтения, Таня. Пока ты тут сидишь и разглагольствуешь о том, как мой отец использовал государственные средства, чтобы оплачивать услуги частного детектива, – что он, несомненно, делал, и за что обязательно заплатит – твой отец продвинул по служебной лестнице своего бывшего начальника штаба до должности министра финансов в обмен на молчание. Мне не нравится играть в эти игры; это заставляет меня чувствовать себя таким же грязным и продажным, как и наши отцы, но если ты не оставишь мне выбора, я сделаю это. Так что, если кому тут и следует осторожнее ступать по тонкому льду, так это тебе.

- Как долго ты это планировал? – рычит она.

- Достаточно долго, чтобы все это выяснить. И на всякий случай предупрежу, что если со мной… случится что-то непредвиденное, все подготовлено так, что эта информация на следующий день взорвет заголовки газет.

Я до чертиков напугана, но отказываюсь это показывать. Эдвард разыгрывает охрененно сложный мяч в этой игре с единственной дочерью президента США, которая сейчас выглядит посеревшей от злости.

- Ты считаешь… ты действительно думаешь, что мой отец способен нанести тебе физический вред? – говорит она.

- Надеюсь, что нет, - слегка усмехается Эдвард, но потом с гримасой на лице добавляет: - Но я больше не недооцениваю наших отцов. Называй это подстраховкой.

Грудь Тани высоко вздымается и опадает. Красивые цветы - рисунок на ее дорогом платье - колышутся в такт, словно волны, как будто легкий бриз качает их в воздухе. Вдруг она резко берет свою сумочку и начинает сердито рыться в ней. Вытащив папку, она небрежно швыряет ее на стол прямо перед Эдвардом, и из нее повсюду разлетаются бумаги.

- Вот твой гребаный дом. Тебе понадобится место, куда ты сможешь ретироваться, чтобы зализать свои раны, когда мой отец покончит с вами обоими. К тому же дом теперь в любом случае бесполезен. Однажды он мог бы стать фамильным домом президента Соединенных Штатов Америки. В нем царили бы слава, доброе имя и власть, и у меня был бы кусочек всего этого. Сейчас же… - она презрительно фыркает. - Он не станет ничем, разве только одним из многих просто красивых поместий на Восточном побережье, потому что тебе никогда не удастся добиться ничего этого, конгрессмен. У моего отца есть своя подстраховка, Эдвард. Я пришла сюда, чтобы протянуть оливковую ветвь мира, надеясь, что мы сможем решить все полюбовно, но мой отец не проиграет эти выборы из-за такой глупости! Он разрушит вашу репутацию, смешает вас с грязью, а сам будет выглядеть словно новенький, сверкающий пенни! Я предупреждаю вас! Выборы пройдут всего через пару месяцев, и он не будет больше ждать, так что высунь свою голову из задницы и сделай это чертово заявление!

Она еще раз переводит свирепый взгляд на меня, в этот раз перегибаясь через стол.

- А ты, - словно змея, шипит она, - ты хоть понимаешь, как много разрушила, как только появилась на его пути? Ты похерила не только его будущее, но и мое!

Я делаю попытку пошевелиться, но Эдвард удерживает меня на месте. Однако на этот раз, взяв его за руку, я отрываю ее от того места, где он пригвоздил меня к стулу. Я не собираюсь бить ее в физическом смысле этого слова, просто тоже наклоняюсь над столом, упираясь руками в гладкую поверхность столешницы, и мое лицо оказывается всего с паре дюймов от ее.

Она красивая, но искажающий черты гнев ужасно ее портит.

- Если я и взяла что-то, что, по твоему мнению, принадлежало тебе, то точно сделала это не специально или сознательно. Таня, у тебя был шанс. Ты сделала все, что могла, чтобы удержать его на том пути, который избрали и выстраивали для него ваши отцы. У тебя были годы на то, чтобы вылепить из него того человека, которым, как тебе казалось, он должен стать. В конце концов, когда он отвернулся от тебя, меня даже не было рядом. Я не принимала в этом участия.

Я склоняю голову набок, изучая ее холодные, голубые глаза.

- Но ты знала обо мне, знала о нашей дочери, - продолжаю я с твердым убеждением, потому что, да, она знала. Это ясно, как божий день, видно по ее лицу, и она даже не пытается это опровергать. – Когда ты и твой отец лишили нас Эдварда, ты это сделала намеренно и осознанно. Я не стану требовать извинений для себя или моей дочери, потому что, судя по тому, что сейчас увидела, ты неспособна испытывать угрызения совести или раскаяние. Но и я не буду извиняться за то, чего, как ты думаешь, ты лишилась. Что касается Эдварда, я не разрушала его будущее. Я подарила ему будущее.

От полного отвращения ее глаза становятся иссиня-черными, но я не отступаю. Несколько бесконечных секунд она взглядом мечет кинжалы, но потом в бессильном гневе разворачивается и пулей вылетает из кабинета. Пока она идет по холлу, раздается лишь гулкий стук ее каблуков по гладкой плитке.

К нам заглядывает Джаспер.

- Джаспер, убедись, что она сразу покинет этот дом, - инструктирует его Эдвард, и Джаспер спешит за Таней.

С полминуты я просто тихо сижу, оглушенная этой странной конфронтацией. Наконец, Эдвард обходит вокруг стула и разворачивает меня к себе, вставая напротив меня на колени. Он берет меня за руку, ту самую, которую сжимал на протяжении всей этой словесной баталии, и нежно целует тыльную сторону. Его глаза сосредоточены на мне.

- Ты в порядке?

- Не сейчас… сейчас нет, - честно признаюсь я, наблюдая, как его лоб прорезают морщинки, а во взгляде плещется беспокойство. Я не хочу, чтобы он волновался, поэтому добавляю: - Но я буду в порядке.

И когда он придвигается ко мне и обнимает, когда я оказываюсь в коконе тепла, исходящего от его крепкой груди, когда я растворяюсь в чувстве безопасности, которое он мне дарит, я всем сердцем верю в свои слова.

- Ты предупреждал меня, что может стать еще хуже, прежде чем все пойдет на лад.

Он тяжело вздыхает, еще крепче сжимая меня.

- Да, предупреждал, - тихо произносит он. – Белла… - он отстраняется и встречается со мной взглядом, - Джаспер, Эммет и я… Мы уже обсуждали это. Я не удивлен, что Мартин избрал такой подход, но мы можем решать эту проблему таким путем, каким ты захочешь. Я не хочу, чтобы ты боялась или…

- Шшш, - я наклоняюсь к нему и мягко целую, делая глубокий вдох.

Его неповторимый запах наполняет мои легкие, и хотя я знаю, что могу позаботиться о себе сама, хотя я знаю, что сама могу позаботиться об Элли, хотя я знаю, что могу сделать все по-своему, не это является причиной того, что я не боюсь.

- Я не боюсь. Совсем нет. Неважно, что произойдет. До тех пор, пока у меня есть Элли и ты, Эдвард, я не боюсь.

Когда-то я столкнулась с угрозами в одиночку. Эдвард тоже противостоял им один, и хотя мы выжили, это была лишь полужизнь, потому что нам не на кого было опереться. Не было того, кто сделал бы нас сильнее.

В этот раз они могут бросить против нас все свои силы, но сейчас мы встретим их напор вместе. У нас есть друзья, у нас есть семья.

И что важнее всего - друг у друга есть мы.

Эдвард широко улыбается мне, еще раз обнимая.

- Ты - мой тыл и опора, Белла.

- А ты мой.

Мы готовы им противостоять.

Перевод: white
Редакция: CullenS
Литературный редактор: mened