BPOV

Где-то вдалеке слышится ритмичный бой барабанов, а из-за угла доносятся звуки негритянского бумбокса. Рядом, за раскладным столом, сидит компания громко смеющихся мужиков, режущихся в карты.

Придерживая меня за талию, Эммет быстро ведет меня в другую сторону, по направлению к небольшому неприметному ресторанчику в центре квартала. Он предельно собран и строг, и хотя все еще не уверен в правильности этой затеи, мне все же удалось убедить его пойти со мной.

Всё убранство ресторана представлено лишь одной длинной красной барной стойкой с дюжиной черных высоких стульев вдоль нее и несколькими маленькими металлическими столиками с желтыми пластиковыми стульями вокруг. Высоко висящий на желтой стене телевизор показывает вечернее ток-шоу. Противоположная стена полностью разрисована большими зелеными и черными треугольниками, которые пересекаются с желтой буквой «X».

На данный момент в ресторане нет никого, кроме нас с Эмметом и одного высокого темнокожего парня, подходящего к нам, чтобы поздороваться.

- Эммет, приятель, как ты, брат?

Эммет крепко жмет парню руку, и они по-дружески хлопают друг друга по спине.

- У меня все в порядке. Все в порядке. А ты как, братан?

- Грех жаловаться. Дела идут неплохо. Люди приходят поесть, а больше меня ничего не волнует! – усмехается мужчина.

- Это хорошо. Действительно хорошо.

Парень стреляет своими темными глазами в мою сторону.

- Послушай, приятель, - говорит Эммет, привлекая к себе его внимание, - спасибо, что делаешь это для меня. Ненавижу, когда приходится выдворять всех из твоего заведения, но я…

Парень смеется над ним, но это дружеский, искренний смех.

- Не беспокойся об этом, брат. Я могу подержать его закрытым час-другой. Кроме того, мы ведь с тобой старые кореши.

Эммет снова хлопает его по плечу.

- Да, так и есть.

Парень опять уставляется на меня своими темными глазами.

Эммет прокашливается.

- Это моя подруга, – он на время умолкает, и несколько секунд мы с парнем ждем продолжения этой его фразы. Когда становится понятно, что именно так Эммет представил меня, мы с парнем обмениваемся смущенными улыбками.

- Она побудет здесь какое-то время, потом появится еще один мой приятель, а мы с тобой… подождем снаружи.

Несколько мгновений молодой человек внимательно разглядывает Эммета.

- Хорошо, - наконец соглашается он, - не вопрос.

Майкл приезжает через десять минут после того, как Эммет со своим другом покинули заведение.

«Одень что-нибудь не слишком приметное», - попросила я его по телефону вчера вечером.

Он в синей толстовке с темно-серым капюшоном, скрывающим бо́льшую часть его лица. Я рада, что он прислушался к моему совету, потому что Майкл, так же, как и Эдвард, способен привлечь к себе внимание. Но сейчас мы в самом сердце Бруклина, вдали от делового центра, главных офисов Манхэттэна, и лишнее внимание нам не нужно. Мы оба одеты в темную, мешковатую одежду, так что я уверена, что нас вряд ли кто узнает.

Мое сердце по-прежнему стучит в груди в такт ритма барабанов, раздающегося по радио в ресторане. Назад дороги нет, и мне хочется верить в то, что я могу по-прежнему доверять приближающемуся ко мне человеку.

Я выбрала самый отдаленный столик для нашей встречи. Он ухмыляется, усаживаясь напротив меня. На приветственный поцелуй нет даже и намека, что одновременно и радует, и настораживает.

Майкл окидывает взглядом весь ресторан. Продолжая ухмыляться, он снимает с головы капюшон, и его светлые волосы, обычно всегда аккуратно зачесанные назад, оказываются в полном беспорядке.

- Да уж, это совсем не похоже на те места, где мы обычно ужинали с тобой, но ты позвала, а я всегда не прочь отведать хорошо прожаренного цыпленка.

Я оставляю это без ответа.

Он хмыкает.

- У меня была мысль позвонить тебе, но… столько дел навалилось, да и… - он видит кольцо на моей левой руке и улыбается. – Я слышал, ты принимаешь поздравления?

- Наши фотографии, - выпаливаю я.

Он небрежно откидывается на спинку стула, барабаня пальцами по столу. По выражению его лица я вижу, что он прекрасно понимает, о каких фотографиях идет речь.

- А ты не удивлен, - говорю я с насмешкой.

- Потому что я знаю о них…

Мои ноздри раздуваются. Майкл, вероятно, замечает, что моя правая рука начинает дергаться, и догадывается, что это означает, ведь я всего в пяти секундах от того, чтобы отвесить ему пощечину. Он судорожно вздыхает и продолжает.

- Пару дней назад я решил пропустить пару стаканчиков после работы и встретил одного странного человека, который заявил, что у него есть… компрометирующие нас с тобой фотографии.

Я закрываю глаза.

Майкл продолжает.

- Я пришел, чтобы лично сказать тебе, что наши с тобой отношения в прошлом. Тот человек полагает, что фотографии, скорее всего, будут скоро обнародованы, ко всему прочему он считает, что я так быстро продвигал тебя по служебной лестнице лишь потому, что мы спали вместе. Он любезно отметил, что такого рода информация будет очень невыгодна для тебя, но на моей компании это никак не отразится. Он также сообщил, что если я публично заявлю, как ты заставила меня поверить в то, что любишь меня, что ты использовала меня, - со злостью поясняет он, - и что я был просто лишь влюбленным мужчиной, тогда я сохраню достойное лицо. К тому же, они нашли нескольких моих сотрудников, готовых заявить, будто в моей компании практикуются сексуальные услуги за покровительство, - заканчивает он в шутливом тоне.

У меня пересыхает в горле.

- И что ты на это сказал?

Он игриво приподнимает бровь.

- Ты на самом деле хочешь это знать, Изабелла?

Я смотрю на него с опаской.

Он усмехается и склоняется ко мне, шепча.

- Я послал его к черту. Еще сказал, что ты заслужила такое быстрое продвижение исключительно своими профессиональными качествами, усердной работой и преданностью компании, а не мне лично. Я дал ему понять, что любой, кто бы его не подослал, даже не подозревает, чем это ему может грозить. Объяснил, что если они только попытаются приблизиться к тебе, Каллен им всем задницы надерет. Более того, я напомнил, что Майкл, мать его, Ньютон – является генеральным директором и владельцем «Newton», мать ее, «Enterprises» – и что не в первый раз какой-то кусок дерьма пытается прогнуть меня, и, скорее всего, не в последний, так что он может поцеловать меня в задницу и встать в очередь.

- Почему ты ничего не сказал мне? – спрашиваю я укоризненно.

Он откидывается на спинку стула, и его лицо становится бесстрастным.

- Я собирался.

- Когда?

Выражение его лица становится жестче.

- Изабелла, я только вчера вечером вернулся из Сиднея. Я пробыл в воздухе почти двадцать четыре часа, так что сделай мне одолжение – будь помягче.

- Это произошло в Сиднее? – боже, как далеко они могут зайти?!

Он кивает.

- Да, после чертовски длинного дня переговоров. На следующее утро я сел в самолет, и вот я здесь. Мне нужна была небольшая передышка перед тем, как позвонить тебе, так что, пожалуйста, перестань так смотреть на меня. Может, у нас с тобой и не было книжной рыцарской романтики, - говорит он, усмехаясь, - но я никогда не давал тебе повода не доверять мне.

Я облегченно выдыхаю, а затем, расслабив сведенные от напряжения плечи, вдыхаю полной грудью свежий воздух.

- Ты прав, Майкл. Я… прошу прощения…

Молчание.

- Ты… видел эти фотографии?

Секунду он колеблется.

- Всего несколько, хотя мне было сказано, что это только выборка, - хмыкает он огорченно, - и что остальные куда более… компрометирующие.

- Что… на них? – я чувствую, как начинает пылать мое лицо, но я должна знать. Джасперу тоже сообщили, что это будут чрезвычайно компрометирующие фотографии.

- Расслабься, дорогая, ничего страшного там нет. Они сделаны в нашу последнюю встречу в Лондоне, в тот вечер, когда я… признался тебе в своих чувствах. Мы там держимся за руки… Думаю, пару раз я наклонился к тебе слишком близко. Все было очень невинно, но всемогущая чудо-камера… да что уж там, ты - сама журналист, Изабелла. Ты знаешь, как можно все вывернуть.

- Мы с Эдвардом уже пытались преподнести все с такой точки зрения.

- Да, я знаю. Я помню, ты говорила мне об этом. Ты рассказала конгрессмену о нашей встрече тем вечером?

- Конечно, рассказала.

- Тогда тебе нечего волноваться о том, что он увидит эти фотографии.

- Все зависит от того, как он их увидит - если они будут расклеены на всех углах - я буду выглядеть лживой шлюхой. И что на остальных фотографиях? – спрашиваю я с горькой усмешкой.

Он снова вздыхает, наклоняясь вперед, и вид его становится еще более напряженным.

- Я просил показать их мне, говорил, что мне нужны доказательства того, что они на самом деле существуют, но тот парень рассмеялся и сказал, что в такие игры он не играет. Сказал, что человек, у которого хранятся эти фотографии, не будет рисковать, засвечивая их или копии, потому что это очень ценный товар, учитывая, что одна из тех, кто там запечатлен, возможно, когда-нибудь станет первой леди США. Когда я усомнился в том, что фото вообще существуют, он предупредил меня, чтобы я не делал таких предположений.

- Но как они смогли сделать такие фотографии?

- Изабелла, ты же сама из этого бизнеса. Ты знаешь кучу способов, как такие люди делают подобные вещи. Открытые жалюзи на окнах, скрытые камеры… я имею в виду, нас все это не волновало, но мы точно не стали бы специально что-то предпринимать, чтобы что-то скрыть, так ведь?

Я хочу разрыдаться. Чувствую, как слезы вот-вот брызнут из глаз, но стараюсь сдерживаться. Неожиданно Майкл кладет свою руку рядом с моей, и я понимаю, что он всего лишь хочет, чтобы мне стало лучше, но это больше не его забота. Я быстро отдергиваю свои руки и кладу их себе на колени.

Он вздыхает.

- Значит, они добрались и до вас с конгрессменом?

Мы пристально смотрим друг на друга. Да, я почти на сто процентов уверена, что Майкл со мной честен, но все еще сомневаюсь. У Эдварда своя какая-то стратегия, и я не хочу его подвести.

Но тут меня осеняет, что я вряд ли скажу ему то, что еще не известно.

- Главе штаба Эдварда поступил анонимный звонок. Фотографии предположительно будут опубликованы в течение следующих сорока восьми часов, если…

- Если что?

- Если Эдвард не выступит с публичным заявлением, снимающим с Мартина всякие подозрения в его участии в утаивании от Эдварда существования дочери.

Майкл сдержанно кивает.

- Вся эта история с "Babygate" негативно сказывается на его предвыборной кампании. Так что, если конгрессмен не сделает заявление, оправдывающее президента во всех его темных делишках, они очернят твое доброе имя на всю страну, сделав из тебя пронырливую охотницу за деньгами, которая поднялась на вершину через постель и в результате добилась публичной поддержки, чем отвлекут внимание электората от участия Мартина во всем этом скандале. Все в команде Мартина надеются, что им хватит времени вернуть ко дню выборов былое расположение, - говорит он, стуча пальцами по столу. – Что конгрессмен планирует делать?

- Если они пойдут на это, Эдвард будет мстить, и они это знают.

- То есть у конгрессмена тоже что-то на них есть?

Я киваю.

Майкл переводит взгляд за меня.

- Интересный план.

Он задумчиво морщит лоб, как будто ему в голову пришла какая-то идея, и он обдумывает ее, взвешивая все «за» и «против».

- Если Мартин знает, что у конгрессмена есть компромат на него, и несмотря на это, он продолжает тебе угрожать, тогда, скорее всего, он действительно находится в отчаянии. Эдвард должен на это ответить, а я, в зависимости от того, что именно задумал Эдвард, смог бы ему в этом помочь. Изабелла, будь ты моей, я бы не дал Мартину выйти сухим из воды, – последние слова он произносит четким, но сдавленным голосом, при этом его взгляд концентрируется на чем-то, что все приближается и приближается, словно он следит за движением какого-то объекта у меня за спиной.

- Но она не твоя, Майкл.

Голос, раздающийся прямо за моей спиной, звучит спокойно и сдержанно, но за последние несколько месяцев я хорошо научилась распознавать кипящие в нем эмоции – и прямо сейчас эти эмоции готовы вырваться наружу.

Эдвард сжимает мои плечи, крепко надавливая пальцами. Все мое тело напрягается до предела.

- Она - моя, - продолжает Эдвард все в том же спокойном тоне, от которого, однако, по коже пробегает мороз, - и я смогу защитить ее от всех и каждого, кто попытается причинить ей боль.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Голос-то спокойный, но при этом на лице нет никакой равнодушно-нейтральной маски. Оно выражает ярость и угрозу.

- Эдвард…

В течение пары секунд он смотрит жестким взглядом, удерживая меня в плену своих глаз, а потом берет стул от соседнего столика и усаживается между мной и Майклом.

- Пожалуйста, присоединяйтесь, конгрессмен, - сухо усмехается Майкл.

Эдвард еще раз окидывает Майкла свирепым взглядом, его губы вытягиваются в узкую линию, каждый мускул на его лице напрягается. Все его тело преисполняется плохо скрываемым гневом.

- Ты имеешь хоть какое-то отношение к существованию тех фотографий? – спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

- Только то, что я там - одно из главных действующих лиц, - отвечает Майкл.

Меня передергивает от его ответа, но Эдвард фыркает, придвигаясь к нему.

- Откуда мне знать, что ты не врешь?

Майкл наклоняется к Эдварду, в результате чего их лица оказываются в пяти сантиметрах друг от друга.

- Потому что мы оба знаем, что я не поступлю так с Изабеллой, и, несмотря на то, что это касается вас, вы знаете, почему я не стал бы этого делать.

- Майкл, - произношу я предупреждающим тоном.

Но никто даже не смотрит на меня. Они поглощены друг другом, как будто меня здесь вовсе нет.

Майкл отступает первым. Он снова откидывается на спинку стула с абсолютно невозмутимым видом.

- Позвольте мне рассказать вам то, что вы пропустили, конгрессмен. Сорок восемь часов назад ко мне подошел некто из тех, кто связывался с Главой вашего штаба, чтобы поведать мне свою… мерзкую версию истории, - саркастически фыркает он, - наших c Изабеллой отношений, прежде чем ее слить. В итоге меня выставляют человеком, который удовольствие ставит выше бизнеса, а мне кажется, все мы знаем, что это не так.

- И ты им отказал, - фыркает Эдвард.

- Конечно, отказал.

- Конечно, ты отказал, - ухмыляется Эдвард.

Майкл смотрит на него в упор.

- Я понимаю вашу враждебность по отношению ко мне в данный момент, конгрессмен, потому что, несмотря на мое желание продолжить наше взаимовыгодное политическое сотрудничество, на сегодня вы не являетесь моим фаворитом среди политиков. Но поверьте моим словам - я никогда не причиню боль Изабелле. Да, теперь она ваша, но было время, когда она была почти моей.

- Майкл, - вновь предупреждаю я его, - сейчас не время для этого.

- Я рад слышать, что ты никогда не ранишь ее, потому что любому, кто представляет собой хоть какую-то угрозу для моей семьи, не поздоровится. Если я узнаю, что ты - один из тех, кто как-то связан с ними, мне будет плевать на наши политические взаимоотношения - я уничтожу тебя, - произносит Эдвард с холодной устрашающей улыбкой, которая не оставляет никаких сомнений в серьезности его намерений.

- Тогда хорошо, что я ни в чем не виноват, - парирует Майкл.

Эдвард кладет свою руку поверх моей, откидываясь на стуле. По тому, как он сжимает мою руку, я чувствую, что он расстроен. Могу поспорить, что этим он пытается успокоить и меня, и себя.

Взгляд Майкла на мгновение падает на наши сплетенные руки, но он тут же отводит глаза в сторону.

- Итак, ты будешь мстить? – спрашивает он.

- Если хотя бы одна из тех фотографий будет обнародована - да, буду.

Майкл кивает.

- И как я уже сказал, я не стану играть в их игры, но и врать не буду.

- Никто не просит тебя врать, Майкл, - добавляю я.

- Ну и прекрасно, потому что я никогда не стыдился того, что у нас когда-то были отношения, Изабелла. Ты добилась карьерного роста своим усердным трудом, и никто не вправе подвергать это сомнению.

- Вот это ты и должен говорить, если кто-нибудь спросит. В то же время, я уверен, ты понимаешь, почему я считаю, что сейчас неподходящее время для встреч с моей невестой в темном маленьком ресторанчике, в богом забытом месте, – Эдвард переплетает наши пальцы и смотрит на меня. – Когда все это закончится, я не буду вмешиваться в вашу с Беллой дружбу, потому что я не могу не признать, что ты был ей хорошим другом.

Я кладу свою руку Эдварду на плечо, надеясь, что он повернется ко мне, и мы просто сможем уйти, но он не унимается.

- Я ценю твое дружеское к ней расположение, как ценю любого, кто был когда-либо Белле другом. Я благодарен за всяческую оказанную ей поддержку. Однажды я все испортил, и Белле пришлось несколько лет выживать в одиночку, – я вижу боль в его глазах, когда он говорит об этом, и крепче сжимаю его руку. – Но давай кое-что проясним раз и навсегда, Ньютон. Изабелла никогда не была «почти твоей». Это было невозможно, потому что она всегда была моей, и она всегда моей будет.

В течение нескольких напряженных минут они сидят и смотрят друг на друга, и мне хочется только одного – исчезнуть. Когда Майкл наконец сдержанно кивает, Эдвард поворачивается ко мне и все еще держа меня за руку уводит нас оттуда.

Снаружи, из-за угла, все еще доносится звук негритянского бумбокса. Эдвард помогает мне сесть на заднее сидение поджидающей нас машины. Эммет уже ожидает за рулем, и когда я оказываюсь внутри машины, Эдвард захлопывает за мной дверь так, что я подскакиваю на месте. Затем он несколько секунд просто стоит там, у обочины, его грудь нервно вздымается, а рука постоянно теребит волосы.

Черт.

- Ты меня выдал, - огрызаюсь я в сторону Эммета.

По крайней мере, ему хватает хороших манер, чтобы выглядеть виноватым.

- Он позвонил мне, безумно волнуясь за тебя, Белла, и за все, что происходит вокруг. Я не мог не сказать ему.

- Да, да, – я только успеваю строго взглянуть на него, как Эдвард наконец подходит к машине.

По дороге домой мы не пророняем ни слова, и хотя Эдвард все это время держит мою руку, его глаза обращены к пейзажу за окном, но не на меня.

Когда мы приезжаем в мою квартиру, он начинает ходить туда-сюда по моей гостиной, пока я стою перед ним в ожидании взрыва с его стороны, придумывая оправдания. Но когда он наконец перестает метаться и смотрит на меня, все мои жалкие оправдания улетучиваются, ведь я была готова к гневу, негодованию, обвинениям, но никак не к той боли и растерянности, что искажают его лицо.

- Я расстроен не потому, что ты встречалась с ним, Белла, а что не рассказала об этом. Ты говорила, что мы - одна команда. Когда Таня пришла к нам в дом, ты сказала мне, что хочешь присутствовать при нашем разговоре, и я не стал этому противиться, но сейчас ты отгородилась от меня, и я не понимаю почему.

- Это другое, Эдвард, - произношу я еле слышно, от одного только взгляда на него все мои возражения кажутся ничтожными.

- Как это другое? – рычит он. – Пожалуйста, скажи мне, как это может быть по-другому? Ты знаешь обо мне все, Белла. Все. Я посвятил тебя во всё, ведь у меня нет ничего, что я хотел бы утаить от тебя, ничего из того, что бы ты уже не знала, так почему же ты не можешь…

- Как я могла обсуждать при тебе те фотографии? – спрашиваю я его дрожащим голосом. - Как я смогла бы спрашивать его о том, что мне нужно было узнать, если бы ты был там...

Он смотрит на меня с недоумением.

- Ты думаешь, я осуждаю тебя из-за фотографий, которых даже может и не быть?

- Ты не осуждаешь, Эдвард, но мне все же… все равно стыдно, – я опускаю глаза, потому что не могу видеть боль в его глазах. – Послушай, возможно, ты прав. Наверное, мне следовало сказать тебе. Да, я должна была, прости меня. Я просто…

Я вскидываю руки в знак капитуляции и сажусь на диван, закрывая лицо ладонями, стараясь скрыть свой стыд.

Через пару мгновений я слышу, как он опускается передо мной на колени. Я чувствую тепло его дыхания на своих руках. Своей ладонью он нежно поглаживает мою ногу. Он хочет успокоить меня.

- Не отстраняйся от меня, Белла, - нежно шепчет он. – Не позволяй всему этому отдалить нас друг от друга, потому что именно этого хочет Мартин – разделить нас, чтобы все отвернулись от нас и вернулись к нему.

Мартин.

Фотографии.

Если он выложит те фотографии, если он нанесет этот удар, Эдвард будет вынужден ответить.

Тогда они ударят вновь.

И когда всему этому придет конец?

Мне не стыдно за фотографии, по крайней мере, не за себя. Я была в то время одинокой женщиной, и я знаю, что вне зависимости от характера наших с Майклом отношений, каждое свое повышение я заслужила упорным трудом, и отнюдь не в спальне. Здесь моя совесть чиста. Мои друзья, моя семья – все они будут на моей стороне. Я уверена в этом.

Но что все это будет значить для них?

Как вообще весь этот скандал отразится на них? Как это скажется не только на Эдварде, Элли и мне, но и на Джаспере с Элис? Смогут ли они потом выйти на люди и перестать прятать свои истинные чувства друг к другу? Как всё это воспримут мама и Роуз, находящиеся за тысячи миль отсюда? Что будет с Майклом и его репутацией честного и талантливого бизнесмена, которым он на самом деле является?

Как вся эта мстительная бойня скажется на Эммете?

Или Эсме?

Моей дочери? Боже, что если Элли увидит те фотографии?

Это затронет каждого из них.

И Эдварда.

Я знаю, что он имеет в виду, когда говорит, что мы с Элли - главное в его жизни, что он отдаст все ради нас, но, господи, отчего еще ему нужно отказаться? Чем это все обернется для него, помолвленного с женщиной, чьи интимные моменты прошлого в изобилии выставлены на всеобщее обозрение?

Я нерешительно поднимаю на него свой взгляд, а он пытается поддержать меня, чем разбивает мое сердце.

- Ты уверен, что месть - это правильный выбор? Что будет с твоей карьерой?

- А что с моей карьерой, Белла? – нетерпеливо вздыхает он и бережно обхватывает руками мое лицо, как он всегда это делает, заставляя меня каждый раз чувствовать себя самой особенной для него в целом мире. – Неужели ты до сих пор полагаешь, что я предпочту свою карьеру тебе? Или что я позволю им вылить на тебя грязь? Или стану использовать тебя для отвлечения всеобщего внимания от их лжи? Те фотографии заставляют тебя страдать, и как ты думаешь, каково мне знать, что во всем этом виноват я сам, потому что ты оказалась втянутой в политическую войну, которую я должен был остановить еще тогда, несколько лет назад?

- Нет, Эдвард. Это не твоя вина, и не моя. Я знаю это. Они все это делают с нами, потому что хотят для нас другого будущего. Я знаю, что у них на уме. Я просто не понимаю, как все это остановить.

- Если он посмеет посягнуть на тебя, Белла, я этого так просто не оставлю. Он и мой отец все это начали, но на них же все и закончится, Белла, – он убирает руки и встает, оборачиваясь ко мне спиной. – Может быть, мне стоит попросить Джаспера организовать пресс-конференцию, чтобы напасть сейчас, а не обороняться потом, и…

- Эдвард, нет! – умоляю я, вскакивая. Он оборачивается, и я вижу огонь и решимость в его глазах. Похоже, он дошел до точки кипения. Мне нужно его успокоить.

Я подхожу к нему, и теперь уже я обнимаю ладонями его лицо, потому что, кроме Элли, он самый дорогой для меня человек, и я не хочу, чтобы он все потерял. Я знаю, что меня с Элли ему достаточно, чувствую это сердцем, но умом я понимаю - он заслуживает большего. Он - прекрасный человек. Он о многом заботиться: о своей семье, друзьях, стране.

- Эдвард, если они не пойдут на это, получится, что мы без причины развязываем войну. Думаю, ты прав. Мартин надеется, что одной только угрозы уже будет достаточно, чтобы разъединить нас, ведь он понимает, что как только он обнародует те фотографии, ты тут же расквитаешься с ним. Поэтому он надеется, что мы не сможем с этим справиться, и в итоге покончим друг с другом сами, без его помощи. Если мы всё замнем, то все его просчеты растворятся сами собой.

Он внимательно смотрит на меня, обдумывая мою теорию.

- Я хочу, чтобы с Мартином было покончено, потому что он - лживый управленец. Такие, как он, не достойны быть у власти. С другой стороны, я не хочу, чтобы он потянул за собой и нас.

Он обнимает меня, крепко прижимая к груди, и я слышу, как бьется его сердце. Это согревает меня и заставляет почувствовать себя в безопасности под его защитой. В его объятиях я всегда чувствую себя как за каменной стеной.

- Этого не случится, Белла. Я не позволю.

Я поднимаю на него глаза.

- Давай просто посмотрим, что они предпримут, хорошо?

Он колеблется. Он устал от ожидания, и я не могу винить его в этом. Последние несколько недель, с тех пор, как Таня сообщила об угрозах ее отца, стали временем бесконечного ожидания, и Эдвард уже на грани от желания покончить со всем этим.

- Хорошо, Белла, - вздыхает он, поджимая губы в знак того, что его не совсем устраивает это решение.

Я встаю на цыпочки и, обхватив за шею, целую его в губы, нежно посасывая их. С тихим рычанием он мгновенно отвечает на мой поцелуй, сплетая наши языки; так мы напоминаем друг другу, что мы вместе, и что только это, в конечном счете, имеет значение.

- Ты все для меня, Белла, - шепчет он у моих губ, вторя моим мыслям. – Вы с Элизабет – самое главное в моей жизни. Навсегда.

- Навсегда, - повторяю я, и его руки начинают порхать вверх-вниз по моим ребрам. Через несколько секунд он стягивает с меня свитер, а затем избавляет меня от остальной одежды. Когда он берет меня на диване, я ощущаю исходящее от него чувство собственника – в том, как сильно он сжимает мои бедра, какими резкими и нетерпеливыми толчками он входит в меня. Его губы настойчивы и требовательны, когда он погружается в меня слишком жестко и глубоко, я выкрикиваю его имя, а он шепчет мне на ухо:

- Моя, Белла. Навсегда моя.

- Да, - шепчу я, обвивая ногами его талию. – Навсегда твоя.

Его, как и меня, накрывает волной оргазма.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Следующие тридцать шесть часов проходят в нервном томительном ожидании. Тем не менее, несмотря на предупреждения Майкла и Джаспера, ультиматум в сорок восемь часов истек. И никакого упоминания в прессе о публикации наших с Майклом фотографий. Я начинаю задумываться, была ли я права на счет того, что это просто проверка – достаточно ли мы с Эдвардом сильны, чтобы выдержать все это. Мартин, наверное, надеялся, что мы станем бороться с ним, сопротивляться, но он плохо знает Эдварда. Его любовь непоколебима, и мы близки, как никогда.

Тем временем, наши будни, заполненные ежедневными рутинными делами, идут своим чередом.

Я ношусь по разным делам, вожу Элли в школу и обратно, а затем в парк на футбольные тренировки. Мы с Эдвардом делим поровну наши родительские обязанности, но он вынужден вернуться в округ Колумбия на трехдневную сессию. Мне не по себе, когда он далеко, но эти три дня проходят спокойно.

Я ежедневно считаю дни до выборов, ненавидя Мартина всей душой.

В среду вечером, в середине октября, Эдвард звонит мне сказать, что не сможет забрать вместе со мной Элли из школы. Он все еще в офисе, так как у него проходит затянувшееся селекторное совещание. Я говорю ему, что все в порядке, и он обещает приехать к нам на квартиру, как только сможет.

День выдался прохладный, и вместо того, чтобы пройтись пешком, мы с Эмметом решаем подъехать к школе Элли на машине. Он паркуется позади здания, и нам приходится ждать, потому что мы приехали на десять минут раньше.

- Ты все еще сердишься на меня за тот день? – спрашивает он.

Я усмехаюсь, не отрывая глаз от лобового стекла.

- Нет. Я смирилась с тем, что ты в первую очередь друг Эдварда, а потом уже мой, и потому ты всегда будешь на его стороне.

- Это не совсем так, - оправдывается он.

- Я знаю, - хихикаю я, – я просто подкалываю тебя, – но то, как Эммет верен Эдварду, заставляет меня грустно вздохнуть, – мне так не хватает близкого друга рядом, того, кто всегда-всегда будет на моей стороне.

- У тебя есть такой друг, - говорит он, и его устремленный вперед взгляд каменеет.

Наш разговор наводит меня на мысль о Роуз… и маме, которые очень далеко, в Англии.

Роуз звонит каждый день, но разговоры получаются натянутыми. В основном мы говорим о подвигах и приключениях Элли. Это совсем не то общение, что было у нас раньше, когда мы душевно болтали обо всем. Мне не хватает этого, но еще свежи воспоминания о том, что она сделала.

- Позже я позвоню маме... и Роуз. Надо ввести их в курс того, что у нас тут происходит, просто чтобы они были начеку… но остается всего три недели до выборов. Думаю, я смогу их успокоить.

Эммет погружен в свои мысли, взгляд по-прежнему прикован к лобовому стеклу. Я уже успеваю задуматься о своем, когда вдруг он начинает говорить.

- Роуз… Роуз просила меня сказать тебе, чтобы ты держала выше нос, а также напомнить тебе, что ты - сильная женщина, и что на твою долю выпадало и не такое. Теперь у тебя есть Эдвард, и она говорит, что все вместе, втроем, вы сможете все преодолеть.

Я в таком шоке, что едва могу говорить, я просто смотрю на него в упор с приоткрытым ртом.

- Ты разговаривал с Роуз?

Он все еще не смотрит на меня.

- Мы… общаемся последние несколько недель, с тех пор, как мы приехали из Лондона.

Я совершенно ошеломлена. Я окидываю его внимательным взглядом. Его кадык подергивается. Я могу только догадываться, какого труда ему стоило держать это в себе, не поделиться об этом с Эдвардом, ведь он - его лучший друг.

Но Роуз… и Эдвард…

Черт, ну почему все так запутано?

Я делаю глубокий выдох. Да, нам определенно нужно со всем этим разобраться, но не сейчас. Сейчас нам нельзя торопить события. Выборы скоро пройдут, и мы все наконец сможем свободно вздохнуть.

Я протягиваю свою руку и кладу ее поверх его. Он так сильно сжимает руль, что у него побелели костяшки пальцев.

- Мы со всем разберемся, Эммет, - тихо обещаю ему я.

Он наконец оборачивается ко мне, одаривая меня одной из своих ехидных ухмылок.

- Обязательно разберемся, – его голос звучит твердо и уверенно.

Мы оба снова разглядываем лобовое стекло, задумавшись каждый о своем. Желтые такси сердито гудят, люди торопятся быстрее обычного, стараясь успеть по своим делам до надвигающейся бури, уже угрожающей черными тучами и ветром, разметавшим повсюду газеты и фантики. Перед школой пусто. Иногда родители собираются вместе поболтать перед входом в ожидании своих детей, но этим вечером, похоже, все сидят по своим машинам.

Несмотря ни на что, мне нравится чувствовать прохладный ветер на своем лице, он успокаивает меня, и, кроме того, он напоминает мне о Ли.

Я приоткрываю дверь машины и оборачиваюсь к Эммету.

- Я подожду снаружи, ладно?

- Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

- Нет, мне просто нужно глотнуть свежего воздуха.

- Хорошо.

Я выхожу из машины и иду к школе, чтобы спрятаться под кроной деревьев, что растут у самого входа. Я закрываю глаза и поднимаю голову к небу, радуясь приятной прохладе.

- Изабелла.

Голос поражает меня не потому, что я его не узнала, а как раз наоборот. Я открываю глаза и делаю короткий испуганный вдох.

В нескольких метрах от меня стоит Карлайл, и прежде чем я успеваю хоть что-то произнести, около меня появляется Эммет и начинает оттаскивать меня оттуда.

- Белла, пойдем в машину. Мистер Каллен, позвольте вам напомнить, что вам запрещено приближаться к мисс Свон ближе, чем на пятьдесят метров. Пожалуйста, уйдите, или я позвоню в полицию.

Мое сердце бешено стучит, пока Эммет ведет меня к машине.

- Дай мне только пять минут, Изабелла, - кричит Карлайл. – И все. Ради твоего же жениха, всего пять минут!

Эммет открывает для меня дверь. Прежде, чем сесть в машину, я еще раз смотрю на Карлайла.

Он одет в безупречный, идеально сидящий на нем темный костюм. Сейчас он выглядит старше, чем тогда, когда я видела его в последний раз. Его глаза и лицо как всегда строги и спокойны, но я также вижу отчаяние, которого раньше я в нем не замечала. Именно это и то, что его визит может быть связан с Эдвардом, заставляет меня призадуматься.

- Всего пять минут, Изабелла, и вам с Эдвардом больше не придется иметь дело со мной.

Я напоминаю себе о том, что мы с Эдвардом ничего не должны этому человеку, даже пяти минут. Поэтому я начинаю усаживаться в машину, но на полпути останавливаюсь и, проклиная себя, закрываю глаза.

- Белла, нет, - слышу я сдержанный голос Эммета. – На этот раз я даже не буду думать, звонить ли Эдварду.

- Эммет, ты мой должник. Ты будешь наблюдать за мной с совсем близкого расстояния. Если что-нибудь случится – звони в полицию, – я произношу это нарочито громко, чтобы Карлайл мог это услышать. – Я буду через три минуты.

- Белла…

- Три минуты, Эммет.

- Черт, - бормочет он себе под нос, ударяя ладонями крышу машины, а после едва заметно кивает.

Я закрываю за собой дверь и медленно иду к Карлайлу, стоящему под теми же деревьями, где только что стояла я. Ветер колышет тонкие ветви, скрывая ото всех то, что происходит под ними.

- У вас три минуты, - коротко роняю я.

- Тогда, шутки в сторону, - отвечает он в обычном тоне, сунув руки в карманы. – Он идет за вами, за тобой и Эдвардом.

В груди у меня все сжимается. Мне не нужно уточнять, о ком он говорит.

- Откуда вы знаете?

- Тебе в самом деле нужно спрашивать меня об этом, Изабелла? Неужели ты до сих пор не поняла, что я знаю всё?

- Те фотографии существуют на самом деле?

- Возможно.

- Если они существуют, значит, это вы дали их ему.

- Поскольку у меня есть всего две с половиной минуты, я не буду тратить их на пустые разговоры. Мартин нанял через меня Дженкса. Дженкс все докладывал мне, а я – Мартину. Но кто же даст руку на отсечение, что вся информация проходила через меня? В настоящий момент твой жених вывел нас с Дженксом из игры, - ухмыляется он, - и что бы ни было спрятано в рукаве у Мартина, он припас это давным-давно.

- Все это время, - язвительно заявляю я, – все это время вы оба обо всем знали.

- Да, знали, - отвечает он извиняющимся тоном. – Но не всегда все получается так, как задумывается. Предполагалось, что Эдвард поставит карьеру выше тебя, как он и сделал вначале, – его слова причиняют мне боль, но я напоминаю себе, что тогда Эдвард был другим, не тем, кем он стал сейчас со мной. – Когда он принял другое решение – выбрал тебя и своего ребенка и прилюдно разоблачил меня – Мартин решил умыть руки.

- Он подставил вас.

- Да, подставил, - пожимает он плечами, как ни в чем ни бывало. – Он - Президент Соединенных Штатов Америки, лидер свободного мира. Он не позволил бы чему-то подобному потопить себя.

- А вы, в свою очередь, позволили ему сделать это с собой. Почему? – спрашиваю я.

- Ради Эдварда.

- Не ради Эдварда, а ради процветания вашего Наследия, - резко и с отвращением говорю я.

Он даже не дрогнул от моего язвительного тона.

- Называй это, как хочешь. У тебя самой есть ребенок, должна понять. Я хотел, чтобы мой сын преуспел в том, в чем не смог я. Разве это не то, чего хочет любой родитель для своих детей?

- Но, не жертвуя при этом их счастьем! Неужели вы думаете, что именно этого хотела ваша жена?

Впервые на его лице появляются настоящие эмоции, причем самого широкого спектра - от гнева и злости к любви и сидящему где-то глубоко сожалению.

- Не смей упоминать мою жену! Ты ничего не знаешь о ней!

- Я знаю, что она любила Эдварда всем сердцем! – отвечаю я, меня всю трясет. – Я знаю это по ее напутственным словам, которые остались с ним даже после ее смерти. Именно эти ее слова не позволили ему стать таким, как вы.

Он смотрит на меня с открытой ненавистью.

- У нас с Эдвардом был общий ребенок, и вы об этом знали! Знали и никогда не говорили ему!

- Как и ты. Да, у тебя была одна невнятная попытка, но ты могла попытаться еще раз.

- Могла. И я буду жалеть об этом всю свою оставшуюся жизнь. А о чем вы будете жалеть весь остаток своей жизни? – спрашиваю я дрожащим голосом.

- Ты даже представить себе не можешь, насколько о многом. Но я здесь не для того, чтобы изливать тебе свою душу, Изабелла. Я здесь для того, чтобы сказать вам с Эдвардом, что Мартин на грани. Кандидаты идут ноздря в ноздрю. Он знает, что рискует, и идет на это, потому что понимает – это единственный для него шанс победить на выборах.

- Какое вам дело до того, что он скажет обо мне?

- Мне не все равно, что он собирается сказать о тебе, лишь потому, что это отразится на моем сыне, и потому, что на этом он не остановится. Он обнародует эти фотографии, Эдвард - свои, с Таней и начальником штаба президента, это никогда не кончится.

Именно этого я и боюсь.

- Ирина готова объявить, что она беременна ребенком Эдварда, и что он заставлял ее сделать аборт.

Меня как будто ударяют в живот, и создается впечатление, что у меня из-под ног выбивают почву. На пару секунд я теряю контроль над ситуацией.

- Расслабься, - холодно говорит он мне, - это неправда. Но слухи пойдут, а только это и нужно. Со слухами трудно бороться, Изабелла. Даже если она скажет, что ошиблась, или что у нее случился выкидыш, что отцом ребенка является кто-то другой, это все равно ляжет тенью на его репутацию. И тогда за ним закрепится слава неосторожного мужчины. Пойми, если ему удастся выставить Ирину забеременевшей случайно, а ты ведь тоже случайно забеременела…

- Чего вы хотите, Карлайл? – во мне все кипит.

- Эдварду не выиграть эту битву, Изабелла, без серьезного ущерба для себя. Он уничтожит Мартина, но Мартин утащит его за собой. Он утащит за собой вас обоих.

- Мартин может делать все, что ему вздумается! Мы с Эдвардом будем сражаться против него вместе. Мы будем вместе, что бы вы оба не предприняли, - кричу я, - и это главное!

Он фыркает.

- Прекрасные слова, но далекие от реальности, Изабелла, что удивляет. Из вас обоих, я думал, именно ты - реалист. Чего ты хочешь от Эдварда? Ты хочешь, чтобы он всего лишился? Ты позволишь ему уничтожить себя, спасая тебя?

Нет, я не хочу, чтобы Эдвард все потерял, но поступить по-другому противно нам обоим.

- А что вы хотите от него? – спрашиваю я, мой голос дрожит от переполняющей меня обиды. – Вы хотите, чтобы он преклонялся перед Мартином всю оставшуюся жизнь? – рычу я. – Чтобы он пошел наперекор своим убеждениям, своей совести, своему сердцу, только ради процветания насквозь лживого руководства?

- Не ради того, чтобы сделать Мартина счастливым, а чтобы спасти себя самого! Спасти свое будущее! Свое Наследие!

- Это не его Наследие, - произношу я сдавленным голосом. – Эдвард теперь другой человек! Сейчас у него есть семья, которая любит его так же, как и он любит нас. Мы его тыл. Мы будем рядом, даже если он сломается. Если он совершит ошибку, мы будем поддерживать его. Он не отступит, Карлайл, - убежденно говорю я. – Эдвард собирается положить конец всей этой чертовой верхушке!

Он смотрит на меня в упор.

- Мамочка, мамочка, мы сегодня украшали тыкву! Подожди, пока я не покажу папе! О нет! – говорит Элли, запыхавшись. Я резко оборачиваюсь, в ужасе оттого, что я потеряла счет времени, а Элли уже вышла.

Но тут тыква падает из ее рук и катится прочь, и прежде чем я успеваю ее поймать, Элли подбегает к ней сама, замирая прямо перед Карлайлом.

Она останавливается в полуметре от него, своего деда, который наклоняется, чтобы поднять разукрашенную тыкву, прикатившуюся к его ногам.

- Элли, дорогая, - я подбегаю к ней, сердце готово выскочить у меня из груди, но она успевает взять свою тыкву, которую протягивает ей Карлайл.

- Она не разбилась? – спрашивает она невинным голоском, забирая тыкву.

- Вроде нет. С ней, похоже, все в порядке.

- Элли… - я хочу закричать, чтобы она сейчас же подошла ко мне. Хочу броситься к ней, схватить ее и убежать, но я не хочу напугать ее.

Эммет с вытаращенными глазами снова появляется около нас.

- Привет, детка. Ну как ты?

Он пытается отвлечь ее внимание, но Элли продолжает разговаривать с Карлайлом.

- Я сделала это сегодня в школе. Одну сторону я разукрасила розовым и красным для мамы, потому что это ее любимые цвета, а другую – синим и зеленым для папы, потому что…

- Потому что это его любимые цвета, да? - заканчивает за нее Карлайл. Он с интересом смотрит на тыкву Элли, его руки спрятаны за спиной. – Ты здорово ее разукрасила.

- Спасибо.

- Пожалуйста.

Я подхожу к ней и беру ее за руку.

- Поехали домой, Элли. Сейчас пойдет дождь, – я быстро веду ее к стоящей на обочине машине.

- Было приятно с тобой познакомиться… Элизабет, - кричит нам вдогонку Карлайл.

Элли оборачивается, но я не даю ей остановиться.

- Мне тоже, мистер! – отвечает она.

Эммет быстро садится в машину, пока я пристегиваю дочь. Машина срывается с места, взвизгнув шинами, а я прижимаюсь к Элли, стараясь унять бешеный стук в груди.

Перевод: semol
Редакция: OVMka
Литературный редактор: mened