Настоящее.


BPOV

Утро жаркого дня. Нью-Йорк. Я забегаю на пару часов в офис ERA, расположенный в центре города, чтобы уладить некоторые дела и проинструктировать свою помощницу Анджелу, а также своего заместителя Бена Чейни и остальных сотрудников на то время, что я буду в Лондоне. Мы обсуждаем будущий материал о конгрессмене и решаем, что можно отложить на потом, чтобы вставить его в ближайший номер. Также я привожу в состояние боевой готовности нашего лучшего фотографа Остина Маркса.

Весь персонал хорошо знает мой график работы. Последнюю пару месяцев я, не щадя себя, поднимала ERA, работая по десять, двенадцать, четырнадцать часов в день. Я почти не бывала в своей квартире, которую предоставил мне Майкл в одном из принадлежащих ему высотных зданий в центре города. Как бы там ни было, я должна была где-то спать, находясь вдали от дома. За исключением того, чтобы подремать пару часов или расслабиться с Майклом и снять напряжение, квартира мне была, в общем-то, не нужна.

Мои подчиненные работают так же напряженно, как и я. Я сразу дала им понять, что первые месяцы будут тяжелыми, и они знают, что я жду от них полной отдачи, неважно, где нахожусь – здесь или в Лондоне.

Я стараюсь выбираться домой раз в две недели. Майкл нормально к этому относится. Должна признать, что обычно он позволяет мне поступать так, как я считаю нужным, редко оказывая на меня давление как, например, в той ситуации с Эдвардом. Майкл знает мое отношение к работе и понимает, что все будет в порядке вне зависимости от того, в каком офисе я нахожусь. К тому же, лондонский офис тоже нуждается в моем внимании - и если здесь все заработает как надо, именно там я обоснуюсь как главный редактор ERA London. Кто-то другой сможет поддерживать все на должном уровне в Нью-Йорке. Насколько я успела понять, пожалуй, Бен может вполне справиться с этим.

Черный «Бентли», который Майкл предоставил в мое пользование, мчится по шоссе, унося нас из центра города в Бруклин. Мы выезжаем на Belt Parkway, растянувшийся вдоль узкой реки Гудзон, что напоминает мне Темзу и дорогу к моему дому. Совсем скоро я буду там, всего через несколько часов.

Я нахожусь далеко в своих мыслях о доме, когда мой телефон начинает вибрировать. Я достаю его и вижу сообщение от конгрессмена.

«Мисс Свон, пожалуйста, позвоните мне в ближайшее удобное для вас время, чтобы обсудить материал для ERA. Можете звонить на мой личный номер: 645-555-0534».

Я фыркаю и смотрю в окно. Интересно, насколько сильно он психует.

Через пятнадцать минут, когда мы уже съезжаем с Лонг-Айлендской трассы и подъезжаем к аэропорту JFK, мой телефон снова вибрирует.

«Мисс Свон, ваш секретарь сказал мне, что вы на пути в аэропорт, но я думаю, что для нас обоих важно поговорить, прежде чем вы улетите».

Каков!

В его сообщениях нет никакой ясности, и это может означать что угодно. Интересно, как часто он добивается своего с помощью вот таких расплывчатых формулировок.

Я усмехаюсь и прячу свой телефон обратно в сумку. Не стану играть с ним в эти игры!

Пока я регистрируюсь на рейс, мой телефон снова вибрирует.

«Мисс Свон, уверен, нам надо многое обсудить. Пожалуйста, позвоните мне».

Он в отчаянии. Очевидно, что он больше не чувствует себя таким уж непобедимым. Мои вчерашние угрозы в его адрес, должно быть, дошли до него, и теперь он ощущает, как его идеальный политический мир летит ко всем чертям.

Мой рот слегка кривится, когда, проходя таможню, я кладу свой телефон в специальный лоток; и хотя на моем лице играет усмешка, в душе я ощущаю холод и пустоту. У нас все пошло совсем не так. Воспоминания накрывают меня, и я снова оказываюсь в том номере отеля… в его объятиях… и уступаю под натиском его зеленых глаз…

Но все сложилось так, как сложилось, и я не позволю этим мыслям о нем и всей его лжи испортить мне настроение. Я еду домой, где мне есть, чем заняться.

Сидя в ожидании объявления посадки на рейс Virgin 625, я достаю свой телефон.

«Конгрессмен Каллен, как я уже говорила вчера вечером, мой помощник свяжется с Вашим для урегулирования всех вопросов по поводу статьи для ERA. Это произойдет в ближайшее удобное для МЕНЯ время, и ни секундой раньше. Хорошей Вам недели».

Затем я звоню сначала маме, потом Роуз, чтобы убедиться, что у них все хорошо и заодно предупредить, что я буду дома через несколько часов, и выключаю свой телефон.


῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Лондон приветствует меня безрадостной серостью: плотная завеса облаков скрывает иссиня-черное, угрожающее разразиться дождем небо. Я делаю глубокий вдох. Встречающий меня в Хитроу шофер берет мои сумки, и мы вместе покидаем аэропорт. По сравнению с нью-йоркским почти невыносимо жарким летом, здешняя прохлада действует успокаивающе на мои измотанные нервы.

Интересно, как она там – изменилась ли за неделю?

Все мои тревоги рассеиваются, как только наша машина выбирается из города и направляется в Эссекс, а старая добрая Темза следует за нами по всему пути. Миля за милей, мы оставляем позади многолюдный город. Плотная застройка сменяется отдельно стоящими домами с задними двориками, утопающими в зарослях роз и весенних тюльпанах. Прибрежный ветер пронизывает небольшой живописный город с песчаными пляжами, ресторанами, пабами и магазинами, проникая к жилым кварталам Ли-он-Си, к моему дому.

Моему настоящему дому, чего я не могу сказать ни о лондонской, ни о нью-йоркской квартире.

Здесь моя настоящая жизнь.

Уже очень поздно, поэтому я открываю дверь своим ключом, но, перешагнув порог, тут же вижу свою маму, которая встречает меня с двумя бокалами вина в руках и лукавой улыбкой на лице.

Я улыбаюсь ей в ответ и со щемящим чувством счастья и радости от нашей встречи заключаю ее в свои объятия.

- О, дорогая, - говорит она с улыбкой на лице, - вот ты и дома. Позволь мне поскорее тебя обнять.

Я крепко обнимаю ее и отступаю.

- Как она?

- Все отлично, милая, - улыбается мама. – Элис отправилась спать где-то час назад. Ты же знаешь, она не любит засиживаться допоздна.

Я делаю глубокий вдох и выдох. Такое облегчение - знать, что с ней все в порядке. Меня расстраивает только то, что до утра я не смогу увидеть ее улыбку. И теперь, когда я уверена, что все хорошо, я смотрю на маму изучающим взглядом.

Ее длинные темные волосы взлохмачены, и она выглядит усталой, но в то же время счастливой, и ее голубые глаза блестят. Моя мама всегда отличалась веселым нравом, если не считать период после смерти моего отца. Тогда она была настолько подавлена, что я решила на какое-то время забрать их с Элис к себе, чтобы они находились рядом. Тем не менее, со временем она научилась видеть светлые стороны жизни. Надеюсь, что ее пристрастие к вину - это некий способ снова стать нашей привычной взбалмошной мамой. Нет, она вовсе не алкоголик, но все же мы с Элис вынуждены приглядывать за ней.

- Как ты, мам?

- У меня все хорошо. Вся в делах, - говорит она, не переставая улыбаться. - В ней столько энергии! Просто шаровая молния!

Я расплываюсь в улыбке, и мое сердце наполняется радостью.

- А ты как, дорогая? – спрашивает мама. – Так ты с ним встретилась?

Еще одна отличительная черта моей мамы: она никогда не станет ходить вокруг да около.

Я вздыхаю, ставлю на пол свою сумку и делаю глоток вина, прежде чем поставить бокал на стол.

- Да, мам, мы встретились.

- И ты сказала ему?

Я перевожу свой взгляд на стоящую позади нее фотографию улыбающегося, счастливого ребенка, празднующего свой шестой день рождения.

- Нет, мам, я не сказала ему.

- Ты оставила эту затею, да? Я рада это слышать.

Я глубоко вздыхаю.

- Нет, мам. Не оставила. Просто все оказалось несколько… сложнее, чем я думала.

Она подходит ко мне и обнимает ладонями мое лицо.

- Белла, дорогая, если ты собираешься сказать ему, то не делай, ради Бога, из этого трагедию! - она тихо смеется, и ее язык слегка заплетается. Интересно, сколько бокалов она выпила в ожидании меня. Хорошо, что здесь Элис, да и Роуз всегда рядом.

- Я не превращаю это в трагедию, мам. Просто, когда он узнает правду, для него все действительно обернется трагично.

- Откуда тебе знать? – спрашивает она, широко улыбаясь. - Я не представляю, как кто-то может не хотеть знать…

- Мам, ты не знаешь его. А я знаю и не хочу говорить об этом прямо сейчас. Мне нужно увидеть ее.

В течение нескольких секунд мама сверлит меня взглядом, и тут снова раздается ее хихиканье.

– Ну что ж, давай пойдем, посмотрим на нее.

Каждый раз, когда как я поднимаюсь по лестнице дома, в котором выросла, мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Я хотела купить маме дом попросторней, когда Майкл стал платить мне больше, чем я могла потратить, но она настояла на том, чтобы остаться именно здесь, где они с папой поженились, и где она хотела закончить свои дни. А ведь в подобных условиях душевной ране не затянуться… Но, думаю, я вполне могу понять такого рода преданность, несмотря на то, что тот, кому я однажды отдала свое сердце, оказался мерзавцем. Я могу только предполагать, как это ощущается, когда преданность обоюдна.

Но все эти мысли улетучиваются, как только я поворачиваю ручку двери комнаты, которая была когда-то моей. Сейчас комната декорирована в розовых и фиолетовых тонах с наклейками в виде принцесс и замков с лебедями…

Комнату заливает мягкий свет ночника – мне говорили, что она не любит спать без света, когда меня нет дома. Я вижу ее, и все вокруг перестает существовать. В целом свете нет ничего важней. И больше не остается никаких неразрешимых проблем – не на что жаловаться, если у меня есть она.

Элизабет.

Моя шестилетняя дочь.

Наша с Эдвардом дочь.

Я осторожно сажусь на край кровати и вглядываюсь в ее нежные черты. Безмятежность, чувство гордости, ощущение чуда и что-то еще настолько сильное, что невозможно описать словами, переполняют мое сердце, буквально разрывая его на части… И это походит на то, как ее длинные медного оттенка волосы разметались по подушке. Даже во сне она словно зеркальное отражение своего отца, только ее красота женственна, юна и невинна. Она улыбается, видя, надеюсь, счастливые сны и, к счастью, не подозревая, что ее отец и понятия не имеет о ее существовании, - а узнай он о ней - она сразу же будет причислена к источнику неприятностей, - и что у нее всегда будет только один родитель, который будет любить ее, заботиться и защищать.

- Элли, - я тихо шепчу ее имя и тут же ловлю себя на мысли, что я произнесла его так же, как когда-то ее отец произносил мое – как молитву, с благоговением.

Но тогда это оказалось фальшивкой. Моя же любовь к ней подлинна.

Как я ни стараюсь вести себя тихо и спокойно, боясь потревожить сон, ее глаза вдруг распахиваются, и я, перестав дышать, растворяюсь в этих изумрудах. Не считая вчерашнего дня, я семь лет не видела Эдварда, и хотя каждый день передо мной находилось напоминание о нем, я никогда не задумывалась, насколько похожи их глаза – и цвет, и оттенок, и их блеск.

Элизабет Лондон Свон.

- Мамочка, ты дома! - восклицает она, мгновенно вскакивая и обрушиваясь на меня со своими по-детски крепкими объятиями. Я оказываюсь в сладком плену совершенной любви и теплоты.

- Да, Элли, моя любимая малышка, - шепчу я еле слышно, касаясь губами ее волос, и крепко прижимаю ее к себе. - Мама дома.


῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

На следующий день я просыпаюсь рано утром, крепко прижимая к себе свою дочку, лежа в большой двуспальной кровати, которую мы делим с ней на двоих. По ее ровному дыханию я понимаю, что она еще спит, и это, с одной стороны, меня радует, так как ее растущий организм нуждается в хорошем отдыхе, а с другой - я не могу дождаться момента, когда она проснется, чтобы побыть вместе с ней и заглянуть в ее прекрасные глазки.

Не желая прерывать это сладкое и удивительное мгновение, ведь за последние месяцы это случалось не часто, я позволяю себе полежать еще около получаса, обнимая ее спящее теплое тельце, и ее длинные волосы приятно щекочут мои лоб и нос. Эти ощущения настолько сильны, что отзываются в моем сердце сладкой ноющей болью. Но как бы там ни было, мне пора собираться на работу. Я нежно целую ее головку и осторожно встаю.

Я спускаюсь вниз и нахожу маму с Элис за столом. Элис уже готова отправиться в университет, а мама - прожить еще один день своей жизни. Я улыбаюсь, видя, что, несмотря на утреннюю занятость, они позаботились о полноценном завтраке, состоящем из печеной фасоли, грибов, яиц и бекона. Они обе обожают готовить.

- Мы знаем, как сильно ты по всему этому скучаешь, - с улыбкой говорит мама, видя, какими глазами я смотрю на стол.

Элис подбегает ко мне и тепло обнимает меня, пока мама подходит к плите и наливает мне чашку чая.

- Как прошла неделя, Белла?

Я улыбаюсь своей младшей сестре. Она - крохотная, гораздо меньше меня, а я довольно стандартных размеров. Ее волосы темнее моих, и она носит короткую стрижку с длинной челкой, что делает ее похожей на эльфа, но в то же время очень красит. Ее кожа более светлая, и у нее мамины голубые глаза, а мне от папы достался карий цвет глаз.

- Она выдалась… интересной, Элис, – говорю я с ухмылкой на лице, стараясь в присутствии мамы говорить покороче и попроще.

Мама ставит чашку чая на мое привычное место за столом; на папино место. Его никто никогда не занимает – оно стало моим.

Элис садится за стол, а мама протягивает мне тарелку, чтобы я положила себе все, что захочу.

- Мама сказала, что ты встречалась с ним, да?

Прямо в лоб. Я киваю, и ложка с фасолью в моей руке повторяет движение моей головы.

- И как он выглядит? Он в жизни так же чертовски красив, как в газетах и на экране телевизора?

Я закатываю глаза и набиваю полный рот грибов.

Мама снова хихикает.

- Дорогая, - говорит она, глядя на Элис, - ты не забыла, что несколько лет назад твоя сестра провела довольно много времени с этим мужчиной? Доказательство этого времяпрепровождения сейчас крепко спит там, наверху! Уж, наверное, она и так неплохо знает, насколько красив этот мужчина!

В этом вся Рене Свон – всегда и во всем прямолинейная. Даже семь лет назад, когда всплыли последствия тех выходных, мама восприняла это совершенно спокойно. Я думаю, с тех пор, как не стало папы, ее уже ничем невозможно шокировать.

Элис смеется от души.

- Не будем об этом. Вчера, после футбольного матча Элли, я тебе звонила, но вы, ребята, должно быть, еще не включили свои телефоны. Ну, как все прошло?

Глаза Элис вспыхивают от переполняющей ее гордости.

- Наши выиграли. Элли забила решающий мяч!

- Да! – я делаю характерное движение рукой, означающее «йес». Мы здесь, в Англии, к футболу относимся очень даже серьезно. - Она, должно быть, в восторге от самой себя!

- Ты же знаешь свою дочь, - хихикает мама, и на ее лице читается радость. – Даже слишком! Когда она ставит перед собой цель, ничто не заставит ее свернуть с пути. Когда вы с Элис росли, то были совершенно равнодушны к футболу. И откуда у Элли такое рвение к победе? – спрашивает она, невинно улыбаясь и попивая свой чай.

Мои губы сжимаются, я встаю и убираю за собой посуду.

- Все, я уезжаю в Лондон. Вернусь, как только смогу.

- Оставь, дорогая, - посмеивается надо мной мама. – Я обо всем позабочусь. Иди, побудь немного со своей дочерью, пока не уехала.

- Спасибо, мам, - улыбаюсь я ей.


῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Элли потягивается в постели, когда я вхожу к ней в комнату.

- Мамочка! – приветствует она меня. Может ли что-то еще тронуть меня глубже, чем безудержная радость в ее голосе, с которой она каждый раз обращается ко мне. Даже то, как ее отец произносил мое имя, не идет ни в какое сравнение с тем, как это делает она.

Она выпрыгивает из кровати и бросается ко мне, я беру ее на руки и прижимаю к себе. Может, мне и кажется, но, по-моему, за эту неделю она подросла, или это во мне говорит чувство вины за то, что я так надолго оставила ее.

Но так будет не всегда. Вот только разберусь с ERA в Нью-Йорке, сделаю материал с Эдвардом, покончу с его политическими амбициями, которые оказались для него важнее нас с Элли… и тогда уже никуда из дома не уеду.

Не спуская Элли с рук, я подхожу к кровати и присаживаюсь на самый ее край. Она оказывается у меня на коленях, и я глажу ее по голове, не в силах оторвать от нее взгляда. В отличие от ее глаз, которые точь-в-точь как у папы, ее волосы темнее - смесь моего и его оттенков. Я нервно сглатываю.

- Доброе утро, соня. По-моему, за эту неделю ты подросла, - улыбаюсь я.

Она хихикает.

- Тогда мы должны померить меня у стены, мамочка, посмотрим, не появится ли выше новая «палочка».

Она - такая сладкая, что я не могу сдержать смех.

- Ты права. Давай пойдем и прямо сейчас это сделаем.

Мы подходим к стене за дверью в комнату, на которой я карандашом отмечала рост Элис, с тех пор, как она научилась стоять. Когда Элли встает к стене, я провожу линию. Она поворачивается, и мы с ней видим, что новая отметка точно совпала с той, что мы сделали две недели назад.

Она хмурится, и ее изумрудные глаза выдают ее полную растерянность.

- Но я думала, что я стала больше, мамочка.

Я снова беру ее на руки, с наслаждением делая это еще раз. Невозможно подобрать слова, чтобы описать, насколько сильно я скучаю по ней, когда уезжаю, и я знаю, что она тоже скучает по мне. Это разрывает меня изнутри.

- Послушай меня, - нежно улыбаюсь я. - Вы, мисс Элизабет, растете так быстро, что я едва узнала Вас вчера вечером. Мне уже хотелось спросить: «Где моя Элли?», - но тут я подошла поближе и увидела, что это и вправду Вы, только значительно больше!

Она задорно смеется у меня на руках.

- Бабушка и тетя Элис сказали мне, что твоя команда вчера победила, - ее лицо сияет от гордости.

- Я забила победный гол, мамочка! Как бы я хотела, чтобы ты это видела! Я так здорово ударила по мячу, что он пролетел мимо головы вратаря! - я улыбаюсь ей и касаюсь пальцем кончика ее носа.

- Уверена, тренер Хейл была на седьмом небе от счастья, - говорю я, ухмыляясь. Ее губы повторяют мою кривоватую улыбку.

- Когда все закончилось, тетя Роуз угостила нас всех мороженым, но мне она дала на одну порцию больше, чем остальным девочкам!

Я делаю глубокий вдох. Роуз балует ее. Они все это делают. Но как тут удержаться?! Помимо внешности, Элизабет унаследовала еще и обаяние своего отца, которое покоряет всех и заставляет ее обожать.

А еще в ней есть тяга к соревнованиям.

- Есть вещи важнее выигрыша. И ты знаешь это, не так ли, Элли? Гораздо важнее, чем оказаться на вершине.

Между ее бровей образуется маленькая складка.

- На вершине чего, мама?

Я спокойно смотрю на нее.

- Не важно, любимая. Я так тобой горжусь. Мне бы тоже очень хотелось быть там, с тобой.

Она хмурится.

- Мамочка, ты возвращаешься в Нью-Йорк?

По-прежнему удерживая ее на руках, я снова сажусь на кровать. Может быть, физически Элли и не выросла за эту неделю, но для своего возраста она очень смышленая и любознательная. Ей всего шесть, но совсем скоро она начнет задавать разные вопросы, и я понятия не имею, как буду на них отвечать.

- Элли, маме придется вернуться в Нью-Йорк в конце недели.

Она опускает свой взгляд, и я вижу, как дрожит ее губа. Это пронзает меня насквозь.

Я поднимаю за подбородок ее лицо, чтобы заглянуть в ее бездонные задумчивые глаза.

- Элли, это ненадолго. Обещаю. И я буду звонить тебе каждый день, как и в этот раз. И мы сможем видеть друг друга через телефон и планшет. Как только мамочка разберется со всем, она вернется, и нам не придется больше разлучаться. А пока о тебе позаботятся бабушка, тетя Элис и тетя Роуз, они будут играть с тобой, и тебе будет так весело, что не успеешь соскучиться.

На моих последних словах она поднимает на меня глаза, все еще хмурясь.

- Мама, конечно, я буду по тебе скучать. Ты же моя мамочка. И никто не позаботится обо мне лучше тебя.

Я со всей силой прижимаю ее к себе.

- Я так сильно люблю тебя, Элли. И всегда буду о тебе заботиться.


῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Несколько часов я провожу в лондонском офисе, занимаясь делами. Майкл звонит узнать, как я добралась. Мы разговариваем только о делах, которые складываются сегодня как нельзя лучше. Мне надо отвлечься и на время забыть о том, что через несколько дней ждет меня в Нью-Йорке. Кроме того, в разговоре с Майклом мы никогда не касаемся личных тем.

Он, как, впрочем, и никто на работе, не знает, что у меня есть дочь. Когда мы познакомились пару лет назад, нас объединял только бизнес, временами разбавляемый сексом, не имеющим никакого отношения к нашей личной жизни. В Лондоне у меня есть квартира, которая считается моим официальным местом жительства. Он знает, что моя семья живет в пригороде, но понятия не имеет, где конкретно, и ему нет до этого никакого дела, что меня абсолютно устраивает.

Я общаюсь смс-сообщениями с Роуз, и мы договариваемся, что встретимся вечером у меня дома.

Когда я прихожу домой, Роуз с Элли играют в футбол на заднем дворе. Элис уже дома, и они с мамой следят за игрой, сидя на крыльце. Мама смеется, выкрикивая наставления Элли.

Элли бежит ко мне, и я, будучи в юбке и на каблуках, опускаюсь на колени прямо на траву и крепко обнимаю ее. Она пересказывает мне, что произошло за день. Сегодня - начало летних каникул, теперь будет время наиграться. После чего наступает очередь обниматься с Роуз.

- Как все прошло? – спрашивает она, когда Элли начинает поочередно каждым коленом мастерски отбивать мяч.

- Не совсем так, как я планировала, но… небезнадежно, - хмыкнула я.

Я не стану рассказывать ей об инциденте в туалетной комнате; она бы расценила это как слабость, как абсолютную неспособность сопротивляться ему.

Роуз пристально смотрит на меня и тяжело вздыхает.

Мама, Элис и Роуз знают, для чего я ездила в Америку. Элли растет без отца, потому что Эдвард поставил свои политические амбиции превыше всего, к тому же он мне лгал. Сейчас он собирается баллотироваться в Сенат, и я знаю, какой его шаг будет следующим. Все это время я наблюдала за тем, как вся его жизнь и карьера развивались по заранее спланированному сценарию, а в это время моя дочь росла без отца.

Пусть маме с Элис не очень-то нравятся мои поступки, но они держат свое мнение при себе или скрывают его за шутками и насмешками. Роуз же весьма многословно выражает свое разочарование. Но она - моя лучшая подруга и всегда ею будет. Она постоянно со мной. И когда моя жизнь полетела под откос, когда я почувствовала себя потерянной, она была рядом. Она - моя семья, как и мама, Элис и Элли.

Она тянет меня за руку и ведет туда, где Элли нас не услышит.

- Что все это значит?

- Это значит, что я струсила.

- Так ты не сказала ему, что у него есть дочь?

Я отрицательно качаю головой.

Роуз вздыхает с облегчением.

- Белла, может, это и к лучшему. Кто знает, как бы он отреагировал.

- Нет, Роуз, - обрываю я ее. – Я все еще собираюсь сказать ему. И даже больше – Майкл хочет, чтобы я написала для журнала статью об этом конгрессмене.

- Ты хочешь сообщить в журнале, что у вас с Эдвардом есть общий ребенок? Это такой способ все ему рассказать? – с недоверием шипит она.

- Нет! Конечно, нет! Но он не знает об этом, - я злобно улыбаюсь. – Я расскажу ему об Элли, после чего он решит, что я буду использовать это в статье. И тогда он уйдет в отставку, чтобы избежать скандала.

Роуз смотрит на меня в упор.

- Белла, это абсолютно не имеет никакого смысла.

Я вздыхаю и опускаю глаза.

- Белла, а что если он захочет быть частью ее жизни, пусть даже напоказ? Ты понимаешь, что станет с вами, а?

Я резко поднимаю голову.

- Нет, - я отчаянно мотаю головой. – Нет, не захочет. Его волнует только его политическая карьера. Он захочет сохранить все в секрете и поэтому выйдет из борьбы за сенаторское кресло только, чтобы это не было предано огласке.

Роуз тоже отрицательно качает головой.

- Белла, я не понимаю, какой в этом смысл сейчас, семь лет спустя. Да, он причинил тебе боль, но ты справилась с ней и прекрасно обходишься без него. Просто отпусти и забудь. Или это то… чего ты не можешь забыть?

Мои ноздри раздуваются.

- Смысл всего этого, Роуз, в том, что он не имеет права идти по жизни все выше и выше, будучи счастливым, что сбываются все его мечты, в то время как моя дочь растет без него!

- Так ты хочешь, чтобы он стал частью жизни Элли?

- Нет!

- Тогда что? Чего ты хочешь? Я просто не понимаю, Белла. Элли не только твоя дочь, - подчеркивает Роуз. – Она и его дочь тоже, и он - очень могущественный человек! Если он захочет заполучить ее, неважно, из-за временно нахлынувших на него отцовских чувств или просто ради пиара, все это обернется для тебя кошмаром!

- Уверяю тебя, она ему не будет нужна – ни ради пиара, ни в качестве дочери – и, слава богу, потому что в жизни Элли нет места такому человеку, как он. Но так не должно быть, что он получает все, что только пожелает, а Элли при этом растет без отца.

Я не смогла убедить Роуз, хотя и знала, что сделать это будет непросто. У нас с ней уже был подобный разговор, когда я рассказала ей о своих намерениях. Она, как и я, хочет, чтобы Эдвард не касался жизни Элли. Но если я убеждена в его бессердечности и в том, что он просто тихо уйдет, чтобы избежать скандала, то Роуз боится, что он будет использовать ее в своих интересах. Однако Роуз кое-чего не знает: Элли нет места в Наследии Калленов, того самого, о котором он рассказывал мне в те выходные семь лет назад; того самого, которое было тщательнейшим образом спланировано.

Этот наш разговор приобретает слегка напряженный оттенок, но после совместного ужина, в конце концов, все приходит в норму, и между нами с Роуз все снова нормализуется. По-другому и быть не может, ведь мы слишком много пережили вместе. Я переодеваюсь, и мы все вместе отправляемся на задний двор играть с Элли в футбол.

У меня выдалась замечательная неделя, которую я могу провести с моей дочерью, с моей семьей. По утрам я в основном нахожусь в лондонском офисе, но по возвращению домой играю в футбол с дочкой и Роуз, помогаю маме и Элис с ужином, подолгу гуляю с Элли. Во время таких прогулок мы доходим с ней аж до небольшого пляжа в Old Leigh, где ищем маленькие раковины и гладкие камушки для ее аквариума. Мы ходим на пирс развлечений в Southend, катаемся на «американских горках» и объедаемся сахарной ватой до такой степени, что даже губы и язык Элли становятся синими. В среду и четверг я беру работу на дом, и мы все время проводим вместе. Все почти идеально…

… пока в пятницу поздно вечером мне не звонит Майкл.

- Все хорошо? - спрашивает он.

- Да, Майкл. Все прекрасно.

- Ну что ж, хорошо. Изабелла, я знаю, ты не собиралась возвращаться в Нью-Йорк до понедельника, но мне нужно, чтобы ты приехала туда на день раньше.

- Почему? – быстро спрашиваю я. – В нью-йоркском офисе не было проблем, Майкл. Я постоянно на связи с Анджелой и Беном, и…

- Я не об этом переживаю, Изабелла. Я знаю, что у тебя все под контролем. Но сегодня мне звонил конгрессмен Каллен. Он сказал, что сможет выделить время для статьи в ERA только на следующей неделе.

- На следующей неделе? – произношу я сдавленным голосом, закрыв глаза и глубоко вдохнув через нос. – Хорошо, я внесу изменения в свое расписание на следующую неделю и позвоню фотографу, чтобы он был готов выехать в воскресение вечером, но мне нужно знать, где состоится наша встреча с конгрессменом.

- Изабелла, конгрессмен хочет убедиться, что у вас одинаковое понимание ситуации. Думаю, подойдет воскресенье, первая половина дня.

- Встреча? – повторяю я сквозь стиснутые зубы, едва сдерживая свою ярость. – Не вижу в этом никакой необходимости.

- Он говорит, что хочет установить некоторые правила.

- Правила, - снова процеживаю я.

Он хочет контролировать меня. Он, должно быть, сходит с ума, гадая, что же я задумала.

Чертов придурок.

- Майкл, а ты будешь на этой встрече?

- Да, если хочешь. Я смогу немного переиграть свои планы.

- Да, я была бы тебе очень признательна.

- Изабелла, дорогая, ты что, боишься встречаться с конгрессменом наедине? – усмехается Майкл.

- Нет, Майкл. Я вообще не боюсь этого конгрессмена. Я просто хочу, чтобы, когда он будет устанавливать свои правила, ты был рядом, чтобы не возникло никакого недопонимания, - при встрече Эдвард поймет, что его правила ему не помогут. – Я позвоню Анджеле, чтобы она связалась с его сотрудниками.

- Вот и молодец, - говорит Майкл, явно улыбаясь.

Я кладу трубку и еще долго смотрю на свой телефон, зажатый в дрожащей руке. Все те нежные и добрые чувства, которыми я жила последние несколько дней, начинают медленно испаряться.

Мне придется столкнуться с Эдвардом раньше, чем я думала, и, судя по всему, он не собирается с легкостью сдаваться. Но я готова к этому, я готова к нему - выбора нет.




Перевод: semol
Редакция: OVMka
Литературный редактор: mened